Во внеконкурсную программу «Рудника» вошли семь дебютных фильмов режиссеров Поволжья — их можно будет посмотреть на острове Свияжск с 16 по 20 августа. По этому поводу журналист интернет-издания «Инде» Алмаз Загрутдинов рассказывает о том, как развивалось кино в Татарстане.

Кино в Казани появляется практически одновременно со всем миром: первый кинопоказ прошел в Казани 1897 году — через год после первого российского киносеанса, через два после показа братьев Люмьер в Париже. А уже в 1898 году состоялись первые местные съемки. Под прицел киноаппарата «Синематограф» Люмьеров попал сцена выхода актеров Городского театра после репетиции спектакля «Трильби» по роману Джорджа Дюморье (в кадре мелькает молодой Василий Качалов). С этого времени собственные хроникальные съемки станут обычной практикой. На пленке фиксируются городские праздники («Казань во время масленицы. Виды и типы», «Васильево. Детский праздник»), военные парады, соревнования («Услон. Гонки на Яликах») и памятные события (открытие Романовского моста через Волгу, полет казанского летчика Александра Васильева). Кроме того, в 1918 году взятие Казани большевиками запечатлел оператор Эдуард Тиссэ, впоследствии работавший с Сергеем Эйзенштейном.

В 1927 году в Татарстане был снят первый полнометражный игровой фильм — «Булат батыр». Фильм продвигался в местных газетах как «грандиозный исторический боевик из эпохи пугачевщины». Кино в духе времени демонстрировало страдания трудового народа под гнетом царизма, иллюстрацией которого стали сцены с карательными отрядами и насильственной христианизацией татар. Условность сюжета компенсировалась конкретностью места: съемки проходили в деревянной Старо-Татарской слободе, на Арском поле и у стен казанского Кремля — до сих пор «Булат батыр» остается важным визуальным источником старой Казани.

В 1929 году казанское кинопроизводство уходит в акционерное общество «Востоккино», которое объединяло Казахстан, Крым, Башкирию и другие национальные регионы. В первый год работы на долю татарского отделения выпало производство двух картин — сатирической комедии «Комета» о мулле, за деньги обещавшим предотвратить конец света (фильм не сохранился), и документальная лента «Татарстан. Страна четырех рек», приуроченная к 10-летию ТАССР.

В 1932 году на базе производственной мастерской татарского отделения «Востоккино» была организована «Союзкинохриника», которая станет основой будущей Казанской студии кинохроники. Главной обязанностью студии становится выпуск киножурналов «Татарстан», «Межреспубликанский киножурнал» и «Дружба народов». Если до войны темами сюжетов становятся съезды трактористов, сцены университетской жизни и этнографические зарисовки, то после добавляются нефтедобытчики и успехи завода Камаз. Художественные фильмы не создаются вовсе, поэтому к новейшему времени Казань подходит без собственной кинематографической традиции. Вместе с тем 1990-е с мечтой о самостоятельности, помноженные на нефтяное благополучие 2000-х, поражают уверенность в необходимости «национального татарского кино», но впрочем точного его определения, кажется, до сих пор никто не знает.

Первый татарский фильм новейшего времени — «Куктау» Ильдара Ягафарова (2004). Главный герой — татарский мальчик-сирота, которого вот-вот усыновит американская семья, но такая перспектива тяготит его и он решает найти биологическую мать. У Ягафарова проблема отцов и детей неизменно переносится на национальную почву и расширяется до масштаба потери и поиска собственной идентичности. Ярче всего озвученный мотив звучит в коротком метре «Югалту», где главный герой — успешный московский пианист — узнает о пропаже отца, возвращается в родную деревню и встречается со своими братьями, которые обвиняют героя в том, что тот забыл родню и корни. В эстетике Ягафарова, прослеживаются общие места всех режиссеров, снимающих на ниве «татарского кино»: беспокойство о нации, фокус на семье, особая роль матери (а шире — женщины, обеспечивающие генетическую связь с предками). Формулирование идеальной татарской идентичности — задача номер один для всех местных режиссеров, и именно этот поиск сегодня определяет основные черты татарстанского кино. При этом оно, отталкиваясь от идеалов советского массового кинематографа, идеи искусства, как школьного воспитателя, и вооружившись постулатом «кино может быть только народным», говорить со зрителями патетично, порой с истеричными интонациями — рассуждать о национальном во все более глобализирующемся мире без лозунгов и слез не удалось еще, кажется, ни одному местному режиссеру.

Такое кино не терпит камерности и доверительного тона: оно всегда обращается ко всем сразу и никогда — к конкретному зрителю. Большой масштаб требует эпической оболочки и архетипических деталей: земля, родина, мать. Землю и родину, как правило, олицетворяет деревня — действие многих картин проходит именно там («Айсылу», «Неотосланные письма», «Бибинур»). В отличие от повально русифицированного и испорченного города, в деревне, по версии кинематографистов, живут настоящие татары: они пьют чай, любят маму и не ругаются матом. Вместе с тем подобное почвенничество не отменяет условности места действия — оно никак не привязано к географии, а значит может происходить где-угодно. Для сравнения якутские фильмы, «Чайка» Эллы Манжеевой или «Теснота» Кантимира Благова укоренены в регионе своего происхождения, что, как минимум, добавляет правдоподобия. В случае с Казанью в этом смысле лучшим фильмом до сих пор остается немой «Булат батыр».

Деревня — прямая метафора родной земли, а где родина — там мать. В татарстанском кинематографе очевиден гендерный перевес: в абсолютном большинстве татарских фильмов центр сюжетного конфликта — женщина. Она — фигура эпического масштаба, бронзовый блеск которой заметен из космоса. В «Куктау» мальчик ищет мать, чтобы найти себя; в «Бибинур», главная героиня — татарская бабушка, увидевшая во сне скорую смерть и решившая привести в порядок дела своих детей, которые предстают «плохими татарами», не ценящими мать и забывающими язык. В откровенно неудачной «Дилемме» (2009) культ женщины доходит до абсурда: героиня вдруг вспоминает прошлую жизнь, в которой она была булгарской царицей. В «Айсылу» «женскую» тему видим в жанре мыльной оперы: девушка-инвалид из татарской деревни едет покорять столичную сцену. В «Неотосланных письмах», снятых по роману-бестселлеру татарского писателя Аделя Кутуя, на уровне сюжета заложено абсолютное превосходство главной героини: ей удается воспитывать детей, строить карьеру, спасать людей и влюблять в себя всех окружающих. Иногда такой культ приводит к спорным выводам — так, из короткометражного байопика «Рудольф Нуриев. Рудик» (реж. Рабит Батулла) можно понять, что маленький мальчик стал великим танцором только потому что он татарин, и мысль убедительно подчеркивается судьбоносной ролью матери в его жизни.

Другое дело, что зацикленность на родной земле могла бы привести режиссеров к фольклору, но этот потенциал остается вне поля их зрения. Пожалуй, единственная заметная работа этого типа, если отбросить вариант «Сокровища О.К.» как абсолютное недоразумение, — короткий метр Алексея Барыкина «Сухая река» по сценарию казанского писателя Дениса Осокина (сценарист фильмов «Овсянки», «Ангелы революции»). Сейчас Барыкин снимает фильм «Юха», который должен стать хоррором по татарской мифологии.

Иногда проблема идентичности уходит в религиозную плоскость. Так, Алексей Барыкин снял комедию «Семейные хлопоты» о муках выбора имени для ребенка в межнациональной семье, Ильшат Рахимбай — притчу об отношениях имама и священника (проект «Поверь»), поисками Бога мучается герой фильма «Пустота» Павла Москвина, Юлия Захарова снимает фильм «Ханума» о школьнице в хиджабе, ставшей жертвой подростковой травли. Популярность мотива обусловлена гением места Казани, в которой привычны полинациональные школьные классы и смешанные браки, исламские праздники являются выходными, а азаны из минаретов чередуются с колокольным звоном православных храмов.

Отсутствие традиции заставляет режиссеров искать поддержку в других сферах искусства, поэтому в начале нулевых татарстанское кино проделало то же самое, что и мировое в начале XX века — попало под влияние театра. В том же «Куктау» одну из ролей сыграл нынешний главный режиссер Камаловского театра Фарид Бикчентаев. Актеры татарского театра были главными кадрами практически для всех полнометражных фильмов Татарстана и часто становились главным их слабым местом. Восхищение миром театра, а шире — сценой, проникает и в сюжет фильмов: героиня «Айсылу» уезжает покорять город своим дивным голосом, в короткометражке Ильшата Рахимбая «Не верю» главная героиня влюблена в актера Камаловского театра, муж героини «Неотосланных писем» — актер, который хочет, чтобы она тоже стала актрисой. Более того, сейчас в Татарстане идут съемки фильма «Мулла» по мотивам одноименной пьесы классика советской драматургии Туфана Миннуллина.

Самый важный маркер национального кино — это, безусловно, язык. Однако, режиссеры вместо живого языка улиц, привносят в фильм высокие образцы литературного татарского, из–за чего действие, еще более отрываясь от реальности, только консервируется в своей притчевости. Можно уверенно сказать, что в Казани фильм с адекватным нынешней реальности татарским языком все еще не снят. Кроме того, язык наделяется дополнительной смыслом — в самые драматичные моменты, характеризующие потерю себя, герои фильмов говорят на русском языке (как, например, муж главной героини из «Неотосланных писем»). Местные кинодеятели, оправдываясь, сетуют на опыт якутского кино, забывая, что там национальный язык в кино существует вне заранее заданных оценок, как обыденная часть жизни. Кино на якутском языке может быть и хоррором и мелодрамой, тогда как кино на татарском сейчас — обязательно притча о судьбе татар в новом мире.

Вместе с тем с каждым годом в Казани растет количество снимаемых фильмов. В этом году Казанский международный фестиваль мусульманского кино впервые собрал секцию татарстанского кино, куда вошли 10 фильмов. Кроме того активно снимают выпускники кинофакультета Казанского института культуры и просто любители. Новое поколение не держится за старые идеалы и уходит набираться сил в чистый жанр. Так, сейчас, к примеру, в Казани снимаются веб нуар-сериал на английском языке (проект Russian noir) и историческая комедия о Казанском ханстве («Караван-сарай»). Однако им, как и предыдущему поколению, придется искать ответы на те же вопросы и, возможно, отстаивать право на собственный художественный путь перед консервативной аудиторией «татарского кино», настроенной на восприятие лирических комедий и мелодрам. Ведь в самом деле даже жалко, что в Татарстане до сих пор никто не снял слэшер.

Алмаз Загрутдинов