Антимилитаризм и пацифизм — разъединить(,) нельзя соединить?
Корректно ли антимилитаризм приравнивать к пацифизму и считать пацифистскую позицию априори антимилитаристской, а любые другие — потворствующими милитаризму? Такова животрепещущая постановка проблемы. В связи с тем, что у меня в последнее время особенно обострились дискуссии с левыми, которые заявляют нечто подобное, считаю важным прояснить этот аспект и выявить в некотором роде лицемерие тех, кто заявляют, будто не являются противниками любой войны, но на деле придерживаются этой позиции — и причину, почему они так лицемерят.
Чтобы мы могли прояснить эту тонкость, стоит однозначно понимать, о чем идёт речь. Пацифизм — это противление любой войне. По словарному определению, «мировоззрение, основанное на осуждении всяческих войн, также основанное на этом мировоззрении антивоенное движение, участники которого отрицают всякие войны, в том числе национально-освободительные и революционные»[1]. Разумеется, что левые не могут быть, строго говоря, пацифистами, если они революционные левые. К примеру, КРАС-МАТ в комментарии к воззванию, опубликованному украинскими пацифистами указывает, что:
«Мы, анархо-синдикалисты, считаем себя не пацифистами, но антимилитаристами. Мы не разделяем иллюзий в добрую волю или способность государств или ООН быть носителем мира и гармонии. Однако в этот час крови, ненависти и угрозы разрастания военного пожара мы считаем необходимым выразить солидарность со всеми, кто не утратил разума и не желает убивать и умирать ради власти и прибыли господ и хозяев. Поэтому мы перевели и публикуем здесь заявление Украинского движения пацифистов, которое призывает к немедленному прекращению огня и мирному урегулированию конфликта. Оно было выпущено по итогам встречи по случаю Международного дня мира 21 сентября 2022 г.»[2]
Иными словами, КРАС-МАТ, несмотря на свою явно пацифистскую риторику («не поддерживайте войну»), готова её поддерживать, если это революционная война. В понимании КРАС-МАТ и прочих левых с подобной позицией, такова справедливая война. Всякая прочая война несправедлива.
Однако, когда левые адепты такого «антимилитаризма» выдвигают тезис, что нужно любой ценой противостоять войне, они склонны использовать риторику «классовости» только в качестве лозунга. Ибо анархо-синдикалисты — это люди не слова, а дела, и так было всегда. Они организовывали рабочих, и им всегда было что противопоставить буржуазной войне. Современным якобы антивоенным якобы синдикалистам противопоставить войне нечего, поэтому лозунги, подобные «никакой войны, кроме классовой», являются просто пустышкой и навешиваются на явно пацифистскую риторику — от пацифистов, в отличие от революционных анархо-синдикалистов, как раз требуется пассивность, либо ненасильственное сопротивление и пропаганда. Это то, чем и занимаются такие организации и их последователи.
Я, конечно, называю подобные объединения «псевдопацифистскими». Строго говоря, они, конечно, «пацифистские», хотя совершенно не в том смысле, который вкладывается в это понятие. Мало того, что ранее я писала довольно много, почему такой «пацифизм» на самом деле односторонний и ведёт к войне, а не её прекращению, следует сказать, что такие «пацифисты» боятся, наконец, признаться в своём ненасильственном подходе и отцепиться, наконец, от анархо-синдикалистской тенденции. Иначе говоря, будучи непоследовательными в своих словах и действиях, они не могут никуда прибиться, и болтаются, как буй в океане, сбивая с толку заблудившихся.
Хотя очевидно, что анархисты являются пацифистами лишь в меньшинстве своём, и это отражено в том числе у анархо-синдикалистов, постулируется, что «противление войне» — это основная анархическая деятельность. Безусловно, сторонники справедливой войны всегда будут сопротивляться войне несправедливой. Равно как и пацифисты — любой войне. Но на вряд ли такие революционные левые будут в одной лодке сидеть с теми, кто призывает в принципе не воевать. Однако, по логике, лишь тот, кто сопротивляется любой войне — подлинный антимилитарист.
Ущербность этого аргумента легко понять даже самому неподготовленному уму. В конце концов, будь действительно так, любые представители левого движения возмутились бы такой постановке вопроса. Для них было бы глупостью считать, что они поддерживают милитаризм только тем фактом, что готовы поднять оружие. В конце концов, для них существует явно веская причина это сделать.
И мы тем самым тоже понимаем, что есть определённые причины поднять оружие. Но у нас есть и другие критерии того, что считать справедливой войной, потому что, в отличие от экономических детерминистов и прочих левых сектантов, мы не считаем, что жизнь человека ограничена станком или офисным креслом. Человек — это микрокосм, который несёт в себе определённую культуру. И право на самозащиту есть не просто у рабочего, но в целом у личности. И поэтому когда личность встаёт на защиту себя и тех, кто ей дорог, когда личность защищает автономию культурной общности, к которой принадлежит, это тоже справедливая освободительная война. И когда мы отстаиваем право народов на самозащиту, мы опираемся на такую же в основе своей вескую причину поднять оружие, как и на причину, побуждающую рабочих защищать революцию с оружием в руках. Иногда национально-освободительная борьба сопровождается революцией, как у курдов. Иногда нет, как у украинцев. Очевидно, что тем самым мы не постулируем, будто любим войну и хотим насилия. В нашем долгосрочном анархическом идеале мир не должны сотрясать войны.
Однако и в том, и в другом случае адепты «антимилитаризма» склонны говорить лишь о том, что ведётся война между рабочими, что она несправедлива, и потому нужно напирать исключительно на революционную альтернативу. И, как было сказано ранее, ничего не делают для того, чтобы эта альтернатива возникла на практике. Они полагают рабочих отчуждёнными массами, где каждый представитель трудящегося класса не обладает личностными характеристиками — совестью и способностью принимать решения. Если всё, что делает рабочий, любое решение, которое он принимает, без учёта его личных убеждений, по умолчанию верно, то, стало быть, таким революционерам стоило бы призывать не сопротивляться фашистам и нацистам, когда те поднимают голову. В конце концов, их социальная база, как и у социалистов — именно рабочие.
Разумеется, полная глупость. Если рабочие идут вместе с нацистами в ногу, нацисты от этого не становятся революционным авангардом. Скорее, наоборот, мы полагаем всех, к ним присоединившихся, партийными функционерами и нацистами. И, вопреки заверениям российского истеблишмента, нацизм здесь определяется не одними символами, а реальной дискриминационной политикой, реальным геноцидом, реальной оккупацией.
Это не значит, что не нужно стремиться превращать национально-освободительную войну в революционную. Логично предположить, что рабочие все разные. Они могут быть как коммунистами, так и нацистами. И поэтому не всякая национальная свобода от иностранного гнёта обязательно соответствует нашим целям. В конце концов, рады ли мы будем, если по результатам такой национально-освободительной войны к власти в результате придут люди, которые сами не прочь учинить захватническую войну? Разумеется, нет. Но власть — это, так или иначе, отражение общества. И если общество не заражено идеями шовинизма и национального превосходства, такая власть не продержится сколь-нибудь долго, поскольку общество быстро свергнет такую власть. И наоборот, для становления фашистской власти война может и не потребоваться: достаточно накачивать общество милитаристской пропагандой и идеей превосходства перед прочими нациями, готовить к войне.
Иными словами, хотя первостепенно всегда превращать национально-освободительную войну в революционную, стоит помнить, что такое превращение успешно возможно, когда у главной угрозы, у интервента происходит аналогичная ситуация. В противном случае сопротивление будет продолжаться, даже если сам сопротивляющийся народ встанет на путь революционных преобразований, как происходит с курдами, воюющих с турками. Подлинная революция никогда не вступит в полноценную фазу, если есть фактор, который ей не способствует, фактор нескончаемого насилия. Поэтому если и мечтать по-крупному, то всегда нужно помнить, что революционные преобразования никогда не являются односторонними.
Именно по этой причине я всегда упоминаю о лицемерии тех же анархо-путинистов, когда они говорят о том, как хотят революционизировать украинский пролетариат, не прикладывая вообще никаких усилий для революционизации российского по той причине, что там нет фронта и активной фазы восстания. Этому фронту и неоткуда будет взяться. Более того, такая революционизация невозможна, потому что адепты анархо-путинизма не мыслят утопически в отношении самого главного фактора, сделавшего возможным эту войну. Они не стремятся к построению деколонизаторского и регионалистского проекта в России и мыслят о стране как о монолите. И пока эти горе-революционеры будут считать себя «российскими» (то есть, «имперскими»), слышать о какой-либо революционности из их уст не просто не возникает желания, но и совершенно не имеет смысла.
К сожалению, доносить что-либо сектантам, конечно, бесполезно. В конце концов, когда анархо-синдикалисты, которые никогда не организовывали рабочий класс, говорят об интересах рабочих, это примерно то же самое, как если бы дилетант учил опытного пилота управлять самолётом на основании своих знаний, полученных в ходе игры в симулятор на компьютере. Очевидно, реальность отличается от картинки. Но сталкиваться с реальностью якобы революционеры совершенно не желают.
Ссылки:
[1] https://ru.m.wiktionary.org/wiki/%D0%BF%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%84%D0%B8%D0%B7%D0%BC
