2 июля 2022-го

Сегодня поймала себя на мысли, что я, кажется, совсем не опасаюсь тюремного заключения. Если раньше я осознавала, что меня скорее всего могут посадить в тюрьму (и, справедливости ради, какое-то время я действительно находилась под наблюдением российских спецслужб), и опасалась этого, то сейчас, мне кажется, я практически без какой-либо задней мысли допускаю, что ко мне могут ворваться силовики, закинуть в застенки и сшить какое-нибудь очередное дельце, но при этом у меня не возникает чувства тревоги по этому поводу.

Сидеть в тюрьме в фашистском государстве, будучи при этом антифашистом — это, наверное, даже почётно. Во-первых, это даёт понять, что ты представляешь для этого государства угрозу, и оно действительно готово тратить деньги на то, чтобы преследовать лично тебя, а, во-вторых, это в какой-то степени снимает с тебя грех тех деяний, которое это государство совершило от твоего имени. В самом деле, насколько может быть почётно для подлинного антифашиста узнать, что страна, которую уже на международном уровне признают страной-террористом, готова закинуть его в тюрьму по какой-нибудь тяжкой статье. Видимо, есть все основания полагать, что если государство-террорист может в целом законопослушного гражданина поместить в тюрьму просто из–за принадлежности к «идеологически враждебной группе», то этот законопослушный гражданин — самый настоящий антитеррорист. Фашистское российское государство не допускает существование тех, кто способен оказать ему отпор даже на таком уровне — уровне взглядов и убеждений, ведь в самом деле, что для России опасно? Только крамольные, революционные, подлинно антифашистские мысли, поступки и слова. Это элемент признания.

Уже не стоит вопрос о том, сменится ли власть в России на другую (путём свержения, очевидно). Вопрос уже лежит в плоскости того, что будет при новой, антифашистской власти: где окажутся те, кто был Zа, что насчёт тех, кто был против? В новую историческую эпоху, в какую войдёт Россия, одной из насущных проблем станет вопрос переосмысления фашистского прошлого — вопрос, который застал в своё время нацистскую Германию. И равно как после поражения нацистской Германии начались длительные судебные процессы, в которых пытались, так или иначе, найти всех причастных к трагедии второй мировой, перед каждым немцем тех лет дамокловым мечом нависла ответственность — та самая гражданская ответственность, важность которой осознаёшь только тогда, когда находишься в очевидно безвыходном положении осужденного. И всё же, насколько мы знаем, не всякий немец тех лет был нацистом: мы знаем множество примеров тех, кто сопротивлялся нацизму внутри Германии и либо сидел в тюрьме, либо был убит. Мы превознесли этих людей как героев. Зная прекрасно, что страна, в которой они живут, буквально истребляет оппозицию, они не боялись иметь своё мнение — честное, доброе и возвышенное мнение, которое они доносили до людей, как могли. Было множество и тех, кто поступал ещё более геройски, пытаясь не просто высказываться, но и активно противостоять государству, занимаясь партизанской борьбой и помощью уязвимым группам населения. Не будь этих людей, Германия никогда бы не стала свободной страной, ведь именно те, кто имел антифашистскую позицию, стали впоследствии локомотивом политических изменений.

Не стоит полагать, что Россия в этом смысле исключение. Равно как и в нацистской Германии, правительство преследует неугодных и старается их запугать. Я не хочу, чтобы это фашистское лживое и подлое государство победило в борьбе против сил справедливости и добра, против сил солидарности и идей равенства. Ведь самое опасное оружие в войне против фашизма — это непоколебимая совесть. Да, антифашист сидит в тюрьме, но он не должен считать себя виноватым в этом. Террористическое государство держит тех, кто ему сопротивляется, в заложниках, и питается их немощью. Если забиться в угол и признать себя жертвой, это даст террористам ещё больше сил и уверенности в том, что они могут творить любое зло и что никакая другая сила не будет способна противостоять этому.

Это, конечно, не значит, что надо стремиться попасть в тюрьму (например, в целях получить потом снисхождение — судить все равно будут по деяниям, а не по словам). Если есть возможность, нужно бороться как можно более тихо и бороться так долго, насколько позволяют возможности. В конце концов, нет большего разочарования для страны-террориста осознать, что её методы устрашения не работают и, более того, оказывают ещё более мобилизующий эффект на общество: чем более громко заявляют о своём мужестве те, кого пытались задавить сапогом, тем всё более очевидно для остальных людей, на чьей стороне правда. Поэтому, пожалуй, я не боюсь преследования, даже если оно меня настигнет. Куда хуже потом размышлять о том, что когда была возможность заявить о своём несогласии, ты сидел и молча наблюдал, как разрушается мир.