8 декабря 2022-го

Вопрос, который я хочу выделить в отдельную заметку, отчасти связан как с темой войны, так и с темой интеллектуального снобизма, которым иногда грешит интеллигенция, а именно: можно ли назвать людей, поступающих бессовестно, теми, у кого есть человеческое достоинство, или же они сведены к статусу животных, а значит, и недостойных.

В заметке, которую я писала четыре года назад (1 июня 2018 года), я указала прагматическое обоснование того, почему менее осознанных или вообще неосознанных людей не стоит именовать «скотом», «быдлом» и прочими аналогами:

«[Х]очу сказать пару слов о тенденции, которая прививает людям отторжение к анархизму, и от которой всем активным анархистам следовало бы избавиться прямо сейчас.

Речь пойдет о ругательствах в адрес людей, не знающих ничего об анархизме. Таких принято называть «быдлом», подчёркивая их статус «послушных тупых зверушек».

Следует сразу сказать, что ругательства в адрес народа по типу «быдло», «люмпен-пролетарии», «унтерменьши», «Шариковы» свойственны либеральной и окололиберальной тусовк[ам], которые весьма богаты на выражения, высказывающие недовольство по поводу неосведомленности основной части населения по определенному ряду вопросов. Либералы (преимущественно из страх СНГ) выстроили себе имя на этих обидных и необоснованных обзывательствах, всеми силами показывая, что они-то интеллигенты, если позволяют себе судить о других. На деле же их имя ничего не стоит, поскольку за пределами интернета их практически не видно, они неактивны в большей части случаев, либо активны лишь тогда, когда они требуются широко распиаренному «пастуху» для продвижения его повестки в массы. Однако даже она редко находит поддержку, поскольку любой адекватный окололиберальный оппозиционер, завидев в сети очередное «вы быдло, а мы крутые чуваки», уходит восвояси.

Анархисты, использующие подобные ругательства, совершают две грубейшие ошибки. Во-первых, они вешают ярлык даже не на отдельных личностей, а на всё общество, с которым им же впоследствии и работать, а, во-вторых, продвигают элитарные тенденции в эгалитарное движение, называя всех тех, кто не знает про анархизм, быдлом и неучами. При этом забывают, что во многом это незнание — результат их же бездействия, и сами они когда-то не знали про анархизм тоже или знали, но заблуждались в каких-то вещах.

Современным анархистам не стоит перенимать опыт либералов в этой области. Да, кажется, что либералы многочисленны, и поэтому для привлечения людей нужны такие методы. Но здесь следует понять две вещи. Нужны ли вам такие последователи, которые могут только сидеть на диване, зная про анархизм только то, что его разработал Прудон, Бакунин и Кропоткин? Как много последователей вы найдете, используя элитарные методы деления на «быдло» и «высокоинтеллектуалов», и помогут ли они вам? Логично, что на два эти вопроса вы ответили: «Нет». Зачем же тогда уподобляться?

Для того чтобы перенять массы в движ[ение], анархистам нужно помногу изучать теорию. И не только из анархической области, но также из других, повышать общую эрудированность и политическую грамотность. Только так можно найти последователей, которые принесут значимую пользу для анархизма».

Во многом здесь была критика называть «быдлом» совокупность, оскорблять целый народ во всём его многообразии, ссылаясь на какие-то свои субъективные представления. Но что можно сказать о тенденции называть «быдлом» или «скотом» отдельных представителей общества, которые по каким-то причинам не попадают под высокоморальные критерии анархизма? Здесь моей заметки явно не хватит, потому как в моём возражении: «Они вешают ярлык даже не на отдельных личностей, а на всё общество, с которым им же впоследствии и работать» — видится оправдание называть ярлыками отдельных людей (опустим, что они личности — это ещё не факт).

Тут-то и стоит раскрыть философский аспект этого вопроса.

Я хочу сейчас опустить тот факт, что называть кого бы то ни было быдлом или скотом — это спесишизм, потому как для многих людей вредоностность спесишизма надо доказывать отдельно, а мне это совершенно не хочется делать, потому что моё собственное отношение к животным далеко от этичного, и я не хочу показаться ханжой (хотя, как по мне, анархист должен понимать, если таким приёмом пользуется анархист, в чём иерархичность спесишизма и антропоцентризма). Мы зайдём с общепринятой позиции, что «относящееся к животному = плохое», и я попробую обосновать опасность такого восприятия для человека в частности, к которому ярлык применяется, и для общества, которое такой ярлык навешивает (или позволяет навешивать).

Я полагаю, что когда люди используют ярлык «скот» по отношению к какому-то человеку или группе лиц, они его дегуманизируют: когда хуту называли тутси «тараканами» во время подготовки геноцида в Руанде, они по сути использовали дегуманизирующий эффект этого слова — если они «тараканы» или «скоты», то они не люди, и прав у них человеческих быть не может. Такого рода подход весьма вреден, если вашей целью служит эгалитарное общество, и аргументировать его тем, что вы пытаетесь пристыдить людей, или что они уже «дегуманизированы» обстоятельствами, а потому вы просто констатируете очевидное — это явно не позитивное направление мотивации, а скорее демотивация человека, которого вы пытаетесь наставить. В конце концов, если много раз называть человека свиньей, он действительно начнёт хрюкать, и даже если он, очевидно, ведёт себя, как свинья, и повадки у него «свиные» — это ещё не означает, что перед вами в самом деле свинья в человеческом облике, скорее, это представитель вашего вида, который, вероятно, несколько потерял жизненные ориентиры.

Упавшего человека всегда можно поднять, но ему надо указать, что он станет при этом не «очеловеченной свиньёй», как стоит ожидать, а что он был и будет человеком, однако для того чтобы подняться, он должен сам захотеть этого. Иначе говоря, он должен захотеть воспользоваться всеми данными ему по праву рождения правами, в том числе правом иметь человеческое достоинство. И в этом есть некоторое различие между теми, кто считает, что достоинство надо заслужить и теми, кто считает, что оно есть у всех, но пользоваться им есть выбор: первая категория людей выступает в роли тех, кто даёт человеку право быть достойным, во втором случае человек сам берёт причитающееся ему право и говорит, что с ним должны считаться, как с человеком, если он осознаёт себя человеком.

Но это не значит, что любой назвавший себя человеком, автоматически пользуется человеческим достоинством, и это тоже стоит понимать отчётливо. Достоинство — категория морали. Мы можем поступать как морально, так и аморально, и если человек поступает преимущественно аморально, то, стало быть, он не считает себя достойным — ему нужна внешняя сила, которая будет направлять его, которая будет управлять им, и это не обязательно начальство или родители. Само начальство, сам капиталист, есть существо во многом недостойное, потому как для подпитки его достоинства нужна внешняя сила, т. е. осознание своего привилегированного положения, равно как и его подчинённые также не обладают ярко выраженным в праксисе достоинством, потому что позволяют собой управлять. Иначе говоря, ни начальник, ни подчинённые несамодостаточны, и во многом даже не из–за факта самой иерархии (тяжело жить по-анархически в полностью иерархическом обществе), а потому, что они не осознают своего положения и не пытаются возвыситься над ним: начальник всё так же стремится быть патерналистом, а рабочие всё так же боятся проявить спонтанность в работе.

Достоинство — это неотъемлемая часть любого человека, и никто не может отнять достоинство у другого. Мы можем осудить поступки людей, мы можем посчитать их аморальными (и недостойными людьми — они сами себя таковыми считают), но мы не можем свести человека к свинье или корове и «расчеловечить» только потому, что он сделал субъективный выбор не быть человеком. Ведь если бы мы делили всех на «людей» и на «скот», мы получили бы общество меритократов, в котором есть и «ведомые», и «ведущие», есть те, кто определяет моральные ориентиры и те, кого надо под них «подогнать» — ситуация, часто характерная для тоталитарных обществ.

Человек должен сам оказаться в условиях, где следование объективным моральным ориентирам станет для него более оправданным, чем следование субъективным — и когда эти два ориентира у него совпадут (тут вспоминается категорический императив Канта). Такой расклад — основа анархического постконвенционального общества. Если этого совпадения нет, то это результат дисгармонии в обществе, когда люди осознанно выбирают, выражаясь совсем по-экономически, стратегию «потравы» — моя сиюминутная выгода выше всех отсроченных потенциальных издержек. Но это тем не менее выбор. Никто не рождается сразу свиньёй, которая должна заслужить человеческого к себе отношения: даже к российским оккупантам украинская армия относится по-человечески, несмотря на их явно нечеловеческие поступки, потому как выбор человека не пользоваться человеческим достоинством совсем необязательно значит, что этого достоинства не существует, и другой человек (украинский военнослужащий), который не может делать выбор за этого человека (российский военнослужащий), обязан втоптать выбравшего быть недостойным в грязь. Скорее наоборот: такой человек, если он сам достойный и самодостаточный, должен показать привыкшему к «скотскому» образу жизни человеку, что ему совершенно необязательно хрюкать и ползать на четвереньках, условно говоря, что он, на самом деле, разумное прямоходящее существо — и он имеет право быть им и должен быть им, если желает обрести достоинство, в котором испытывает явный нехваток, находящий своё восполнение в институционализированных убийствах.

Когда транслируется такое понимание становления и тот факт, что люди — это люди, а не пресмыкающиеся и не скоты, это подрывает мощь тех, кому выгодно «разделять и властвовать» — если все угнетённые поймут, что значит быть людьми, они больше никогда не будут ведомыми, они станут субъектами, личностями. Но если этого не происходит, а люди выбирают не пользоваться человеческим достоинством, стало быть, они становятся в марксистско-ленинском смысле «массой» с однотипной серой моралью — и эта масса будет оставаться таковой, пока не произойдёт революция сознания, на которую способен каждый человек, а следовательно, каждый обладающий достоинством, и пока каждый отдельный компонент этой массы не начнёт от неё обособляться и осознавать себя право имеющим. Осознание себя право имеющим — это манифестация достоинства, а никакой скот на это по умолчанию не способен. Никакая корова никогда не скажет, что у неё есть права. Такое может сказать только человек, потому что он имеет достоинство и он находит в нём ценность для себя. Мы — люди. А значит, мы достойны.

Как писал Михаил Бакунин в эссе «Теория государства Руссо»:

«Вся человеческая мораль — и мы попытаемся далее доказать абсолютную истинность этого принципа, развитие и объяснение, а также самое широкое применение которого составляет настоящую тему данного очерка, — вся коллективная и индивидуальная мораль покоится в основном на уважении к человечеству. Что мы подразумеваем под уважением к человечеству? Мы имеем в виду признание человеческих прав и человеческого достоинства в каждом человеке, независимо от расы, цвета кожи, степени интеллектуального развития или даже нравственности. Но если этот человек глуп, злобен или презрителен, могу ли я уважать его? Конечно, если он таков, я не могу уважать его злодейство, его глупость и жестокость; они мне противны и вызывают мое негодование. Если понадобится, я приму против них самые решительные меры, вплоть до убийства, если у меня не будет другого способа защитить от него мою жизнь, мое право и все, что мне дорого и достойно. Но даже в разгар самой жестокой и ожесточенной, даже смертельной борьбы между нами я должен уважать его человеческий характер. От этого зависит мое личное достоинство как человека. Тем не менее, если он сам не признает это достоинство в других, должны ли мы признавать его в нем? Если он является своего рода свирепым зверем или, как иногда случается, хуже зверя, не будем ли мы, признавая его человечность, поддерживать простую фикцию? Нет, ибо какова бы ни была его нынешняя интеллектуальная и моральная деградация, если органически он не идиот и не сумасшедший — в этом случае с ним следует обращаться как с больным человеком, а не как с преступником, — если он полностью владеет своими чувствами и тем интеллектом, которым его наделила природа, его человечность, какими бы чудовищными ни были его отклонения, все же реально существует. Она существует как пожизненная потенциальная способность подняться до осознания своей человечности, даже если возможности радикального изменения социальных условий, сделавших его таким, какой он есть, невелики».