11 июня 2023-го

Это эссе я сделаю своеобразным обращением. Обращением к тем, кто не знаком с моим творчеством или уже знаком и кто при всём при этом сильно морщится, когда я говорю о будущем в контексте социального оптимизма, когда я выражаю надежду на позитивные изменения или когда я пишу о том, что народы, населяющие Россию, не просто должны обрести субъектность, а обязательно обретут её.

Таким людям я хочу адресовать этот текст. Я очень много читаю различных ресурсов, и во многих местах транслируется мнение, будто народ, осуществивший бойню такого масштаба, безнадёжен, и нет никакой нужды заботиться о его будущем. «Лишь бы закончилась эта война, а что там будет после с этими пропащими людьми — уже не наша забота», — это высказывание отзывается эхом в многочисленных блогах и находит огромное число последователей.

С одной стороны, мы можем понять эти настроения. А с другой стороны, такое безразличие — это глубокая бездна, куда сбрасывается надежда на мирное будущее. Ведь всё дело в том, что в такой логике нет по обыкновению никакого созидательного зерна. Умозаключение подобного толка строится на предположении, что те, кто это всё устроили, по природе своей дикари, и лишь оградив страну абстрактным рвом с крокодилами по периметру или колючей проволокой — кому что нравится — можно избавить весь цивилизованный мир от бед, способных прийти с этих нецивилизованных земель.

На деле же подобная логика совершенно ущербна. В ней не видно системности проблемы. В частности, ни один просвещённый европеец не замечает, как война стала повсеместным явлением во всём мире. Просто она идёт не в тех местах, где европеец зачастую обитает, то есть не в странах Европы, а где-то очень далеко и в очень бедных странах.

Стало быть, когда речь идёт о войне, европеец больше беспокоится о войне, которая может поколебать его сытную жизнь, но он редко задумается о войне как явлении. И он не увидит её, не узнает о ней, если о ней не будут трубить отовсюду.

Но война идёт везде. И у каждой войны есть свои предпосылки. Краем глаза люди замечают арабско-израильский конфликт, который длится много лет — и во многом даже здесь занимают позицию Израиля не потому, что в самом деле разобрались в сути ситуации, а лишь потому, что Израиль создал себе прекрасный имидж передовой богатой страны, в то время как те, кто против него борется, несут априори ярлык «террористов» и живут в каких-то нищих лачугах. Никто не пытается понять, почему эта борьба идёт с самого образования израильского государства, и правота проводимой политики здесь определяется не объективными обстоятельствами, но тем, какой образ рисуется в средствах массовой информации — именно на этих соображениях строится восприятие. И смешно, в связи с этим (и грустно!), читать, как украинцы негодуют и лютуют, когда видят, что есть ещё европейцы, которые поддерживают Россию в войне, хотя лично для меня в этом нет ничего удивительного. Так же, как многие «израилефилы», они руководствуются картинкой. Эта картинка, благо, рушится, благодаря широкому освещению войны с позиции в первую очередь пострадавших от неё, но факт состоит в том, что на второй год полномасштабного вторжения находятся те, кто видит в России не диктаторское и уже фактически фашистское государство, но лишь автократию, где внутри неё уже взращены альтернативные институты, и осталось только пригласить правильных людей к престолу, и те сразу превратят страну в оплот демократии (это не так, и такая программа не решает проблемы, назревшие в российском обществе, потому что не подвергает пересмотру идеологическую составляющую «русского мира»).

Или же, к примеру, война Турции против курдов. Что рядовой европеец слышал про неё? Ничего. Турция устраивает геноцид целого народа, отказывая ему в праве на самоопределение, у власти находится откровенный ирредентист, желающий построить великотурецкое государство («турецкий мир»), но об этом никто совершенно не слышит, а если и слышит, то по инерции всё так же оправдывает Турцию: мол, Турция всего лишь охраняет свой суверенитет и не даёт курдам организовать сепаратистское движение — притом, что курды и не ставят перед собой цель образовать национальное государство, а их институты потому опасны, что бросают вызов государственническому и буржуазному миропорядку.

А что же насчёт войны Армении и Азербайджана? Поборники решать вопросы войны и мира изоляцией «враждебной популяции» могут что-нибудь сказать о блокаде Арцаха? Как и всё, что далеко от «европейского мира», это совершенно второстепенная война. Она идёт где-то там, и в ней не подобает разбираться рядовому гражданину цивилизованных стран.

Война в Сирии? Война в Судане? Война в Йемене? Война в Сомали? Неужели вам действительно кажется, что война — это какая-то диковинка? Люди конфликтуют друг с другом и убивают друг друга повсеместно, чаще из–за того, что борются за сферы влияния. Но редко кто обращает внимание на это. Чаще война становится заметной тогда, когда она приходит именно к вам в дом.

Российско-украинская война — война зверская. И недаром она считается самым крупным конфликтом за всё последнее время. Однако же по механизму она ничем не отличается от всех прочих войн. И если следовать логике тех, кто поощряет эссенциализм, нам нужно обустроить резервации для каждого народа, ещё больше отдалиться друг от друга и жить за кирпичными стенами лишь потому, что сам факт начала войны знаменует несовершенство этого народа, следовательно, его ущербность, а потому обрекает на отсутствие у него будущего.

Конечно, это сущая глупость. Всякая война заканчивается или достижением своей цели, или переговорами и миром. Россия не добьётся своих целей в войне. Она добьётся прямо противоположного, то есть брожения умов и окончательной деградации её институтов, чем нам нужно вовремя воспользоваться — для того, чтобы в будущем украинцам было с кем договариваться о мире и, что немаловажно, быть уверенными в собственной безопасности в дальнейшем.

У меня есть идеологические принципы. И я не вижу смысла обсуждать, как воплощать эти принципы, с теми, чьё рассмотрение вопроса о будущем населяющих Россию народов начинается и заканчивается на тезисе о генетическом рабстве россиян. Это вредный тезис, который подыгрывает российской пропаганде, потому что рассматривает граждан России как некую гомогенную совокупность. Такой подход прямо подпитывает имперскую идентичность, ибо, убеждая людей в том, что у них нет будущего ни в рамках этой идентичности, ни что немаловажно, вне рамок этой идентичности, им ничего не остаётся, кроме как оставаться бессубъектными или же продолжать ассоциировать себя с россиянами, дабы не остаться в меньшинстве, и следовательно, в дальнейшем выражать не прогрессивную повестку, а регрессивную. Многие из тех, кто объявлял себя антивоенными в начале, окажутся провоенными в конце лишь потому, что проигрыш в войне будет равнозначен для них экзистенциальной угрозе вследствие разрушения большого нарратива о Великороссии.

Я полагаю, что разрушение этого нарратива неизбежно. Но чтобы он не вызвал пресловутую национальную обиду, как это часто бывает при пересмотре государственных границ или же эндогенно вызванном разделении государства, нужно подпитывать идеи, которые бы заменяли в людях их имперскую идентичность на национальные идентичности. Это очень компромиссное решение, и я писала ранее, в чём его неоднозначность. Однако если вы хотите победить Россию, нужно победить её в первую очередь идеологически.

Мне интересны те группы и те люди, которые могут предложить это обустройство и которые способствуют ему. Мне неинтересно пустопорожнее обсуждение, в котором мы очередной раз убеждаемся в безнадёжности россиян. Я не эссенциалист, и моя позиция всегда была таковой — до войны и во время её — и, надеюсь, останется после.

Я созидатель, а эссенциализм есть синоним косности, и к нему очень быстро привыкаешь. Потому что он зиждется только на голой фанатичной вере в некую человеческую природу и не требует никакой рефлексии. В самом деле, именно на эссенциализме основана вся самая откровенная, лживая, убогая и человеконенавистническая пропаганда, потому как она идеально воплощает в себе отличительную особенность информационного фастфуда. Информационный фастфуд не обдумывается, он потребляется. Любая позиция, поданная под соусом эссенциализма, превращается в проповедь. Это чуждо рациональному мышлению. Это чуждо объективному подходу к проблеме и обоснованной методике её решения.

Лично для меня в первую очередь решение видится в том, чтобы все, кто действительно желает мира и готов поспособствовать ему, мыслили именно в этом рациональном ключе. Потому что нет никаких других способов. Если вы не готовы принять такой ультиматум, значит, вы в принципе не готовы к тому, чтобы поспособствовать этой сложной и тернистой борьбе. Я не могу вас за это осуждать, потому что таков ваш личный выбор. Но у меня совсем другой выбор, и я буду ему следовать вопреки всепоглощающей эссенциализации, вызванной всеобъятной ненавистью и острой нехваткой особого вида любви в нашем обществе — агапэ. Я буду бороться дальше. И я буду оставаться социальным оптимистом, потому что пессимизм формирует в людях чувство вынужденной беспомощности. Нет ничего более вредного для свободы, чем осознание собственной беспомощности, и для меня, сторонника свободы как высшей ценности, нет большего поражения, чем осознать, что тот, кто был моим единомышленником, опустил руки из–за этого пессимизма. Социальный пессимизм — это реакционная тенденция. И она очень выгодна фашистским режимам. Я не хочу быть социальным пессимистом, и я не хочу, чтобы манифестация этой идеи играла на руку моим врагам.