Create post
SPECTATE

Владимир Калашников. Gesamtkunstwerk Путин: архитектура двух десятилетий

Andrey Shekhovtsov
Vera Vakula
Daria Pasichnik
+1

Эволюция российской архитектуры в путинское двадцатилетие — от «лужковского стиля» к храмовой «неоэклектике».

Russian President Vladimir Putin walks after leaving a memorial service to his former judo trainer Anatoly Rakhlin in St.Petersburg August 9, 2013 © REUTERS/Mikhail Klimentyev/RIA Novosti/Kremlin
Russian President Vladimir Putin walks after leaving a memorial service to his former judo trainer Anatoly Rakhlin in St.Petersburg August 9, 2013 © REUTERS/Mikhail Klimentyev/RIA Novosti/Kremlin

Воодушевление и озадаченность нулевых

Анализ современных архитектурных практик специфичен тем, что по-прежнему осуществляется методами и инструментарием прошлых эпох. Так Владимир Паперный, автор знаменитой концепции культурной феноменологии, признает, что говорить о современной архитектуре как о «Культуре Два» можно лишь с оговорками и уточнениями: «Культура Два путинской эпохи — это скорее фарс»[1]. А можно ли вообще мыслить в бинарной логике «Культура Один» — «Культура Два», ведя разговор о нынешней архитектурной традиции России? Подобные вопросы о состоятельности современной российской архитектуры поднимают многие: от архитекторов-публицистов, считающих, что «путинской архитектуры как таковой еще нет»[2], до дизайнеров, возмущающихся в своем ЖЖ отсутствием внятного архитектурного языка современной России: «Где путинская архитектура?», «Где путинский стиль?»[3]. Архитектурные теоретики не спешат отвечать на подобные вопросы. Напротив, исследований, посвященных анализу и осмыслению российской архитектурной практики, публикуется все меньше. Складывается ощущение, будто говорить об архитектуре последних десятилетий — дурной тон. Отчасти это связано с тем, что крайне трудно образовать целостную оптику в отношении самых разных стилеобразующих тенденций современной эпохи, как и дать емкое определение стиля и говорить о стиле как таковом. Тем не менее, стремление «отыскать» этот стиль продолжается вот уже третье десятилетие.

Впервые о «путинском стиле» заговорили еще в начале первого президентского срока Владимира Путина. В статье 2001 года «Новое лицо Москвы» Григорий Ревзин отмечал стремление федеральной власти в лице молодого президента подчинить себе московские архитектурные процессы[4], когда все крупнейшие проекты (например, реконструкция Большого театра) отобрали у мэра Лужкова (как отобрали у него и всякий политический потенциал). Архитектурный пульс «лужковского стиля»[5] — закономерное явление культурных тенденций 1990–2000‑х гг. Так называемый «капром» (капиталистический романтизм[6]) охватил практически всю российскую архитектуру. Свободный рынок и появившиеся на нем частные заказчики в условиях отсутствия градостроительных норм моментально стали воплощать в архитектуре свои запросы на перемены в логике романтизации досоветского опыта. Избыток декоративных форм, нефункциональные объемы, башенки, яркие и вызывающие цвета низкокачественных материалов и облицовок — главные черты капиталистического романтизма. Москва, хоть и не единственная, сыграла особую роль в развитии этой архитектурной тенденции, а в начале нулевых, за счет все более пристального внимания со стороны федеральной власти в лице новоизбранного президента, провозгласила ее кризис. Результатом этого стало появление современной европейской архитектуры неомодернизма[7], которой удалось весьма выгодно противопоставить себя подчас вульгарному лужковскому стилю. Неомодернизм, о чем свидетельствует само название, взывая к традициям модернизма, переосмысляет их с более критических (более технологичных) позиций постмодернизма, не допуская при этом откровенного фарса и визуального переизбытка. Изящные линии торгового комплекса на Большой Семеновской Николая Лызлова, строгость и сдержанность дома Сергея Скуратова на Зубовском проезде смотрелись выигрышно на фоне архитектурной «клоунады»[8] лужковских построек (Центр Галины Вишневской). Однако сравнение этой архитектуры с ее вдохновителями в виде европейских прототипов[9] оказывается совсем не в пользу первой. Вторичность, слишком уж явное стремление к подражательству, отсутствие собственного профессионального понимания концепций модернизма сделали эту архитектуру провинциальной, по крайней мере, по отношению к западным образцам. Оторвавшись от земли в виде лужковского романтизма, новая архитектура не смогла достичь небосвода европейской практики[10].

Николай Лызлов. Магазин на Большой Семеновской («Покров мост»), Москва © Юрий Пальмин, Архи.ру
Николай Лызлов. Магазин на Большой Семеновской («Покров мост»), Москва © Юрий Пальмин, Архи.ру
Центр Галины Вишневской на Остоженке, Москва © belcanto.ru
Центр Галины Вишневской на Остоженке, Москва © belcanto.ru

Попытка угадать вкус Путина (сам он открыто о каких-либо предпочтениях не заявлял и заявлять не мог) — черта начала нулевых и в архитектурных обсуждениях, и в реальной строительной практике[11]. С одной стороны, риторика укрепления вертикали и петербургское прошлое президента должны вести архитектуру по пути неоклассической традиции. С другой стороны, стремление к всеобщей модернизации, активная интеграция с Западом дают повод говорить о развитии интернациональной модернистской архитектуры. Именно неомодернистская линия оказалась стилеобразующей в архитектуре первого десятилетия XXI века. Особенно ярким было начало этой неомодернистской практики. Проект реконструкции Мариинского театра одного из самых радикальных американских авангардистов Эрика Мосса должен был стать новым «гвоздем в крышку гроба» эклектики, который бы громогласно заявил о победе новой архитектуры. Однако уникального прорыва в архитектуре России авторства международной звезды не случилось — проект Мосса был отклонен «из–за несоответствия российским строительным нормам». Особенно показательным стал итог реконструкции театра, завершенной к 2013 году. «Выглядящее как нечто среднее между универмагом и „Макдоналдсом“»[12], по меткой оценке Григория Ревзина, здание было признано главной неудачей последних лет, «самым некрасивым зданием времен губернатора Полтавченко»[13].

Проект реконструкции Мариинского театра Эрика Мооса, Санкт-Петербург © republic.ru
Проект реконструкции Мариинского театра Эрика Мооса, Санкт-Петербург © republic.ru
Вторая сцена Мариинского театра, Санкт-Петербург © novostroy.su
Вторая сцена Мариинского театра, Санкт-Петербург © novostroy.su

Неомодернизм

В итоге неомодернизм хоть и стал формообразующей практикой, но на очень поверхностном и относительном уровне. В российском архитектурном опыте не было выработано самое главное: независимый творческий метод, который и должен определять стиль. Российская практика освоила лишь стилистику, т. е. набор конкретных архитектурных форм, оставшись в логике стилизации. Неомодернистская стилизация охватила все главные стройки десятилетия: небоскребы «Москва-Сити», комплексы Владивостока к саммиту АТЭС (ДВФУ, Приморская сцена (вновь) Мариинского театра, аэропорт и отели), олимпийские объекты Сочи и проч.

Приморская сцена Мариинского театра во Владивостоке © own work
Приморская сцена Мариинского театра во Владивостоке © own work
Москва-сити, 2020 © Government of Moscow Press centre
Москва-сити, 2020 © Government of Moscow Press centre
Олимпийские объекты в Сочи © Сергей Филинин, feelek.ru
Олимпийские объекты в Сочи © Сергей Филинин, feelek.ru

Последней главой этой неомодернистской истории стал «Лахта-центр» в Петербурге, комплекс которого планируют завершить в 2022 году. Вызвавший широчайший резонанс еще в конце нулевых как «Охта-центр», отмененный в результате давления общественности в 2010 году, комплекс был перенесен подальше от исторического центра города. Совмещение азиатской монументальности и строгого европейского силуэта сделали архитектуру очень компромиссной, практически немой с точки зрения стиля, где единственной говорящей деталью служит вызывающе-вульгарная остроконечная форма. Нереализованные проекты в логике этой неомодернистской концепции были куда более провокационными и смелыми, чем реально сложившаяся практика. «Хрустальный остров», планировавшийся в Нагатинской пойме в конце нулевых, представлял собой монументализированную версию Шуховской башни, гиперболоид которой медленно растекался по округе. После отставки Юрия Лужкова с поста мэра Москвы проект был предан забвению. В духе такого же радикального модернизма был предложен в 2008 году проект многофункционального комплекса «Апельсин» Нормана Фостера. Особенно вызывающим было то, что здание планировалось на месте ЦДХ — в свое время манифеста советской архитектуры модернизма, который нуждался в реконструкции, а не в скорейшем сносе. В итоге наглый проект замены «ящика» на «шарик» не состоялся. Под давлением общественности от идеи сноса ЦДХ и строительства «Апельсина» отказались. Путинская архитектура выбирает для себя наиболее нейтральные и сдержанные решения, словно не желая провоцировать лишние обсуждения и неоднозначную реакцию в обществе и прессе. Это и отличает ее от лужковского стиля — куда более смелого и провокационного.

Лахта-Центр, Санкт-Петербург, 2020 © Mark Freeth, flickr.com
Лахта-Центр, Санкт-Петербург, 2020 © Mark Freeth, flickr.com
Норман Фостер. Проект «Хрустального острова» в Нагатинской пойме, Москва © Архи.ру
Норман Фостер. Проект «Хрустального острова» в Нагатинской пойме, Москва © Архи.ру
Нормана Фостера. Проект комплекса «Апельсин» на месте ЦДХ, Москва © Московская перспектива
Нормана Фостера. Проект комплекса «Апельсин» на месте ЦДХ, Москва © Московская перспектива

«Неосталинский» стиль

Появившись изначально как одно из направлений лужковского историзма, «неосталинский стиль» приобретал все большее значение в качестве формообразующего элемента жилой застройки. Впервые о нем заговорили в середине нулевых, сразу определив его неестественную специфику[14]. Архитектурный неосталинизм приобрел отчетливо рыночный характер, не имея ничего общего с изначальным феноменом сталинского ампира. Эта неоклассическая линия стала коммерчески привлекательной для потребителя-заказчика. Неслучайно крупнейшие московские инвестиционные компании, связанные с московской мэрией, прежде всего «Донстрой», взяли этот стиль на вооружение, понимая его востребованность. «Триумф-палас», а также появляющиеся «дворянские» таунхаусы явили собой новый образ элитного жилья, заказчики которого сильно ностальгируют по большим стилям прошлых эпох. Архитектура высоток и монументальных комплексов, которая была под пристальным контролем государства и предназначалась для ее наиболее привилегированных служителей, теперь становится делом частной компании. Застройщики активно заманивают в декорированные новостройки представителей верхушки среднего класса, чья жизнь прошла под твердым убеждением, что «сталинка — это престижно». «Те, кому не удалось пожить в знаменитых московских высотках, смогут это сделать в ближайшем будущем. Высотки стали воплощением мечты об идеальном жилье, кульминацией монументального стиля и синонимом высочайшего качества. История совершила свой виток развития, и спустя полвека произошло возвращение к состоявшемуся и общепризнанному образу московской высотки»[15] — такую риторику используют рекламные статьи новых жилых комплексов в Москве.

Триумф-палас в Хорошёвском районе, Москва © Дмитрий Чистопрудов
Триумф-палас в Хорошёвском районе, Москва © Дмитрий Чистопрудов

Начав делить с государством право на высоту и на историю, частные компании обратились к сталинской архитектуре, особо в ней не разобравшись, добавив в нее недопустимо много интернациональных и «классово чуждых» приемов. Столь широкий набор элементов из готики, барокко, рококо, ар-деко и даже мавританского стиля был преступно недопустимым в советском стилеобразовании. Эта деидеологизация архитектуры приблизила ее скорее к эстетике ар-деко, хотя даже такое сравнение не вполне уместно, поскольку ар-деко имел свою художественную теорию и метод. Проблема этой новой архитектуры в том, что она изначально предполагает сравнение со старыми прототипами, которое ожидаемо оказывается совсем не в пользу новомодных практик с колоннами и портиками. С одной стороны, слишком уж настойчиво желание уместить в одном здании все, чем только известен сталинский ампир («Галс Тауэр» около Маяковки, ЖК «Алые паруса» в Покровском-Стрешневе). «Архитектурные излишества», как показал лужковский опыт, могут быть губительны даже для такого стиля. С другой стороны, заигрывание со сталинской неоклассикой, которое делает новую архитектуру несостоятельной и неполноценной, оказывается чересчур робким. «Павелецкая-плаза» уже много лет выглядит «недостроем» без шпиля, который буквально напрашивается на незавершенную композицию высотки. Миф о том, что Лужков лично настоял на исключении шпиля из итогового варианта — комичная инверсия легенды со шпилем МИДа, добавить который потребовал лично Сталин[16]. Декоративная сдержанность, которая особенно отчетливой становится при ближайшем рассмотрении, оказалась не лучшим решением и для «Триумф-паласа». Взяв за образец силуэт и форму сталинских высоток, позиционируя себя их преемником, здание своими геометрическими формами, уплощенными стенами, минимумом деталей скорее отсылает к чикагским и нью-йоркским небоскребам. Еще дальше в этом плане пойдет «зиккурат» в Оружейном, создатели которого постарались практически полностью отказаться от классики.

Галс Тауэр около Маяковки, Москва © hals-tower.caos.ru
Галс Тауэр около Маяковки, Москва © hals-tower.caos.ru
ЖК «Алые паруса» на берегу Москвы-реки © frankherfort.de
ЖК «Алые паруса» на берегу Москвы-реки © frankherfort.de
Павелецкая-плаза на Павелецкой, Москва © heliocity.ru
Павелецкая-плаза на Павелецкой, Москва © heliocity.ru
Высотка на Оружейном, Москва © openmedia.io
Высотка на Оружейном, Москва © openmedia.io

Однако неверно говорить о всеобщем «провале» при обращении к сталинской архитектуре и неоклассике в целом. Главный фактор художественной состоятельности таких проектов, как ЖК «Ностальгия» в Крылатском, расположенных на Якиманке комплексов «Коперник» и «Имперский дом» — независимость от архитектурного прототипа. Взяв за основу лишь художественную образность и идею конкретного стиля, архитекторы очень вольно и при этом профессионально начинают трактовать различные формы и элементы. Это приводит к тому, что архитектура не мыслится ни в логике пастиша, ни как подражание. Здания воспринимаются в качестве самостоятельных и независимых задумок, переосмысляющих опыт прошлого. В случае с «Коперником» удается даже завоевать градообразующую роль.

ЖК «Ностальгия» в Крылатском, Москва © metrprice.ru
ЖК «Ностальгия» в Крылатском, Москва © metrprice.ru
ЖК Коперник на Якиманке, Москва © o2invest.ru
ЖК Коперник на Якиманке, Москва © o2invest.ru
ЖК «Имперский дом» на Якиманке, Москва © frankherfort.de
ЖК «Имперский дом» на Якиманке, Москва © frankherfort.de

Храмовая архитектура

Пытаясь выяснить специфику российской архитектуры XXI века, нельзя забывать и о храмовой традиции — приоритетном направлении государственной политики последних 20 лет. Архитектура в этой динамике лишь отражает то значение, которое приобрела РПЦ в российской политической системе. В светском государстве такая «роль консолидации общества»[17] признается далеко не всеми. Впрочем, столько же времени не утихают многочисленные общественные дискуссии вокруг каждого крупного проекта храма. Так, Храм Новомучеников и Исповедников Церкви Русской на Лубянке уже на этапе проектирования вызвал неоднозначную реакцию со стороны защитников исторического наследия и части местных жителей[18]. Храм предполагал уничтожение исторической застройки, имеющей статус «ценных градоформирующих объектов», и в целом — архитектурной целостности образа Старой Москвы на Рождественском бульваре. Тем не менее, после получения официального одобрения комиссии Москомнаследия исторические постройки были снесены. Подражая, с одной стороны, своими декоративными формами владимиро-суздальской школе, монументальный размах всей композиции и интерьеры, с другой стороны, свидетельствуют о явном византийском влиянии. Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Ясеневе, завершенный в 2015 году, ограничился весьма старательной имитацией византийских традиций XI–XII века. Даже композиции мозаик в интерьерах примечательны своим стремлением к подражанию конкретным иконографическим традициям византийской художественной программы. Как итог — весьма строгий образ в условиях жесткого канона.

Храм Воскресения Христова и исповедников на Лубянке, Москва © Sergey Nar, 2gis
Храм Воскресения Христова и исповедников на Лубянке, Москва © Sergey Nar, 2gis
Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Ясеневе, Москва © kam-company.ru
Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Ясеневе, Москва © kam-company.ru

Стиль этих построек, обращенных к древнерусским, реже византийским образцам, определяется как «неоэклектика»[19], что намекает на свободу стилистических ориентиров. Храмостроение преподносится в логике восстановления «связи времен», прерванной 1917 годом. Тем не менее, выполнять терапевтическую функцию «примирения» далеко не всегда получается. Особенно ярким в этом смысле оказался недавно построенный и торжественно освященный Главный храм Вооруженных сил Российской Федерации — манифест постмодернизма в архитектуре, выполненный в логике «радикального эклектизма». Обращаясь преимущественно к византийскому формально-стилистическому арсеналу (а не к «русскому» стилю, как заявляют авторы), архитектура храма жертвует монументальностью, перегружая себя декоративным оформлением. Архитектура будто намеренно избегает излишней мегаломании и традиционной торжественно-парадной композиции. Замысловатые соотношения архитектурных форм арок, колонн и куполов нивелируют сам масштаб сооружения. Наличие пристроенной с запада колокольни нарушает центрическую логику всего сооружения, сближая его скорее с обычным приходским храмом. В итоге, спорная иконография интерьера, стеклянные своды, цвет храма и в целом — сочетание ар-нуво, ар-деко, русских и византийских стилей — создают излишне экзотический характер для традиционной храмовой архитектуры. Та нейтральность, сдержанность и компромиссность, которую власть пыталась соблюдать во всех крупных государственных проектах, была моментально перечеркнута столь провокационным храмовым комплексом. При этом храм оказался весьма показательным в логике постсекулярной тенденции, вымещая христианские образы из их религиозного нарратива. Более того, эти образы сочетаются с совершенно чуждыми визуальными символами. Художественная экспрессия в изображении Богородицы с младенцем явно отсылает к визуальной программе сталинских военных плакатов. В обоих случаях идея призыва словно превращается в безоговорочный приказ. Это и объясняет возникающие вопросы к архитектуре и назначению храма в духе: «не Марсу ли, богу войны, он посвящен?»[20].

Путин, патриарх Кирилл и Шойгу перед макетом храма © patriot-expo.ru
Путин, патриарх Кирилл и Шойгу перед макетом храма © patriot-expo.ru
Мозаика Богородицы в храме ВС РФ © photos.rg.ru
Мозаика Богородицы в храме ВС РФ © photos.rg.ru
Комплекс главного храма ВС РФ © fondvoskresenie.ru
Комплекс главного храма ВС РФ © fondvoskresenie.ru
Интерьер храма ВС РФ © fondvoskresenie.ru
Интерьер храма ВС РФ © fondvoskresenie.ru
Фрагмент панно в храме ВС РФ (демонтировано) © Художественный совет по строительству храма
Фрагмент панно в храме ВС РФ (демонтировано) © Художественный совет по строительству храма

Архитектура без нарратива

Определяет ли храм Вооруженных сил возникновение новой архитектурной традиции или перед нам лишь один из единичных прецедентов без логического продолжения — утверждать трудно. Тем не менее, к началу третьего десятилетия XXI века говорить о какой-то ясной стилевой архитектурной программе не приходится — ее просто нет. Концепция «Культуры Два» сегодня совершенно несостоятельна. Нет никакой «путинской» архитектуры и стиля — президент по-прежнему сохраняет гробовое молчание относительно своих архитектурных предпочтений и вкусов. Строящийся «дворец» в Геленджике свидетельствует лишь о предсказуемом и несколько пошлом выборе в пользу модернизированной палладианской виллы. Требований создавать стиль, подчиняясь определенному канону, очевидно, нет. Наоборот — храмовые проекты свидетельствуют об отсутствии даже базового художественного контроля. Дозволяется то, что раньше было недопустимо и немыслимо. Эта стилистическая «либерализация» проявляется и в светской архитектуре. Не раз отклонявшиеся в нулевые годы проекты Нормана Фостера теперь получают реальное воплощение. Правда, не в виде «Апельсина» на московской набережной, а в виде «Ананаса»[21] на набережной Исети в Екатеринбурге.

Дворец в Геленджике © putin-itogi.ru
Дворец в Геленджике © putin-itogi.ru
Дворец в Геленджике © putin-itogi.ru
Дворец в Геленджике © putin-itogi.ru

Происходящая коммодификация памяти объясняет интерес к сталинской архитектуре, который воплощается «постоянными возвратами к утраченным оригиналам, новоделами и созданием новых катастрофических периодов, которые требуют единения и преодоления»[22]. Визуальные образы сталинской архитектуры сейчас рассматриваются исключительно в логике валоризации бренда, с чем и связана их художественная специфика. Нет смысла искать в такой архитектуре идеологический манифест и политическую символику. В отношении проектов реставрации очевидна определенная историзация сооружений этой эпохи. Недавняя реставрация Северного речного вокзала — отличный тому пример. Ставится задача лишить постройку (памятник) всякого нарратива, замкнув ее в собственной художественной программе, визуально-эстетические мотивы которой оказываются весьма приятны зрителю, обеспечивая высокий коммерческий потенциал. С этой точки зрения, всякая другая «память» оказывается нежелательной. Например, память о мрачной истории строительства здания, которое возводили заключенные ГУЛАГа.

Северный речной вокзал, Москва © muscovite20
Северный речной вокзал, Москва © muscovite20

Динамика архитектурных изменений сегодня, действительно, сильно подчинена коммерческой логике, игнорировать которую нельзя. Однако даже если рассматривать российскую архитектуру с современных рыночных позиций, все равно возникают определенные вопросы. На XXII Конгрессе Международного Союза архитекторов в Стамбуле среди таких фигур, как З. Хадид, П. Айземан, Р. Кулхаас, Р. Вентури был и российский представитель. Им был никто иной как Михаил Пиотровский — директор Государственного Эрмитажа, историк-востоковед. Очевидно, российская архитектура — весьма слабый и незначительный «бренд» в мировом контексте. Если в советские годы подобное непризнание можно было оправдать определенными социально-политическими факторами, то сегодняшняя ситуация требует большего осмысления и анализа. Современная российская архитектура — нарочито антиистористкая в терминологии Г. Люббе[23], при этом активно потребляющая реликты прошлого, подтверждая таким образом свою культурную несостоятельность.

Автор текста Владимир Калашников

Редактор Анастасия Хаустова

Spectate

FB — VK — TG

Примечания

1 Лукоянов Э. Культура Два путинской эпохи — это скорее фарс // Горький, 14 февраля 2019, доступно по https://gorky.media/context/kultura-dva-putinskoj-epohi-eto-skoree-fars/

2 Барышников В. Не тянет на тирана // Радио Свобода, 13 февраля 2016, доступно по https://www.svoboda.org/a/27550075.html

3 Лебедев А. Путинка // LiveJournal, 8 декабря 2014, доступно по https://tema.livejournal.com/1845221.html

4 Ревзин Г. Новое лицо Москвы // Коммерсантъ, 11 декабря 2001, доступно по https://www.kommersant.ru/doc/301242

5 Ревзин Г. Лучший Хеопс России // Коммерсантъ, 9 сентября 1999, доступно по https://www.kommersant.ru/doc/225214

6 Генералова А. Капиталистический романтизм: кто помогает нам полюбить «уродскую» архитектуру 2000‑х // Собака.ру, 10 марта 2020, доступно по https://www.sobaka.ru/city/urbanistics/104403

7 Ревзин Г. Русский неомодернизм выглядит на “пять” // Коммерсантъ, 7 сентября 2002, доступно по https://www.kommersant.ru/doc/339973

8 Там же.

9 Наиболее показательными образцами неомодернистской линии принято считать проекты Ричарда Майера (Музей современного искусства в Барселоне, Юбилейная церковь, Хартфордская семинария и другие): https://www.richardmeier.com/

10 Там же.

11 Там же.

12 Ревзин Г. Мечта по нижнему. Новая Мариинка получилась как всегда // Русская жизнь, 4 февраля 2013, доступно по https://www.webcitation.org/6EMc1ryIR?url=http://russlife.ru/allworld/read/mechta-po-nizhnemu/#kb1

13 Климова Т. “Деловой Петербург”. Самые некрасивые здания времен губернатора Полтавченко // Деловой Петербург, 25 мая 2013, доступно по https://www.dp.ru/a/2013/05/24/Nekrasivie2013_CHtobi_ne/

14 Малинин Н. Ампир light. Почему «неосталинская» архитектура не означает возвращение сталинизма // Архи.ру, 15 июня 2004, доступно по https://archi.ru/press/russia/30997/ampir-light-pochemu-neostalinskaya-arhitektura-ne-oznachaet-vozvraschenie-stalinizma

15 Балла О. Цитаты из несостоявшегося: сталинская архитектура как отношение к жизни // Журнальный зал, 1 сентября 2007, доступно по https://magazines.gorky.media/novyi_mi/2007/9/czitaty-iz-nesostoyavshegosya-stalinskaya-arhitektura-kak-otnoshenie-k-zhizni.html

16 Малинин Н. Ампир light. Почему «неосталинская» архитектура не означает возвращение сталинизма // Архи.ру, 15 июня 2004, доступно по https://archi.ru/press/russia/30997/ampir-light-pochemu-neostalinskaya-arhitektura-ne-oznachaet-vozvraschenie-stalinizma

17 Мединский: в России православие играет важную роль в консолидации общества // ТАСС, 15 сентября 2017, доступно по https://tass.ru/obschestvo/4566962

18 Воронов А. Сретенку подвели под монастырь // Коммерсантъ, 14 ноября 2013, доступно по https://www.kommersant.ru/doc/2342737?isSearch=True

19 Гречнева Н. «Неоэклектика» в современной храмовой архитектуре // КиберЛенинка, 2011, доступно по https://cyberleninka.ru/article/n/neoeklektika-v-sovremennoy-hramovoy-arhitekture

20 Кавтарадзе С. «Люди спрашивают, не Марсу ли, богу войны, он посвящен?» Историк архитектуры Сергей Кавтарадзе объясняет, чем хорош и чем плох храм Минобороны, открытый в Подмосковье // Медуза, 20 июня 2020, доступно по https://meduza.io/feature/2020/06/20/lyudi-sprashivayut-ne-marsu-li-bogu-voyny-on-posvyaschen

21 Про «Дом-ананас» см. Зольникова А. Бюро Нормана Фостера много раз пыталось строить здания в России, но ничего не получалось… // Медуза, 18 ноября 2020, доступно по https://meduza.io/feature/2020/11/18/byuro-normana-fostera-mnogo-raz-pytalos-stroit-zdaniya-v-rossii-no-nichego-ne-poluchalos

22 Силина М. Что стало с ВСХВ // Артгид, 25 апреля 2016, доступно по https://artguide.com/posts/1022

23 Люббе Г. В ногу со временем. Сокращенное пребывание в настоящем. — М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2016. С. 5.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Andrey Shekhovtsov
Vera Vakula
Daria Pasichnik
+1

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About