Опубликовано: Старовотов А.В. Семья как экзистенциальная система / Экзстенциальная традиция: философия, психология, психотерапия. — № 1 — 2 (31 — 32). — 2018. — С. 183 — 209.

Жизнь и продолжение из поколения в поколение существования семьи, не «семьи» вообще, а каждой частной семьи, в том числе и тех семей, к которым имеет отношение каждый из нас — это попытка противостояния смерти, безумию и хаосу.

Семья обеспечивает преемственность поколений и каждый из нас в тайне надеется стать частью семейной памяти и той фигурой, о которой буду помнить положительно и долго.

Со временем мы превратимся во внутренние фигуры в душе наших детей и имеет значение, как о нас будут вспоминать и придется ли детям избавляться от тех частей собственной души, которые оказались невыносимы для нас самих и мы невольно перенесли их в психику ребенка.

Мы надеемся, что память о нас сохранится; но из поколения в поколение сохраняется лишь то, что отмечено признаками любви, либо признаками ненависти; все остальное элиминируется в вихрях семейной истории. И что выберет наша душа, куда будет вложен наш внутренний потенциал, что через нас проявится… — возможно одна из самых больших тайн семейной истории.

В противостоянии безумию, семейная система дает критерии нормы и возможность восстановиться, возможность «прийти в себя»; распад систем, как правило, сопровождается значительными потрясениями внутреннего мира. Поэтому сохранение структуры и поддержание баланса дает надежду на целостность и ощущение внутренней нормальности; особенно это актуально в «эпоху постмодерна», в период утраты системы ценностей, множественных интерпретаций «того же самого», доминирования абсурда и тотальной симуляции подлинности.

И самое главное, семья дает ощущение структуры, которая продолжает внутреннюю структуру души. Фактически, семью можно рассматривать как проекцию структуры души, нашего внутреннего мира. Семья выступает сложным переплетением миров каждого своего члена и каждый вносит свой уникальный вклад в содержание семейной истории. Чей-то вклад оказывается бóльшим и более значимы, а чей-то совершенно мизерным и незаметным, кто-то удерживается в семье, кто-то умирает, кто-то выходит из нее, а кто-то дает начало новым поколениям и смыслам существования. Но семья — это всегда структура, лучшая или худшая, но структура, и в этом заложен значительный потенциал противостояния глубинному экзистенциальному хаосу, порождающему ужас небытия.

Шнур от пылесоса

«…мама избила ее до потери сознания шнуром от пылесоса; ей тогда было 12 лет; она кричала от боли, умоляла, но мама в иступленной ярости хлестала по спине, так что она от боли потеряла сознание, а кожа на спине вздыбилась потом буграми и «вывернулась»; папа сидел в соседней комнате и не вмешивался — папа очень корректный, начитанный, интеллигентный, увлеченный восточной философией; как оказалось позже, мама просто ошиблась, просто не поняла, просто была уставшей от трех работ и от всего. А ее наказали за то, что сделал ее младший брат — самостоятельно и неожиданно для всех, но стало это понятно много позже и только ей; мама так до конца и не поняла, за что…»

Несколько ключевых понятий

Семья — это источник, основание и причина. Обладая системными характеристиками, семья выходит за пределы индивидуальности. Ее границы могут включать в себя людей, разделенных между собой значительными расстояниями. Диапазон влияния семейной системы, как известно, определяется радиусом действия связей, имеющих место в семье.

Семья является экзистенциальной системой, поскольку дает основания для формирования идентичности, утверждения себя в мире, для приобретения базовых смыслов существования, экзистенциального осмысления своего прошлого и принятия перспективы будущего; семья обеспечивает экзистенциальный базис для утверждения смыслов собственного существования — она способствует их утверждения, поскольку имплицитно они присутствуют в ее жизни.

Но такое самоутверждение возможно и «от противного»: экзистенциальный вакуум семейной системы, ее экзистенциальна пустотность и «посттравматическая выхолощенность» приводят к необходимости самостоятельного поиска таких смыслов — через боль, через собственную пустоту, через сопротивление и внутренний конфликт принятия, через осознание утраты в семье экзистенциальных опор и необходимости их восстановления.

Семья — это не только то, что способно поддержать и утвердить жизнь, семья способна выбить почву из–под ног, обесценить и омертвить — до полной гибели субъекта, либо он решается на самоутверждение и внутренний поиск вопреки нарастанию системного хаоса

Смысл — это нечто не очевидное, то что невозможно приобрести усилиями, ориентированными во вне, поскольку мир не предоставляет оснований для смысла; смысл — это продукт экзистенциальной и символической работы души.

Экзистенция семейной системы есть продукт внутренней символической структуры, порождающей смысл, который дает основания к формированию внешней элементарной социальной структуры, в качестве корой и выступает семья. Иными словами, структура возможна если существует утверждающий ее смысл; ее жизнеспособность зависит от лежащих в ее основе смысловых характеристик. Как писал юнгианский аналитик Джеймс Холлис: мы можем жить без ощущения счастья, но не можем жить без ощущения смысла. Именно смысл скрепляет семью, либо надежда на то, что такой смысл есть, но никак не счастье, которого в семье может не быть — последнее, скорее закономерность, нежели исключение из правил. Но если верить Оруэллу,

счастье возможно, если мы перестаем делать из него свою цель…

Система — это целостное образование, превосходящее в своих функциональных качествах сумму составляющих ее частей; объединенные в систему отдельные частные элементы, интегрируясь, дают новые системные качества, которыми они не обладали по отдельности. «Система есть сущность, которая в результате взаимодействия ее частей может поддерживать свое существование и функционировать как единое целое» (О'Коннор, Макдермотт, 2006). Ниже мы приводим сравнительный анализ «хаотического», несистемного набора элементов, системной организации элементов и семьи, как примера системной организации с учетом ее смысловой динамики.

Двойственный смысл понятия «система»

1. С одной стороны, это то, что обладает рядом системных характеристик и целостностью. Такая совокупность элементов, дающих в сумме набор новых качеств, и являющихся частью системы более высокого порядка, определяется понятием холон (А. Кестлер, К. Уилбер); упорядоченная совокупность холонов формирует структурированную систему, обозначаемую понятием холархия (единство).

Холархия есть нечто принципиально отличное от понятия иерархия: если последняя предполагает уровни организации с элементами доминирования и подчинения, то холархия организована в соответствие с закономерностями равных прав и разделения ответственности. Именно это понятие, выражающее специфику системных отношений в семье, целесообразно использовать для описания и анализа внутренней динамики семьи, а также возникающих в ней дисгармоний, которые, что логично, являются следствием нарушения холархии и смещения полюсов ответственности и взаимоподдержки в сторону доминирования, стыда и вины (работы С. Минухина, М. Боуэна, Б. Цирюльника).

Семья не существует изолировано от других семейных систем, а также от социума в целом, являясь частью его структурной организации. Семья выступает базовой структурной единицей социальной организации ; именно поэтому, идеологическое внедрение государства в семейную систему позволяет оказывать формирующее влияние на социальные процессы.

2. С другой стороны, понятие системы указывает на нечто предопределенное, ограничивающее, контролируемое и контролирующее; систему можно рассматривать как совокупность феноменов, противоположных спонтанности, естественности побуждений и творческих импульсов. Не случайно, что в своем замечательном произведении, по-прежнему не теряющем своей актуальности — «1984», Дж. Оруэлл описал феноменологию и динамику партийной диктатуры в утопическом государстве с акцентами на двух факторах:

— влияние на личность, через ее тотальный контроль, лишение памяти и ограничение персональной воли;

— влияние на семейные отношения и сексуальность, с их формализацией и подавлением желания .

Динамика внешнего и внутреннего контроля семейных отношений, редукция внутренних ценностей семейной системы, актуализирует проблему экзистенциальных смыслов собственного существования и существования семьи, в которой каждый из нас берет свое начало в надежде продолжить себя в семейной истории и в потомках — биологически, психологически и духовно.

Экзистенция семьи

Экзистенция — как воплощенная сущность, определяющая смысл существования. В том случае, когда речь идет о семье, смысл определяется глубинной экзистенцией семейной системы, природа которой выражается в интенции к продолжению и воспроизведению смысловых порядков существования человеческого сообщества, базовой основой которого выступает семья; семья как группа других, связанных между собой проявленной любовью и контролируемой, удерживаемой, трансформированной ненавистью.

Ненависть выражает скрытое отношение к иному, к инаковости, к тому что радикально отлично от нас самих, но любовь — это попытка преодолеть базовую экзистенциальную отчужденность от нас другого, попытка принятия радикальной инаковости вопреки отторжению; именно посредством смысла осуществляется такое преодоление.

Никогда не возникает вопроса — «зачем ты меня любишь?» — поскольку, такой вопрос обрекает субъекта на страдание, так как любовь не имеет цели; предикат цели провоцирует сомнение в подлинности чувств. Как правило смысл заключается в вопросе «почему» — «почему ты меня любишь?» — такой вопрос ориентирует к причинам, а не к целям, к тем корням, которые лежат в основании судьбы; вопрос заключает в себе надежду на счастье, в случае «правильного» ответа, т.е. такого которые входит в резонанс с собственным фантазмом тайной сопричастности душ.

В философской теории Эммануэля Левинаса, другой человек, или просто Другой, объявляется абсолютно неприступным; доступ к другому человеку не может быть осуществлен ни путем вчувствования, ни по аналогии с собственным Я, ни, тем более, путем объективного познания.

Инаковость другого заключена в его «святости», в его тайне, выраженной в радикальной отделенности (Ямпольская, 2011, с. 191). Лишь любовь, как попытка утверждение сверхчувственного смысла способна преодолеть пропасть взаимного отчуждения и отрицания.

Семья как форма экзистенциальной привязанности

Семья инициирует ребенка в систему собственных экзистенциальных смыслов, а именно в то, почему данная группа людей является семьей, что их связывает, какие существуют закономерности, правила и стратегии их совместного существования, почему они вместе и почему именно эти люди оказались вместе и стали обозначать себя понятием семья.

Очевидно, что ритуализированые социальные практики несут в себе смысл экзистенциального принятия младенца как «уже-своего». Например, религиозные обряды, скажем крещение в православной культуре: до момента крещения ребенок еще как бы остается «не от мира сего», тогда как с крещением он становится для семьи и традиционного коллектива «своим», т.е. принадлежащим к ритуально регламентированному миру «своих»; частью такого ритуально регламентированного мира в традиционной культуре была в том числе и семья. Поэтому крещение легализует статус ребенка не только для церкви, но во многом и для семьи.

Экзистенциальный контекст семейной системы призван избавить человека от ощущения своей инаковости и отчужденности через систему родственных связей, предполагающих возможность разделения ответственности, дающих чувство принадлежности и безопасности.

Избавление от чувства инаковости и отчужденности от семейных традиций, а значит и смыслов, осуществляется через различные формы ритуализации, например, через «ритуалы» приема пищи (семейные обеды и ужины), сборов на ежедневную прогулку или укладывания спать.

Ритуализация семейного быта способствует укреплению и поддержанию внутрисемейных связей, а также связей с внешней средой. Закономерно, что обеднение связей в семье, их дефицит, особенно если речь идет о детском возрасте, разрыв, как пишет об этом Б. Цирюльник, «окружающей нас чувственной оболочки» семьи, вследствие чего она больше не способна защищать ребенка — все это в итоге приводит психологическому травмированию, сопровождающемуся чувством стыда и униженности (2017, с. 62).

Редукция привычных повседневных ритуалов, их распад и кризисная трансформация для детской психики равносильна распаду привычного семейного мира, его предсказуемости и стабильности, поскольку ритуал, как известно из антропологии — это форма поддержания и укрепления мира и космоса; для ребенка таким миром выступает семья; впрочем таким миром семья выступает не только для ребенка, но и для окружающих его взрослых — бабушка и дедушка, мама и папа, братья и сестры, а также другие родственники, которые в своей общности создают ощущение комфортного и освоенного микрокосмоса.

Стыд — это результат распада или патологической трансформации привычного внутреннего мира семьи, это провокация собственной инаковости и никчемности в глазах значимого другого, в роли которого выступает как правило одна из родительских фигур. И чтобы искупить вину инаковости — он решается на искупительное умерщвление, на привнесение себя в жертву семейным обстоятельствам: чтобы папа и мама были вместе, чтобы не ссорились, не болели, «не пили», не наказывали, и т.д. — я готов стать никем или тем, кого во мне хотят видеть, я готов даже умереть, по крайней мере внутренне, лишь бы сохранить незыблемость, стабильность, привычность того мира, который я называю своей семьей.

Венгерский психотерапевт Имре Херманн объяснял чувство стыда тем, что ребенок утрачивает контакт с матерью, вследствие чего у него возникало данное токсическое чувство (Цирюльник, с. 69 — 70). Ребенок для своего развития испытывает потребность в парентальной защите, идущей от матери и отца ; в том же случае, если адресованное родителям примитивное (архаическое) доверие и ощущение собственной защищенности, экранированности фигурами отца и матери, утрачивается, ребенок сталкивается с чувством собственной ничтожности.

Отвержение — это форма инверсии свободы, о которой в качестве одной из экзистенциальных данностей писал Ирвин Ялом. Реализация свободы одаривает ужасом утраты привычных опор и нарастанием риска раскрепощающей сознание непредсказуемости. И если реализация свободы — это сознательный выбор человека, то отвержение — это насильственное освобождение, не учитывающее степень готовности стоять на своих собственных ногах (в особенности если речь идет о ребенке).

Отвержение — это лишение ребенка опор в ходе утверждения им своего Я и формирования идентичности. Оно связано с редукцией (распадом, утратой, намеренным или патологическим разрушением) кодов значимости, уважения и принятия. В качестве таких каналов кодирования мы выделяем: речь (интонационный и смысловой компоненты высказываний), взгляд (длительность фиксации взгляда и его эмоциональное содержание), прикосновение (частота и длительность тактильного контакта), мимический ответ (лицевая экспрессия эмоций), величина дистанции (ее сокращение либо увеличение).

Характер ответа на потребность значимого контакта, его длительность, конгруэнтность и комплементарность запросу, приобретает огромное значение для формирования и поддержания значимого присутствия другого и соответственно привязанности между членами семьи (супруги, родитель — ребенок).

Именно адекватная (поддерживающая, но не сковывающая) привязанность снижает дифициты в души ребенка, разрывы, которой заполняются стыдом и виной; значимая привязанность (не патологическая) инспирирует ребенка теми смыслами, которые позволят ему воспроизвести себя в будущем в отношениях привязанности, в любви и проектах собственной нуклеарной семьи.

Мама подпиливает папу

«Мои родители… Они двадцать лет состоят в гражданском браке, не расписаны. Вместе они остались, лишь по тому, что появилась я. Отношения у них всегда были сложными, со скандалами. Мама никогда не любила папу. А папа тихий, спокойный, добрый, и всегда знал, что мама не любит его. Сейчас стали отношения спокойнее, но мама постоянно «подпиливает папу». Я его очень люблю. И мне не приходится это демонстрировать для него, это рождается совершенно естественно — он это знает. Но маме мне приходится свою любовь показывать, усиливать в словах, усиливать в нежности к ней. Мне не хотелось бы, что бы у меня в жизни было также, и были бы такие же «терпящие» отношения, как у моих родителей. Для меня важны настоящие чувства… Но пока… пока я всех держу на расстоянии, отношения ни с кем не складываются…».