Donate
Psychology and Psychoanalysis

СУДЬБА И НЕИЗБЕЖНОСТЬ: трансгенерационные связи в семейной системе (часть 4)

Andrey Starovoytov18/04/20 14:221.2K🔥
Фотография из семейного альбома участницы психотерапевтической группы (копия, А. Старовойтов, 2013)
Фотография из семейного альбома участницы психотерапевтической группы (копия, А. Старовойтов, 2013)

Трансгенерационные передачи

Феномен трансгенерационных передач уникален. Он исследован в работах Анн Анселин Шутценбергер, Ивана Бузормени-Надя, Рене Лафорга и Винсана де Гольжака. Центральный феномен, который следует помнить при рассмотрении трансгенерационной динамики семейной системы и который определяет закономерности трансляций, заключается в том, что в семейной системе ничего не исчезает бесследно.

Фиксация информации в семейном со-бессознательном пространстве связана с закономерностями функционирования системы — она способна развиваться и дифференцироваться лишь в том случае если у нее есть исторические основания и предпосылка в виде содержаний прошлого. Отсутствие таких содержаний автоматически приводит к тому, что система дегенерирует, в ней запускаются инволюционные процессы распада и нарастания системного хаоса.

Временной параметр и мультигенерационный контекст, на основании которого выстраивается историческое время существование семейной системы, выполняет функцию ее структурирования и дальнейшего развития, или, иными словами, обеспечивает процесс структурирования «хаоса» и препятствует процессам распада. Мультигенерационное время существования семейной системы (рода) поддерживает возникновение и существование последующих генераций, т.е. воспроизводство поколений людей, и выступает негэнтропийным фактором, препятствующим угасанию последовательности поколений и родов.

Помимо генерализированных в социальных системах закономерностей родства и наследования, существуют и более частные аспекты, связанные с надеждами человека на то, что память после его смерти сохраниться, что он не исчезнет полностью и часть его экзистенции продолжит свое существование в какой-то иной форме, например в виде информации, заключенной в семейную, трансгенерационную память.

Потребность в сохранении части себя (информации о своей судьбе) актуализируется в тех случаях, когда:

1) была допущена какая-либо несправедливость или упущение;

2) кем-либо было пережито страдание и горе;

3) часть жизненного плана по каким-то причинам не была реализована;

4) обстоятельства не позволили осмыслить и исправить несправедливость, страдание или ошибки.

В случае присутствия в семейной системе памяти о подобных явлениях,

потомки будут рассматриваться как ответственные за преодоление последствий тех действий, которые были совершены их предками в одном из предыдущих поколений

Всякая ошибка, допущенная кем-то в семейной системе, должна быть восполнена («оплачена» и компенсирована), и судьба выступает своего рода «судьей», который берется наказать «виновных».

Привлекая для анализа бытовые верования и мифологемы, можно предположить, что на потомство накладываются ошибки предков, которые воспринимаются как некая тайна, действующая как семейное (родовое) «проклятие». «Проклятие» в данном смысле не следует вульгаризировать и приравнивать к категориям бытовой магии, но скорее рассматривать как скрытую системную предпосылку к актуализации дисфункционального сценария, базирующуюся на фиксации в памяти семьи «ошибочного действия», нелегитимного акта, совершенного кем-либо из значимых предков.

(Хотя стоит отметить, что в системном контексте ряд феноменов бытовой (народной) магии, описанных в отечественной этнографической литературе, не лишен своих психологических оснований; в ряде случаев они могут быть расценены и интерпретированы как значимые факторы, влияющие на динамику семьи и рода, например, «проклятие» или «порча», наложенные некогда в прошлом на кого-то из предков за его поступки, ошибки и прегрешения. Подробнее см.: Адоньева С. Прагматика фольклора. — СПб., 2004).

Детерминирующей силой в семейной системе обладают:

а) семейные ошибки и нелегитимные акты;

б) эдипальные мотивы, конфликты и их фиксации.

Механизм фиксации события в системной памяти связан с тем, что бессознательная вина накладывается на реальную виновность, на реальное действие.

Совпадение внутренней готовности, оценки и идентификации с внешним действием замыкает ситуацию, формируя круг обреченности, который циклично повторяется от поколения к поколения до тех пор, пока кто-либо в настоящем или в будущем, осознав всю патологичность привычной закономерности в судьбах, не прервет эту навязчивую повторяемость ошибок и упущений

Деструктивная связь, переплетения судеб и трансляции усиливаются, когда совмещаются стыд, чувство вины и тайна. Из индивидуальной души, виновный в поступке/событии вытесняет вину и стыд в семейное бессознательное поле. Именно оттуда исходят и тянутся нити, влияющие на судьбы семьи.

Фантомные фигуры и белые пятна семейной истории

Семья как целостное образование включает в свою структуру и динамику различные фигуры. Эти фигуры могут носить различный по своей природе и характеру смысл.

В качестве фигур могут выступать:

1) персоны семейной системы, присутствующие в ней актуально, т.е. живые люди, активно участвующие в построении семейной истории и включенные в перекрестные отношения;

2) проекции живых людей в структуру подсистем семьи, например, персона расширенной семьи, опосредовано, через психику носителя данного устойчивого интроекта, в виде фантома проецируется и внедряется в пространство жизни нуклеарной семьи (мать, реже отец, мужа или жены в пространство их собственных отношений);

3) фантомные фигуры умерших, память о которых сохраняется в системе, такая память может носить как положительные коннотации, так и отрицательные; фантомные фигуры умерших («призраки») могут быть представлены в различных формациях: а) в виде миметических образов-копий в памяти живых носителей семейной истории, б) в виде неясных и устойчивых состояний и переживаний (трансгенерационные аффекты), в) в виде фантазматических образов сновидений и галлюцинаций, г) в виде навязчивых идей и мыслей, д) в виде поведенческих стереотипов и соматических реакций (соматизаций, в том числе патологических), е) в виде повторяющихся событий, совпадений и дат (эффект годовщины).

Фантомная фигура, или, в том случае если речь идет об уже умерших, «призрак», является следствием латентного функционирования бессознательной семейной тайны, в качестве которой могут выступать нелегитимные события — инцест, преступление, незаконное рождение, предательство, и пр.

Такое событие актуализирует данный феномен. Явление системного призрака по аналогии близко тому художественному образу, который описан в классической английской готической прозе — из этих произведений известно, что явление призрака всегда обусловлено определенной причиной, связанной с его неудовлетворенностью и «неуспокоенностью».

«Дух мертвого» возвращается к живим, как своего рода напоминание и требует от них решения ситуации из прошлого и успокоения

Преодоление действий призрака сопровождается выяснением ужасной семейной тайны, после чего совершается некое ритуальное действие, после которого «призрак» умершего предка обретает покой. С технической стороны данная схема описывает логически правильную последовательность снятия актуальности «призрака» и его возвращение из мира живых в системное бессознательное поле, его ассимиляцию и растворение.

Любой «призрак» должен быть «возвращен» из «мира живых» в «мир мертвых». Этот процесс осуществляется через разоблачение и прояснение тайны, посредством герменевтической процедуры толкования, символического выражения и терапевтического отыгрывания. Рассматриваемое явление требует особого подхода и внимательного отношения, поскольку данная тема описывает собой пограничный спектр феноменов, при неаккуратном обращении и вульгаризации которых существует опасность скатывания в область примитивной метафизики, бытового оккультизма и иррациональных страхов.

Американский психоаналитик Н. Абрахам, предложив понятие призрака, рассматривает его в качестве центрального объяснительного механизма бессознательных трансгенерационных передач.

Присутствие бессознательного фантома лежит в основе «возвращения мертвых» в мир живых. Если абстрагироваться от бытовых верований и страхов, существует своего рода бессознательный механизм оживления мертвых, точнее их образа в душе живых и в семейной памяти. Следует при этом помнить, что есть различие между системными закономерностями этого процесса и бытовыми опасениями.

Обыденное сознание приписывает фантомным фигурам некоторую (иногда значительную) степень автономности и произвольности в выборе действий, в связи с которой они, как кажется, могут возвращаться в мир живых, вмешиваясь в события жизни по собственной воле. В действительности ситуация складывается иначе, но эта инаковость не очевидна, что в свою очередь запускает работу страхов и связанных с ним фантазий.

«Мертвые» не имеют произвольной автономности для возвращения в мир живых, они не имеют собственной воли, но как автономные психические комплексы, обладают скрытыми интенциями (желаниями), создающими основание для их воспроизведения в системе семейных интеракций.

С другой стороны, если мы посмотрим на данные обстоятельства с позиции субъекта, носителя автономной воли, то очевидно, что именно он дает некое право, к тому, чтобы определенный бессознательный объем памяти был воспроизведен; иными словами, это не «мертвые» возвращаются, но живые пытаются заполнить пробелы в истории (белые пятна), связанные с судьбами и тайнами других.

Эти тайны проникают в самую сердцевину нашей души, поскольку наравне с ясно читаемыми аспектами генеалогической истории, принимают участие в формировании нашей идентичности — возникает проблема ее целостности и полноты. Чем больше тайн таит в себе история семьи, чем больше не проясненных моментов биографии, тем более идентичность лакунарна, и эти зияния будут настойчиво требовать своего заполнения в связи с невыносимостью для субъекта отсутствия структуры.

В том случае, если нет подлинной информации и исторических свидетельств, зияния заполняются фантазиями, страхами и домыслами. В сумме данные феномены объективируются как призрак и во внешнем мире, в сфере актуальной активности, проявляются в соответствии с механизмами случайных совпадений и синхронизаций, обретая в этом свою материализацию. Следовательно, призрак является формой объективации/материализации фантазма. Субъект, сталкиваясь с явлением фантома, оказывается в поле действия элементов чужого бессознательного (своих родителей или фигур более старшего поколения).

Парадоксальным образом в фигуре призрака сталкиваются амбивалентные тенденции. С одной стороны, фактом своего присутствия он сигнализирует о потребности раскрытия тайны, прояснения ситуации и потребности в успокоении, с другой же — как продукт бессознательного функционирования, он стремится к тому, чтобы никогда не быть осознанным.

Как бессознательное явление, фантом способен быть транслируем из бессознательного родителей в бессознательное ребенка, который погружен в совместное поле взаимодействий и коммуникаций

Данный процесс может напоминать вытеснение, как оно известно из теории психоанализа. Однако психическая динамика фантомной фигуры следует отличать от функций вытеснения. Вытеснение представляет собой механизм функционирования собственной психи, бессознательно инициируемый самим субъектом; объектами вытеснения оказываются опасные или чуждые компоненты психики.

В случае актуализации фантома, ситуация обстоит несколько иначе: фантом оформляется внедрением инородного смысла, который часто не может быть подвергнут рефлексивной оценке даже потенциально с какой-то степенью вероятности, поскольку касается чужой судьбы и чужой истории, к которой субъект оказывается причастен относительно и косвенно, как принадлежащая семейному контексту часть.

Инородный смысл внедряется (инкорпорируется) в психический аппарат субъекта, как нечто, как интенция, пришедшая извне. Основным содержанием для субъекта такого смыслового наполнения является его незнание и непонимание. Именно незнание оказывается основным движущим механизмом актуализации фантомной фигуры, которая вступает с субъектом в тесные зависимые отношения, оказывая влияние на его идентичность. Однако такая идентичность на фоне присутствия фантомной фигуры оказывается лакунарной, т.е. не полной, и лакуны заполняются необусловленными аффектами. За лакунарной идентичностью стоят зоны неясности и белые пятна семейной истории.

Непосредственно данная ситуация, и достаточно интенсивно, затрагивает душу ребенка, поскольку белые пятна, связанные с незнанием, возникают именно в его душе. Вместе с тем, следует всегда помнить, что появление призрака из прошлого отсылает к вполне реальным фактам, но не доступным для субъекта, поскольку они связаны с чужой биографией, порождены чужой жизнью и не переданы в рассказах.

«Создание» призрака непосредственно не касается бессоз¬нательного субъекта, а касается бессознательного другого человека, что приводит к двойному столкновению с непроговариваемым: с одной сторо¬ны, запрет снимать покров таинственности с того, что должно оставаться тайной, чтобы хранить «хорошую» память об умерших («О чем невозможно сказать, о том следует молчать», как в свое время выразился Людвиг Витгенштейн); с другой стороны, невозможность выразить словами нечто, что субъект не испытал сам, о чем он не может вспом¬нить, потому что он этого не прожил, и память чего не была передана с помощью слов.

Реализуя подобный сценарий, субъект почти не может воздействовать на призрак, который его преследует. Он может чувствовать эту «беспокоящую странность» в себе, но не в состоянии ни понять, ни выразить то, что он чувствует. Активность призрака является источником бесконечных повторений, что препятствует возможности рационального осмысления.

Для ребенка эта ситуация усиливается еще и фактом его отношений к идеализированным парентальным фигурам (отец и мать). Он готов молчать и бессознательно уходить от правды для того, чтобы в собственных глазах не разрушились его родительские фигуры, на основе которые выстраивается структура его идентичности.

Проговаривание и поиск правды ставит под вопрос собственную идентичность. Однако кризис ломки идентичности «открывает глаза» на истинные аспекты биографии и истории своей семьи. В этом смысле стоит помнить о том, что идентичность не является чем-то раз и навсегда данным — но это тот аспект субъектности, который находится в постоянных преобразованиях, развитии и уточнении.

Поэтому, любое молчание в семье не должно являться препятствием к постановке гипотез относительно фактов прошлого и его присутствия в настоящем в виде призрачных фигур, симптомов и закономерных случайностей. Связанные с призраком белые пятна требуют осознания и поиска информации — внутренней и внешней. Этот процесс может длиться годами, но только это позволяет заполнить внутренние пустоты, прерывая круг навязчивых повторений судьбы. В связи с этим, особо актуальным становится вопрос понимания механизма и логики формирования фантомных фигур, а также их идентификации.

Семейная тайна

Семейная тайна оказывает воздействие на отношения между родителями, между сиблингами, а также между представителями нескольких поколений. В том числе тайна оказывает влияние на то, как помнят об умерших, в виде каких мнемических констелляций они присутствуют в семейной памяти. Память об умерших, точнее ее качество, способно оказывать влияние на ныне живущие генерации семьи. В том случае, если в семье есть тайна, то молчание относительно ее содержания действует парадоксально: оно разделяет, поскольку устанавливает дистанцию, и в тоже время оно устанавливает незримую связь замалчивания между членами семьи.

Семья несет коллективную ответственность за создание и поддержание семейной тайны

Передача тайны (как негативного сценария) осуществляется от бессознательного к бессознательному. Причем этот процесс не связан с вытеснением, поскольку содержание тайны может быть неизвестно индуктору и реципиенту. Тайна передается как негативный сценарий, выстроенный как фантазм на основе пробела в знании — пустоты и неясности, зияния в истории семьи, что выражается в смутной интуитивной тревоге и ощущении опасности, идущей из прошлого. Субъект пытается нейтрализовать это тревожащее и ужасающее зияние и заполняет приемлемой фантазией или поведенческим актом.

Сценарий может быть деструктивный (самоубийство, сумасшествие), но эта определенность кажется более приемлемым решением, нежели ужасающая неопределенность пустоты. Такой сценарий воспринимается как судьба и безысходность. В схематическом виде механизм формирования трансгенерационного сценария может быть представлена следующим образом — рис. 1 (авторская модель).

Модель формирования и реализации «фантомной фигуры» семейной системы (Старовойтов А. В., 2016)
Модель формирования и реализации «фантомной фигуры» семейной системы (Старовойтов А. В., 2016)

Суммируя все, что касается трансгенерационных передач, тайн и фантомных фигур можно сделать несколько обобщений:

1) тайны, скрывающие отвергнутые и непризнанные предками факты, передаются потомкам как «нечитаемая» память; тайна указывает на ошибки, допущенные в прошлом, которые всплывают из семейного бессознательного в виде фантазматических элементов;

2) передается именно тайна (ощущение неясности), а не память о событии — это должно указывать потомкам на необходимость восполнения пробела и исправления ошибки, признание события хотя бы символически;

3) тайна представляет собой способ маркировки семейной истории, за которую на потомков возлагается ответственность против их воли, как элемент судьбы;

4) замалчивание, мотивированное желанием защитить семью от негативных воспоминаний и осознаний дает противоположный эффект — формирование фантомной фигуры, призрака прошлого, который начинает «преследовать» потомков, указывая на неясные ошибки прошлого, и в отношении которого возникает задача терапевтического избавления;

5) фантом не находится в поле классической аналитической работы поскольку не принадлежит субъекту и не может быть проанализирован, как часть его биографического опыта или как структура его персонального бессознательного, скорее он является часть коллективной семейной памяти в ее бессознательных аспектах;

6) фантом воспроизводится не как элемент личного бессознательного, но как часть бессознательного другого (предка), вписанного в семейную историю и в структуру системного семейного бессознательного поля;

7) фантом не подвержен процедуре интерпретации, скорее он требует своего объяснения, т.е. проговаривания, поскольку он относится не к семейному роману, который выстраивается на основе семейного фантазма, но выступает частью, связанной с семейной историей, основанной на исторических фактах;

8) поскольку тайна ставит под сомнение логику генеалогического порядка, она затрагивает не отдельных субъектов, но семейную коалицию в целом.

И последнее — цитата из Оруэлла.

«1984»

«…Ему хотелось еще поговорить о матери. Из того что он помнил, не складывалось впечатления о ней, как о женщине необыкновенной, а тем более умной; но в ней было какое-то благородство, какая-то чистота — просто потому что нормы, которых она придерживалась, были личными. Чувства ее были ее чувствами, их нельзя было изменить извне. Ей не пришло бы в голову, что если действие безрезультатно, оно бессмысленно. Когда любишь кого-то, ты его любишь, и, если ничего больше не можешь ему дать, ты все–таки даешь ему любовь…».

Литература:

1. Гольжак В. де. История в наследство: Семейный роман и социальная тра¬ектория. — М., 2003.

2. Николс M., Шварц Р. Семейная терапия. Концепции и методы. — М., 2004. с.

3. О'Коннор Дж., Макдермотт И. Искусство системного мышления. Необходимые знания о системах и творческом подходе к решению проблем. — М., 2006.

4. Оруэлл Дж. «1984» и эссе разных лет. — М., 1989.

5. Теория семейных системМюррея Боуэна. — М., 2008.

6. Хеллингер Б. Порядки любви: Разрешение семейно-системных конфликтов и противоречий. — М., 2003.

7. Цирюльник Б. О стыде. — М., 2017.

8. Шутценбергер А.А. Синдром предков. — М., 2001.

9. Ямпольская А. Эммануэль Левинас. Философия и биография. — К., 2011.

Опубликовано: Старовотов А.В. Семья как экзистенциальная система / Экзстенциальная традиция: философия, психология, психотерапия. — № 1 — 2 (31 — 32). — 2018. — С. 183 — 209.


Author

Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About