Create post
Стенограмма

Котики и семиотики

Daniling Rednow
Sasha  Shishkina
Iliya Zyablickiy
+10

Статья Ивана Кудряшова об особенностях взаимодействия со знаками, фрагментированной современности и попытках понять радикально другое существо.

Я, конечно, не поэт, но точно так же пишу о том, чем дышу. Тексты растут поверх текстов и различаются лишь тем, насколько необходимо их писать. А поскольку в последние месяцы я живу в ментальном батискафе, который все глубже и глубже погружается в темы семиотики и медиа, то неудивительно, что моя приватная мануфактура мыслей и слов значительно увязана на теоретические вопросы производства смысла. Мозг работает 24 часа в сутки, хотя врач и настоятельно рекомендовал его владельцу соблюдать режим труда и отдыха.

То, что я нахожу в теории, — только повод заново открывать для себя собственный опыт. Схватывая такие параллели, я чувствую себя героем классно написанного романа. В конце концов, это не самый худший способ пользования и жизнью, и теорией. Я пишу про семиотику, а рядом сидит кот, которому для общения со мной не требуются знаки. Так уж повелось в европейской традиции с Фердинанда де Соссюра (а на деле — ещё с 17 века, когда на тему знака зарубались Локк, Пуансо и Лейбниц), что котикам и прочим зверям в наличии семиотики отказано. К счастью, не все теоретики поддались очарованию идеи культурной конвенции: прагматики и ряд других школ не отрицали существование зоосемиотики. Любопытно, что чаще других к проблеме знака у животных обращались у нас и в США. Вы вольны делать из этого какие угодно выводы. Однако подлинный интерес у меня вызывает отнюдь не то, как разные животные обмениваются сигналами (какая ирония: новая фишка в исследовании животных — обнаруживать диалекты их первичной сигнальной системы). Меня больше интересует то, как возможна общая система, позволяющая хотя бы минимально понимать друг друга разным видам существ. Как например, в этом известном видео.

Есть что-то обнадеживающее в мысли, что мы не отделены от мира других существ как единичные монады: даже в железном занавесе одиночества есть тайные тропы и пути смысловой контрабанды. Ведь в противном случае даже твой домашний кот удален от тебя ничуть не менее, чем галактика с романтическим названием z8_GND_5296.

Мне кажется, что эти мысли возникают не просто так, а потому, что сегодня нечто похожее происходит и с обществом. Киберпанк с бетонно-цифровыми джунглями, где сотнями рождаются и умирают слэнги, субкультуры и стили жизни, уже наступил. Мы просто его не заметили, так как наша способность меняться и видеть весьма ограничена. Нам по привычке ещё кажется, что общество объединяется одним языком, одной историей (что уже довольно наивно для больших городов) или что оно представляет собой два-три крупных образования (условные большинство и меньшинство или социальные группы по доходам — это мифология социологов, давно утерявших нить реальности). Но повседневный опыт сильнее всякой школы и всякого словаря: в тех частях, где он отличается, любое сказанное слово превращается в лабиринт, из которого мы выходим с совершенно разных сторон. Увы, стоит признать, что современное общество больше похоже на множество групп, обреченных при общении на double bind и промахи в понимании. В качестве общей семиотики такому обществу остаются элементарные жесты, почти не отличимые от самого сообщения — то есть мотивирующие к простым действиям (как подталкивание рукой намекает на уход или недовольная гримаса — на отказ от общения). «Бьют — беги, дают — бери», — вот и вся семиотика. Какое уж там понимание?

При этом в России так много людей, любящих поговорить про понимание, диалог, взаимодействие личностей (субъект-субъектное отношение) и прочее «Я и ТЫ», что это несколько пугает. И словесное варево, которое подают как гуманитарное знание, обычно круто пересолено риторикой ответственности. Меж тем, данный суррогат к гуманитарному знанию не имеет никакого отношения. Гуманитарии производятся на свет не путём инсталляции в них какого-то знания, а путём совращения — через укоренение в человеке желания работать над собой и особым образом использовать свои знания (прежде всего, для понимания себя и других). Обильные же разговоры о том, чего почитай и нет (где у нас место для живых дискуссий?), — скорее способ забалтывания темы.

Cтоит признать, что современное общество больше похоже на множество групп, обреченных при общении на double bind и промахи в понимании. В качестве общей семиотики такому обществу остаются элементарные жесты, почти не отличимые от самого сообщения

Такое подспудное и неуёмное желание быть личностью, открыто вступающей в актуальные дискуссии, слишком скоро обретает свое воплощение в интернет-срачах, бессмысленных и беспощадных. И уж позволю себе поделиться своим скепсисом: значительная часть отечественной интеллигенции как раз и является блистательным примером безответственной речи — это люди, трындящие про бессознательное, но даже не побывавшие сами в анализе; это люди, бросающие претензии к власти, но сами не научившиеся ни повелевать, ни подчиняться; это люди, которые должны вдохновлять, но которые при этом сами не верят в сказанное даже больше своих слушателей (и поэтому в их речи всегда звучит унылая, царапающая слух нота оправдания). Как бы это грустно ни звучало, но постоянно обвиняемые интеллигенцией простые люди в массе своей знают из опыта — что значит «ответить за базар». Они не безответственны, но их опыт ограничен (поэтому их так легко критиковать за нехватку знаний, приводящих порой к неверным решениям).

Именно поэтому сегодня что-то интересное в культуре и обществе происходит где-то по краям. Дело не в маргинальности идей или людей, а в том, что сепарация от общего, мэйнстримового оказывается порой условием, чтобы сказать что-то. Там, где слова и роли уже расписаны и пригвождены друг к другу, царит клише, подавляющие всякий семиозис, всякое новое в смыслах. И мне кажется, что в попытке восстановить хоть какие-то границы, поддерживающие ответственное пользование словом, очень многие сегодня выстраивают нечто вроде небольших сообществ по интересам. Социальное давление «своих» — это не хорошо и не плохо, это то, что работает — в отличие от сотрясания воздуха словами о ценностях и идеалах (кои размыты самим повседневным существованием).

Я бы не спешил называть это «новым трайбализмом». Для трайбов у нас слишком хреново с вождями — не с теми, кто повесил этот ярлык себе на грудь как плашку орденов, а с теми, у кого есть воля и харизма. Однако многое напоминает возврат к сословности (у нас её вечно путают с кастовостью, однако средневековое общество не запрещает социальную мобильность, оно лишь затрудняет её — именно благодаря разнице слов и значений). Эта сословность 2.0 вероятно неизбежна, так как в процессе развития общества порой приходится делать шаги назад.

Есть что-то обнадеживающее в мысли, что мы не отделены от мира других существ как единичные монады: даже в железном занавесе одиночества есть тайные тропы и пути смысловой контрабанды

Все прежние общества (до модерна) строились на строгом ограничении встреч людей слишком разного опыта, просто потому что это было чревато не только конфликтами, но и долгосрочными последствиями. Для одних групп насилие — повседневность, для других — кошмар, однако это касается не только физического воздействия (например, идеи и нравы одних могут быть разрушительны для других). Посмотрите, как тонко эту мысль обыгрывает Том Форд в своем последнем фильме «Ночные животные». В эпоху модерна западные общества пошли по пути преодоления этих границ. Чтобы думать, говорить и чувствовать, видимо, нужен схожий опыт, одни и те же мясорубки детства, формирующие индивида. Усреднению опыта значительно помогали единая система образования, массмедиа и индустриализация. В такой ситуации любая сегрегация воспринимается с подозрением, поэтому этот период истории идет под знаком преодоления границ между людьми. Пока мы смотрим одни и те же фильмы (или другой медиум), у нас есть бонус к способности понимания друг друга (даже если мы не собираемся этого делать). Однако в какой-то момент подключение к информационному потоку перестало давать схожий опыт. Представьте, например, насколько огромен выбор сериалов, и вы поймете, что общее возможно лишь в крайне фрагментированном виде. Проблема в том, что мы продолжаем жить в массовом обществе, которое всё больше размывает общее повседневного опыта.

Эмиграция в соцсети многим казалась способом выстроить новый образ общего опыта с сохранением значительной доли разнообразия. Эта идея, впрочем, не учитывает самой малости: она очень многого ожидает от каждого пользователя. Мы вряд ли обладаем той долей семиотической изощренности или сопротивляемости медиа, чтобы пользоваться сетью для понимания, а не для поверхностного скольжения. Устав от сквозняков, мы конопатим свои выходы к другим до полного игнора реалий. Однако в итоге оказываемся сами в клетке с невидимыми прутьями.

Возвращаясь к котикам, стоит заметить, что животным не доступен мир символов, однако им понятны индексальные знаки, а возможно и иконические (для развитых животных). В сети большинство пользователей работают со знаками по тому же принципу: знаки других больше не расшифровываются, они просто схватываются в последовательности (т.е. превращаясь в индекс: есть А, значит есть и Б) — это экономит силы, но превращает знаки в вещи. Экивок, ирония, интонация, коннотация с большим трудом выживают в интернет-общении.

Возможно, я так долго и заумно подводил читателя к простой мысли, что живое общение и вдумчивое чтение пока заменить нечем. Но точнее было бы сказать, что я кружу вокруг другой идеи. Идеи о том, что взаимодействие со знаками — это особый опыт, требующий выработки специфических навыков и иного взгляда на вещи. Когда всего этого нет, мы оказываемся просто игрушками для знаков, расходным материалом. Недаром поэты порой отождествляют себя с рудокопами, старателями и искателями кладов, ведь реальность слов сопротивляется ничуть не хуже реальности физической. Причем здесь обнаруживается семиотический парадокс: чем лучше вы понимаете исходные пункты и точки назначений, пробегающих через вас знаков, тем меньше поводов претендовать на звание «автор». На каждый смысл накладывается множество факторов: от персонального умения/неумения до внешних условий вроде столбика термометра или палитры рабочего места. Не помогает ли рождению текста каждый сердечный толчок? А разный ритм ходьбы? Поэтому неясно, является ли каждый смысл моим или не моим, ведь текст, возникший из прогулок — это мой versus с зимой.

Однако в какой-то момент подключение к информационному потоку перестало давать схожий опыт. Представьте, например, насколько огромен выбор сериалов, и вы поймете, что общее возможно лишь в крайне фрагментированном виде

Холод и события зимы отрезвляют. Как отрезвляет встреча с собственной частичной безграмотностью. Мир вокруг нас состоит из множества разных знаков, некоторые обращены прямо на тебя. И всё, что ты не можешь прочитать (хотя оно чтению доступно), — тревожит, оставляет след какой-то личной зависимости и несамодостаточности. Причем простого перевода не хватает. Ты, конечно, можешь, залезть в Гугл и найти значения слов или образов, но без человека, умеющего их толковать они лишь плодят фантазии. Я, например, совсем недавно испытал такой опыт беспомощности при общении с врачами.

Медицинская семиотика — вообще особая тема, в которой знаки пророчат судьбы, а культурное и природное смешано воедино на крутой основе в виде боли и функциональных ограничений. Сам по себе организм — ещё не знаковая система, хотя довольно удачный экран для отображения чего-то знакового, а вот результат исследования этого организма — уже текст. Не сложно догадаться, что значения, которые предстоит вычитать из МРТ- или рентгеновского снимка, имеют для меня большое значение. Как человек, выросший на фильмах, я живо представляю ситуацию, которую неоднократно видел в известных кинокартинах (например, «Достучаться до небес», «Во все тяжкие» или «Серьезный человек»). Реальность обычно оказывается не столь красочной, а ужас вашего диагноза не в жестком отсчете оставшихся дней, а в предельной неопределенности.

Как бы то ни было, испытав подобный опыт, очень хочется общаться и понимать других, а может — просто хочется жить. И зима оказывается не только перебивающим тебя голосом, но и сборником красивых текстов. Какие-то пишешь ты сам, выбираясь из плена собственной квартиры, другие — небрежно накидала природа (ох, завидую я гляциологам, читающим снег и лёд). И общество представляется не набором закрытых анклавов, а архипелагом, открытым для смелых путешественников. Ну, а кот? Кот есть кот — он гуляет сам по себе, вне всяких знаков и забот.


Фотографии Лены Стрыгиной и Флавии Австралии.

Оригинал статьи на сайте «Стенограммы».

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Daniling Rednow
Sasha  Shishkina
Iliya Zyablickiy
+10

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About