Create post
Стенограмма

Тело, говори

Elena Ershova
Фуркат Палван-Заде
Анатолий  Кодинцев
+1

Текст Михаила Захарова о комиксах, которые рассказывают истории тел и помогают осознать свою сексуальность.

В одном из сценариев к «Сэндмену» было упоминание мастурбации. Редактор [Карен Бергер] немедленно вырезала эту часть. Она сказала мне: «Во вселенной DC нет мастурбации». На что я ответил: «Это многое объясняет».

Нил Гейман

…Супермен ограничивает свою деятельность пределами того небольшого сообщества, в котором он живет (Смоллвилль — в отрочестве, Метрополис — в зрелые годы). Подобно средневековому крестьянину, который мог совершить паломничество в Святую землю, но не знать, что делается в соседней общине, находящейся в пятидесяти километрах от него, Супермен легко совершает путешествия в другие галактики, а остальной земной мир и даже остальную Америку практически игнорирует…

Умберто Эко, «Миф о Супермене»

I

Свой первый комикс — The Amazing Spider-Man #494 (далее TASM) — я купил в семь лет. Я до сих пор помню его обложку и запах. Он был идеальным знаком, требующим расшифровки: кто такой Человек-Паук, я уже знал благодаря мультсериалам, но кто такие дядя Бен, тётя Мэй, Гвен Стейси, Мэри Джейн? Так из меня потекли деньги.

Во вселенной TASM Питеру Паркеру 30 лет, он одарённый химик и школьный преподаватель. В Ultimate Spider-Man (далее USM), серии, которую Marvel создали в 2000-м, чтобы познакомить миллениалов с богатой паучьей мифологией, Питеру 15 лет, он одарённый фотограф и школьник. Я покупал обе серии.

Я усвоил и условился с собой об одном — что в моей жизни не будет никакой смерти и запустения, но будет только движение и продуктивность. Питер Паркер из–под пера Бендиса стал для меня блестящим образцом для подражания

Изначально я был заворожен Человеком-Пауком в USM, потому что он напоминал меня — чисто внешне и ситуативно: у него тоже был большой секрет, за который он мог подвергнуться остракизму со стороны общества и близких. В USM #48, когда до конца урока обществознания остаётся десять минут и преподаватель разрешает высказаться на свободную тему, Питер обвиняет Уилсона Фиска aka Кингпина, мецената днём и главного криминального авторитета города ночью, в коррупции и убийстве. И у него есть все на то основания, ведь это он разоблачил Кингпина, будучи Человеком-Пауком. Но он не может разоблачить Фиска перед классом, не разоблачив себя — Питер Паркер принадлежит миру Уилсона Фиска, а Человек-Паук — миру Кингпина; преподаватель не верит ему и сообщает, что занятие окончено, на что Питер разражается тирадой: «Люди предпочитают покоряться и приспосабливаться. Когда это происходит? В школе? В институте? Когда вам тридцать лет? Когда вы окончательно сдаётесь? Ведь вы смотрите мне в глаза и говорите: “Да, он убийца, но у него есть положительные качества!”» Эти слова написал Брайан Майкл Бендис, когда-то лучший сценарист в индустрии, который сумел из жизни Человека-Паука сделать пьесу Дэвида Мэмета.

Я усвоил и условился с собой об одном — что в моей жизни не будет никакой смерти и запустения, но будет только движение и продуктивность. Питер Паркер из–под пера Бендиса стал для меня блестящим образцом для подражания. У меня тоже были две жизни: одна проживаемая натурально, другая — в секрете, но это всегда были жизни.

Я хранил фигурки Человека-Паука — и он благодаря своему вечному страданию и фиксации на травме стал для меня сакральной фигурой; на этом делает акцент и Сэм Рэйми в своей экранизации, где Паук, чтобы спасти пассажиров поезда метро, застывает в позе Христа. Сюжетная арка Джея Майкла Стражинского в TASM тоже намекала на это, ведь Морлан, главный злодей того большого рана, видел в Человеке-Пауке тотемическую паучью фигуру. Пол Дженкинс в Spectacular Spider-Man аналогично изобразил его тотемической фигурой — до той степени, что Питер в какой-то момент трансформировался в огромного паука. Его вакхические шутки и народная приземленность — дионисийские черты, и эту его дионисийскость корпорация использовала в коммерческих целях, чтобы познакомить новое поколение с персонажем: такова сюжетная арка Стражинского и вся серия Ultimate, где Паук страдал, переживал схватки, становившиеся репертуарными, и рождался заново.

II

Детство исчезло в тот момент, когда я усомнился в паучьем боге, перестал смотреть на Человека-Паука из TASM как на Человека-Паука и увидел Питера Паркера — тридцатилетнего мужчину ростом 180 см и весом 75 кг, благополучного гетеросексуального шатена с карими глазами. Такие данные о персонажах издательство ИДК, выпускавшее комиксы, публиковало почти в каждом номере, чтобы читатели не запутались в мифологии. Для меня эти физические данные сделали из Человека-Паука Синди Кроуфорд, легально объективировали его; когда у него появился рост и вес, он перестал быть недосягаемым. Из поднебесных сетей он спустился на землю и стал тем, кем был — учителем химии в средней школе Квинса, семьянином, парализованным репутацией и статусом-кво (возможен переход из одного класса в другой, но только в случае сотрудничества с Мстителями, цепными псами правительства), лакомым куском для психоаналитиков — наполовину реализованный Эдипов комплекс, переигрывание в мозгу убийства отцовской фигуры, двусмысленные, граничащие с гомоэротическими, отношения с заклятыми врагами (в USM #57 Доктор Октопус вставляет Питеру щупальце в рот и вырывает зуб — в этом стоматологическом акте я вижу теперь сугубо сексуальный акт); кроме того, он потрясающе выглядел в боксёрах.

Когда я отсёк от Человека-Паука его арахнидовое наименование, когда я впервые кончил на его полуголое изображение в трех- или четырёхсотом по счёту купленном комиксе, когда я начал мастурбировать на всех супергероев подряд — тогда и завершилось моё детство. И я тратил, тратил деньги на американские трагедии со счастливым концом — возможно, надеясь обнаружить ещё кусок обнажённой плоти, скрытой под латексом. Любопытно, как в английском XIX в. spend значило то, что сейчас означает come, — прозорливые англичане ещё на заре индустриализации осознали связь между деньгами и сексом.

Изначально я был заворожен Человеком-Пауком в USM, потому что он напоминал меня — чисто внешне и ситуативно: у него тоже был большой секрет, за который он мог подвергнуться остракизму со стороны общества и близких

Комиксы оказали на меня педагогическое воздействие — они воспитали меня чувственно и телесно, послужили первой ступенью в раскрытии собственной сексуальности. Комиксы были моей печатной порнографией. Ямпольский в лекции об архиве и индивидуальности говорит о том, как просматривал сотни порнографических фото, где люди были абсолютно деперсонализированы ретушью фотошопа. И комиксы деперсонализировали своих персонажей, ведь в них у персонажа нет ни одного постоянного облика, облик всегда текуч, и, когда заканчивается контракт с одним автором, персонаж становится другим, он фрагментарен, его рисуют разные художники, его голосом говорят разные сценаристы (и разные актеры); про Человека-Паука досконально известны только телесные характеристики. Грег Лэнд, художник, который изобразил героев сверхнатуралистично, был следующей ступенью в чувственном воспитании (мастурбация на фотографическое изображение). Затем были экранизации комиксов.

Эксперимент по созданию единого кинематографического пространства, который сейчас проводит Marvel, не новый, ему как минимум восемьдесят лет, ведь в сталинском кино «большого стиля» тоже существовала единая вселенная, где, как отмечает исследователь Оксана Булгакова, из одного фильма в другой курсировали объекты, места, персонажи: «Сталин, у Ромма молчаливо стоящий у карты, у Чиаурели отдает слышимые приказы, например занять почтамт. То, как занимают почтамт, показывает Ромм. В «Человеке с ружьем» Юткевича солдаты пишут письмо Ленину, письмо читается в «Великом зареве» Чиаурели. На вопрос крестьянина из фильма Юткевича, что будет с аграрной реформой, даётся ответ в фильме Ромма». Роль автора, таким образом, сводится на нет — о персонаже (в случае экранизаций комиксов — супергерое) всегда есть только одно мнение, которое формирует, в советском случае, идеология (на вопрос западных журналистов, кто является сценаристом «Потёмкина», Эйзенштейн отвечал: «Партия») или, в случае Marvel, деньги. Так в какой-то момент я осознал, что комиксы — это машины по производству фетишей, порнографии и идеологических установок, но не перестал их любить.

Моя страсть к приобретательству никогда не выходила за рамки разумного — в ней нет той маниакальности, которую мне довелось однажды лицезреть в Библиотеке для молодежи, где был наскоро организован аукцион, и гики готовы были растерзать за оригинальный комикс 60-х годов. Мое задротство умеренное — и ограничивается десятью килограммами комиксов, которые я таскал в коробке по сорокаградусной жаре в Айова-сити, чтобы затем погрузить их на самолёт и улететь в Россию — туда, где этих комиксов нет, — чтобы предаться телесному акту разглядывания, перелистывания, вдыхания.

Комиксы — это неизбежно телесные нарративы, тела обхаживаются и акцентируются, человеческие тела становятся телами животных — ящериц, носорогов, скорпионов, стервятников; тела соединяются с металлами, стихиями, сливаются с реальностью на молекулярном уровне (совершенно алхимический характер персонажей Фантастической Четвёрки, где Рид — вода, Сью — воздух, Джонни — огонь, Бен — камень). Тела в комиксах всегда рассказывают истории. В этих историях, разрозненных, распадающихся на облачка и панели, в этих Человеках-Пауках, от недовольных, в дремучем пятнадцатилетнем пубертате школьников, до тридцатилетних дядек в лайкре, которая еле сходится в промежности, можно прочесть и наши истории тоже. Думаю, главная заслуга инстаграма как раз в том, что теперь героем может стать каждый — чем ещё являются инстаграмы, как не масштабными нарративами, комиксами наших тел?

III

Сейчас я меньше сопереживаю Питеру-невротику и больше — Мэри Джейн и тёте Мэй, потому что понял их долю и потому что увидел в них себя. Когда Мэри Джейн в халате, с пистолетом в руках, выстрелила на Бруклинском мосту в Зелёного Гоблина, чтобы история Гвен Стейси ни за что не повторилась (Marvel Knights Spider-Man #12), и врезалась в другого Зелёного Гоблина на угнанном грузовике (Ultimate Comics Spider-Man #160), когда Мэй — настолько она одинока — пришла на кладбище поговорить с мёртвыми родственниками: мужем, его братом, женой брата (TASM #501), и когда написала в списке дел: «купить успокоительного», а потом сделала приписку «много» (TASM #480), — я плакал. Комиксы помогли мне осознать мою сексуальность, но со смертью Человека-Паука в Ultimate-вселенной эпоха кончилась — и я повзрослел. Теперь я всё больше ассоциирую себя с Мэри Джейн, которая обращается к Питеру в одном из писем: «мой любовник, мой муж и мой лучший друг» (TASM #494), и с тётей Мэй, которая, когда дворецкий Мстителей Джарвис кладёт ей на плечо руку, а потом стыдливо убирает, говорит: «Я не просила убрать руку» (TASM #522).

Фотографии Дарьи Кузнецовой. Больше обновлений от «Стенограммы» можно найти здесь.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Elena Ershova
Фуркат Палван-Заде
Анатолий  Кодинцев
+1

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About