Пьеса «Отелло» относится ряду великих трагедий Шекспира наравне с «Макбетом», «Королем Лиром» и «Ромео и Джульеттой». Понимали и ставили её по-разному. И как назидательную повесть, предостерегающую от неравных браков, и как трагедию ревности, и как историю доверчивости («Отелло от природы не ревнив, напротив: он доверчив» — считал небезызвестный в определенных кругах А.С. Пушкин).

Но сегодня перед нами тот удивительный момент истории, когда пьеса впервые с момента своего написания вновь имеет и острополитическое звучание.

Обратимся к началу пьесы.

События разворачиваются вокруг брака чернокожего венецианского генерала Отелло, человека в возрасте («Я спустился в долину лет» — говорит он сам о себе) и юной дочки сенатора, только переступившей порог брачного возраста, Дездемоны. Против этого брака выступает самый влиятельный человек в Венеции — Брабанцио, отец девушки-из–за-которой-всё-началось. Да, мы не оговорились, именно сенатор Брабанцио, а не дож, является самым авторитетным человеком в городе-государстве. Чтобы убедиться в этом, отставим в сторону переводы Пастернака и Лозинского и обратимся к Уильяму нашему Шекспиру:

«the magnifico is much beloved,

And hath in his effect a voice potential

As double as the duke’s»

или дословному переводу Морозова: «Не забывайте, что сиятельный сенатор весьма любим и голос его вдове могущественней голоса дожа».

Так что может помешать Брабанцио вершить суд так, как ему обещано дожем:

«Кто б ни был вор, вас дочери лишивший,

А вашу дочь — способности судить,

Найдите сами для него страницу

В кровавой книге права и над ним

Вершите приговор. Я не вмешаюсь,

Хотя бы это был родной мой сын»

Только общая для всех остальных сенаторов и дожа угроза: турки. Только готовящаяся атака турок на Кипр позволяет объединить всех сенаторов против воли Брабанцио. Отелло нужен им, чтобы защитить Кипр, а значит вопрос о законности брака с Дездемоной решается в пользу «толстогубого черта».

Во втором акте турецкий флот разбит бурей и на Кипре идет бурное празднование этого события, в ходе которого Яго переходит к активной фазе своих козней. Последний «турецкий след» в трагедии приходится, ни много, ни мало, на финальный монолог Отелло, но об этом позже.

Трагедия написана в 1604 году. На тот момент крайней войной между Османской империей и Венецией как раз была Кипрская война 1570-1573 гг. Правда, победила в ней Турция (в связи с несогласованными действиями европейской коалиции, кстати говоря). Однако интересен тот факт, что данная война началась по инициативе турецкой стороны, для чего ей пришлось разорвать только что подписанный мирный договор. Такое варварское поведение нуждалось в каком-то обосновании, для чего султан Селим II обратился к шейху-уль-исламу («министру» по делам ислама) Мехмеду Эбуссууду. Уважаемый эфенди Эбуссууд (по одной из версий он был курдом, но сейчас данная гипотеза считается неверной) выдал следующее заключение: «Для султана заключать мир с неверными законно только тогда, когда от этого есть польза для мусульман. Когда от мира нет никакой пользы, он никогда не будет законным. Если раньше он представлялся выгодным, а потом стало очевидно, что выгоднее его разорвать, тогда нужно обязательно и непременно его разорвать». А вы говорите «нож в спину», а потом собираетесь приветствовать Селима в Петербурге.

Ну и раз уж мы обещали, обратимся к финальному монологу Отелло:

…

Прибавьте к сказанному: как-то раз

В Алеппо турок бил венецианца

И поносил сенат.

Вот так, не где-нибудь, а в том самом Алеппо, в котором сейчас идут бои. Интересно, что экс-премьер-министр Турции Ахмет Давутоглу в феврале 2016 года заявлял о намерении защитить сирийский город Алеппо, назвав это возвращением исторического долга. На что ему не замедлил ответить англичанин Уильям:

И поносил сенат. Я подошел,

За горло взял обрезанца-собаку

И заколол.

Вот так.

Причем в данном случае «Вот так» — это и последние слова монолога Отелло и последние слова данной заметки.

Вот так.