Честно говоря, не знаю, стал бы я этим заниматься, если бы мне предложили сделать это снова. Правда, заплатили мне всё-таки прилично, но это было совсем не забавно, доложу я вам. Я сознательно дал себя вовлечь в сложную и уникальную ситуацию, не имея какого-либо опыта в таких делах, угодив в лапы самовлюблённого самодура, за которым стояла колоссальная могучая организация.

Интересный и выполнимый эксперимент обернулся кошмаром. Подозреваю, что могло быть и жёстче. Но мною руководила надежда освоить стоящее дело.

Всё началось в шестьдесят девятом, когда утром наступило утро, а я не хотел вставать, потому что не люблю подниматься рано и сплю допоздна. Я дорожу часами сна ради красочных и дивных сновидений. Утро близилось к полудню, а я всё лежал и спал.

Тут в спальню заходит жена моя Джен и начинает меня тормошить, хочет меня разбудить и поднять, видать, что-то срочное.

СРОЧНО СРОЧНО СРОЧНО

Она хочет, чтобы я не валялся, а встал, и она в возбуждении — это заметно. Собирается выгнать меня из постели во что бы то ни стало, потому что оно неотложное дело. Только я уже в шестьдесят девятом усвоил, что если кто-то кричит «неотложное» — ничего неотложного в этом, как правило, нет.

Ну, а если и впрямь это всё-таки срочно, тогда берегись. Положение может сложиться опасное.

Сколько лет я мучительно пытался внушить это моей благоверной, как старалась она усвоить эту важнейшую истину…

Нет, она меня действительно уважает. Она готова меня выслушивать, и верит тому, что я говорю. Жена из неё мировая. Только она медленно усваивает мои уроки касательно «срочных дел» — так её воспитали. И она амбициозная особа, даже слишком. Когда у кого-то столько амбиций, разочарование жизнью неминуемо.

К тому же от её ущемлённого честолюбия могут страдать другие люди.

Да и как не клюнуть, когда тебе сулят такие деньги.

Но я из тех, кто верит, что всё придёт само собой, если делать как можно меньше или совсем ничего. Главное — игнорировать всё принципиально важное. Или «срочное» с большой буквы. К тому, кто ждёт, приходит всё само. Похоже на старинную поговорку или что-то вроде. Ибо все мои достижения в плане музыки, финансов, концертов и секса, всё, что мне перепадало из еды, одёжи, женщин, монет и жилья, всё это было легко и неожиданно.

Я никогда не гонялся за чем-либо, высунув язык. В большинстве случаев это заканчивается безрезультатно. Вот только жена моя никак не может этого усвоить. Ей невдомёк, насколько тесно сопряжена с катастрофой погоня за богатством и славой.

Кроме того, я верю в принцип сохранения энергии, в него я верю изо всех сил. Но когда со мною приключилась эта петрушка, я и сам, надо признать, усвоил те уроки не до конца.

Вынужден признать, что это так, проще свалить всё на жену. Но если честно, я ведь тоже почуял приманку.

Наконец, она, жена моя, разбудила и орёт мне в ухо:

— Джон, тебе звонят из ЭмДжиЭм. Микеланджело Антониони хочет, чтобы ты прилетел в Рим для записи музыки к его фильму!

— Видишь ли, детка, — отвечаю я, мечтая дать ей по физиономии. — Это розыгрыш. Попробуй успокоиться. Товарищи шутят. Сюда бывает много звонков от ненормальных.

Мы поженились совсем недавно, так что она ещё не знает, какие психи мне иногда звонят.

— Не расстраивайся, кто-то решил нас разыграть, только и всего. Сходи, повесь трубочку, и дай мне доспать. Всё будет хорошо. Когда-нибудь я сам покажу тебе Италию. А сейчас — спокойствие и отбой. Будь умницей — повесь трубочку.

— Джон, — произносит она громче, я — Джон, она — Джен, чертовски приятная жёнушка, между прочим. — Они не врут, я же вижу. Это действительно ЭмДжиЭм, и они хотят, чтобы ты завтра вылетел в Италию. Ты должен встать и поговорить с ними сам.

Дело в том, что эта женщина еврейка, у них интеллект будь здоров, такую не проведёшь. Если она говорит «ЭмДжиЭм» значит это ЭмДжиЭм. Боже, какое занудство.

— Джен, дорогуша, — отвечаю я. — Успокойся, пожалуйста. Даже если это ЭмДжиЭм, никуда я завтра не полечу. Тем более в этот чёртов Рим. Ступай, Христа ради, и положи трубочку.

А что думал я? Вот что я думал: «Любой, кто просит тебя перелететь океан уже завтра, любо болен, либо опасен, либо то и другое сразу».

— Джон, — говорит она самым заботливым тоном, почти снисходительно. — Ты помнишь, как мы с тобой ходили смотреть Blow Up?

— Конечно, помню. Красивое кино.

— Ну, так режиссёром этого фильма как раз и был Микеланджело Антониони! А теперь он работает над новой картиной и хочет, чтобы ты в Риме помог ему с музыкой к нескольким сценам. Ты же любишь работать в кинематографе, дорогой, разве нет?

Гал, гал, гал * — она меня сагитировала. Саундтреки — моя любимая сфера, и в этом деле я действительно мастер. Их на моём счету уже было несколько, и столько же впереди. Мне доставляет удовольствие ловить ход режиссёрской мысли и чувств, подбирая музыку им под стать, в основном опираясь на то, что он мне говорит.

— Джон, — продолжает она, искренне желая мне добра. — Ты обленился, и я не позволю тебе упустить этот шанс. Я не хочу, чтобы ты спал дальше. С таким же успехом ты можешь поговорить с приятной леди из кинокомпании.

К этому времени я уже смирился с неизбежностью разговора с приятной леди, даже если под её видом скрывается бес-администратор. Джен тем временем делает то, чему её учили. Она присматривает мне карьеру — ну вот, снова это проклятое слово.

Никому кроме меня почему-то невдомёк, что никакой карьеры у меня нет, никакой карьеры мне не надо, никакой карьеры у меня не было и, скорей всего, не будет никогда.

Ну и славно. Именно так, как я того хочу.

Если другие гитаристы мечтают о карьере — им и карты в руки. Только не я. Мне она не нужна. Это слово не подходит к тому, что я делаю, слишком громко и до смешного помпезно оно звучит.

И мне совсем неохота играть в эти игры, поскольку я совсем не настолько честолюбив — это первое, во‑вторых — потому что, всё, что мне надо, достаётся мне само собой. И ни Рим с его римлянами, ни ЭмДжиЭм, ни Микеланджело с Антониони меня не интересовали, не интересуют сейчас, и не заинтересуют никогда.

Желать чего-то в этом роде претенциозно и опасно. Всё, чем я располагаю, всё, что мне дорого, это моя крохотная ниша, где я в кои веки раз играю на гитаре для людей.

Я зарабатываю ровно столько денег, чтобы хватало на жизнь и кое-что про чёрный день. И в общем-то мне всего хватает. Вкалывать усерднее корысти ради для меня аморально.

— Джон, вставай!

С другой стороны, я всего лишь человек. И мои принципы приходится согласовывать с переменами в моём организме. Поэтому я должен признаться, что при всей неприязни к «большому бизнесу», я был соблазнён иллюзией пляшущих в воздухе денежных знаков. Но об этом, конечно, никто не знал. Узнав обо мне такое, они бы получили надо мной преимущество.

А Джен всё болтала и болтала, пока я, наконец, не вылез из постели.

— Ладно, уговорила, — согласился. — Я готов с ними поговорить. Только не думай, что я не знаю, кто на самом деле очень хочет отправить меня в Рим.

Гал-гал-гал. Меня не одурачишь. Приняв слегка виноватый вид, супруга усмехнулась. Телефон находился в соседней комнате, я беру трубку и говорю «Алло».

— Мистер Фэи, это вы?

— Без понятия, сестрёнка. Может и да, а может и нет. Что у тебя на уме, малыш?

— Только хорошее. Я звоню вам по поручению мистера Антониони. Он хочет, чтобы вы прилетели в Рим и помогли ему с музыкой к его новой картине. Вы смотрели Blow Up?

— Смотрел, смотрел. Очень симпатичный фильм.

— Очень хорошо. Blow Up — это, понимаете, его заявление по поводу Англии. А в новом фильме он собирается высказаться в адрес США.

— Постой, крошка. Одну минуту — Blow Up отличное кино, классная история. Но о каком ещё заявлении ты говоришь?

Меня заинтересовал её голос. Я уже барахтался между готовностью и мешаниной метафор.

— Видите ли, мистер Фэи, — снова заговорило ЭмДжиЭм. — Я работаю с мистером Антониони, отношусь к нему с восторгом, и для меня большое удовольствие обсуждать его чудесные фильмы. Он всегда объясняет мне то, что он делает, и поверьте, мистер Фэи, это очень интересный, интеллигентный и чрезвычайно проницательный человек.

— Не сомневаюсь, что он именно таков, каким ты его описала. Ближе к делу, пацанка.

— Дело в том, мистер Фэи, что Майкл Антониони человек до крайности приверженный. Вот только понимают это не все. Особенно тут у нас, в США.

— Окей, тутси. И чему же такому он привержен?

— Правде! Тому, что происходит на самом деле. Как великолепно ему удалось показать в Blow Up пустоту и утилитарность вкупе с безумной одержимостью определённых людей сексом и властью. Так думают многие, не только я одна. Заметьте, он критикует не всех англичан подряд, а только тех, кто соответствует этой категории. Завтрашних смутьянов и разрушителей. В результате получилась не просто история, а репортаж с разоблачением.

— О да, я вас понимаю. Я бывал в тех краях, и считаю, что Антониони всё изобразил верно. Вы понимаете, о чём я, не так ли — чётко, без искажений. Никогда не воспринимал этот фильм в таком разрезе. Но готов согласиться — у него действительно получился репортаж с натуры.

— Вот, вот, мистер Фэи! Микеланджело стремится проникнуть в суть положения конкретной культуры, запечатлеть её на киноплёнке и показать всему миру. В Blow Up это была Англия, на очереди США.

— Звучит заманчиво. Я бы точно в этом поучаствовал, только не с завтрашнего дня. Дали бы мне хотя бы два.

— Но мистер Фэи, если мистер Антониони говорит «завтра», это значит «завтра».

— Так и надо, милашка. Только если я говорю «послезавтра», я тоже не шучу. А тебе надо сделать вот что. Надо позвонить моему менеджеру. Зовут его Джин Швиндлер. Ты звонишь ему, а я делаю так, как он скажет. Договариваться надо не со мной, а с ним, поняла? Давай, звони.

Я продиктовал её номер Джина, поблагодарил и повесил трубку. После чего, естественно, сразу же позвонил Джину сам, доложил обстановку, подчеркнув, что мне лично вся эта затея до одного места, но если они в самом деле хотят подключить меня, это будет стоить бешеных денег. И если для них принципиально, чтобы я вылетел завтра же, за это полагается бонус, понимандо? **

— Само собой, Джон, — отвечает Джин. — Договор будет выгодный. И я согласен насчёт бонуса. О таких вещах говорят заранее, а хотят поскорей — с них причитается.

Дело в том, что я, видите ли, домосед. И как раз тогда я совсем не собирался покидать пределы Соединённых Штатов. Я большой патриот, и считаю, что в моей стране есть всё, что для меня важно. С какой стати мне целую ночь напролёт лететь в какую-то Италию? — рассуждал я, не подозревая, какой дружелюбный и весёлый народ эти итальянцы.

Тогда мне было всё равно, я вернулся в постель и обратно заснул. Ладно, ладно, допустим, я неисправимый шовинист, вернее, был таковым в ту пору, но дайте мне дорассказать, чем всё это закончилось с моей точки зрения. Вам будет показано всё, как оно было, но я был прав изначально, об этом я заявляю заранее.

И вот как было дальше. Организации с любым объёмом влияния и средств имеются повсюду. Те, кто в них сидит, убеждены, что могут делать всё что угодно с кем угодно — типа, финансы позволяют, и они это делают — вертят нами, как хотят.

Как хотят — так и вертят, и ещё как. И плевать они хотели на людей вроде нас с вами. Могут убить, могут свести с ума — роли не играет. Им также безразлично ваше отношение к их безумным проектам. И как будет смотреться вся эта мегаломания со стороны, их совсем не волнует.

А тут как раз подвернулся очередной enfant terrible не первой молодости — Микеланджело Антониони, сделавший несколько провальных фильмов подряд, пока, наконец, тоже совершенно случайно, не выстрелил этот его Blow Up, и он возомнил, что способен повторить успех этой картины.

Потому господа с ЭмДжиЭм с ним так и носятся, потакая малейшим прихотям маэстро. И если завтра этот козёл захочет отправить актёра на Марс, они пошлют ракету, вместо того чтобы послать его. И человеку придётся лететь. Нет, они ничем не побрезгуют, только бы осуществить задуманное.

Поэтому жене моей они сперва рассказали о том, как много в Италии красот, и как много они заплатят, и вы, конечно, тоже полетите с вашим мужем, а платим мы действительно много, не обидим, гал-гал-гал, вам ведь не безразлична его карьера.

Бэ-э. Снова это проклятое слово. Карьера, карьера, кругом одна карьера. Сколько же раз они повторили его моей жене. Глаза моей супруги полезли из орбит в пред вкушении барыша, во взоре заиграла алчность.

Эти гадости воздействуют на неё гипнотически. Стоит лишь невзначай проронить нужное слово, затем повторив его несколько раз, и оно незаметно засядет у неё в голове навсегда. Так или иначе, а когда я, наконец, проснулся пополудни, на лице моей жены цвела улыбка до ушей.

И, бэби, я знаю, что это значит.

* Фэи пародирует говорок своей жены. Ср.: «Если бы Егорушка обладал богатой фантазией, то мог бы подумать, что под одеялом лежала стоглавая гидра. — Гал-гал-гал-гал… — говорил Мойсей Мойсеич. — Ту-ту-ту-ту… — отвечала ему еврейка» (А.П. Чехов «Степь»).

* *Comprendez-vous — искаж. франко-испанское.