Create post
Music and Sound

Canary Records. Музыка иммигрантских диаспор Америки

Евгений Авдеев
Sergey Gorbunov
Rmi Lam
+3

Canary Records — лейбл и проект, охватывающий этнографию, собирательство и сторителлинг. Йен Нагоски — основатель и единственный участник издательства исследует и переиздает архивные записи этнических диаспор США. Армяне, греки, турки и многие другие не-англоговорящие иммигранты не просто приезжали, чтобы стать американцами, но и играли свою музыку в абсолютно новых условиях. Canary Records выделяется среди остальных участников Global Zomia как раз уникальным ракурсом: взгляд на культуру США через музыку «других» американцев.

Булат Халилов поговорил с Йеном о влиянии иммигрантской музыки на музыку США, его европейских корнях и культурной ассимиляции в Америке, а также сделал микс с записями лейбла для radio.syg.ma.

Почему ты издаешь только неанглоязычную музыку?

Около 20 лет назад я начал слушать граммофонные записи, которые находил на барахолках, в подвалах и на чердаках разных людей. Пластинки стоили очень дешево — от 10 центов до доллара. Десятилетиями они не представляли интереса для коллекционеров: это был хлам. Вот так я обратил на них внимание. В конце концов я пришел к мысли о важности этих записей в контексте общей американской культурной истории, ведь их существует очень много и они тоже «наши».

Я занимаюсь этим потому, что нас таких немного, но в особенности потому, что нет никого с моим индивидуальным взглядом на мир и на человеческое бытие. Это если попробовать ответить вкратце.

Музыка которую ты выпускаешь — экзотика?

Так я к ней относился, когда начинал. Со временем она стала очень близкой и привычной. Я владею только английским языком и, чтобы понять, что я вообще слушаю, полагаюсь на своих друзей и коллег, знающих другие языки. Сейчас я не рассматриваю эти записи как экзотику. Я вырос. Люди есть люди и неважно, на каком языке они говорят. «Есть только один вид музыки — человеческая. Лошадь пению не обучишь». Считается, что это слова Луи Армстронга.

У меня сильная связь с людьми, музыку которых слушаю. Записи многому меня научили. Одной из самых важных вещей стало то, что экзотизм улетучился.

Ты интересуешься диаспорами, винилом и людскими историями не меньше, чем самой музыкой. Что для тебя важнее — музыка или скрытая за ней история?

Музыка.

Я слушал много записей, за которыми могла скрываться интересная история. Но если я не верю, что исполнитель говорит мне правду, если его стиль работы представляет из себя нечто абстрактное или стремится к респектабельности, если я не могу ясно услышать что-то выражающее глубокую искренность, то не работаю с этим. Жизнь коротка. Я хочу слушать честную и живую музыку.

Это интересный вопрос и сложно дать на него полный ответ.

Почему именно старые записи? Тебе нравится особый «старый» звук и эстетика или есть другие причины?

Старые записи были дешевы и казались никому кроме меня не нужными. Это меня и привлекало, я был окружен потребительской культурой (сверстники, учителя, СМИ…), которая, как представлялось, давала им доступ к «Самым Лучшим Вещам». Когда подростком я собирался пойти в библиотеку или в магазин звукозаписей, я знал, что там будут «Стоящие Вещи» — истории, картины, звуки, идеи, о которых окружающие меня люди даже и не слышали. И как только я начал слушать грампластинки, я открыл множество вещей, о которых никто никогда не рассказывал — о них просто никто не знал. Так я открыл их сам для себя. Я смог узнать, как и зачем люди создавали музыку. Это то, что я хотел делать и до сих пор хочу.

Как ты оцениваешь влияние музыкальных традиций американских диаспор на этническую и кантри музыку в начале 20-ого века?

Музыка иммигрантов оказывала глубокое влияние на музыку Соединенных Штатов на протяжении 19 и 20 веков. С 1880 по 1950 не существовало более популярных танцевальных форм, чем вальс и полька, но они не были ни британскими, ни местными коренными. Их привезли с собой иммигранты из Пруссии и Австро-Венгерской империи. Вилли Нельсон, каким мы его знаем, его стиль, не появился бы без более чем столетнего влияния австро-венгерских иммигрантов — в основном поляков, поселившихся в Техасе. И кто же больший американец чем Вилли Нельсон?

Более полно ответить на твой вопрос можно, разбивая суммарную иммиграцию в США на различные волны. В основном влияние происходило в скрытой форме. В течение последних 150 лет США требовали от иммигрантов глубокой и быстрой культурной ассимиляции, потому влияние зачастую не было явным. Хотя есть бесчисленные примеры открытого влияния.

Продолжаешь ли ты следить за музыкальными традициями, существующими в диаспорах сегодня?

Мне 42 года, и у меня двое детей. Лет 20 назад я был тусовщиком, слушал много новой музыки. Я был страстно привержен новой музыке, и чем более радикальной и идеалистической она была, тем было лучше. Теперь в среднем возрасте и слушаю новую музыку, если она сама попадает ко мне. У меня нет особых этнических предпочтений. Как и многие американцы, я смутно осознаю свое этническое происхождение, оно мало для меня значит. Иногда кто-то говорит: «Ты должен послушать этого исполнителя». Или я узнаю, что коллега слушает что-то, чего я не слышал, и проявляю интерес.

Около 20 лет назад я работал в компьютерной компании, где половина программистов были русскими. Они пригласили меня на выступление русских бардов. Я не понимал ни слова, но воспоминания остались приятные. Также я вырос в регионе с самым большим процентом выходцев из Индии в США, и в молодости мне посчастливилось побывать на выступлениях некоторых великих индийских исполнителей. Недавно я был на выступлении в общине понтийских греков.

Я слушаю. Музыки слишком много, чтобы успеть послушать ее всю. Но я слушаю.

Отсутствие этнической принадлежности делает тебя свободным и беспристрастным в работе лейбла? Или наоборот из–за этого появляются какие-то преграды?

Ну, по материнской стороне половина моих предков датчане, в конце 19 века они были фургонщиками в западных штатах. Я знаю, что датская музыка наполнена глубоким поэтическим чувством, но пока она не произвела на меня впечатления, я не очень хорошо с ней знаком. Мне рассказывали, что мой прадед-датчанин, которого я видел в детстве, как и я, очень любил песни Джимми Роджерса, играл на гитаре и пел. Другая половина англичане. И те и другие протестанты.

Со стороны отца мои предки католики — ирландцы и славяне из Пруссии. И те и другие имеют богатые музыкальные традиции, достаточно хорошо представленные на американских записях начала 20-ого века. В общем, я имею некоторое родство c различными волнами иммигрантов 19-ого века, но это не особо важно для моей идентичности и повседневной жизни, у меня нет «традиционной» связи с этим.

Давай сравним Америку 20-ого века и США сегодня. На твой взгляд, сохраняются ли этнические идентичности, или все перемешалось в этом плавильном котле?

Еще лет 10 назад или около того иммигранты в США приобретали музыку на физических носителях. Записи иммигрантской музыки хорошо продавались в первые два десятилетия 20-ого века. В начале 21-ого века на прилавках музыкальных магазинов было много импортных кассет и CD. Начиная примерно с 2007 года, иммигранты с которыми я разговаривал, говорили что слушают «домашнюю» музыку в интернете на Youtube и на других сайтах. Это означает, что у неиммигрантов остается все меньше возможностей прийти в магазин и купить записи на других языках, кроме английского. Я думаю, это негативно скажется на возможности людей взаимодействовать с миром музыки вне их этноязыковой сферы.

Вы можете сесть в такси с африканским водителем и услышать интересную музыку, спросить как зовут исполнителя и найти потом много часов его записей в интернете.

Я не знаю. Это все очень запутанно.

Иммигранты в Америке всегда находились под сильным давлением идеи ассимиляции. Суть плавильного котла — порвать со своим языком и культурой и как можно скорее стать американцами. Плавильный котел — это подчинение. Обычно требуется одно-два поколения. Например, в семье. где выросла моя бабушка в 1930-х годах, было запрещено говорить на датском, хотя ее родители знали этот язык.

Перекрестное опыление культур происходило и происходит во многом благодаря случайным обстоятельствам. Развитие глобальных коммуникаций вносит куда большие изменения в американскую культуру, чем волны иммигрантов из Азии и Африки за последние 50 лет. И еда, более постоянное и универсальное желание чем музыка, в ближайшие 50 лет вносит большой вклад в культурное разнообразие Америки.

Америка очень сложная в этническом плане. Я еще не упомянул о наследии рабства, об очень запутанных взаимоотношениях культур белых и черных, об их смешении и разделении. Это вообще является главным в идее о «нас» и «их» внутри США. Трудно переоценить роль этой проблемы для общей большой картины американской культуры и идентичности.

Отвечая на твой вопрос, есть преимущества и есть недостатки в том, что для этнических групп, музыку которых я изучаю, я являюсь чужаком. Обычно люди добры и готовы оказать мне всяческое содействие. Тем не менее, я знаю, что они зачастую занимаются собственными исследованиями музыкальных, культурных и социальных явлений, и в связи с этим моя деятельность иногда уместна, а иногда нет, порой мной довольны, но порой считают вредителем. Я никогда не сталкивался с серьезными неприятностями, бывало неодобрение, люди считали, что я не знаю, о чем говорю, и скорей всего это было правдой. Но я выступаю со своей точки зрения с большим уважением и симпатией, а также стараюсь прилежно и всерьез устранять пробелы в своих знаниях.

В чем различие между коммерческими записями традиционной музыки и записями фольклористов и этномузыковедов?

В США те, кто издает коммерческие релизы, финансируют их из своего кармана, и потому должны получать с них прибыль. Те, кто занимается академической деятельностью и получают финансирование от организаций, как правило вообще не беспокоятся об издании, но есть исключения — редкие и заслуживающие внимания.

В научном сообществе проявляют интерес к твоему лейблу?

Периодически башня из слоновой кости проявляет интерес. Я выступал в нескольких университетах. Думаю, ученые считают, что я так страстно и серьезно увлечен своей деятельностью, что не могу рассказывать о ней гладко и профессионально, как это принято на научных конференциях. Это мое предположение. Меня уже как год не приглашали на подобные выступления.

Вот уже 10 лет я активно занимаюсь переизданием старых записей, а последние пять на действительно серьезном уровне. Похоже, нужно еще лет 20, чтобы моя работа была усвоена общественным сознанием. Чувствую, должен делать работу действительно хорошо. Так что, если кто-то посмотрит внимательно, то увидит, что, несмотря на ошибки, в основе работы лежит нечто настоящее и искреннее. Пару лет назад я выступал в Библиотеке Конгресса, и кто-то в шутку назвал меня «Мистером Неподдельностью». Не уверен, был ли это сарказм или похвала. И то и другое меня устраивает.

Формально-юридический вопрос. Были ли у лейбла проблемы с авторскими правами?

Почти все, что я делаю, незаконно на территории США. Местные законы об авторском праве были написаны Диснеем и другими гигантами сферы развлечений, и эти драконовские законы гласят, что ни одна звукозапись, сделанная на территории Соединенных Штатов, не может выйти из–под их действия.

Таким образом, почти все, что было сделано и делается мной и такими же энтузиастами любителями с 1950-х годов, автоматически становится пиратскими материалами, включая например переиздания великих старых блюзовых записей в 1960-х и «Антологию американской народной музыки» Гарри Смитта.

В большинстве случаев правообладатели давно забыли о материале. Крупнейшие звукозаписывающие компании США начала 20-ого века не находятся под правовой защитой японского корпоративного гиганта, которому нет никакого дела до греческого певца иммигранта 1920-х годов. Так что я в основном вне поля их зрения.

Распространение музыки в Интернете показало, насколько устарели эти законы и каким образом музыка доходит до людей на самом деле. В общем, я не беспокоюсь об этом.

Пару раз я переиздавал песни существующей по сей день звукозаписывающей компании или до сих пор живого артиста. Я старался поступить правильно, спрашивал разрешения и посылал символическую сумму в 100-150$ за использование материала. Я не желаю присваивать чью-то работу. Стараюсь относится к этому внимательно.

Как там у Дилана было? «Чтобы жить вне закона, ты должен быть честным».

Как ты относишься к использованию твоих релизов в экспериментальной музыке (ремиксы, реворки, Dj-сеты)?

Я за. The Kronos Quartet использовали две аранжировки песен, переизданных впервые мной. И я этому рад. Все это помогает сохранить живую память о музыкантах и их музыке.

Недавно мой друг Гарри Казелян нашел пьесу, написанную в 1920-х годах одной из моих любимых певиц, — армянской иммигранткой Забэль Паносян. Эта пьеса о ее встрече с великим композитором и этномузыковедом Комитасом Вадарпетом в тюремной психбольнице. Паносян обожала его и исполняла многие его песни, а при встрече задала ему лишь один вопрос: «Можно ли исполнять ваши песни, написанные для хора сольно?» И он ответил ей: «Дитя мое, если ты знаешь песню, то можешь исполнять ее, как тебе захочется».

Интервью: Булат Халилов

Перевод: Александр Захаров

При подготовке материала использовалось интервью Олега Соболева с Йеном Нагоски для журнала «КРОТ».

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Евгений Авдеев
Sergey Gorbunov
Rmi Lam
+3

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About