В Московском музее современного искусства проходит выставка Кирилла Савченкова Office of Sensitive Activities/Applications Group, организованная фондом V-A-C. Проект входит в экспериментальную программу «Карт-бланш», в рамках которой ММОМА приглашает дружественные художественные институции реализовать собственные кураторские инициативы.

Office of Sensitive Activities/Applications Group — исследование системы ориентирования и выживания человека в противоречивой среде кризисов, глобальной нестабильности и возможных условиях постчеловеческого будущего. Проект изучает системы знаний и практик, с помощью которых человеческий интеллект будет взаимодействовать с нечеловеческим.

Проект представляет собой единую инсталляцию, которая становится учебным центром, где образование рассматривается как единство физических и коммуникативных практик, дисциплин — от космологии и криптозоологии до паравоенных и медитативных практик. Программа 16 шагов является частью проекта Office of Sensitive Activities/Applications Group и состоит из из 8 коллоквиумов и 8 физических занятий.

Ниже — диалог посетителей выставки о тревоге перед будущем, мутациях, гребневике, йети и пористом теле искусства.

…

— А ты сама чувствуешь в воздухе тревогу по поводу ближайшего будущего?

— Меня мутации тревожат. Все ли подвержено мутации? Существует ли что-то, что всегда остается стабильным?

— Вряд ли. Тревога задается как колебание между созерцанием и использованием. На одном конце спектра бионические протезы, которые помогают людям, на другом— фасцинация от воображения себя в другой идентичности — инопланетной, животной, робото-механической…

— А «несущий угрозу искусственный интеллект» — это реальность? Или эта тревога — чистая паранойя? Мне кажется, паранойя — прямой и чистый результат невежества. Если у тебя нет ничего на полке «научные данные», ты начинаешь конструировать окружающий мир из других элементов и деталей, берешь с полки «доступное», а там лежит все подряд: от научной фантастики до видеоблогов эксцентричных математиков в лучшем случае. Когда ты знаешь правила игры — или, скорее, систему координат, в которой находишься, — тебя не пугает неизвестность, ты остаешься хладнокровным. Оружие — это знание. В этом смысле боязнь искусственного интеллекта сегодня, конечно же, — это очередная паранойя в борьбе параной. Меня больше пугает количество этих параной.

— Кажется, все вздохнули с облегчением, согласившись, что реальность неустойчива и подвижна. Реальность — инструмент, с помощью которого мы конструируем реальность. Факты второстепенны. Это называется программированием изменений, или refraiming narratives… Научная фантастика занимается тем же — инженерией восприятия. Но помогает ли она в борьбе с тревогой или только усугубляет ее? Она удовлетворяет потребность «инженера» в познании, становясь интерфейсом и открывая доступ к герметичному научному знанию. До появления интернета для непрофессионала это был единственный способ как-то понять науку.

— Я смогла почувствовать тревогу общества по поводу киборгизации благодаря кино. Научно-фантастические фильмы второй половины XX века — это ключевое средство визуализации дистопии и материализации образов: пришельцы, постапокалиптические сценарии, война с искусственным интеллектом, путешествия во времени и прочий киберпанк… Научная фантастика воплощает образы той реальности, которую каждый конструирует сам.

— С точки зрения психотерапии, сай-фай, конечно, помогает материализовать страх неизведанного. Но я настаиваю, что наука находится только в начале пути, — мы еще слишком далеки от создания искусственного интеллекта и тем более — от перемещений во времени. Мы только недавно научили машины распознавать человеческую речь — это уровень развития двухлетнего ребенка. Или взять робототехнику, например. Хоть сейчас есть функциональные механизмы, но этому предшествовали десятилетия разочарований. Почти сорок лет назад Марвин Ли Минский (одна из ключевых фигур в создании искусственного интеллекта) был в шоке от негибкости современных технологий и их неспособности действовать в аварийных ситуациях на атомных станциях. С тех пор, честно говоря, ситуация мало изменилась. Даже во время аварии на Фукусиме не было робота, который мог бы помочь в поиске неполадки и в устранении пожара в реакторе… Или макроэкология, например. Вот мамонты сегодня полностью изучены, даже секвенсировали их геном. Но база данных по массам тела всех вымерших видов животных появилась только пару лет назад! До этого момента, конечно, можно было фантазировать о теориях вымирания, но и только. По многим макро- и микродисциплинам до сих пор нет никаких системных данных. Мы еще даже не взлетели, мы только готовимся к полету.

— Я в детстве писала сочинение «Мое видение космоса и тех перспектив, которые он открывает перед моей страной и человечеством» на городской конкурс, и мне за него прислали грамоту с подписью Терешковой и значок из лунного грунта. Я им страшно дорожила, везде носила с собой, а потом в реку обронила… И вот лежит он сейчас на дне и ждет своего часа: когда ученые найдут его, встревожатся, все теории о происхождении Земли зашатаются, пока не отыщут меня или это письменное свидетельство, чтобы восстановить истину…

— Сама Терешкова, кстати, — показательный пример, иллюстрирующий методологическое различие между двумя основными подходами к созданию и исследованию искусственного интеллекта. В вопросах освоения космоса США пошли по пути расширения человеческих возможностей, а СССР — передачи управления машинам, превратив людей в пассажиров. В Америке же астронавт — бог, герой кинолент, любимец женщин… Уолли Ширра стал героем после того, как во время запуска Gemini VI он в нарушение правил NASA не нажал кнопку аварийного прекращения предстартовых операций, вмешавшись в машинное решение… То есть ученому нужно обладать знанием о том, что ты уронила на дно реки и что, возможно, уже лежит на дне океана, чтобы не впасть в панические версии? А если камень спрячется?

— Bene qui latuit, bene vixit. А кто хорошо спрятался?

— Тебе отечественных или западных героев? Вот выхухоль, например. Живет себе спокойно на Волге. Реликтовый эндемик, который появился в позднем плейстоцене — это 30–40 млн лет назад. Что позволило выжить этому невзрачному слепому зверю? Сложная физиологическая конструкция? Выхухоль, кстати, почти невозможно разводить в искусственных условиях. Или прокаченные дыхательные способности? Она может задерживать дыхание под водой до пяти минут. Или система лабиринтов и траншей, которые она строит под водой? Пробираясь по траншее, она выдыхает набранный в легкие воздух в виде небольших пузырьков. Зимой эти пузырьки скапливаются подо льдом, который становится пористым. Может, ее спасает эта пористая структура, которая позволяет ей передвигаться, есть и дышать?

— А есть еще гребневик. Самое древнее животное, он появился раньше губки и дожил до наших дней с альтернативной нервной системой, которой нет ни у кого: без нейротрансмиттеров и молекул РНК. Горячая проблема современной филогенетики. Гребневики — свидетельство того, что формирование нервной системы в эволюции животных происходило дважды, независимыми путями. Или йети — они существуют или нет?

— Думаю, да. Но меня в данном случае привлекают даже не исследования Поршнева и экспедиции Кофман. Я почему-то доверяю многочисленным свидетельствам очевидцев на Кавказе — от Нальчика до Сухума. Свидетельство заменяет мне научный факт, классификацию, видеосъемку. Именно эти свидетельства любопытны еще и в силу того, что в регионе распространен ислам, традиции которого, в отличие от православия, предписывают проявлять терпимость и гостеприимство по отношению к снежному человеку, а также не распространяться о фактах встречи с ним. Это немое свидетельство, несобранная база данных. А ты что, не веришь в снежного человека?

— Нет. Я в человека-амфибию верю. Он мне ближе. Почему Линней не занес в свою систему йети, но занес русалок? Он решил задачу классификации всех живых существ по категориям вида и рода, но он, конечно, не учитывал ни ход эволюции, ни генетику и наделал ошибок — с русалками намудрил, сиренами, гидрами. Но он внес туда человека. Невероятная дерзость — поставить его в одну систему с бегемотами. С тех пор у нас есть возможность все время перепроверять, пересматривать свою человеческую идентичность и искать тех, кого Линней не заметил.

— Русалки, которых Линней занес в свою систематику, тоже не спрятались от всевидящего ока науки… Это вообще дело деликатное — хорошо спрятаться. Кажется, разведчики это умеют лучше других — используя системно-мыследеятельностный подход. Острота восприятия, навыки ориентировки, быстрые решения и действия, постоянная смена идентичности. Все то, без чего твой бигфут бы не выжил. Мы же все очарованы шпиономанией, разведчиками-супергероями, чья реальность — дополненная и симуляторная.

— Так можно только на полигоне натренироваться? Или можно пройти подготовку в библиотеке, конструируя ментальные полигоны, виртуальные лабиринты, траншеи и уровни? Библиотека — это такая расширенная компьютерная игра, построенная за счет аккуратно собранных и упорядоченных данных, которая позволяет симулировать реальность и тем самым тренировать свой физический функционал.

— Думаю, да. В библиотеке собраны все свидетельства. Линней о русалках тоже из книг узнал. Там можно и про разведчиков, и про гребневиков узнать, можно про выставки почитать, на которых не был и никогда не попадешь. Обычно если мы не попадаем на выставку, то расспрашиваем друзей или знакомых, они нам рассказывают что-то — интерпретируя, конечно, — и каждый рассказ создает выставку заново. Вообще ситуация разговора двух незнакомых людей перед произведением искусства в музее меня завораживает. Или экскурсовод, который ведет тихую беседу перед картиной, окруженный скучающими или же увлеченными экскурсантами, — ситуация анонимной интимности перед лицом искусства… «Искусство рождается в музее, подобно тому как мысль рождается во рту».

— Экскурсовод, или медиатор, или гид, или даже перформер — в общем, рассказчик становится здесь интерфейсом, посредником между зрителем и предметом искусства. Может ли свидетельство в этом случае создать новое произведение искусства?…Мне нравится, когда тело искусства — пористое, когда есть пространство для образной инженерии, для маневра, когда есть воздух… Но от этого, конечно, бывает тревожно.