Публикуем беседу с Сергеем Мовчаном, участником интернациональной сети Коллективы Солидарности (Колективи Солідарності): о прямом действии в условиях войны, препятствиях для интернациональной солидарности и перспективах левого движения в Украине.

Что такое коллективы Солидарности? И как они возникли?

«Коллективы Солидарности» — это антиавторитарная волонтерская сеть. Как «Коллективы» мы существуем уже больше года и оказываем помощь бойцам левых взглядов и людям, пострадавшим от войны. Но волонтерской деятельностью занимаемся с начала вторжения. 

Идея создания такой сети возникла на анархистском собрании, состоявшемся за несколько недель до полномасштабного вторжения. Тогда многие не верили в то, что оно действительно произойдет. И я сам не сильно в это верил. Но группа товарищей, относившихся к угрозе вторжения более серьезно, решила разработать план на случай, если оно случится. В итоге они договорились, что часть участников с присоединится к одному из подразделений территориальной обороны как антиавторитарный отряд, в то время как другая часть будет заниматься поддержкой и обеспечением этого отряда. Изначально практически ни у кого из этих людей не было ни боевого опыта, ни профессионального оборудования, и было очевидно, что придется находить средства и обеспечивать их всем необходимым.

Еще одной нашей задачей должно было стать налаживание связей с анархистским и вообще международным левым движением. Транслировать наше видение, нашу позицию о том, что происходит в Украине в данный момент, постоянно разъяснять, почему мы, анархисты и антиавторитарные левые, решили принимать активное участие в сопротивлении российской агрессии. Сразу скажу, что сам я в упомянутом собрании не участвовал. Но после начала вторжения все стали действовать в соответствии с разработанным на нем планом: часть людей присоединилась к территориальной обороне Обуховского района Киевской области, и параллельно возникла волонтерская инициатива, на тот момент называвшаяся «Операция Солидарность» (Operation solidarity) и впоследствии превратившаяся в «Коллективы Солидарности». Тогда же возник и «Комитет сопротивления» (Комітет Спротиву) — анархистское объединение бойцов ВСУ и ТРО, которые тоже ведут идеологическую работу, проясняют свою позицию, рассказывают о своих взглядах. Мы состоим с ними в хороших отношениях, работаем вместе. Но далеко не все антиавторитарные бойцы, которых мы поддерживаем, являются членами «Комитета».

Как устроена ваша деятельность?

Мы и называем себя «Коллективами», потому что, по сути, наша инициатива представляет собой большую и довольно разнородную логистическую сеть. В эту сеть вовлечено множество разных инициатив как в Украине, так и по всей Европе. Наша работа может начинаться где-то в Германии, Франции или Швейцарии и заканчиваться под Бахмутом. И на каждом этапе в нее вовлечено большое количество людей, многих их которых мы можем даже и не знать.

Если говорить про костяк, который базируется в основном в Киеве и во Львове, то у нас есть есть три основных направления деятельности. Первое связано с помощью бойцам. Работа в рамках этого направления состоит главным образом из коммуникации с бойцами, работы с запросами, фандрайзинга, закупок и организации поставок. Второе направление — гуманитарное. Чаще всего это поездки с гуманитарными миссиями в прифронтовые территории, доставка гуманитарной помощи: одежды, техники, медицикаментов, продуктов питания, строительных инструментов. Гуманитарное направление включает в себя взаимодействие с местными волонтерами и различными организациями: госпиталями и районными администрациями.

Также есть медиа-направление, основная задача которого — достучаться до иностранных товарищей и озвучить им нашу позицию, объяснить, почему эту войну следует понимать не как битву двух империализмов, а как народное сопротивление империалистическому агрессору.

Мы начинали именно с помощи бойцам, а гуманитарное направление сформировалось во многом случайно. В какой-то момент на львовский склад стали привозить очень много вещей, многие из которых не нужны бойцам, но могли бы очень пригодиться людям в прифронтовых зонах. И, естественно, мы начали эти вещи развозить. В последнее время наш гуманитарный отдел стал очень активен. В среднем раз в полтора-два месяца мы отправляемся в гуманитарные миссии. 

Все наши действия координируются на горизонтальном уровне. Решения, важные для всей сети, принимаются на общем собрании. Там же вырабатываются общие принципы. Но каждый коллектив может функционировать независимо. В условиях войны у нас нет возможности совместно обсуждать любой вопрос и любое решение. Это занимало бы неоправданно много времени и было бы крайне неэффективно. Поэтому ответственность распределяется равномерно и ситуативно, и у каждого коллектива есть свобода в принятии решений по конкретным локальным вопросам. Например, люди, которые занимаются помощью бойцам, решают, что они в этом месяце должны закупить определенное количество оборудования для определенных людей. Остальные могут задавать им вопросы, но в целом никто не попытается вмешиваться в их решения. Или, если мы делаем какие-то общие посты, важные для всей организации, то их содержание чаще всего обсуждается на общем собрании. Но потом никто не предъявляет претензий, почему, например, была написана именно такая подводка, а не другая. Несмотря на то, что среди нас много людей с совершенно разными бэкграундами, в целом все достаточно хорошо понимают, с какой целью и зачем мы все это делаем. И для нас всех важна в первую очередь практика. Благодаря этому нам несколько проще. Мы не пытаемся контролировать каждое заявление, сделанное от нашего имени. По тем вопросам, по которым в организации нет единой позиции, каждый участник может высказывать свое личное мнение, хотя между собой они могут сильно отличаться.

Изменилось ли отношение к анархистам и вообще левым в украинском обществе после начала войны?

На мой взгляд, не изменилось. Дело в том, что общество по большей части ничего не знает о существовании анархистов и антиавторитарных левых активистов. Анархистское движение в Украине по-прежнему достаточно слабое и маргинальное. К сожалению, анархистам и левым в итоге так и не удалось создать какое-то громкое и эффективное отдельное подразделение в составе ВСУ. Антиавторитарный отряд в составе ТРО распался в силу объективных причин, не по вине людей, которые в нем состояли. Бойцы оказались разбросаны по разным подразделениям и не имеют внутри этих подразделений какой-то заметной субъектности. Есть, конечно, более заметные персоны, которым получается приобрести известность в медиа, но на общую ситуацию это сильно не влияет. И сейчас, на самом деле, обществу не особенно важно, кто конкретно находится на фронте, что происходит внутри ВСУ и кто каких политических взглядов придерживается. В ситуации народной войны все это не имеет такого уж большого значения. При этом я все равно считаю присутствие бойцов-анархистов на фронте и их участие в боевых действиях очень важным. После окончания войны вопрос «А где ты был или был_а?» станет ключевым. И без этих людей, без их участия анархистскому движению будет нечего на этот вопрос ответить. Конечно же, люди находятся на фронте совсем не для того, чтобы иметь какой-то моральный козырь в будущем. Они там по зову сердца, потому что готовы жертвовать собой, чтобы остановить вторжение и оккупацию. Но если рассуждать «по-политикански», то без их присутствия на линии фронта у анархистского движения в Украине просто нет будущего. Помимо непосредственного участия в боевых действиях, они выполняют там очень важную функцию для дальнейшего существования анархистов и левых в этой стране как такового.

Как думаешь, удастся ли сохранить эти интернациональные сети солидарности после войны? И смогут ли они влиять на послевоенный политический ландшафт не только в Украине, но и за ее пределами?

Развитие и сохранение этих сетей солидарности и коммуникации — это одна из наших основных задач. И очень большая проблема заключается в том, что таких сетей не было раньше. Если б они уже существовали на момент начала вторжения, то было бы намного меньше недопонимания, вопросов и намного больше поддержки и солидарности. Мы пытаемся развивать эти сети и внутри Украины, так как жить и работать в дальнейшем нам предстоит именно здесь. Но, если быть честными, на Западе интереса к украинским левым намного больше, чем в самой Украине. Здесь у людей либо очень много стереотипов по поводу левых идей, либо они нас попросту не замечают. Но мы пытаемся что-то с этим сделать. Каждая наша гуманитарная поездка — это также и попытка завязать контакты на местах, подружиться с местными жителями и активистами, с другими волонтерскими инициативами, которые уже работают в этих регионах. Мы начали этим заниматься далеко не сразу. Это довольно свежая идея, сейчас она в процессе реализации. И я думаю, что это совсем не легкая, но одна из немногих верных стратегий. Благодаря ей уже сейчас есть ощущение, что в послевоенную ситуацию мы сможем войти намного более сильными и узнаваемыми, с большим количеством контактов и людей, которые нас знают и готовы с нами сотрудничать. Также мы активно сотрудничаем с профсоюзами. Очевидно, что после войны социальные и экономические проблемы сразу проявят себя. И я надеюсь, что, когда мы сможем вернуться к тому, чем действительно должны заниматься левые — не вынужденной борьбой с соседним государством, а борьбой с капитализмом и социальной несправедливостью, у нас будет достаточно много союзников внутри страны.

Волонтерская среда сейчас является одним из немногих пространств, где возможен диалог между людьми с российским, беларуским и украинским гражданством — в отличие, например, от сферы культуры. Как ты думаешь, сможет ли волонтерская среда сохранять и развивать возможность такого диалога в дальнейшем, в том числе и после войны?

Культурная среда крайне конкурентна, и в условиях борьбы пропаганд и борьбы дискурсов людям в этой среде крайне сложно слышать друг друга и договариваться. И, к большому сожалению, у многих нет даже никакого желания видеть в людях с беларуским или российским гражданством кого-то, кроме в врагов и конкурентов, независимо от их реальных взглядов или поступков. В волонтерской среде ситуация совершенно другая. Люди, независимо от их гражданства и происхождения, занимаются конкретными вещами. Они видят практическую пользу от действий других людей, они понимают, зачем и почему они это делают. Здесь нечего делить. В нашей инициативе и беларусы, и русские участвуют наравне со всеми остальными. Никаких проблем в общении ни у нас с ними, ни у них с нами, ни у кого-то еще с ними никогда не возникало. Может ли в будущем из этого вырасти что-то большее? Сказать, как всегда, трудно. На мой взгляд, присутствие бойцов российского и беларуского происхождения на фронте на стороне ВСУ будет более сильным и важным аргументом для восприятия людей из этих стран в современном, очень травмированном войной украинском обществе, чем их участие в волонтерских инициативах. Но, скорее всего, даже несмотря на это, в послевоенной Украине еще долго будет сохраняться негативное отношение ко всему российскому, включая культуру и язык. Конечно, мы, как люди левых взглядов, как интернационалисты, будем с этим бороться. Но боюсь, что наших усилий будет явно недостаточно, и скорее всего такая тенденция будет сохраняться еще долгие годы.

Как я уже говорил, никаких разногласий и конфликтов с россиянами и беларусами, которые тоже вносят вклад в нашу победу, нет. Наоборот, есть полное ощущение важности того, что они делают. Но есть множество других проблем, в первую очередь административных и бюрократических. Поэтому жизнь в Украине у этих людей в данный момент далеко не самая легкая. Беларусам и россиянам очень сложно, практически невозможно получить документы, разрешающие им находиться здесь, даже в случае, если они воюют на стороне Украины. Поэтому любой выезд за пределы страны может с большой вероятностью оказаться для них выездом в один конец. Их всегда с повышенным внимание проверяют на блокпостах, могут забрать в отделение полиции для выяснения обстоятельств. И, конечно, они постоянно сталкиваются с ксенофобским юмором. Но это мелочь по сравнению с теми проблемами, которые создает украинское государство, полностью лишая их возможности совершать какие бы то ни было легальные операции. В большинстве случаев они являются добровольцами, то есть не имеют контракта, не получают зарплату и не имеют совершенно никаких социальных гарантий, в отличие от всех остальных служащих ВСУ, которые находятся с ними рядом, сидят в таких же окопах и ходят в точно такие же атаки. Часто у них нет даже банковских карточек. Над ними постоянно висит риск депортации. Недавно это чуть не произошло с одним из товарищей, который работал с нами с первых дней как видеооператор. К счастью, его удалось отстоять, и сейчас он тоже стал добровольцем.

В ответе на один из предыдущих вопросов ты уже упомянул про непонимание и препятствия для солидарности. Можешь рассказать о этих проблемах подробнее?

Очевидно, что вся наша деятельность возможна только благодаря интернациональной солидарности. Мы чувствуем ее силу. Наша инициатива больше года существует только благодаря тому, что товарищи и товарищки со всего мира нас активно поддерживают. Но при этом мы осознаем, что масштабы этой помощи несопоставимы с размерами левого и анархистского движения во всей Европе. И в каком-то смысле мы продолжаем существовать в пузыре, в котором существуют люди и организации, которые нас активно поддерживают, пересылают средства или вещи, приезжают к нам, приглашают нас участвовать в разных событиях: лекциях, дискуссиях и тд. Ведь от страны к стране ситуация очень сильно отличается. От Польши, где нас поддерживают практически все, до Греции и Испании, где нас поддерживает меньшинство. Особняком стоит Германия, где левое и анархистское движение сильно расколото по поводу поддержки Украины и ряду других вопросов. Нам очень активно помогают разные люди, инициативы и организации из Германии. Но в то же время мы знаем, насколько негативно по отношению к нам и по отношению к Украине настроена другая часть немецкого левого движения. Конечно, невозможно переубедить убежденных сталинистов, невозможно переубедить убежденных путинферштееров. Но все же еще существует довольно большая группа людей, которая не до конца понимает, что действительно происходит в Украине. Мой визит в Германию на годовщину вторжения хорошо показал, что многим интересно и важно нас услышать. У них нет четкого представления о наших реалиях, и они пытаются разобраться в ситуации. И это тоже часть нашей работы. Детальный разговор без отбеливания украинского государства, с честными вопросами и честными ответами помогает людям разобраться, почему мы сейчас заняли именно эту позицию, и часто убеждает их занять нашу сторону.

Сердечная благодарность A.L.E./Anarchist Solidarity, Давиду Левертову и Стасу Сергиенко за помощь в подготовке этого интервью.