Чем живет «новый феминизм», какие проблемы решает и как соотносится со «старым»? За что борются женщины в современном мире и как связаны сексизм и миграционный кризис в Европе? Немецкая журналистка и писательница Мередит Хааф рассказала о своих убеждениях и философии, которая могла бы объединить девушек в Европе в борьбе за свободу делать, что хочется. Материал подготовлен Анной Сухневой, Ритой Логиновой и Ириной Посредниковой.

— Почему вам стали близки идеи феминизма?

— Я журналист по профессии, изучала в Мюнхене историю и философию. С темой феминизма впервые соприкоснулась, когда мне было около двадцати лет. У меня были на это различные причины и среди них такое обстоятельство, что в то время я уже работала и однажды обратила внимание на отношение к женщинам в профессиональной сфере. Мужчины чаще предпочитали работать друг с другом, а женщин оставляли за бортом. И, хотя я не берусь утверждать с уверенностью, у меня сложилось впечатление, что женщины и мужчины часто имеют неравные возможности.

Тогда я начала обсуждать это с подругами, и мы всё больше осознавали, что уже долгое-долгое время, в течение примерно десяти лет, феминизм в Германии развивается, особенно среди молодых девушек. В тот момент у нас появилось ощущение, что мы открыли что-то потрясающее, политические убеждения и движение, которое действительно находит отклик в нас. Мы поняли, что должны каким-то образом поспособствовать тому, чтобы молодые девушки в Германии смогли объединиться на почве феминизма. Мы вместе написали книгу: «Мы, альфа-женщины. Почему феминизм делает жизнь лучше». Эта книга должна была показать молодым девушкам, что феминистские темы всё еще важны, что в реальности существуют не только различные клише о ненависти к мужчинам и об агрессивном поведении и что феминистки могут добиться многого.

— Если говорят о так называемом «новом феминизме», значит со «старым феминизмом» что-то не так? Что именно?

— Лично мне выражение «новый феминизм» кажется немного сложным. Феминизм сам по себе является политическим движением, которое очень неоднородно и которое обязательно должно обновляться, поскольку существует много теоретической работы. Все политические идеи постоянно обновляются. И феминистки тоже должны постоянно развивать и обновлять свои идеи, деятельность, коммуникативную и политическую работу, а также следить за изменениями в обществе, за изменениями, которых они сами хотят и за которые должны нести ответственность. А также нужно развивать свой подход к теме. И если мы говорим о новом феминизме, то мы имеем в виду феминизм, который больше не строится на том, что есть какое-то идеальное представление об освобожденных женщинах. Существуют женщины с различными потребностями, которые переживают различные формы дискриминации, и представление о том, что женщинам нужно объяснять, как они должны жить по-новому, уходит в прошлое. Вместо этого феминистское движение старается предоставить каждой женщине свободу жить так, как она хочет. Быть такой же свободной, как мужчина.

Я бы никогда не стала употреблять выражение «старый феминизм». Если существует выражение «новый феминизм», что же тогда «старый феминизм»? С одной стороны, это вопрос поколений. А именно, если речь идет о старых феминистках, то, скорее всего, подразумеваются феминистки второй волны, которые были активны в 60-е годы, которые являются старшими по возрасту, но имеют свой путь политической деятельности и отстаивания позиций, который не находит такого отклика среди молодых людей. К примеру, они чаще работают с образами врагов. Однако следует отметить, что граница между «старым» и «новым» является немного размытой. Существуют феминистки, которым сейчас, например, 50 лет, тем не менее они интересуются новыми веяниями, такими, как гендерная теория или интерсекционализм, и работают с ними. Существует прогрессивный феминизм и реакционный феминизм, существуют также и молодые девушки, которые представляют реакционный феминизм. Это не вопрос возраста, это действительно вопрос убеждений, теоретических знаний.

— Возможна ли в принципе конструктивная критика феминизма?

Феминизм, в конце концов, является сложной структурой. Существуют академический феминизм, феминистский активизм, феминистский анализ, феминистская политика работодателей, просто феминистская политика. Если хочешь развиваться дальше, нужно вновь и вновь допускать критику, в том числе и самокритику. Иначе можно в конце концов просто остановиться на месте. Все остальные ведь тоже не стоят на месте.

Например, в Германии или даже в западном мире в целом многие феминистки очень долго концентрировались на борьбе за возможность совмещения карьеры и семьи. За то, чтобы основание семьи не подразумевало, что женщина больше не сможет реализовать себя в профессиональной сфере, как это было нормальным долгое время в той же Германии. И эта цель была первостепенной, это было действительно то, на почве чего большинство феминисток могли объединиться. Общественность в целом все больше соглашалась с тем, что это важно. Между тем, сейчас мы наблюдаем, что эта ситуация для женщин вовсе не так сильно улучшилась. В настоящее время многим женщинам после рождения ребенка приходится работать вдвое больше, чем до этого, и в то же время выполнять всю работу по дому. Они должны заботиться о детях и в то же время зарабатывать деньги. А мужчины, например, в Германии, тем временем, ожидают этого от женщин. В то же время они сами не готовы брать на себя равную долю работы по дому. Едва мы достигаем того, чего добивались, появляются новые проблемы. Возникает вопрос, что нам сейчас делать с тем, что мы получили. И так ситуация развивается постоянно.

— Как мы должны реагировать на проблему миграции? Как соотносятся солидарность с беженцами и проблема дискриминации женщин?

— В настоящий момент ситуация такова, что в Германии находятся 80 миллионов немцев или немецких граждан и 1 миллион беженцев. Соотношение в этой ситуации очевидно, и понятно, кто является доминантной группой в культурном плане. Если мы хотим, чтобы люди проявляли внимание к тем отношениям, которые существуют в нашем обществе, то нужно развивать равноправие полов в Германии еще интенсивнее, сделать его еще более выраженным. Люди, которые приезжают к нам, должны получить возможность принимать участие в общественной жизни, тогда это автоматически станет для них привлекательным. В принципе, я придерживаюсь мнения, что те образы полов, которые, возможно, существуют, и тот уклад жизни, к которому привыкли люди, то, как эти люди привыкли жить с другими людьми, нельзя просто изъять или запретить. Это было бы неправильно. Но можно дать им возможность вести нормальную жизнь, не оставлять их жить в каких-то трейлерах годами. А в настоящий момент ситуация, к сожалению, не лучшая. Интеграции не происходит.

Интеграционный курс можно проходить только спустя пару лет жизни в Германии. Не каждый беженец сразу попадает на интеграционный курс. К тому же интеграционный курс — это одно, но гораздо важнее иметь квартиру, возможность работать, принимать участие в общественной жизни. Недалеко от моего дома располагается лагерь беженцев. У этих людей совсем нет денег. И они не могут пойти работать, у них очень ограниченные возможности в плане участия в общественной жизни — они сами чувствуют себя чужими и для немцев остаются в каком-то роде чужими. В Германии есть очень много людей, которые хотят чем-то осчастливить беженцев, пытаются их развлечь, но намного важнее дать им возможность самим выстраивать свою жизнь, достигать чего-то. А у этих людей позади травмирующий опыт бегства. Я имею в виду тех, кто прибывает сейчас. Они уже пережили годы гражданской войны. И этим людям нужна возможность получить какую-то стабильность. В таком случае, полагаю, многие проблемы решатся сами собой.

Бесспорно, существуют негативные субкультуры, настроенные враждебно по отношению к женщинам. Но они не ограничиваются только иностранцами, прибывающими к нам. В Германии существует много неонацистов, правые группировки, которые тоже не особенно ратуют за равноправие, они тоже враждебны по отношению к женщинам. Но также существует множество совершенно нормальных, цивилизованных движений или движений, которые не так зацикливаются на том, что должны и чего не должны делать женщины. Поэтому я как феминистка вообще не стала бы принимать участие в дебатах о том, как нужно с этим обращаться. Для меня это вопрос интеграции, и в этом вопросе численно превосходящее общество должно многое делать.

Конечно, изучение языка — это первый шаг. Многие пытаются выучить язык. Однако нужно видеть разницу между различными социальными группами. Многие мигранты годами жили в состоянии войны и не относились к образованному классу, например, всего четыре года учились в школе. Другие — академики. Третьи — деревенские жители, которые никогда в жизни не изучали иностранные языки. Ведь нельзя заставлять их всех сразу же учить немецкий и интегрироваться в общество.

— Немецкое общество готово поддержать процесс интеграции мигрантов?

Абсолютно ясно, что в Германии есть множество людей, враждебно настроенных по отношению к иностранцам. Однако я верю, что есть и те, кто готов помочь. Однако нужно принимать решение. Можно ждать, что война в Сирии скоро закончится, и можно будет быстро отправить всех сирийцев назад, в уже мирную Сирию, а до этого они поживут здесь четыре–пять лет в этих лагерях, без всяких перспектив… Но это политическая безответственность. Между тем, большинство немцев до сих пор придерживаются мнения, что это выход, и что поступить так — это не проблема.

Это сложная тема, и нельзя делать вид, что сексуальное насилие или дискриминация женщин — это вопрос, который открылся в Германии лишь вследствие прибытия большого количества беженцев. Это просто разные темы, ведь есть и много женщин-беженцев. И борьба против сексизма и сексуального насилия совершенно не вступает в противоречие с солидарностью с мигрантами. Солидарность к беженцам не означает принятия сексизма среди беженцев. Эта проблема не пришла откуда-то извне, она существует во всем мире — в Германии, в Сирии, в России.

Лекция Мередит Хааф о новом феминизме 18 апреля открыла проект «Машина критики» журнала «Курсбух» и Гёте-Института

Новый проект Гёте-Института — глобальная серия дебатов на политические, экономические и общественные темы «Машина критики», приуроченная к 50-летию немецкого журнал «Курсбух». «Курсбух» — один из самых авторитетных интеллектуальных журналов Германии. Он был основан в 1965 году Хансом Магнусом Энценсбергером, и с того времени неизменно пытается переосмысливать политические, экономические и общественные темы. Гёте-Институт предоставляет открытые площадки для общественной дискуссии и рефлексии. Серия дебатов «Машина критики» даст возможность авторам «Курсбуха» провести дискуссии в 18 Гёте-Институтах от Парижа до Москвы и Джакарты. «Машина критики» сведет вместе разные точки зрения, укажет на новые вопросы и попытается найти новые ответы. Международный проект объединит встречи и дискуссии в восемнадцати Гёте-Институтах по всему миру на протяжении всего 2016 года и завершится конференцией в Мюнхене в 2017 году.

8 июня немецкий архитектор, профессор и теоретик дизайна Гамбургской высшей школы изобразительных искусств Фридрих фон Боррис прочтет вторую лекцию проекта «Машина критики» под названием «Политика дизайна». К вопросу о том, как дизайн ежедневно управляет нами, Фридрих фон Боррис подойдет с точки зрения философии и практики. Его оппонентом в Москве выступит Виталий Куренной, профессор, руководитель Школы культурологии НИУ ВШЭ, научный редактор журнала «Логос».

На следующих встречах проекта писатель Вольфганг Бауэр расскажет о миграции, историк Сабине Донауэр — об особенностях работы в цифровую эру, социолог и издатель журнала «Курсбух» Армин Нассехи — о том, зачем критика нужна обществу.