В апреле в петербургском издательстве «Союз Печатников» выйдет 9 номер Международного психоаналитического журнала (МПЖ), посвящённый теме «Что в психоанализе работает». МПЖ — первый международный психоаналитический журнал лакановской ориентации на русском языке — был основан главой Ассоциации Фрейдова дела Жюдит Миллер, дочерью Жака Лакана. Мы публикуем на сигме один из текстов нового выпуска: о наслажденческой стоимости, логике не-всего и особенностях сеттинга в лакановском психоанализе.

Известно, что деньги выполняют функцию «всеобщего эквивалента», благодаря которому все объекты можно обменивать на рынке. Основополагающая операция изъятия из обращения одного объекта (изначально золота) возводит этот объект в достоинство всеобщего эквивалента, и именно так все остальные объекты получают на рынке свою меновую стоимость по ту сторону стоимости потребительной. Таким образом, цена объекта на рынке основана на соглашении. В этой перспективе знаменитое «every man has his price» — ни что иное, как социализированная версия объективации, согласно которой «everything has its price». Все объекты имеют цену. Все ли? Это всё основано, как мы увидим, на не-всем. Для начала, потому что объект — объект золото — был исключён из обмена как универсальный эквивалент, делая невозможным установление всего в мире объектов. Но также (что даже важнее) и потому, что этот объект пришёл на место структурной неполноты — того не-всего, что воздействует на его ценность и делает несостоятельными все возможные уравнения этой эквивалентности.

Действительно, можно получить объект, заплатив его стоимость, фиксированную по отношению ко всеобщему эквиваленту на рынке, однако нельзя получить наслаждение этим объектом тем же путем при той же операции. Иначе говоря, всегда приходится завоёвывать наслажденческую стоимость [1] того, что думали заполучить за счёт его меновой стоимости. Именно в такой неэквивалентности между потребительной и меновой стоимостью, в остатке этой символической операции, получает своё основание не только наслажденческая стоимость объекта в фантазме субъекта, но также и аналитическое использование денег как означающего, — «означающего, наиболее уничтожительного для любого значения» [2], — и использование их самих в качестве объекта.

Стоимость переноса

Психоанализ обнаружил парадигму этого неравенства между потребительной и меновой стоимостями в отношении субъекта к знанию (и в первую очередь — к бессознательному знанию) в том виде, в котором оно устанавливается в переносе. Вот как Жак Лакан говорит о ценности и значении этого неравенства в своём семинаре «Ещё»: «Субъект возникает в результате того, что знание это должно быть усвоено, больше того — оценено. Оценивается же оно по своей стоимости, причём не меновой стоимости, а потребительной. Стоит знание ровно столько, во сколько оно обходится, а обходится оно дорого (beau-coût), так как платить за него приходится своей шкурой, ибо очень трудно — не приобрести его, нет: трудно им воспользоваться, им насладиться» [3]. То есть цена знания, приносимого в переносе, может быть выведена не из меновой стоимости, установленной соглашением, но только из стоимости потребительной, — стоимости, которая всегда высока для субъекта в той мере, в которой знание всегда стоит дорого, ведь субъект «платит за него своей шкурой». Это выражение также намекает на кастрацию и на «фунт плоти, который платит жизнь, чтобы сделать из него означающее означающих» [4]. Действительно, получение знания в регистре его меновой стоимости не гарантирует субъекту возможности наслаждаться им в регистре его потребительной стоимости. Не существует, скажем так, переноса меновой стоимости на потребительную (как, впрочем, и потребительной стоимости на меновую) — скорее, есть плодородный остаток этого переноса, в котором коренится приобретение знания в наслаждении от пуска его в ход: «знание на том и зиждется, что наслаждение от пуска его в ход и наслаждение его обретения совпадают» [5].

В этом плане Лакан сильно уточняет то, что ввёл ранее Маркс, осмысляя разницу потребительной и меновой стоимостей. Для Маркса единственная функция потребительной стоимости состояла в её позиции идеала по отношению к меновой стоимости, где собиралось бы в конце концов значение всего круга уравнений и замещений. Лакан, введя в этот круг регистр наслаждения, поставил под вопрос ту уникальную функцию, которую имели в нём деньги в качестве всеобщего эквивалента, и выдвинул на первый план «те приобретения, что не основаны на обмене» [6] и которые делают из наслаждения объектом — и самими деньгами — цену его приобретения.

В функции денег как всеобщего эквивалента обнаруживается тот же парадокс, что можно отметить и касательно функции фаллического означающего как всеобщего эквивалента объектов-причин желания для субъекта. Фаллическое означающее тоже не может символизировать весь объект-причину. Именно в остатке, который оказывается вне этой эквивалентности, располагается потребительная стоимость, то есть наслажденческая стоимость объекта.

Необходимо перейти от логики равенств между идентичностями, уже установленными во всём, к логике не-всего, где ничто не эквивалентно ничему

Поэтому необходимо перейти от логики равенств между идентичностями, уже установленными во всём, к логике не-всего, где ничто не эквивалентно ничему. Тут можно отослать к пионерской для нашего поля исследования работе Пьера Мартена «Деньги в психоанализе», где можно прочесть буквально следующее: «Если в циркуляции товаров и в их обмене и ставится вопрос об эквивалентности, то только после принятия того постулата, что этот термин исключает любой вопрос об идентичности. Это исключение есть исключение субъекта и подразумевает исключение желания. Напротив, в аналитическом опыте ничто не эквивалентно ничему; никакая «вещь» не эквивалентна другой; «один» отличается от «одного», и здесь отсутствует как означающее абсолютной идентичности, так и означающее субъекта» [7].

Цена невесты

Итак, всеобщий эквивалент — деньги или фаллическое означающее — никогда не может исчислить, символизировать весь объект в его наслажденческой стоимости для субъекта. Знаменитое символическое равенство, которое Фрейд вывел в своем тексте об анальной эротике: пенис = ребёнок = экскремент = подарок = деньги [8], натыкается на своё ограничение в «чёрном континенте» женского, то есть в присутствии женского наслаждения, которое полагается предшествующим этому равенству. Введение асимметричного и невзаимного различия сексуации, которое психоанализ открыл в поле наслаждения, позволяет сказать, что «every man has his price», не входя при этом в конфликт с логикой всего или с моралью, которая даже сделала эту сентенцию цивилизационной ценностью: торговая стоимость царит в фаллическом значении реальности. Но утверждать, что «every woman has her price», означало бы внести диссонанс: это утверждение уже не может быть сбалансировано с первым, поскольку никакая симметрия или взаимность тут невозможны. Если первое утверждение отсылало к цене, которую всегда можно назначить наслаждению, взыскуемому субъектом в его жизни, то второе тут же напоминает об объективации, которая создаёт из этого субъекта объект, предлагаемый наслаждению другого. Торговой морали всегда будет сложнее принять это второе утверждение — разве что как незначительное зло, размещаемое вне циркуляции нормализованной купли-продажи.

Чтобы проверить состоятельность этого утверждения, пришлось бы, действительно, пересчитать всех женщин, и известна логическая невозможность, с которой мы тут столкнёмся: перебирая их по одной, мы никогда не сможем записать это как «все женщины». Лакан в своём преподавании сделал из этой невозможности поворотную точку, благодаря которой он разместил не-всё наслаждения с женской стороны — по ту сторону поля фаллического наслаждения, где правит «необходимость (exigence) Одного», которая проистекает из поля Другого и «необходимости (exigence) бесконечности» [9].

Ту же дизъюнкцию мы можем обнаружить между необходимостью (exigence) Одного, вводимой деньгами как всеобщим эквивалентом, и необходимостью бесконечности, которую наслажденческая стоимость делает неустранимой. Более того, если следовать логике Лакана, которую он выводит из поля наслаждения, ничто не могло бы поддержать это всё, созданное всеобщим эквивалентом, без не-всего не-фаллического, женского наслаждения: «Не будь женщина не-вся, не будь она в качестве существа, наделённого полом, в своем теле не-вся, ничего подобного [функции Одного] не могло бы быть» [10]. Иначе говоря, функция всеобщего эквивалента, которую выполняют деньги в реальности, поддержана ни чем иным, как не-всем женского наслаждения, которое существует как Другое в этой реальности.

Именно это сумела ухватить антропология в мифе о происхождении денег в качестве «цены невесты». Можно проследить значения этого мифа, например, в классических работах Хорста Курницки [11], усыпанных психоаналитическими отсылками. Этот миф, как и миф об Эдипе, пытается придать форму тому, что не может быть символизировано в наслаждении — в данном случае при помощи функции денег как всеобщего эквивалента. Происхождение денег всегда представляет собой жертву и подразумевает потерю объекта как плату за доступ к женщине в соответствии с законами родства. «Предшественница меновой стоимости, цена невесты уже в наиболее древнюю эпоху воспроизводства человечества воплощает природные отношения в социальном опосредовании […]. Вполне вероятно, что то, что мы обнаруживаем в доисторическую эпоху, касается не жертв, непосредственно связанных с ценой невесты, а фактов погребения, и связано с церемониями, посвящёнными мёртвым. Но мы встречаем в этих случаях функцию жертвы в тех же природных отношениях, которые выражаются и в цене невесты. Цена невесты как жертва, как выражение отречения от инцеста, от сексуальной сделки с матерью, сестрой или кровными дочерьми — то есть от сексуальной сделки вне правил, — в то же время облегчает сублимацию влечения, которое адресуется ко внешней природе, составляющей окружение общества» [12]. Происхождение функции денег имеет, таким образом, свой исток в жертве, которой требует либидинальная связь с женщиной в обмене, подчинённом структурам родства. Именно это задаёт «влеченческую структуру денег», основанную на жертве как изнанке дара [13].

Такая концепция не только немного смещает то анальное значение, которое обычно находят в либидинальном отношении к деньгам, но и «немного» приоткрывает новые широкие горизонты. Тут также уместно пересмотреть функцию денег в анализе по ту сторону символического равенства, организованного фаллической функцией, и обсуждать эту функцию в перспективе логики не-всего. Именно эту перспективу также можно применить к другой большой классической теме «аналитического сеттинга», где лакановская ориентация ввела радикально новые подходы, особенно в отношении обращения со временем.

Время и деньги

Вот фактически те две переменные, что были стандартизированы в психоаналитическом сеттинге. Их эквивалентность идет рука об руку с их фиксированностью, к которой пытались свести их использование вплоть до лакановского преподавания, продемонстрировавшего их фундаментальную роль для самой задачи аналитической интерпретации. Лакановская ориентация — без стандартов, но не без принципов, — показывает нам ценность нефиксированного использования этих двух переменных (ведь эквивалентность между ними установить невозможно).

Исчисление времени и его денежной эквивалентности стали современными формами сакрализации Одного

«Time is money» — максима Бенджамина Франклина, в сжатой форме представляющая целый образ жизни, устанавливает идентичность, основанную на исчислении, на введении поддающегося счёту Одного, которое правит в мире финансовой оценки. Ничто не может избежать власти господского означающего денег, влекущего за собой уничтожение всех значений. Так, исчислимость времени вытекает из владычества измерения, из исчисления жизни, вводящего всеобщий эквивалент в виде денег для всех объектов. Невозможно противостоять этому владычеству во имя предполагаемых высших ценностей. Как заметил Жак-Ален Миллер, «деньги, символический всеобщий эквивалент, — не более, чем форма, поддающаяся подсчёту реализация господского означающего» [14]. Исчисление времени и его денежной эквивалентности стали, таким образом, современными формами сакрализации Одного. Всё больше и больше время становится меновой стоимостью — вплоть до того, что из него делают первичный объект управления  и менеджмента [15]. Предложение превратить деньги во всеобщий эквивалент идет в паре с предложением сделать из времени объект наслаждения. Наслаждаться временем, хорошо управлять так называемым «свободным» временем — вот что предписывает дискурс Одного, чтобы упорядочить наслаждение как Одно-целое. В этой перспективе использование в аналитическом диспозитиве времени и денег как нефиксированных переменных предполагает такое использование господского означающего, которое делало бы это Одно-целое неполным, чтобы позволить появиться их либидинальной стоимости — что, в свою очередь, позволяет обнаружить реальную невозможность любой возможной эквивалентности этих двух переменных.

Три функции денег в анализе:

1) В первую очередь, существует функция денег как означающего, задающего ограничение переносу. Это ограничение для требования любви, когда это требование следует логике императива Сверх-Я, императива обладать или всегда поднажать «ещё чуток» [16]. Это один из уроков, которые мы извлекли из опыта CPCT [17], где переменная «деньги» была изъята из аналитического диспозитива. Жак-Ален Миллер прокомментировал это так: «Ведь деньги — это не только бабло, как сказал бы Лакан, предназначенное для удовлетворения потребностей заинтересованного лица и его семьи, но и элемент, обладающий свойством убивать все значения и сам по себе производить операцию ограничения. «Всегда ещё чуток», о котором я упоминал, очевидно, связано тут не с приобретением денег, а с пропастью, которую разверзает их исчезновение; с этим безграничным призывом требования, от которого мы не знаем, как уклониться» [18].  Фактически власть денег как означающего, которое может уничтожить все значения, равняется здесь власти другого господского означающего во временно́м опыте: смерти, этой изнанки фаллического означающего, упорядочивающего все значения. В этом смысле деньги, как и время, несут функцию ограничения требования и наслаждения Сверх-Я и его императивов. Бездна, которая разверзается при исчезновении этого ограничения, обнаруживает прямую связь денег и различных кромок влечения (орального, анального в их связи с голосом и взглядом). Можно сказать, что эта функция денег разыгрывается, как и функция логического времени в переносе, на границе, которую кладет символическое воображаемому и реальному наслаждения.

2) Есть также функция денег как объекта дара или жертвы. В анализе дар знания оплачивают жертвой, потерей наслаждения. Но кроме того, доступ к этому знанию не достигается никак иначе, кроме как через наслаждение от пуска его в ход. Здесь идет речь о деньгах как о символическом даре, функции, которую Лакан уже отмечал в связи с фрейдовским случаем Человека с волками, где эта функция была буквально перевёрнута, поскольку Фрейд решил оказать субъекту денежную помощь во имя прогресса аналитического дискурса. Следует подчеркнуть, что то, что происходит между субъектом и аналитиком, относится к регистру дара речи: «Дар денег не есть лишь чистое и простое вознаграждение — об этом, по крайней мере, напоминает слово “гонорар”» [19]. Лакан предлагает буквально сравнить приношения первобытных людей, сакрализующих объекты, с даром, который приносят Другому как гаранту речи, чтобы увериться, что он не разменяет её, что он будет продолжать заботиться о ней. «Гонорарная» функция денег как объекта пожертвования приходит тут на место невозможной гарантии Другого любви.

3) Есть, наконец, функция денег как знака не-эквивалентости, знака отсутствия-связи и не-всего: не всякий объект входит в уравнение всеобщего эквивалента, будь этим эквивалентом фаллос, деньги или само время как исчислимое единство. Вот почему недостаточно просто отделить диспозитив времени-денег от фиксированности классического сеттинга в аналитическом опыте. Нужно также прочертить связь логического времени с той логикой дара в переносе, которую мы указали в двух предыдущих пунктах. Сами деньги входят в контур переноса в анализе не как «всеобщий эквивалент», сводимый к функции фаллического означающего, но как объект прибавочного наслаждения, который приходит на место отсутствия сексуальной связи. Здесь есть невозможность подсчёта, которая не перестаёт не платиться — не как знак долга, который невозможно удовлетворить, но как знак логической невозможности. Так мы находим в анализе связь денег и реального. И именно так же можно показать, что не существует никакой возможной эквивалентности времени и денег. Не только time is not money, но и money is not time.

Перевод с французского Глеба Напреенко.

Примечания

[1] В русской традиции перевода марксистских экономических терминов, которыми пользуется тут Бассольс, установилось использование слова «стоимость»: меновая стоимость, потребительная стоимость и т.д., которой мы тут придерживаемся. Однако можно было бы также использовать вместо слова «стоимость» слово «ценность», более уместное, например, для перевода используемого Бассольсом понятия «valeur de jouissance», ценность (для) наслаждения, которое мы тут перевели как «наслажденческая стоимость». — Прим. пер.

[2] Lacan J. Le séminaire sur «la Lettre volée», Écrits. Paris, Seuil, 1966, p. 37.

[3] Лакан Жак. Семинары. Книга 20. Ещё (1964). М.: Гнозис / Логос, 2011. С. 115 (Пер. с франц. Александра Черноглазова).

[4] Lacan J. La direction de la cure et les principes de son pouvoir, Écrits, op. cit., p. 630. (Перевод фразы выполнен по-новому по сравнению с существующим переводом этой статьи на русский. То же место в русском переводе: Лакан Жак. Направление лечения и принципы его действенности. // Международный психоаналитический журнал #8. М.: Логос / Гнозис. 2019. С. 53. — Прим. пер.)

[5] Лакан Жак. Семинары. Книга 20. Ещё (1964). М.: Гнозис / Логос, 2011. С. 115 (Пер. с франц. Александра Черноглазова).

[6] Там же. С. 116.

[7] Martin P. Argent et psychanalyse. Paris, Navarin, 1984, p. 26–27.

[8] Фрейд Зигмунд. О превращении влечений, в частности анальной эротики // Фрейд Зигмунд. Собрание сочинений в 10 томах. Том 6: навязчивость, паранойя и перверсия. М.: Фирма СТД. 2006. С. 125–131.

[9] Эти термины заимствованы из первой главы семинара «Ещё»: «И вот что поразительно, вот что чудно — Одно, как намекает на это уже платоновский Парменид, взыскуется ни кем иным, как Другим. Где бытие — там взыскуется бесконечность» (Лакан Жак. Семинары. Книга 20. Ещё (1964). М.: Гнозис / Логос, 2011. С. 15–16 (Пер. с франц. Александра Черноглазова)).

[10] Там же. С. 16.

[11] Kurnitzky H. Triebstruktur des Geldes. Ein Beitrag zur Theorie der Weiblichkeit. Berlin, Verlag Klaus Wagenbach, 1974. Мы здесь используем авторский испанский перевод: Kurnitzky H. La estructura libidinal del dinero. Una contribución a la teoría de la femineidad. México, Siglo xxi Editores, 1978.

[12] Там же. С. 130.

[13] Наш коллега Герман Гарсиа также указал это в своей статье «Sobre dinero, mujeres y análisis» [«О деньгах, женщинах и анализе»], вышедшей в аргентинской ежедневной газете Página (№ 12, август 2013): «Версия Хорста Курницки противостоит версии Марселя Мосса: она предполагает не экономику дара, но экономику жертвы». Заметим, однако, что одно всегда служит изнанкой другого.

[14] Miller J.-A., «L’orientation lacanienne. Forum des psys», лекция, прочитанная в департаменте психоанализа университета Париж VIII 14 января 2004 года, не издана. Далее Миллер указывает следующее: «Дело не в том, что торговля властвует. Торговля вовсе не властвует. Что властвует, так это одухотворение господского означающего, воплощённое в числе Один, появление которого следует учитывать».

[15] В Барселоне, как и в некоторых других местах, был создан «Банк времени», где исчисляемое время предлагается в качестве всеобщего эквивалента для транзакций между клиентами. У каждого есть свой «чек на время», который можно обменять на время у другого клиента, например, время сантехника на время дантиста. Это предполагает сомнительную стандартизацию рабочей силы, превращённой в единицы времени. Руководство Банка, в свою очередь, использует стоимость единиц времени, которыми обмениваются его клиенты. Весьма относительный успех предприятия не отменяет его послушания власти исчислимого Одного.

[16] Каталанская пословица гласит: «El que no es paga amb diners es paga amb dinades, que és pagar dues vegades» [«За что не платят деньгами (diners), за то платят едой (dinades), так что приходится платить дважды»]. Исчислимость переходит здесь от анального к оральному.

[17] CPCT — Le Centre Psychanalytique de Consultation et de traitement de Paris — организация в Париже, куда все желающие могут обратиться за бесплатной, но ограниченной по количеству встреч психоаналитической помощью. — Прим. пер.

[18] Miller J.-A., «L’orientation lacanienne. Choses de finesse en psychanalyse», лекция, прочитанная в департаменте психоанализа университета Париж VIII 12 ноября 2008 года, не издана.

[19] Лакан отсылает к латинскому происхождению этого слова. — Прим. пер. Lacan J. L’homme aux loups, Séminaire inédit, 1952–1953.