25 и 26 мая в конструктивистском корпусе Московского энергетического института пройдут показы «ГЭС-2 Оперы» — поэтического посвящения выведенной из эксплуатации электростанции на Болотной набережной, в здании которой в 2020 году открывается новый культурный центр фонда V-A-C. Авторы оперы — театральный режиссер Всеволод Лисовский, композитор Дмитрий Власик, поэт Андрей Родионов и художница Ирина Корина — работают с историей этого промышленного объекта и осмысляют его трансформацию в культурный центр. Мы рассказываем про контекст постановки с комментариями участников и публикуем фрагмент либретто, основанного на интервью с одним из рабочих электростанции, — обходчиком, ежедневного проверявшим исправность оборудования в течение последних лет ее использования.

Текст подготовлен в партнерстве с фондом V-A-C.

История перехода

Центральная электрическая станция городских железных дорог была открыта в 1907 году на месте бывшего Винно-соляного двора. Это была одна из первых городских, а не частных электростанций, и появилась она из–за необходимости в большом количестве энергии — в начале 20 века в Москве активно развивался городской трамвай. Чтобы обеспечить развитие общественного транспорта, закупили современные и дорогие швейцарские турбины. Архитектором стал Василий Башкиров, наиболее известный как соавтор Виктора Васнецова: они вместе строили особняк для художника, где сейчас располагается его дом-музей, и работали над фасадом Третьяковской галереи. Псевдорусский стиль характерен и для архитектурного оформления станции — там даже была башенка, которая перекликалась с башнями Кремля.

После революции развитие станции определялось ее топографией. В 1930-х убрали шпиль, который диссонировал с «Ударником», пар из станции стал подаваться в прачечную Дома на набережной, а вода — на фабрику «Красный октябрь». Постепенно станция утрачивала свое функциональное значение, так как промышленные производства выводились на окраину Москвы. К 1950-м годам половина вырабатываемой электроэнергии уходила на ее самообеспечение, остальное шло на отапливание близлежащих зданий в зимний период.

В 2006 город принимает решение закрыть станцию из–за износа оборудования и высокой стоимости производства энергии, а спустя почти десять лет здание выкупает предприниматель и меценат Леонид Михельсон, чтобы в нем открыть выставочную площадку фонда V-A-C. Проектированием занялся итальянский архитектор и автор Центра Помпиду в Париже Ренцо Пиано, поставивший себе целью создать новое пространство, «куда люди будут приходить ради искусства, музыки и нового опыта, ради образования». По словам директора фонда V-A-C Терезы Мавики, новый культурный центр в здании электростанции станет именно не музеем (хотя там все же будет экспонироваться коллекция фонда и будут проходить временные выставки, перформансы, театральные представления), но городским пространством и «местом, где люди прониклись бы интересом друг к другу».

Всеволод Лисовский, театральный режиссер, лауреат «Золотой маски»

Меня привели на ГЭС-2 четыре года назад, когда там еще стояли машины и оборудование. Было известно, что здание будет переделано в культурный центр, и меня поразила мысль, что весь этот индустриальный шум вдруг сменится тишиной. Если 111 лет назад появление электростанции напротив Кремля символизировало наступление новой эры, то логично предположить, что с выездом станции эта эра индустриальной цивилизации 19 и 20 веков заканчивается. Вместе с ней уходит и время человека техники. И в опере мы как раз имитируем ритуальное действие нового пост-технологического культа, рифмуем мифологические основы музейного пространства с мифологизирующимся технологическим пространством. Здание ГЭС-2 — это место, где оба этих мифа вступают в диалог.

Сначала я долгое время ходил по станции и общался с работниками, ждал, пока они ко мне привыкнут. Один из них, самый общительный, Илья Власов и стал главным героем оперы — я записал с ним интервью, которое было превращено в либретто. Все художественные приемы — декорации, поэтизация речи и музыка — служат только мифологизации этой эры и этого персонажа, его укрупнению, ничему больше. Что приходит на смену этому человеку-инженеру, кентавру — существу наполовину человеческому, наполовину технологическому? Неизвестно. Новый образ только формируется, но если раньше человек определялся тем, что он производит, то теперь он становится потребителем.

Либретто как свидетельство

<…>

Мужской голос 1:

А начальником смены каково?

Мужской голос 2:

Когда ты турбинист, ответственность определенная,
А когда ты начальник, то во сто крат.
На тебя нагрузка падает целиком и полностью:
И котел, и турбина, и допуск, и наряд.
Многое зависит от человека, в частности
От того, как он посмотрит на подготовку,
На факторы, влияющие на опасности,
Которые могут возникнуть при производстве работы.
Потому что все это производят люди,
На тебе не только ответственность за диспетчерский график,
Но на тебе в какой-то мере будет
Так же лежать человеческий фактор.
Потому что оборудование, конечно, — железяка,
А вот людская жизнь — это уже семьи.
Мне не хотелось, чтобы человек получал травмы
Из–за моих нарушений, из–за моей некомпетентности.

Женский голос:

При перевозбуждении обмотки ротора, т.е. при повышении напряжения на роторе сверх номинала, «излишек» реактивной мощности выдается в энергосистему, а когда обмотку ротора недовозбуждают, то реактивная мощность потребляется генератором.

Мужской голос 1:

А чего ты еще кроме аварий боишься?

Мужской голос 2:

Я, так сказать, не только аварий боюсь.
Главное здесь не столько авария.
Я боюсь дрогнуть, когда с ними борюсь,
Когда в чем-то не уверен, что-то сделать неправильно.
Например, есть различные вещи, да?
Нужно бороться со страхами вечными,
Быть уверенным в пользе своего труда.
Если знаешь, как делать, бояться нечего.
Мне нравилось подниматься на некоторые узлы,
Чувствовать эту мощь от турбин,
Работу, процесс, динамику ли –
Это как бы стимулирует, дает адреналин.

Женский голос:

В музее скульптура и живопись играют ту же роль, что и в других типах ритуальной архитектуры. В церкви или во дворце стены нужны, в основном чтобы выделить и оформить пространство, предназначенное для определенных церемоний и действ. Картины, статуи и рельефы, прикрепленные к стенам или вмонтированные в них, составляют неотъемлемую часть сооружения — в некотором смысле его голос.

Мужской голос 1:

Вот как конкретно ты определяешь, что это хорошо работает? Как определяешь, что хорошо?

Мужской голос 2:

Как конкретно я определяю, что хорошо.
Когда ты ходишь и слушаешь, как работает цех,
Со временем, слушая какой-нибудь насос,
Выделяешь какой-нибудь незнакомый треск.
Это значит, что что-то неправильно работает.
Идешь, проверяешь температуру у него,
Начинаешь об этом котле заботиться,
Бегать вокруг, делать ремонт.
Когда ты дома каждый день закрываешь замок,
И однажды он не закроется должным образом — это знак.
Ты обратишь на это внимание, дружок,
Ты слышишь, что-то изменилось, значит, что-то не так.

Женский голос:

При подготовке рододендронов к зиме не стоит забывать, что эти вечнозеленые кустарники в течение зимы продолжают испарять влагу. Поэтому важным моментом является пополнение запаса воды в листьях и предотвращение иссушения в условиях промерзшей земли. Здесь необходимо ориентироваться на климат конкретного региона. Если осень богата осадками, растения не нуждаются в дополнительном поливе. Но в условиях недостаточного увлажнения придется «отливать» вечнозеленые рододендроны, а затем мульчировать почву вокруг них сосновой корой.

Мужской голос 1:

Как ты относишься к тому, что станцию перепрофилируют?

Мужской голос 2:

Может, и лучше, что здесь будет музей,
А не какой-нибудь торговый комплекс.
В глубине души, скажу точней,
Меня успокаивает эта новость.
Если станция своё изжила,
Это значит — ее закроют.
Я просто не поддерживаю культ телесного низа,
Русский человек создан для чего-то более высокого.
Поэтому пускай развивается лучше интеллектуально,
У человека будут какие-то ценности собственные.
Придет сюда — получит информацию,
Получит моральное удовлетворение –
То, что за деньги никогда не купишь.
Вот кто-то слушает Задорнова, смотрит комедии,
А кто-то слушает классическую музыку,
Для кого-то это вдохновение,
Кому-то это приносит пользу.
Нельзя всё переводить на материальное, на деньги,
И я с этим согласен полностью.
У человека должна быть жизнь еще и духовная,
Чтобы он получал адреналин, драйв.
Да, от этого, что видит серьезное,
То есть, что это должно восхищать.
Меня восхищает эта придумка –
Как придумано, как всё сделано.
Не знаю, что получится, что не получится,
Народ сейчас мало ходит в музеи.
Когда не было вот этого интернета,
Всё хотелось увидеть, всё хотелось пощупать.
А сейчас немножко у детей другие ценности,
Но мы должны воспитывать в них лучшие чувства,
Чтобы ценности у них были такие, как были у нас.

Мужской голос 1:

Когда станция стоит, какие твои ощущения?

Мужской голос 2:

Я должен вместе с этим новым течением
Плыть с массой воды, куда направило,
Следовать за руслом, за воды движением.
Жаль, конечно, уходить, ведь меня здесь все устраивало,
Я ко всему здесь привык, мне тяжело отвыкать.
Теперь в голове большие перемены,
Это очень тяжело перебороть и принять,
Но ничего, я справлюсь, наверное

Женский голос:

Градирни устроены почти так же как и брызгальные бассейны, с тем лишь различием, что вода стекает по радиаторам, передает им тепло, а уже они охлаждаются нагнетаемым воздухом. При этом часть воды испаряется и уносится в атмосферу.

Мужской голос 1:

Как справляешься?

Мужской голос 2:

Как справляюсь? Мне помогают инструкции,
Читаю, когда дома, занимаюсь спортом.
Прочь эти сомнения в ведро с мусором,
Но, конечно, не полностью, осадок остается.

Женский голос:

В прошении о присоединении Тувы к СССР обосновывалась необходимость такого решения «активизацией контрреволюционных элементов». Ещё бы им не активизироваться: массовые поставки скота в СССР поставили большинство тувинцев на грань голода. Тут волей-неволей подашься в «контрреволюцию»…

Мужской голос 1:

Есть какие-то мечты профессионального толка?

Мужской голос 2:

Я как бы не из тех, кто любит мечтать.
Все эти мечты — они там, в голове.
Я стараюсь с реальностью мечты сопоставлять,
А мечтают подростки в шестнадцать лет.
Вот я приду… Вот там меня ждут…
Никто меня нигде не ждет.
За неё надо драться, чтобы вырвать кость свою,
И у меня мечты такие вот.
Я свои мечты сопоставляю с реальностью:
Придется начинать с нуля — с обходчика.
Ну че, ну пойду на другую станцию,
Начну там с должности машиниста какого-нибудь.
Нужно работать, чтобы было интересно,
На новом оборудовании изучить ПГУ,
Постигать интересные для меня процессы.
Увлекаться работой — вот почему
Надо на работу идти с каким-то интересом,
У тебя должны постоянно возникать вопросы,
На которые ты должен находить ответы.
В книгах, у людей… Работать просто.
Я не люблю застаиваться, для меня простой,
Как я говорю, это как деградация.
Занимаюсь спортом, велосипед — спутник мой,
Зимой стараюсь ходить на плаванье.
Это разгрузиться помогает,
Помогает сбросить мозг. Спорт — это сила,
А когда ты приходишь, работа такая:
Тебе мозг — раз, и опять загрузило!
Постоянная перезагрузка мозга
Способствует динамическому развитию человека,
Он продолжает развиваться серьезно.
Мне это нравится! Мне нравится это!
Не то, что котлы гремят ууууууу,
А сам по себе ощущать этот процесс,
Ощущать эту силищу, силищу,
Которую может направить человек.
Человек в этой области достиг очень многого,
Он очень многому научился в этой области.
Вам, говорят, обходчиком неинтересно работать
А когда ты обходчик, ты постоянно в поиске.

<…>

Андрей Родионов, поэт, автор либретто

Вместе с Екатериной Троепольской мы уже давно придумали и активно используем такой метод работы, как «поэтический вербатим» — мы берем текст и переставляем в нем слова так, чтобы он стал рифмоваться, при этом стараясь ничего не добавлять от себя. В случае с оперой про ГЭС-2 материалом был разговор со служащим этой электрической станции, который я полностью перевел в стихи.

Такой способ подачи позволяет лучше воспринимать информацию и увидеть ситуацию с другой стороны. Пару лет назад мы с режиссером Андреем Сильвестровым сделали фильм «Прорубь», где зарифмовали все новости, посвященные купанию в проруби: где разрешено окунаться, какие звезды этим занимаются, какие обычаи с этим связаны. Телеведущие «Дождя» читали все это, и получилось очень смешно. Так ты слушаешь новости и просто киваешь, а тут понимаешь, что новости — тоже искусство. Если все это будет смешно, весело и карнавально, то это привлечет публику, которая сама решит, что ей нравится в этой электростанции и почему нужно сохранить память о ней.

Сохранение памяти

Когда станцию начали выводить из эксплуатации и реконструировать, фонд V-A-C запустил долгосрочный проект по сохранению памяти о ГЭС-2 и созданию общедоступного архива с историческими материалами. Цель — внимательно приглядеться к контексту возникновения художественной институции на месте электростанции с более чем столетней историей и осмыслить процесс замены промышленных объектов учреждениями культуры.

В 2016-2018 годах в рамках проекта состоялось несколько экспедиций по разным направлениям: исследовались упоминания о ГЭС-2 в различных архивах, исторические документы, архитектура. Проводились глубинные интервью с сотрудниками и изучалась экономическая роль станции в развитии промышленности. По результатам этих исследований будет создана база данных, существующая как ресурс, открытый для пополнения, использования и интерпретации.

Другим направлением работы с историей ГЭС-2 и ее связью с жизнью города является создание новых художественных произведений. Одно из них — как раз «ГЭС-2 Опера», изначально задуманная как акустическая инсталляция. После показа спектаклей эта инсталляция будет работать в новом здании культурного центра — опера продолжит жить в новом формате.

Ольга Стеблева, куратор фонда V-A-C

В 2020 году фонд откроет в здании электростанции новый культурный центр. Нам показалось важным сохранить память о том, что было на этом месте последнее столетие, и репрезентировать это знание разными способами — во-первых, с исторической точки зрения, и во-вторых, с художественной. Мы находимся в стенах бывшего промышленного объекта, где индустриальное производство заменяется производством другого типа — культурным. Это красивая метафора, но нужно понимать, что в действительности здесь не происходит эволюции и одно не может превратиться в другое. Мы, люди из сферы искусства, не наследуем у эпохи производства и точных наук, как бы нам того не хотелось. Но мы можем приложить все усилия к тому, чтобы сохранить память о прошлом.

С этой точки зрения мне кажется интересным, как опера продолжит свое существование после показов. Она превратится в акустическую инсталляцию, которая будет размещена на парковке центра, в большом пространстве с собственной ярко выраженной звуковой средой. Отдельные ее фрагменты будут звучать в разных точках помещения и для того, чтобы сложилась полная картина, потребуется найти их все. Люди будут приезжать в здание и неминуемо попадать внутрь инсталляции, но затем — это их выбор: в зависимости от заинтересованности кто-то решит подробно исследовать пространство, кому-то хватит фрагмента, а кто-то захочет пройти мимо. Инсталляция будет накладываться на существующий фон, голоса рабочих станции будут совмещаться с современными шумами и голосами посетителей. Получится такой «призрак оперы», который постоянно, но вкрадчиво о себе напоминает и соединяет два времени, позволив прошлому звучать в настоящем.