Отрывок из книги "Быть скинхедом: жизнь антифашиста Сократа" под редактурой журналиста Дмитрия Окреста, вышедшей в этом году в издательстве Радикальная теория и практика. О репрессиях 10-х годов и дальнейшем поиске антифашистским движением своей идентичности сквозь призму жизни Алексея «Сократа» Сутуги.

Ещё в 2007 году силовики считали, что нацисты и антифашисты — что-то вроде Солнцевской и Люберецкой ОПГ. В 2008 году появился Центр «Э», управление по борьбе с экстремизмом, а уличными войнами заинтересовались МВД и ФСБ.

Устьинский сквер — зелёный уголок, меньше двух гектаров, в тени высотки на Котельнической набережной. В центре сквера площадь с памятником пограничникам. Отсюда неформальное название «Погранцы». Поблизости два дворика в глубине доходных домов, где, как и в сквере, собирались панки и скинхеды.

В сентябре 2008 года в сквере произошла поножовщина между молодыми скинами и граффитчиками из группировки GoVegas. Последствия разруливал приехавший на мопеде Фёдор Федяй Филатов. Здесь же клуб, за потасовку и повреждённую дверь в котором сел Алексей Шкобарь Олесинов.

После оглашения приговора Олесинову несколько сотен человек пришли к Бутырке с баннером «Чем сильнее ваши репрессии — тем яростнее наше сопротивление». Среди них был и Сутуга. Бегать в бронежилетах было неудобно не только омоновцам, но и анти-фашистам — в отличие от большинства демонстраций того времени, которые проходили без винтилова, на этой людей задержали.

Впервые Сутуга попал в СИЗО тоже с Олесиновым: из–за драки в клубе, где охранники-нацисты спровоцировали пришедших на концерт. Тогда они попали под амнистию, но позже Сутуга всё равно уехал в колонию — после того, как, по версии следствия, в январе 2014 года избил в пиццерии подносом Рустама Мирзе.

По молодости Мирза сам тусовался с антифашистами, переметнулся в противоположный лагерь, потом стал учиться в Российской академии правосудия и, по слухам, помогать полиции разбираться в хитросплетениях уличной войны. Он не раз выступал в качестве потерпевшего по уголовным делам против антифашистов. Он же был свидетелем обвинения по делу Антона Фатулаева, когда того обвиняли в избиении неонациста Юрия Евсюкова. В итоге Фатулаева осудили за драку с футбольными фанатами, работавшими на «Молодую гвардию Единой России». Позже сел и Евсюков — за убийство араба.

Это были не единственные дела против антифашистов. Их стали возбуждать в Москве, Нижнем Новгороде, Чите, Питере, Саратове. Центр «Э» считал Сутугу одним из «лидеров антифа в России» — поэтому он попал под пресс.

Алексей Гаскаров:

Активная фаза развития закончилась в 2012 году, когда, с одной стороны, были достигнуты основные цели — остановить массовое ультраправое насилие, с другой — в Россию вернулась политика и протесты против узурпации власти [1].

В этих условиях важно было определиться с дальнейшей идентичностью — это всё-таки больше субкультура или политическое движение с понятными ценностями? Ответ на этот вопрос не был одинаковым для всех, поэтому и движение в его предыдущем виде перестало существовать.

Определённую роль сыграли и репрессии. Существование неподконтрольного политического движения, ориентированного на прямое действие, представляло угрозу для Кремля в условиях массовых протестов, поэтому были придуманы показательные уголовные дела против активных участников. Мне пришлось два раза сидеть в тюрьме [2], но реальных попыток посадить меня было четыре (19).

Денис:

В очередной раз Центр «Э» заинтересовался антифашистами в марте 2012 года, когда те стали заниматься безопасностью митингов «За честные выборы». Например, 5 марта на согласованную акцию протеста пришло 300 провокаторов, которых удалось оттеснить.

Дмитрий Авалишвили:

Знаете, я правда повидал всякое, но мне не было так страшно, когда нас били толпой во Львове или Минске, куда мы ездили на футбольные выезды с МТЗ РИПО [3] и «Арсенал-Киев». Мне не было так страшно, когда после репетиции Bystreet в подворотне на нас прыгнули люди в чёрных масках с ножами, где я каким-то чудом не остался лежать на мокром декабрьском асфальте. Тогда мне удалось скинуть с себя человека с ножом, но я помню его глаза, их я ещё увижу на фотографиях с суда над убийцами наших товарищей.

Мне не было так страшно, когда нас бил ОМОН — сперва на маршах памяти друзей, потом на митингах за честные выборы. И когда в моём лифте и по дороге к метро появлялись граффити со свастиками и кельтами в мою честь, тоже не было так страшно. Мне не было так страшно, когда ко мне домой пришли с обыском и когда в тот же день мне позвонили с работы и сказали, что служба безопасности распорядилась уволить меня немедленно. Мне не было так страшно, когда потом стреляли у подъезда.

Абсолютно и полностью я был уничтожен страхом только в тот момент, когда понял, что убивать и сажать сейчас будут не меня самого, а мою любовь [4] (цитата из социальных сетей).

Ольга Мирясова:

Конечно, роль сыграли репрессии в отношении и антифашистов, и националистов. И более важные события 2012 года, когда казалось, что назревают перемены.

Возможно, посадили тех, кто сознательно создавал моду на убийства на национальной почве, и, по крайней мере, численность нападений снизилась. Мне даже кажется, что власти начали принимать меры против разжигания ненависти к мигрантам. Скорее всего, просто потому что нужна была рабочая сила, а преступления расследовать — тоже хлопоты (19).

Сергей Вилков:

Силовики начали громить движение примерно с 2007 года. По крайней мере, в Саратове это было так. В Москве, наверное, точкой отсчёта стали даже не убийства активистов руками БОРН, а разгром администрации Химок в 2010 году, позднее — участие антифа в событиях 2011–2012 годов.

2010-й, наверное, стал последним годом, когда были возможны массовые столкновения правых и левых. В том же Саратове к 2009 году МВД не давали продыху [настолько], что стало невозможно физически противостоять праворадикалам.

Надо сказать, что силовики зачищали и неподконтрольных правых. Впрочем, осенью того же года несколько десятков неонацистов разгромили наш штаб в подвале жилого дома в центре города, избив нескольких человек. Насколько я знаю, это не имело для них последствий.

Из книги «Другое поколение»:

В августе-сентябре 2010 года в Москве, Нижнем Новгороде, Владимире и других городах России задержаны, допрошены, запуганы, подверглись пыткам более 500 антифашистов, анархистов и социальных активистов. Милиция внезапно появлялась на открытых антифа-гигах, зоозащитных мероприятиях, антифашистских футбольных турнирах, дискуссионных кружках (1).

Максим Динкевич:

В 2008-м, когда власти научились отличать бытовую поножовщину от субкультурных разборок, при МВД РФ было создано Главное управление по противодействию экстремизму или Центр «Э». В его задачу входила борьба как с ультраправыми, так и с ультралевыми, но пикантность ситуации состояла в том, что среди «эшников» было много сторонников национализма. В итоге игра долгое время шла в одни ворота, многих антифашистов посадили по надуманным обвинениям (11).

Из книги «Дураки и карнавал. Анархия в РФ»:

Политическая полиция стремилась уничтожить антифашистское и анархистское движение в регионах на корню. И это, в общем-то, удалось за пару лет — в большинстве городов столкнувшиеся с прессингом активисты понимали, что любая деятельность будет вызывать репрессии. После чего прекращали заниматься чем-либо вне рамок субкультуры (4).

Рустам Юлбарисов:

Закончились стальные нулевые. Власти использовали ультраправых в своих интересах и выбросили на свалку истории. В начале десятых, несмотря на лояльность властям, были запрещены крупнейшие нацистские организации НСО**, ДПНИ**, «Славянский союз»**, а их руководители отправлены за решётку. После событий 2014 года самые оголтелые нацисты уехали на Украину.

Антифашизм также себя изжил. Последняя акция антифа оказалась самой значительной. 28 июля 2010 года 600 человек напали на администрацию мэрии Химок, закидав её камнями и бутылками. Это был апофеоз антифа, результат радикализации и дрейфа политических взглядов антифашистов влево.

После Химок власти развернули репрессивную кампанию и разгромили остатки антифа руками оперов из Центра «Э». Многие попали в тюрьмы, многим пришлось залечь на дно или скрыться за границей. Пит [Силаев] описал ушедшую эпоху антифа в книге «Исход» и уехал в Европу. Там он получил политическое убежище. Я же присоединился к анархистскому движению, которое прожило чуть дольше антифашистского (25).

Иван Марков:

Начался медленный закат движа. В ноябре 2009 года в подъезде собственного дома был застрелен Ваня Костолом. Летом 2010 года случилась история с Химкинским лесом и самым успешным концертом «Проверочной линейки». Движением начали активно интересоваться в Центре «Э».

Сергей Еремеев:

В социальных сетях антифашистов появилась афиша предстоящего концерта групп «Проверочная Линейка» и Moscow Death Brigade. Это шоу могло собрать несколько сотен человек: хип-хоп команда MDB, в принципе выступавшая нечасто, летом 2010 года находились на пике своей популярности в России, а легендарная хардкор-группа «Проверочная Линейка», в середине нулевых культивировавшая в своих песнях straight edge и прямое действие, вообще распалась в 2006 году (22).

Максим Динкевич:

В назначенное время у Трубной собралось около сотни человек. Все ждали, но не понимали, чего именно. Внезапно в толпе появился Пит в тёмных очках. В руках у него был мегафон: «Надеюсь, тут нет придурков, которые думали, что будет реюнион? Сейчас мы поедем в Химки и проведём там красивую акцию». Все, не задавая вопросов, как по приказу, сели в электричку и поехали в Подмосковье.

На месте Пит и его друзья из группы Moscow Death Brigade развернули баннеры «Очистим лес от фашистской оккупации», зажгли фаера и, скандируя «остановим вырубку леса», двинулись к зданию городской администрации. Участники акции выместили на несчастной постройке всю свою злость — дверь здания вырубили топором, его расстреляли из травматических пистолетов, в нём выбили стекла, его исписали граффити (11).

Сергей Еремеев:

Акция продлилась не больше пяти минут. После этого толпа направилась гулять по улицам столичного пригорода, распугивая местных полицейских, чтобы потом без потерь вернуться в Москву и раствориться в столичном метро. На следующий день консервативная пресса назовёт случившееся «погромом» и «экстремизмом», а либеральная тусовка начнёт дискуссии о допустимости насилия во время протестных кампаний (22).

Рустам Юлбарисов:

Химки — это апофеоз антифа, результат радикализации и политического дрейфа влево. После Химок власти развернули репрессивную кампанию и разгромили движение руками оперов из Центра «Э». Многие попали в тюрьмы, многим пришлось залечь на дно или скрыться за границей (25).

Иван Марков:

Началась охота за лидерами [движения]. Сел и Сократ за драку с охранниками одного московского клуба. Потом был ещё один срок. Когда он вышел, всё было по-другому. Многие его соратники уже были женаты, работали.

Из статьи Meduza***:

В июне 2012 года Сутуга был арестован по обвинению в драке с охраной ночного клуба «Воздух», в том числе по ч. 3 ст. 111 УК (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью). Сократ больше года провёл в СИЗО, однако в итоге обвинение в тяжких телесных повреждениях следствию доказать не удалось (30).

Из книги «Дураки и карнавал. Анархия в РФ»:

Новости в 2010 году уже больше напоминали пресловутые «годы свинца». Вот у отделения милиции найдена бомба. Подозревают анархистов. А вот группа неизвестных ограбила магазин футбольной команды «Спартак». По словам продавца, в него выстрелили, назвали «нацистской свиньей», взяли кассу и подпалили магазин броском коктейля Молотова… 2010-й был годом какого-то тотального беспредела. Любое уличное насилие уже ассоциировалось с анархистами и антифа (4).

Отец семейства:

Недавно мне попался фильм о Burzum. Working Boys жили примерно в таком же ритме, просто атаковали мы не несчастные норвежские церкви, а бонов. С одной стороны, боны второй половины нулевых — обычные московские ребята, многие из них социализировались и ведут нормальную жизнь сейчас. С другой, эти мальчики тогда реально убивали нерусских людей на улицах и были в целом оправданной мишенью.

Костюм:

Проходил концерт антифашистской рэп-группы Moscow Death Brigade, и на него «мутили» ультраправые очень серьёзным составом: пришли правые околофутбольщики, причём топовые. Антифашисты были в меньшинстве. Но в итоге правые дико обосрались и ушли с жертвами. Один из них лишился части печени и еле живым остался (21).

Алексей Стрейт:

Из того, что отложилось в памяти — концерт в «Воздухе» на Курской в 2011 году. Организаторы «догадались» (или им кто-то подсказал) снять клуб с боновской охраной и сделать там хардкор-концерт. Приехали питерцы Engage at Will, внутри собрался хороший состав крепких ребят — шарпов, рашей, эджеров.

Охрана в принципе долго нарывалась, пыталась кого-то выгонять, из–за чего пришедшие напивались ещё сильнее и даже падали вместе с мебелью с балкона. К концу мероприятия обстановка накалилась довольно сильно. После концерта я спокойно вышел на свежий воздух, а в районе гардероба снова начались мелкие разборки с охраной.

Закончилось всё тем, что после того, как основная масса людей вышла на улицу, произошёл штурм клуба, закончившийся разбитыми стёклами и небольшой воспитательной работой с местными охранниками-бонами.

Владимир Скопинцев:

Первое уголовное дело. Тогда я с его мамой очень хорошо познакомился. Ольга Николаевна. Святая женщина. Сколько у Лёши было проблем, она всегда помогала, начала помогать [другим] людям, создала «Университет для политзека». Мы начали помогать людям, которые попали в тюрьму за политические убеждения. Собирали и отсылали образовательные материалы — по литературе, математике, физике. Всё это началось с её сына и тех, кто вокруг.

Сначала наши мамы были в шоке: как, за что сажают наших сыновей? Они начали общаться, поняли, что это общая проблема. Как Комитет солдатских матерей***. Ольга Николаевна стала такой мамой политзеков, начала составлять картотеку, кому помогать (23).

Фрай Шрифтштеллер:

Любая весть с воли, пусть даже чисто символическая, помогает избежать отчаяния и потери надежды. Когда понимаешь, что ты не один, что на воле есть хотя бы несколько человек, которые тебе помогают, ты продолжаешь бороться за себя и не сдаваться.

Я рад, что правильно выбрал своё окружение в движении. Если у многих друзья — это те люди, с которыми они бухают и в клубы ходят, то у таких, как я, друзья — это товарищи по движению, в котором слово «солидарность» не пустой звук. Многих арестантов бросают не только их друзья, но и жены, по этому поводу обычно говорят: «Сел в тюрьму — меняй жену» (13).

Ольга Сутуга:

Политические пристрастия сына знаю давно и разделяю. Сказать, что я анархистка, не могу — только начинаю читать книги Михаила Бакунина и Нестора Махно, но принципы анархизма сама соблюдаю. Когда следователь мне вешал лапшу на уши, то я сказала, что сына знаю давно и он ничем меня не удивит.

Страшно, когда твоего родственника арестовывают, — непонятно, чего ждать. Чтобы взаимодействовать с ФСИН, нужно вести поисковую деятельность, как и в любой науке. Когда поняла, то стало намного легче. Когда начала интересоваться тем, как система соблюдает свои законы, то сперва было всё непонятно.

Я подошла с научной точки зрения — стала читать Уголовно-исполнительный кодекс, советовалась с адвокатами, искала разъяснения в интернете, где юристы на конкретных примерах показывают, как это работает. Единственный вывод — законы есть, но только они писаны нам, а не им. ФСИН ведь поворачивает законы, как выгодно сотрудникам (24).

Иван Асташин:

В 2013 году я вырвался из красноярского плена в Москву на ознакомление с материалами дела. Я сидел в «Матросской тишине», и четыре раза в неделю меня возили в Мосгорсуд, где в присутствии помощника судьи я листал тома уголовного дела. Время до его прихода и обеденный перерыв я коротал в боксике.

Подвалы Мосгорсуда — несколько коридоров с невероятно маленькими камерами. В коридоре было около двадцати боксиков метр на полтора. Сажали туда обычно по двое. В один из майских дней мы оказались в боксике вместе с Сократом. Мы поздоровались, представились: Сократ — Паук. Кажется, о нашем деле он тоже что-то слышал. Почти сразу начали разговор о политических взглядах.

Сократ отрекомендовал себя: «Анархист, бакунинец». Не помню, как я представился, возможно, сказал, что левый националист. Но хорошо помню ответные реплики Сократа: «Нацбол? Другоросс?» [5] Я отвечал: «Типа того». Ещё не было Майдана, ещё не было Крыма, и называть себя нацболом мои убеждения тогда мне не претили. Бакунина я тогда ещё не читал, но уже был наслышан. Вообще ответ Сократа мне понравился: не антифа, а анархист!

Наш разговор перетёк в обсуждение былого уличного противостояния между наци и антифа. Я пропагандировал идею о том, что, если уж взгляды политических активистов настолько разнятся (хоть и являются антисистемными), что сотрудничество невозможно, то надо хотя бы не мешать друг другу.

Сократ тоже придерживался мысли, что уличное противостояние сейчас ни к чему. Он сказал что-то в духе: что было, то было, но времена теперь другие. Мы оба понимали, что наци били антифа, антифа били наци, молодые пассионарии убивали друг друга, это было ужасно и ничего с этим не сделаешь. Но сейчас, когда уличная война и сама по себе сошла на нет, необходимо делать упор на реальную политическую борьбу, на борьбу против авторитарного режима, который мы оба считали злом. Скоро я узнал, что Сократа выпустили под залог.

Дмитрий Бученков:

Алексей был в тюрьме два раза. Первый раз по уголовному делу о [драке в] клубе «Воздух» в Москве, второй раз по драке с нацистами в кафе «Сбарро». Первый раз фактическая невиновность Алексея была настолько очевидна, что после нескольких месяцев в Бутырке следователю самому пришлось подать в суд ходатайство о переводе Алексея из тюрьмы под залог. В российских условиях это фактически означает признание невиновности (17).

Егор Сковорода:

Пересмотрел сейчас два небольших видео. На одном вечеринка Анархического чёрного креста [6] в поддержку Лёши Гаскарова, он был тогда в СИЗО по «Болотному делу». Там в кадре почему-то оказался и я, который, кажется, помогал там продавать футболки, кружки и журналы. И Сократ, который тогда вышел на свободу после ареста за драку в клубе «Воздух» (в тот раз менты обломались и все попали под амнистию) и рассказывал, как письма и поддержка с воли помогают в застенках.

Наверное, в первый раз мы увиделись по разные стороны решётки — его пытались посадить, а я как журналист писал об этом. Потом познакомились, я думаю, как раз между первым и вторым делом — не слишком близко, какие-то мероприятия, тусовки, собрания журнала «Автоном», что-то подобное.

Дмитрий М.:

Помню, после первой ходки мы договорились встретиться и просто посидеть, поговорить. Мы сидели на Патриках, и Лёха рассказывал о своём первом — никто не знал, что будет дальше — тюремном опыте, о переживаниях, о личной трагедии. О том, что после этого опыта начал посещать психотерапевта. Довольно осознанный шаг для парня, образ которого сложно связать с психотерапией.

Иван Асташин:

Я ему ещё звонил в новогоднюю ночь. Начинался переломный 2014 год. Ожидая этапа в Красноярск, я отступил от принципов straight edge, изрядно выпил нелегального в заключении алкоголя. Попросту говоря, был бухой. Кому позвонить? После пары ближайших друзей я набрал Сократу. Кажется, пытался излить ему своё чувство вины по поводу того, что набухался, а Сократ (который во время второго срока сам начал пить) меня немного ободрил, сказав, что со всеми бывает.

Через два дня произошла драка, из–за которой через три месяца Сократ снова оказался в СИЗО. Я уже был в Норильске, и ни созвониться, ни тем более встретиться с Сократом уже не мог. Уже из ангарского ЕПКТ [7], куда попадали «злостные нарушители режима», Сократ передавал мне приветы и весточки через свою маму, Ольгу Сутугу, мощно включившуюся тогда в поддержку политзаключённых. Это было здорово!

О его «приключениях» в ангарских заведениях ФСИН я читал в «Новой газете» и в письмах Володи Акименкова [8]. Я примерно представлял, что там происходит, и восхищался твёрдостью Сократа: системе не удалось его сломить, он не признавал их власть и не подчинялся им, за что почти весь срок провёл в ЕПКТ.

Саша Горыныч:

Меня спросили, можно ли организовать Лёхе на зоне встречу с буддийским ламой или учителем. Видимо, в изоляции мысли о месте человека в жизни были ему близки. Я ответил, что контакт есть, и связался с путешествующим учителем линии Карма-Кагью. Я передал телефон для родственников Лёхи, чтобы они напрямую договорились с администрацией колонии о визите. Однако на связь никто не вышел.

Ольга Сутуга:

Судя по тому, что рассказывают родственники и вижу я сама, начальство таких колоний считает, что Москва далеко и можно творить, что хотят. В европейской части боятся получить по шапке за то, что в дальних колониях делают без проблем.

В целом влияние СМИ на администрацию ограничено — да, начинают бояться, но чинят всё те же препятствия. Действительно влияет Общественная наблюдательная комиссия [9] (ОНК) — постоянно держат в зоне внимания, постоянно посещают. Но опять же, сколько [правозащитник] Святослав Хроменков из организации «Сибирь против пыток» [10] жалоб не писал и пикетов не организовывал, ситуация остаётся прежней.

Вот самый безобидный пример: заключённый имеет право за свои средства выписать литературу, Лёша так сделал, но они не выдали. Пишу жалобу начальнику, а они пришли к сыну и заставили написать, что всё получил. В противном случае всю его камеру по коллективной ответственности отправляют в ШИЗО (штрафной изолятор) (24).

Алексей Гаскаров:

В застенках ты часто оказываешься в ситуации, когда какое-либо сопротивление бесполезно, но сопротивляться при этом надо. От этого зависит отношение к тебе окружающих и твои достоинство и честь. Сократ большую часть срока просидел в так называемых спецрежимах, куда отправляют тех, кто с точки зрения системы представляет опасность. Сидеть там в таких условиях совсем не круто, но на выходе он чувствовал себя свободным человеком, без угрызений совести.

Дмитрий Бученков:

Второй раз был явно политически мотивированный тюремный срок. Заехать в тюрьму после драки, после которой никто не попал в больницу — это явная манипуляция заинтересованных сотрудников (17).

Егор Сковорода:

Суд приговорил Сократа к трём годам и одному месяцу колонии, которые он отбывал в Иркутской области. Второй арест, новые глупые суды, бесконечные новости про тяжёлый этап через всю страну, про колонию в Ангарске, про заключение в крытой тюрьме, о которой ты [Сократ] много потом рассказывал и потом из этих рассказов твои друзья собрали книгу. Ты присылал черновики, но тогда я так и не успел прочесть. А теперь ты, Сократ, умер.

Пётр Рябов:

Вспоминаются некоторые характерные эпизоды. На нашей московской демонстрации начала 2010-х годов (когда Сократ находился в заключении) колонна анархистов скандировала сотней голосов: «Путина — на нары, Сократа — на Канары!» (Хотя зачем ему Канары? Разве что ради рифмы). Изображения Алексея появлялись на плакатах, майках, листовках.

После экологического лагеря [где мы познакомились] и переезда в Москву у Сократа были месяцы и годы заключения за свои убеждения, антифашистская и анархическая деятельность, участие в спектаклях Театра.doc, в фильмах о деле «Сети», деятельности журнала «Автоном» и его лектория, демонстрации, поездки по стране.

Зарема Заудинова:

Лёша пришёл к нам [в Театр.doc] в первый раз читать текст «Пыток» — мы собрали пьесу из показаний и свидетельств фигурантов сфабрикованного фсбшниками «пензенского дела». Это был день выборов президента, поэтому читка наша проходила под лозунгом: «Нет выборов — есть пытки».

Читку смотрели в трансляции драматурги Елена Гремина и Михаил Угаров [11], потом Лена Анатольевна писала восторженные сообщения о том, «какой Сократик на сцене потрясающий», и как он им с Угаровым понравился, и как было бы хорошо, чтобы Сократ «остался с нами».

С тех пор мы с ней так и называли Сократа между собой Сократиком и в какой-то момент я написала Греминой: «Блин, Лена Анатольевна, я так боюсь назвать Сократа Сократиком при нём, облажаться на ровном месте». В итоге я облажалась, но мне за это ничего не было от Лёши, он как-то сразу смирился со своим новым именем.

На показы Лёша всегда приносил открыточки, чтобы можно было подписать и отправить политзекам. И всегда заботился о том, чтобы после спектакля можно было купить мерч в поддержку ребят из Пензенского дела. Однажды он принёс открыточки и показывал-хвалился, какие красивые нашёл, «ты посмотри только».

Илья Шакурский:

Мы редко виделись с ним, ведь когда-то мы ждали его освобождения, а потом уже он боролся за нашу свободу. Я из того поколения антифашистов, для которых Лёха Сократ является примером стойкости, силы и нескончаемого стремления к свободе и справедливости (26).

Иван Асташин:

Освободившись, Сократ тоже передавал приветы и свои искренние извинения в связи с тем, что не пишет письма: «Не привык писать с воли».

Дмитрий М.:

В карантин мы довольно часто гуляли, даже не припомню, чтобы [ещё гуляли] с такой частотой, если не считать лихую юность. Возможно, пустота и тишина на улице способствовали открытости и доверию в диалоге. Впрочем, Лёха всегда был открыт со мной и делился сокровенным. Мы прогуливались по пустующему центру и много разговаривали — вспоминали старое, обсуждали текущие повестки и события.

В один из дней на перекрёстке Чистопрудного бульвара и Мясницкой нам навстречу внезапно вылетел плотный молодой человек со словами «Привет, парни», и Лёха ему с улыбкой «Ооо, привет!». Состоялся довольно дружеский small talk, заканчивающийся словами: «Парни, носите маски и не болейте».

Чуть отойдя, я спросил у Лёхи: «Напомни, кто это, что-то слишком знакомое лицо, а вспомнить не могу». Лёха: «Ты, чего, это Женя ФСБ [12], это он меня, гад, второй раз посадил». И меня поразило отсутствие в этих словах ненависти, мстительности. Мне кажется, тогда я и осознал глубину его доброты.

Сергей Вилков:

В движении были люди, которые пришли чуть раньше его, были те, кто стал известнее его, но именно он, ни на миллиметр не сойдя с прежних позиций, по праву стал лицом российского антифашизма. И да, антикапитализма тоже. «Когда со мной пытаются общаться люди из либеральной тусовки, я думаю: блядь, что они во мне нашли интересного? Я же скин какой-то стрёмный, я же сам их всех ненавижу», — говорил он после тюрьмы.

Пётр Рябов:

Летом 2017 года я приехал в Вологду читать лекции перед кружком местных анархистов по их приглашению. Одним из первых их вопросов было: «А ты знаком с самим Сократом?».

А. М.:

Несмотря на взаимные обещания в переписке из тюрьмы обсудить все наши дела, [это время так и] не наступило. Пересекались коротко, по делу, времени на разговоры особо не было. Предпоследний раз в какой-то подсобке около монтажной площадки для новогодних ёлок. Веяло от неё уютом и началом 1990-х. Даже уходить не хотелось. Не помню, чтобы он злился или жаловался. Ни разу.

Саша Жёлтая:

Я знала про пытки, знала про то, каково ему было сидеть, помню, как он вернулся очень худой после последнего срока, но, конечно, улыбался и шутил даже тогда. Я никогда не думала о том, что он может быть уязвим, и не видела его слабым.

Но при этом и при всей своей социальной активности Лёша всегда был открыт, мы часто обсуждали личные темы вроде психотерапии или его отношений с ребёнком. Каким я видела Лёшу? Не только умным и начитанным, но ещё эмоционально зрелым и постоянно рефлексирующим.

Саша Пуш:

Для меня удивительно то, что, пройдя этот непростой путь с уличной войной нулевых, двумя тюремными сроками и всеми вытекающими, Лёха оставался самым весёлым, улыбчивым и жизнерадостным из всех людей, которых я знаю. Во время его второй командировки мы вели переписку через адвокатов, и каждое его письмо заставляло меня улыбаться. Человек в Сибири, в четырёх стенах с бетонным полом заставляет улыбаться другого человека, который сейчас в московской квартире съест свой ужин, примет ванну и ляжет спать в мягкую кровать.

Примечания

[1] Массовые протесты начались в декабре 2011 года после подведения итогов парламентских выборов, на которых произошло небывалое количество фальсификаций. На Болотной площади в Москве собралось до 150 тысяч человек. Вопреки надеждам, опасениям и угрозам, акция прошла без насилия. Анархисты вышли с баннерами «Вы нас даже не представляете» и «Вас наебали».

[2] Алексей Гаскаров впервые был судим по «Химкинскому делу» после участия в демонстрации антифашистов у стен администрации Химок в августе 2010 года. Второй раз — по «Болотному делу» после митинга 6 мая 2012 года.

[3] Минский футбольный клуб, который поддерживали антифашисты.

[4] Группа Авалишвили выступала в клубе «Воздух» в декабре 2011 года. Драка после концерта и стала поводом к возбуждению первого уголовного дела на Сократа. Авалишвили дал показания на ещё одного обвиняемого по делу, но на суде отказался от них и заявил, что оперативники обещали ему, что если он не даст нужные показания, то его жена Алина Колосовская сама станет обвиняемой по делу. И Авалишвили, и Колосовская в итоге остались в статусе свидетелей.

[5] После признания Национал-большевистской партии «экстремистской» и её ликвидации один из её создателей Эдуард Лимонов создал новую партию «Другая Россия».

[6] Правозащитный проект помощи анархистам и антифашистам.

[7] В едином помещении камерного типа заключённый оказывается в строгой изоляции.

[8] Владимир Акименков был осуждён по «Болотному делу», его освободили в зале суда по амнистии. После освобождения регулярно проводит денежные сборы в поддержку политзаключённых.

[9] Контролирует соблюдение прав человека в местах заключения. В последнее время вместо правозащитников в её состав все чаще попадают бывшие силовики.

[10] В 2019 году Хроменков, находясь за границей, узнал, что в офисе организации был обыск. Ему также сообщили, что на него возбуждено уголовное дело, эта информация впоследствии не подтвердилась, но в Россию Хроменков решил не возвращаться.

[11] Елена Гремина и Михаил Угаров — основатели театра документальной пьесы Театр.doc. Оба умерли в 2018 году, Угаров — от сердечного приступа, Гремина — из–за почечной и сердечной недостаточности.

[12] Участвовал в задержании Сократа по первому уголовному делу в 2012 году, во время других его задержаний советовал ему уехать из страны.

[13] Шрифтштеллер Фрай. Живущие протестом. Санкт-Петербург: Лихой, 2013.

В отрывке цитируются:

Книги:

(1) Анонимный коллектив. Другое поколение. Самиздат, 2012.

(4) [Анонимный автор]. Дураки и карнавал. Анархия в РФ. Париж: самиздат, 2021.

(11) Херберт Александр. Русский бунт. Как развивалась панк-культура в России от СССР до наших дней. Москва: Бомбора, 2020.

Статьи:

(17) Дмитрий Бученков. Вклад Алексея «Сократа» Сутуги в развитие негосударственного социализма в России, 4 сентября 2020. — URL: https://situazion.info/2020/09/04/ вклад-алексея-сократа-сутуги-в-разви/

(19) Медведев Кирилл. Антифашизм сформировал меня и познакомил со смертью. Заново медиа, 19 января 2021. URL: https://web.archive.org/web/20210304150939/https://zanovo.media/istoriya/rossijskie-antifashisty

(21) Сидоров Дмитрий. Мы были скинами. Куда ушли бритоголовые и злая музыка, которой они жили. Лента.ру, 9 сентября 2017. URL: https://lenta.ru/articles/2017/09/09/unity_359/

(22) Еремеев Сергей. «Сейчас бы за это стреляли на поражение»: 10 лет акции в Химках. 28 июня 2020, moloko plus. URL: https://web.archive.org/web/20210908014109/https://moloko.plus/russkiy_les

(23) Затари Амалия. Последняя драка Сократа. Как жил и умер Алексей Сутуга, один из самых известных российских антифашистов. Би-Би-Си, 3 сентября 2020. URL: https://www.bbc.com/russian/features-54003900

(24) Окрест Дмитрий. «Чтобы не умничали». Мать политзека о законах, которые не писаны для ФСИН. Интервью с Ольгой Сутуга. Спектр, 1 апреля 2016. URL: https://spektr.press/mama_politzeka_fsin

(25) Юлбарисов Рустам. Как я стал антифа. Самый добрый Костолом. Заново медиа, 2 декабря 2020. URL: https://web.archive.org/web/2021*/https://zanovo.media/kategorii/istoriya/kak-ya-stal-antifa

(26) Шакурский Илья, Rupression. URL: https://vk.com/wall-163075029_4366

(30) Максим Солопов. В Москве от травм, полученных в драке, умер Алексей Сутуга по прозвищу Сократ. Он был одним из самых известных российских антифашистов. Meduza***, 1 сентября 2020. URL: https://meduza.io/feature/2020/09/01/v-moskve-ot-travm-poluchennyh-v-drake-umer-aleksey-sutuga-po-prozvischu-sokrat-on-byl-odnim-iz-samyh-izvestnyh-rossiyskih-antifashistov