Create post

Коллекционер

© Евгения Емельянова
© Евгения Емельянова

Интервью с Жаном-Мишелем Вильмоттом в рамках Петербургской биеннале музейного дизайна «Форма-2014» при поддержке Фонда «ПРО АРТЕ»

Именно дизайнерские решения для музеев в конце 1980-х принесли известность Жан-Мишелю Вильмотту и его бюро — начав с проекта для музея изящных искусств в небольшом французском городке Ним, уже в 1993-м году архитектор работал в Лувре над экспозицией крыла Ришелье в одной команде с Юй Мин Пэем. На счету компании Вильмотта — оформление интерьеров выставочных залов Музея Орсэ, реконструкция и преобразование промышленного здания в выставочный центр современного искусства Ullens в Пекине. Один из последних крупных проектов бюро Wilmotte — дизайнерское оформление экспозиций обновленного Рейксмузея в Амстердаме. В здании музея, перестроенном испанским бюро Cruz y Ortiz и реконструированном командой бюро VanHoogevestArchitecten, одновременно экспонируются 8 000 объектов из коллекции, в которой хранится миллион произведений искусства. Французское бюро предложило для Рейксмузея решение, позволяющее расположить все экспонаты в хронологическом порядке, от XII к XX веку. Изучить крупнейшее собрание национального искусства в Голландии посетители могут, путешествуя по залам, цветовое решение которых также поддерживает хронологию экспозиции: темно-серые стены музея светлеют по мере движения и хода истории от столетия к столетию; современное искусство помещено практически в пространство whitecube. «Посещая разные страны, мы понимаем их культуру в первую очередь через музеи», — утверждает Вильмотт.

— Как началась ваша карьера в сфере музейного дизайна?

— Первым музеем, с которым я работал, был музей в маленьком городе Ниме. Это был крошечный провинциальный музейчик, но какой-то журналист тогда его заметил, написал хорошую статью, и меня пригласили поучаствовать в конкурсе проектов для Лувра. Работать в Лувре было невероятно здорово — я был молод, не так уж давно основал свою компанию, очень рано взялся за такой крупный проект. Возможность работать с таким значимым музеем, в одной команде с Юй Мин Пэем была восхитительной. Мы сделали большую и важную работу, которой я по-настоящему горжусь.

— Бюро Wilmotte всегда работало над проектами самого разного характера, но музейный дизайн, кажется, — ваша страсть.

— Да, музейный дизайн — одно из самых больших моих увлечений. Я искренне люблю искусство, давно ставшее неотъемлемой частью моей жизни. Я сам — коллекционер, поэтому выставлять произведения искусства, изобретать способы подчеркнуть их значимость — одна из самых интересных для меня задач. К тому же мне всегда нравилась идея общественных пространств, открытых людям, организованных таким образом, чтобы развивать воображение — и музей, на мой взгляд, выполняет функцию именно такого пространства. Музей, как мне кажется — место, созданное для того, чтобы подарить людям возможность мечтать, получать новые знания, развивать себя. Такое место должно быть открыто и привлекательно для молодых.

— Музей для вас — это место памяти?

— Отчасти да, но музей — также и будущее, в нем заложен импульс, подталкивающий посетителя к развитию. Музей помогает развивать чувствительность, способность воспринимать, реагировать на прекрасное — ты можешь влюбиться в изгиб греческого кувшина, в фактуру мебели XVII века, в которой сочетаются несколько сортов дерева, в камень, в мрамор. Во время одного из своих последних визитов в Россию я посетил Спас-на-Крови в Петербурге — его фактура пробуждает во мне сильные впечатления

— Что для вас значимо при работе с музейными проектами?

— Самые важные компоненты, из которых, на мой взгляд, складывается музей — это пространство, материальные объекты и свет. Как раз то, с чем я люблю работать.

— Тогда что для вас идеальный музей?

— Для меня идеальный музей — это музей, который вписан в ландшафт, музей с высокими потолками, большими объемами, очень светлый. Еще одно важное качество музея — организация пространства и потоков людей, чтобы посетителю было ясно, куда и как нужно идти. Как я уже говорил, работа с пространством и светом — это то, что в первую очередь необходимо для экспонирования произведения искусства. Если музей находится в живописном месте, окружен фактурным пейзажем, это большое достоинство: ведь музей — не просто место, куда можно положить произведение искусства. Здание должно быть харизматичным.

MusВe d’Orsay, Франция, Париж © Didier Boy de la Tour
MusВe d’Orsay, Франция, Париж © Didier Boy de la Tour
выставочный зал Amsterdam Rijksmuseum, Нидерланды, Амстердам © Lois Lammerhuber
выставочный зал Amsterdam Rijksmuseum, Нидерланды, Амстердам © Lois Lammerhuber

— Однако современные музеи, кажется, часто оказываются слишком харизматичными: здание привлекает гораздо больше внимания, чем сама коллекция.

— Разумеется, здесь тоже есть свои нюансы. Конечно, музей Гуггенхайма в Бильбао — это настоящий музей современного искусства, однако там иногда действительно сложно выставить произведение, потому что его стены изогнуты. Сложно выставлять что-либо и в римском музее MAXII, поскольку пол там находится под уклоном. То же самое можно сказать и о музее Гуггенхайма в Нью-Йорке: из–за сложно организованного пространства в музеях подобного типа чувствуешь себя немного дискомфортно, даже если здание замечательное. Вообще мне кажется, что сегодня музей как объект должен исчезнуть, чтобы оставить место для пространства, света и произведения искусства. Есть музеи, которые сами по себе являются арт-объектами, есть скромные музеи, дискретные по своей структуре. Например, фонд Бейлера в Базеле — там архитектура исчезает, чтобы уступить место посетителю и искусству, с которым встречается посетитель.

— Именно поэтому ваши музейные проекты кажутся очень антропоцентричными? В ваших решениях всегда ощущается забота о посетителе, желание помочь ему увидеть экспозицию.

— Я повторюсь, но для меня действительно очень важно, чтобы маршрут, простроенный для посетителей в музее, был естественным, чтобы ты не задавался вопросом о том, где ты, куда и зачем идешь.

— Какой принцип используется при группировке экспозиции? Для Рейксмузея, например, вы предложили хронологическое решение.

— Иногда мы готовим тематические экспозиции — по этому принципу, например, организована экспозиция в музее исламского искусства в Дохе. В Рейксмузее у нас была возможность разделить произведения искусства в зависимости от их типа: отдельно поместить картины, отдельно — объекты материальной культуры. Но мы все–таки приняли решение о том, что человек в музее должен находиться внутри художественного контекста эпохи, поэтому решили экспонировать этнологические объекты, декоративное искусство и шедевры живописи вместе. Это было очень сложно сделать.

— Часто бывает, что в естественных музеях или научных музеях сотрудники хотят выставить всю свою коллекцию, но это не всегда согласуется с базовыми принципами экспонирования. Сталкивались ли вы с такими проблемами и как решали?

— Мы очень тесно сотрудничаем с командой каждого из музеев, в которых работаем. Безусловно, с музейными сотрудниками часто приходится дискутировать, но это нормально: мы учим друг друга. В музейных проектах нужно не забывать о том, что селекция — это основа грамотного экспонирования: в Лувре, я помню, мы потратили огромное количество времени на отбор экспонатов. Но меньше — это всегда лучше: выбирая, ты выставляешь действительно значимые объекты.

— Как бюро Wilmotte работает с другими участниками музейных проектов — с архитектурными бюро, с реставраторами?

— Мы работаем в команде, стараемся координировать свои действия с консультантами — специалистами по историческим памятникам. Кроме того, наши специалисты всегда тесно сотрудничают с проектными бюро, которые занимаются акустикой, светом, реализацией конструктивных решений, отоплением. Есть консультанты, которые помогают с регулировкой температуры, влажностью, решениями по размещению кондиционеров — здесь очень важно соблюсти нормы.

— На какие детали в своих музейных проектах вы прежде всего обращаете внимание? Вы много работаете в сфере промышленного дизайна — различаются ли эти практики?

— В первую очередь мы — серьезные специалисты по витринам. Витрины, казалось бы — безделка, ничего особенного, но на самом деле именно они делают весь музей. Кроме того, мы до мелочей прорабатываем освещение — подробно прорисовываем все светильники, детализируем подсветку. Важно, чтобы освещение помогало публике воспринимать экспонаты — например, привлекало внимание детей. Штаб-квартира крупного предприятия требует совсем иных решений.

— Какие из реализованных Wilmotte музейных проектов вам нравятся больше всего?

— Я очень люблю собрание примитивного искусства в Лувре — готовить эту экспозицию было ужасно тяжело, но в итоге получилось по-настоящему замечательное собрание. И, пожалуй, музей в Дохе — до сих пор не могу поверить, что ему уже семь лет, он по-прежнему выглядит свежо.

пространство выставки Yan Pei-Ming, UCCA, Китай, Пекин © UCCA
пространство выставки Yan Pei-Ming, UCCA, Китай, Пекин © UCCA

— А с российскими музеями вам бы хотелось поработать?

— Для меня стало бы большим удовольствием работать с музеем имени Пушкина (ГМИИ им. А.С. Пушкина) в Москве, с крупными провинциальными музеями. К примеру, с саратовским — у него огромные запасники, третий по размеру фонд после Москвы и Петербурга. Или Эрмитаж — иногда я мечтаю о том, чтобы меня в нем заперли на ночь: можно было бы неторопливо его осмотреть, насладиться коллекцией.

— Wilmotte сейчас много работает с Россией — вы занимаетесь планировкой Большой Москвы, реконструируете «Красный Октябрь», строите православный центр в Париже. Какой вы видите архитектуру российских городов?

— Крупные российские города серьезно отличаются друг от друга. Например, архитектура Петербурга — грандиозная, дворцовая: это большие перспективы, большие улицы, Нева. С одной стороны, я обожаю этот город и его классический строй, с другой стороны — эта дворцовость иногда кажется чрезмерной. Здесь не хватает маленьких живых уголков, где могли бы встречаться молодые люди, кафе, книжных лавочек — ведь это тоже красиво. В центре города есть несколько мест, где Петербург как бы уменьшается, и в нем тут же хочется пропасть, заблудиться среди улочек, как в Москве. Такие улочки и переулки я очень люблю.

— Между тем петербуржцы часто жалуются на отсутствие хорошей новой архитектуры, а москвичи — на безвкусицу, свойственную большинству новых проектов.

— Само пространство Петербурга организовано так, что места для новой архитектуры здесь не очень много. Иногда мне кажется, что здесь немного стесняются делать хорошие современные здания — однако, зная русский характер, я уверен в том, что если уж за что-то взялись, то не остановятся, и вскоре мы наверняка услышим о масштабных российских проектах. Например, башни Сити в Москве — это очень и очень неплохо. В мире не так уж много городов, которые могут похвастаться удачными районами с башнями. Русские умеют быть современными — мы очень любим российский павильон на Венецианской биеннале, там всегда можно увидеть актуальные и интересные решения.

— Возвратимся напоследок к музейной теме — что важнее всего в музее лично для вас?

— Произведения искусства, книжный магазин и, разумеется, кафетерий (смеется). Нет, конечно, самое главное в музее — это искусство.

текст © Александра Воробьева © Tatlin News 2/83/142 2015

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About