На лейбле Klammklang вышел альбом Никиты Бугаева «oo Flips», послушать и приобрести который можно по ссылке. Георгий Малых поговорил с Никитой о том, как готовился материал и переизобретался метод работы.

Абстрактность музыкального и звукового медиума, казалось бы, позволяет думать о нём максимально вширь, когда мы надстраиваем системы по типу теории музыки, связываем звучащее с ритуалами, насилием или пишем огромные рецензии на новый альбом любим_ой артист_ки. Но получается так, что иногда достаточно принять звук как опыт, который нас настиг и после которого мы не будем прежними. Можно ли минимизировать средства восприятия звука для максимально близкого контакта с ним?

В том, чем занимается Никита Бугаев, есть тембры, разные громкости, перемещающиеся звуковые кластеры, но когда задаёшься вопросом: «А как об этом говорить?» — осознаёшь беспомощность нынешнего инструментария. Оно звучит слишком неопределённо для языка конкретной музыки и при этом слишком вещественно для описательного музыкального языка. Переживание, точечно режиссируемое в новой работе Никиты, фокусируется на частицах общего хаоса. Так работают воспоминания, когда из всей жизни выхватывается цепь событий, якобы не связанных друг с другом. На мой взгляд, этот метод воображения нарратива кстати подходит новому «oo Flips». Вооружившись ассоциациями и собственным опытом, можно вслушаться в звучащие прошлое, настоящее и будущее.

Альбом создаёт ощущение, будто держишь в руках жидкое стекло, которое постоянно меняет форму. Пузырится в ответ на твои касания, голосом реагирует на поглаживания и почёсывания, отражающиеся и усиливающиеся внутри этой субстанции. Такое бывает, когда прикладываешь ухо к столу, стучишь и слышишь тряску внутри. Будто соединяешь магниты одной полярностью, а между ними в месте столкновения полей происходит еле слышная магия.

Почему ты против документации своих работ? Описание у них обычно отсутствует или его заменяет цитата.

Допускаю, что это своеобразный привет герметизму. Мой процесс достаточно случаен, хаотичен и зациклен на самодостаточности записи как таковой. В большинстве случаев результат едва ли допускает написание внятного текста. По крайней мере, я не берусь такой текст писать.

Что до цитат, то они не заменяют описания, а скорее просто привязаны в моей голове к конкретному куску звука. Сопротивления по отношению к документации у меня нет. Просто работа, которую можно было бы отдать для публикации, долго не складывалась.

Когда я слушал твой альбом, мне очень сложно было описать музыку, и поэтому я подумал: а что, если начать применять воспоминания и ассоциации?

В этом отношении любые трактовки это прерогатива слушателя. Лично для меня этот альбом — просто прощание с тем периодом моей жизни, который был переполнен сомнениями и попытками выстроить какой-то новый процесс. Сложно сейчас понять почему именно я решил, что мне нужно отказаться от методов, которыми пользовался раньше. За это время случилось множество разных историй и подсознательно я понимал, что в моём случае «пересборка» вряд ли возможна.

Откровенно говоря, этот альбом должен был случиться года четыре назад. Так или иначе я рад, что в какой-то момент всё совпало (пусть и с опозданием) и что я собрал эти записи. Теперь я свободен настолько, насколько это вообще возможно, и спокойно могу возвращаться к моим старым процессам.

Кстати, о процессе. Может, твой метод композиции можно сравнить с готовкой или алхимией?

Едва ли, так как оба эти процесса подразумевают понимание того, что происходит. Если ограничить меня выбором между этими двумя вариантами, то я, естественно, склоняюсь к алхимии, хотя ей, всё же, была свойственна методология.

Не уверен, что в контексте моих работ уместен технический разговор. Более того — когда я делаю свои вещи то в каком-то смысле пестую непонимание и стараюсь выстроить ситуацию так, чтобы в какой-то момент я уже не мог её контролировать и подчинился бы ей. Я хочу быть очарованным звуком и стараюсь перейти в состояние когда твоё сознание отключается.

Думаю, что даже если бы я был способен рассказать о том как выстроен мой процесс и какие методы я применяю то едва ли стал бы это делать. Не из тяги к мистификации, а скорее из–за того, что для меня это исключительно личный вопрос, который неотделим от того как я проживаю эту жизнь и что я думаю или чувствую.

Мне показалось, что запись очень тихая.

Н: А с моей точки зрения — наоборот. И если бы я делал её сейчас то она была бы ещё тише. Это, кстати, возвращает нас к вопросу публикации музыки. В какой-то момент я начал думать, что если мои записи издают, и их слушают люди то мне нужно подгонять свои работы в рамки, условно говоря, комфортные для слушателя: нужен альбомный формат; звук должен быть громким и по возможности чистым; всё должно быть сложнее; нужна хоть какая-то драматургия и так далее. Во всём этом нет ничего плохого, и для многих эти вещи работают, но меня это только травмировало. Тем хуже было понимать, что всё это я навязывал себе сам. Мне очень хотелось избавиться от всех этих предрассудков. возможно именно поэтому на выходе получилась такая суетливая и шумная запись.

Когда я отправил окончательный вариант альбома Стасу и Юле (создатели лейбла Klammklang — прим. ред.), то решил переслушать «Sonm» который выходил в 2016 году. В тот момент я впервые понял, что у меня есть своеобразный слепок нескольких замечательных лет моей жизни. Я просто стоял на балконе, а в голове одно за другим возникали воспоминания о том, как я жил до того как началась вся эта история с публикациями, концертами и попыткой осознать себя, найти своё место.

Теперь есть ещё один альбом. Пусть он будет напоминать мне о том, что было после. О людях, которых я узнал, и о тех, которых я потерял. О начале новой замечательной работы и странной московской весне.