Пока лето, встретились на Аллее Героев, в уличной кафешечке. Под тенью прятались, в соотношении 2/6, полицейские и казаки. Ринат не опоздал. Уже три с лишним года он просыпается и идет в школу к восьми утра. Ему 27 лет. Почему, как и зачем он это делает?

— Ты ходил на митинги?

— Нет, я не вижу в этом никакого смысла — в Навальном и вообще в оппозиции. Ничего не изменишь.

— А как менять?

— Никак. Должно что-то резкое произойти, что все перевернет. Но тогда всему будет плохо.

— Хоть раз опаздывал на уроки?

— Конечно. Я обычно мимо начальства пробегаю.

— Дети не стучат?

— Наоборот радуются всегда, когда тебя нет.

— Слышал новость? Сейчас МВД будет платить за доносы. Не интересует уйти в малый бизнес?

— А на кого, на начальство доносить?

— У тебя же есть среди друзей те, кто на митинги ходит, например.

— .Есть знакомые (смеется). Есть товарищи, которые были. Я у своего друга спрашивал, про того, который ОМОНовца по печени засадил, что произошло. Он сейчас даже где-то работает.

— В школе?

— Нет, не в школе. Где-то. Летом даже был вопрос, снимать с него условку или нет.

— Ты из области?

— Да. В 2009-м приехал, когда в Пед приехал поступать. До этого раза три, может, здесь был.

— Какие три кайфовые черты Волгограда?

— Проспект Ленина очень крутой.

— Чем?

— Длинный, вытянутый… Можно долго гулять и не сворачивать. Мне нравятся сталинки послевоенные, сталинский ампир выглядит очень грандиозно. Отражает специфичность режима, который здесь был.

— Ты давал когда-нибудь интервью до этого? Я пару раз пробовал, обычно бред полный нес.

— Ну, мне прикольно на самом деле (улыбается). Социалистическая улица очень прикольная, где клуб Лёд раньше был. Красноармейский — вообще другой город.

— Сталин — мудак?

— (смеется) Блин…

— На уроке как ты говоришь?

— Есть учащееся, которые могут задавать вопрос с подковыркой. Стали появляться оппозиционно настроенные. Я с различных сторон говорю о Сталине, отмечаю плюсы и минусы. Это вообще крутая позиция историка — нельзя ответить однозначно на тот и иной вопрос.

— У историка голоса и нет часто.

— Если говорить о положительных сторонах — посмотрим, что происходит с Советским Союзом в тридцатые. Крутой переход от НЭПа! Он закрывает страну и начинает массовую стройку. Используя собственные ресурсы…

— Которые…

— Это уже другая сторона. Это сторона режима — когда всё достигается ценной человеческой жизни. Но я не могу сказать, мудак ли Сталин. Если убрать то, что я учитель истории, фильм «Смерть Сталина»… ну, есть прикольные шутки, да.

— А дети за фильм спрашивали?

— Я тогда ответил, что не смотрел. Ты же понимаешь, дети по-другому будут воспринимать. Как жесткую объективность. На уроках истории такие образы неприемлемы.

— А ты зачем нужен? Объясни им.

— Нельзя сказать, где фильм художественный, а где история. Может быть, так всё и было.

— Ну хорошо…

— Я могу тебе фишку одну рассказать. Нам на истфаке говорили, и Орешкина [преподаватель] любит эту фразу очень часто повторять, что историк должен уметь говорить пятнадцать минут ни о чем.

— Университет тебе много дал?

— У меня до универа было много комплексов. Было очень сложно высказывать свое мнение. Я говорить не умел.

— Сейчас умеешь.

— Это с опытом приходит. Факультету историческому спасибо за это.

— Ты предпочитаешь на своих или чужих ошибках учиться?

— Я на своих не учусь, на чужих больше. Я постоянно косячу.

— Есть у тебя самый стремный ученик?

— Есть люди, которым на тебя начхать.

— И что ты делаешь?

— Один из приемов — не обращать внимания. Либо обращать внимание.

— Ты орешь на учеников?

— Не часто, но иногда приходится.

— И какое у тебя чувство, когда ты поорешь?

— Ужасное. Не очень хорошо. Неприятное ощущение.

— У тебя возникало чувство, что при общении с людьми в обществе, есть негативное отношение как к учителю? Мало зарабатываешь и чему-то там учишь, и т.д.

— Бывает. Но в последнее время наоборот проявляется хорошее отношение. Нонсенс. Все интересуются.

— Сколько тебе лет?

— Скоро будет 27.

— Не боишься?

— (смеется) Мне про клуб 27 уже шутили.

— Сейчас уже появился клуб 20-летних.

— Да, я наслышан про реперов. Но, блин, я не боюсь.

— А как бы ты хотел умереть?

— Быстро. Как в Мстителях.

— Понимаю, никто не хочет страдать…

— Мы все время страдаем.

— Школьницы по тебе страдают?

— Я многого не знаю. Но внимание есть. Иногда по тактильным моментам замечаешь. Я не люблю, когда меня трогают. Игра глазами иногда бывает. Есть определенная граница. И она в любом случае должна существовать. А влюблялись или нет…

— Это же случайное чувство. Они не виноваты.

— Возможно, влюблялись, да.

— Но ты об этом не знаешь?

— В открытую никто не проявлял. Скрытые моменты, шажки какие-то могли быть. Знаешь, это очень не комфортно. Ты же учитель.

— Тебе придется с этим сталкиваться, пока не постареешь до безобразия. Но влюбляться в выпускниц ты можешь хоть до смерти. Влюблялся в них?

— Нет. Однозначно. Бывают иногда мысли, когда видишь — хорошая девочка…

— Девочка.

— … Девушка. Которая хорошо учится, она хорошо воспитана, она хорошо одета. И думаешь, из этого человека получится перспективная личность. Может, были бы такие мысли: будь я в том возрасте, я бы за ней приударил… Но нет. Этого нет.

Когда пришел на работу, я быстро это пресек.

— Как пресек? На классном часу объявил: «Никаких Лолит»?

— Установил формальные отношения. Это касается всего класса. Бывают панибратские отношения. С одной стороны, это хорошо: ты можешь общаться, решать проблемы вне уроков. Но нужно быть изворотливым, держать позицию: «Я учитель — ты ученик». Но с этим тоже нельзя заигрываться. Наверное, ты встречал таких учителей, как я.

— Которые орут?

— Советской закалки. Это уже не то. Это не прокатит. Должен быть совершенно другой подход.

— Ты пробовал наркотики когда-нибудь?

— (смеется) Что ты считаешь наркотиком?

— Это ответ. А выпиваешь?

— Немного.

— Среди коллег есть те, кто страшно бухает?

— Все пьют. Но пьяных на работе никогда не видел. Есть люди, которые очень ответственно относятся. Допустим, вечером гуляют-гуляют, а утро приходят, как огурчики.

— А как стресс снимать? Спорт, БДСМ, стихи…

— Качалка. С январе по апрель ходил. Кайф. Даже просил пить на некоторое время. Вообще не пил. Потом я выпил пару бокальчиков пива, и меня унесло после них. Погнали в качалку. С осени начну нормально зарплату получать, и снова запишусь.

— Как тебе люди в качалке?

— Другой совершенно мир. Там минимум разговоров о работе. Максимум — о весах, о спортпите, о каких-то упражнениях, о своем теле.

— Эпоха женщин наступила?

— А ты посмотри на мужиков, которые заходят со своими барышнями в магазин женского белья. Как они выглядят?

— Большинство пытается сделать вид, что их не существует.

— Ну, ты заходил?

— Мне понравилось. Я себя комфортно чувствую.

— А я скованно.

— Так наступила эпоха или нет?

— Если сейчас каждая вторая чувствует себя феминисткой, по городу ходит все больше лесбиянок и геев, то да.

— А вообще в культуре, в искусстве?

— Это проблема глобализации. Глобализация — тоже спорный процесс, на самом деле. С одной стороны, круто, что мы в лаптях не ходим и на санях не катаемся. А с другой стороны, стираются народные особенности.

— Ты беспокоишься за русскую культуру?

— За российскую.

— Тебе не кажется, что это что-то невнятное? Разве кавказец будет называть себя россиянином?

— Не знаю… Он себя будет кавказцем называть.

— А ты не называешь себя русским?

— Я россиянин. Но с детских лет во мне есть и капля татарского самосознания.