Прокурор города Л. Баранов в 1988, если не ошибаюсь, году принял на работу 100 выпускников Свердловского юридического института, которых Моссовет обеспечил жильем. Сразу после ухода Б. Ельцина с поста первого секретаря МГК КПСС должность прокурора города стала считаться свободной. Сменивший свердловчанина Б. Ельцина москвич Ю. Прокофьев весной 1989 года предложил инструктору отдела партийного строительства и кадровой работы ЦК КПСС Геннадию Семеновичу Пономареву, который имел опыт работы в прокуратуре Бабушкинского района и прокуратуре республики, заступить на эту должность. Месяца через полтора Г. Пономарев принял дела у Л. Баранова, который перешел на работу в Прокуратуру РФ.

Так Г. Пономарев возглавил прокуратуру города Москвы и руководил ею в турбулентный период нашей государственности, когда вначале советский, а потом и весь российский народ переживал геополитическую катастрофу, которую сам же себе и организовал. Нарушу традицию и вспомню, что в те годы Москва — столица СССР и РСФСР, а также административный центр Московской области.

Девяностые годы, а точнее, их начало, к этим бедам добавили нам еще две частные, казалось, проблемы. Одну чисто московскую, вторую чисто прокурорскую. Под первой я имею в виду предпринятую в целях борьбы с КПСС реорганизацию органов исполнительной власти, в результате которой 33 столичных района были упразднены, образованы 10 административных округов и 125 муниципальных округов (впоследствии районов). На месте двухзвенной системы «исполком райсовета — исполком Моссовета» возникли три звена — «супрефектура — префектура — Правительство и Мэрия Москвы». При том, что структура самих Советов, органов внутренних дел, суда и прокуратуры на достаточно продолжительный период времени сохранилась без изменений [1].

Система Советов, хотя и сохранялась, была наполнена, однако, новым содержанием. В старые мехи залили молодого вина. Например, в 1991 году Краснопресненский райсовет под председательством А. Краснова провозгласил суверенитет района и свое право распоряжаться землей и имуществом на его территории, ввел свободную беспошлинную торговлю, а в 1992 году Бабушкинский райсовет [2] под председательством А. Ефремова объявил себя высшим государственным органом власти [3].

Второй проблемой я считаю негативное отношение исполняющего обязанности Генерального прокурора России к прокурору города Москвы. Чем оно было вызвано, не знаю, но с момента назначения вплоть до своего освобождения от должности А. Ильюшенко своего мнения о Г. Пономареве не изменил. С каким мнением пришел, с таким и ушел. Делу это, мягко говоря, не способствовало.

Констатирую, что с приходом А. Ильюшенко отношение к нам со стороны работников Генпрокуратуры изменилось в худшую сторону. В 1994, кажется, году они должны были проверять работу прокуратуры города и ГУВД г. Москвы. За неделю до её начала мне позвонил заместитель Генерального прокурора РФ О. Гайданов:

— У вас там гражданина имярек (он назвал узбекскую фамилию) не прописывают. Его надо прописать.

— Если есть основания, — отвечаю, — обязательно пропишут.

— Если через два дня не пропишут, Северо-Восточный округ будет включен в число проверяемых. Вам понятно?

— Понятно. Как мне доложить Вам о результатах?

— Никак, я сам узнаю, — он положил трубку, не попрощавшись.

Подобного отношения со стороны сотрудников Генеральной прокуратуры я и представить не мог. Раньше они себе такого не позволяли. Однако делать нечего, указания, хотя и таким способом, но получены, их надо либо обжаловать, либо выполнять. Нельзя исключить, что узбек столкнулся с обычной волокитой, поэтому перезваниваю начальнику окружного УВД:

— Проверьте, пожалуйста, — диктую ему фамилию и адрес, — Если все по закону, пусть завтра же пропишут, а если это ни в какие ворота не лезет, соберите материал и отдайте на Петровку, чтобы у нас ни одной бумажки не оставалось.

А. Копейкин ответил согласием, поэтому я с чувством наполовину выполненного долга поехал на Новокузнецкую для доклада шефу.

— Вы поступили правильно, — сказал Г. Пономарев после того, как выслушал мои сомнения, — обжаловать ничего не надо, — добавил он, сделав какую-то пометку на лежавшем перед ним листе бумаги.

Я понял, что поддержка по этому вопросу мне обеспечена.

Кстати, о поддержке. Моссовет в новом составе (замечу в скобках, что кандидатом в его депутаты меня выдвинул коллектив Мосгорпрокуратуры, даже Т. Гдлян был «за», однако по Москворецкому округу победил В. Шахновский, надо полагать, потому, что вся моя семья была категорически «против»), а также созданные им комитеты и комиссии активно включились в расследование августовских событий 1991 года, которые они называли путчем.

В октябре-ноябре каждый прокурор стал получать запросы на тему — что он, его следователи и помощники делали в ночь с 19 на 20 августа. Их количество заставило нас поднять этот вопрос на коллегии. Геннадий Семенович подумал и сказал:

— Направляйте все эти запросы мне, копию сопроводительного письма — инициаторам. Я сам с ними разберусь.

Надо ли говорить, что предложенный им алгоритм снял накапливающееся политическое напряжение, запросы быстро сошли на нет. Много лет спустя, я вдруг стал получать представления об устранении нарушений действующего законодательства в действиях своих подчиненных, подписанные горрайпрокурорами или их заместителями одного из субъектов федерации. Каждое поступившее представление я направлял своему надзирающему прокурору, а копию сопроводительного письма — автору представления (оставить такой документ без ответа — нарушить закон). Надо ли говорить, что ручеек подобных актов прокурорского реагирования, грозивший превратиться в полноводную реку, постепенно иссяк. «Алгоритм Пономарева» сработал и на этот раз. И таких точных, юридически выверенных алгоритмов у него было предостаточно.

Авторитетом Геннадия Семеновича мы беззастенчиво пользовались. Я, например, в особо сложных случаях на личном приеме предлагал заявителю написать обращение не на мое имя, а на имя прокурора города. Потом с контролем направлял такое обращение должностному лицу, в компетенции которого находилось решение поставленного заявителем вопроса. Не припомню случая, чтобы, на адресованное Г. Пономареву обращение, со штампом «с личного приема» была получена отписка. Например, пенсионерке М. Доценко в сторону увеличения моментально пересчитали пенсию.

На следующий день после известия о его отставке ко мне заехал ректор Московского государственного открытого университета (ныне МГОУ им. В.С. Черномырдина) А. Ковшов и попросил лично передать шефу, что предлагает ему должность заведующего кафедрой по одной из юридических дисциплин, сейчас уже и не вспомню, какой именно. Естественно, я выполнил эту просьбу и передал Г. Пономареву его предложение. Геннадий Семенович задумался, было видно, что вопрос его заинтересовал, как минимум, своей неожиданностью. Как известно, он пошел другим путем, но в одну из наших редких встреч сказал, что уже профессор и преподает. Похоже, ректор знал, что делал.

В ходе другой нашей редкой встречи я успел открытым текстом сказать бывшему шефу, что считаю его одним из немногих людей, которые умнее меня. Хвалю себя за это.

Проверка же, от которой Северо-Восточный округ спас узбек, прописанный в столице на законных, подчеркну, основаниях, закончилась выявлением огромного количества нарушений. От должности был освобожден Первый заместитель прокурора города Москвы Ю.А. Смирнов, курировавший следствие. Прокурор города пытался отстоять своего первого зама, доказывая, что тот должен остаться. И.о. Генерального прокурора РФ с доводами согласился, но поставил условие — уволиться должен будет сам Г. Пономарев. Насколько мне известно, Юрий Александрович убедил Геннадия Семеновича не пороть горячку и не идти на поводу у А. Илюшенко.

На мой взгляд приверженность логике — недостаток Г. Пономарева, как руководителя. Прокурор города спокойно принимал объяснения подчиннных, из которых следовало, что дело возбуждено законно, подозреваемый задержан законно, обвинение предъявлено законно, обвиняемый арестован законно, освобожден законно, дело прекращено законно. Настоящий начальник в такой ситуации должен следственную логику игноририровать, руководствоваться лежащей на поверхности логикой первого порядка, багроветь лицом, стучать кулаком по столу и орать: «Запорю!». Других недостатков я за Г. Пономаревым не числю.

Для устранения нарушений Генеральной прокуратурой Российской Федерации был составлен план. В течение года в Москве были созданы окружные прокуратуры (система стала трехзвенной, как у органов исполнительной власти), на базе районных создали межрайонные прокуратуры (125 муниципальных района поделили между 33 прокурорами), в аппарате прокуратуры города образовали дополнительные отделы — по расследованию бандитизма и убийств, а также по расследованию преступлений в сфере экономики и должностных преступлений, в штате предусмотрели должности помощника следователя.

Выполнение плана потребовало увеличения численности прокурорских работников минимум на 20%, а также немеряных объемов дополнительного финансирования из федерального бюджета. Решение указанных вопросов находилось в исключительной компетенции Генпрокуратуры, при всем своем желании решить их самостоятельно ни Г. Пономарев, ни Ю. Смирнов не могли.

В марте 1995 года Ю. Лужков не согласовал А. Ильюшенко вопрос о назначении на должность прокурора города О. Гайданова (без освобождения его от должности заместителя Генерального прокурора РФ). Прокурором Москвы стал С. Герасимов.

Могу себе представить, скольких бед могли мы избежать и как развивались бы события, пробей А. Казанник назначение Г. Пономарева заместителем Генерального прокурора РФ без освобождения его от должности прокурора города Москвы. Впрочем, Геннадий Семенович и от должности Генерального прокурора отказался. Порядочный был человек, что и говорить.

Сноски

[1] Где-то читал, что последний раз Ю. Лужков уплатил партийные взносы в июле 1991 года.

[2] В 1975 г. Ю. Лужков был избран депутатом Бабушкинского райсовета (работал директором Опытно-конструкторского бюро автоматики НПО Химавтоматика, ул. Сельскохозяйственная, д. 12а).

[3] Протест не вносился, после выступления прокурора на сессии депутаты привели решение в соответствие с законом.

Источник: