Donate

Александр Петровский. Как защитить участников судебного разбирательства?

В. Панкратов26/08/19 20:06323

Сегодня, во время глубоких общественных изменений, думается, особенно нагляден процесс переоценки понятий преступного и непреступного характера наказуемости деяний — как в законодательной практике, так и в общественном сознании.

Видный русский ученый в области уголовного права, М. Чубинский, писал, что «…всякий атом уголовной кары, всякий запрет, введенный в уголовные законы, является стеснением гражданской свободы». Но данное положение представляется верным лишь с одной точки зрения. С другой же, именно отсутствие уголовных запретов, обусловленных потребностями меняющегося гражданского общества, также «стесняет» В конечном счёте, свободу граждан, не обеспечивая должной защиты их прав, здоровья, жизни и собственности. Не случайно направленные на демократизацию общества законы, будь то о печати или о референдуме, устанавливали и уголовную ответственность для обеспечения прав и свобод, а также интересов общества.

Принятие уголовно-правовых законов, обеспечивающих независимость и эффективность правосудия, следует рассматривать как определенный шаг к укреплению судебной власти, без чего немыслимы демократия, правопорядок и законность.

В какой-то мере положительную роль здесь сыграл Закон СССР от 2 ноября 1989 г. «Об ответственности за неуважение к суду», в соответствии с которым указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 11 декабря 1989 г. в УК РСФСР введены ст. ст. 176-1, 176-2, 176-3, установившие уголовную ответственность за вмешательство в разрешение судебных дел, угрозу по отношению к судье или народному заседателю, а также за их оскорбление.

В то же время положения этого закона дают основания и для его критики, а, стало быть, и предложений (конечно, не бесспорных) по разработке норм уголовно-правовой защиты суда в новом уголовном законодательстве РСФСР. Например, немало предложений было высказано на состоявшейся не так давно конференции судей Карельской АССР.

Статьей 176-1 УК предусмотрена уголовная ответственность за воздействие в какой бы то ни было форме на судей или народных• заседателей с целью воспрепятствовать всестороннему, полному и объективному рассмотрению конкретного дела либо добиться вынесения незаконного судебного решения.

Но реально ли представить доказательства (кроме признания виновного) того, что вмешательство осуществлено именно с целью вынесения незаконного судебного решения или воспрепятствования всестороннему рассмотрению дела? Наоборот, просьба и требования к судьям (порой исходящие не только от граждан и должностных лиц, но и с митингов и собраний), как правило, обосновываются стремлением, даже искренним, повлиять на суд ради справедливости: учесть заслуги и положение подсудимого, дать ему «по всей строгости», не позволить осудить безвинно арестованного, обеспечить жильем нуждающегося и т. д.

Известно, что криминализация деяний и построение диспозиций норм закона должны соответствовать возможностям системы уголовной юстиции. В нашем же уголовном законодательстве слишком много составов преступлений, где, думается, излишни требования по доказательству мотивов и побуждений виновных. Нередко это означает необходимость установить, что же происходило в сознании другого человека, и суды, в конце концов, приводят в приговорах и определениях далеко не бесспорное положение о том, что о содержании умысла говорит характер действий виновного…

Кроме того, о законности или незаконности судебных решений можно говорить лишь после их вынесения, и это прерогатива вышестоящего суда. Поэтому формулировка данной статьи о том, что вмешательство осуществляется ради незаконного решения (как правило, еще до рассмотрения дела) — вряд ли правильна.

Представляется недостаточно конкретным и такой термин как «воздействие». Под «воздействием», исходя из буквального смысла статьи, можно счесть, например, и резолюции собраний граждан, по инициативе следствия или по своей выдвинувших общественных обвинителей или защитников и предлагающих суду либо самым строгим образом наказать виновного, либо проявить снисходительность (другой вопрос — о правомерности самого существования предусмотренных законодательством таких институтов и процедур).

Таким образом, данная норма могла бы быть ограничена следующей формулировкой: попытка каких — либо лиц склонить к принятию какого бы то ни было решения по делу, предпринятая вне рамок установленного законом порядка рассмотрения судебных дел, наказывается…

Подчеркнем, что ст. 176-1 УК предусмотрена ответственность за вмешательство лишь в разрешение конкретных судебных дел. Вероятно, следует обсудить и вопрос о целесообразности незаконного вмешательства в деятельность суда в целом (дача «руководящих» указаний со стороны местных органов, организаций и должностных лиц и т. п.).

Статьей 176-2 УК установлено, что угроза убийством, насилием или уничтожением имущества по отношению к судье или народному заседателю, а. равно к их близким родственникам, в связи с осуществлением судьей или народным заседателем правосудия — наказывается лишением свободы на срок до двух лет или исправительными работами на тот же срок.

В отличие от ч.1 ст.193 УК об ответственности за угрозу по отношению к должностному лицу, ст. 176-2 предусматривает наказание за угрозу насилием или уничтожением имущества любым способом. В ч. 1 ст. 193 УК говорится лишь об угрозе убийством или нанесением тяжких телесных повреждений и угрозе уничтожением имущества путем поджога, за что предусмотрено наказание до одного года лишения свободы.

Таким образом, за угрозу по отношению к судье предусмотрено более строгое наказание, чем за угрозу по отношению к другому должностному лицу. Законодатель тем самым выделил фигуры судьи и народного заседателя. Но, если быть последовательным, то, учитывая особый статус «третьей власти», должна быть установлена повышенная уголовная ответственность и за осуществление насильственных действий в отношении судьи или народного заседателя в связи с их деятельностью по исполнению правосудия. Этого не сделано.

Здесь вообще встает вопрос о логике закона, предусматривающего повышенную уголовную ответственность лишь за причинение должностному лицу или гражданину, выполняющему общественный долг, легких телесных повреждений или побоев (ч. 2 ст. 193 УК). Причинение же менее тяжких и тяжких телесных повреждений должностному лицу в связи с его деятельностью квалифицированного состава, реально отягчающего ответственность, не образует.

На наш взгляд, следовало бы также установить уголовную ответственность за угрозу по отношению ко всем родственникам судей и народных заседателей в связи с осуществлением последними правосудия, а не только по отношению к близким родственникам, как предусмотрено ст. 176-2 УК.

Статьей 176-3 УК установлено, что оскорбление судьи или народного заседателя в связи с их деятельностью по осуществлению правосудия — наказывается исправительными работами на срок до одного года или штрафом до трехсот рублей. Думается, что оскорбление судьи вряд ли менее опасно, чем оскорбление народного дружинника. Однако согласно ст. 192-1 УК оскорбление работника милиции или народного дружинника влечет наказание не только в виде исправительных работ и штрафа, но также и лишения свободы.

Наконец, важен и вопрос о реальном осуществлении Закона «Об ответственности за неуважение к суду».

Нельзя не поддержать судей и ученых (Советская юстиция, 1991, № 2, с. 4) в том, что именно суд вправе и должен возбуждать соответствующие уголовные дела за вмешательство в его деятельность, а не передавать этот вопрос на усмотрение иных органов. Достаточны ли имеющиеся нормы закона для, обеспечения независимости судебной власти и эффективности ее деятельности? Полагаем, что следует криминализировать еще некоторые деяния, посягающие на суд. Для сравнения с нашим законодательством приведем ряд статей Российского Уложения 1885 года о наказаниях уголовных и исправительных.

Статьи 270 и 271 Уложения предусматривали строгую уголовную ответственность за соединенное с насилием «сопротивление исполнению судебных определений или иных распоряжений властей, правительством установленных». В своем комментарии к Уложению Н.С. Таганцев приводит из судебной практики такие примеры названного преступления как вырывание портфеля у судебного пристава, выталкивание из помещения взыскателя, должного находиться при производстве описи судебным приставом и т. д. А ведь не секрет, что работа наших судебных исполнителей нередко связана с оскорблениями их, в том числе и действием, воспрепятствованием исполнению судебных решений…

Председатель суда имел право налагать взыскания за нарушение порядка в судебном заседании. Но, кроме этого, в уголовном порядке тюрьмой или арестом наказывался тот, «кто в присутственном месте, во время заседания и в самой оного камере (т. е. в зале — А. П.), осмелится неприличными словами или каким-либо действием оказать явное к сему месту неуважение, или же в поданной в оном бумаге поместить с намерением выражения, прямо для оного оскорбительные». Частью 2 ст. 282 Уложения предусматривалось наказание до пяти лет лишения свободы в том случае, если дерзость нарушителя дойдет до того, что он «дозволит себе самые ругательства на присутствие». Причем эти уголовно-правовые гарантии относились и к мировым судьям.

Статья 283 Уложения предусматривала наказание за оскорбительные для суда выражения, помещенные в жалобе или бумаге, направленной «в судебное или правительственное место или же какому-либо должностному лицу». Судебная практика признавала таким преступлением употребление выражений, заключающих в себе обвинение суда в неправосудии, помещение неуважительных и иронических указаний, название судей пристрастными и т. д. В соответствии со ст. 287 Уложения преследовалось в публичном порядке и влекло наказание вплоть до одного года тюрьмы оскорбление действием или «ругательными и поносительными» словами частного лица в зале суда в ходе заседания. Уголовные дела об оскорблении или оклеветании должностных лиц суда также возбуждались не в частном, а в публичном порядке.

Особая норма (ст. 303 Уложения) предусматривала ответственность за похищение уголовных дел или вещественных доказательств.

Безусловно, любому криминализационному решению должна предшествовать значительная аналитическая, прогностическая и юридико-техническая работа. Некоторые деяния против правосудия целесообразней отнести к административным правонарушениям. Нашей целью было лишь показать необходимость большей правовой защиты суда.

Сегодня, бесспорно, участились факты шантажа и давления и на свидетелей, потерпевших. Порой это происходит даже в самом помещении суда, когда, из–за отсутствия комнат для свидетелей дружки и родственники подсудимых беспрепятственно «обрабатывают» свидетелей перед судебным допросом.

Законодательство многих стран определяет особый статус свидетелей. Так, в США к тяжким (квалифицированным) убийствам относятся случаи лишения жизни свидетелей, вызванных в суд. А это влечет максимальное наказание. Всеобщий Закон США о контроле над преступностью предусматривает обеспечение при необходимости свидетеля документами на новое имя, предоставление ему жилища, денежное вспомоществование, помощь в устройстве на работу, сохранение в тайне факта изменения имени и места жительства — лицо, разгласившее эти сведения, привлекается к уголовной ответственности и наказывается вплоть до 5 лет тюремного заключения и пр.

В заключение подчеркнем, что предложения об усилении уголовно-правовой охраны суда, его деятельности по осуществлению правосудия, как и многие другие предложения о криминализации — отражают лишь одну направленность уголовно-правовой политики. Не менее важная задача — и декриминализация многих деяний. Причем, запаздывание с отменой ряда «устаревших» уголовно-правовых запретов в определенной мере тормозит процесс переустройства общества, способствует негативному отношению к уголовному закону и праву в целом. Но, на наш взгляд, действующее уголовное законодательство характеризуется как криминализационной избыточностью, так и недостаточной защищенностью уголовным правом прав и интересов личности и важнейших государственных институтов.

Источник

Советская юстиция, 16 августа 1991 года, стр13-14.

Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About