В жизни не нужно пробовать все
Если опыт сегодня можно только купить, то вы — это то, что вам приказали употребить.
С завидной регулярностью меня спрашивают, почему я призываю с осторожностью относиться к любым наркотическим веществам. Особое удивление у окружающих вызывает включение в этот список марихуаны, негативные эффекты которой меньше, чем эффекты от вполне себе легальных табака и алкоголя. Однако объектом моей критики в первую очередь являются не сами вещества, а та идея, что стоит за ними — идея о том, что в жизни надо попробовать все. Позвольте мне не напоминать лишний раз об антиутопии “О дивный новый мир”, а также сразу опустить личные причины симпатии отдельных людей к идее экспериментирования со всем вокруг себя — кроме, почему-то, квантовой механики и французских т.н. “постмодернистов”, которые “вставляют” посильнее многих веществ, если говорить в рамках обсуждаемого дискурса. В данном посте я хотел бы сформулировать два ключевых момента, что именно мне не нравится в идеологии, истерически кричащей о необходимости пробовать вообще все. Во-первых, потребление становится неотделимой частью самости и весь человеческий опыт проходит через призму потребления и зависимости, превращая отдельные уникальные переживания в гомогенную массу впечатлений. А
Если во времена Фрейда общество было пронизано строгими запретами, что и привело к его идеям о подавленной сексуальности, то сегодняшнее общество потребления устроено по-другому. Вместо запретов на удовлетворение, оно запрещает быть неудовлетворенными. Сегодня мы обязаны использовать любую возможность для наслаждения и удовлетворения своих потребностей — и как можно быстрее. Новый гаджет? Срочно покупать, ведь он такой необычный. Новый влогер? Срочно смотреть, он такой интересный. Новый мем? Срочно узнавать и использовать в разговорах. Ленты в социальных сетях и мессенджеры обязаны быть проверены раз в пять или десять минут, иначе можно упустить что-то — и неважно, что именно. Новые курсы йоги, способ питания или лекция по психологии? Срочно пробовать, ибо это сделает меня более здоровым, а значит, я смогу попробовать больше способов удовлетворения потребностей. Мотивацией поведения является не глубокий искренний интерес, а ненасытная жадность в новых переживаниях. Больше нет простого удовлетворения от обладания чем-то, что приближает тебя к желаемому и делает жизнь более осмысленной. Теперь желаемое — это само потребление, сам идеологический акт потребления товаров, услуг и информации. Именно они формируют нашу идентичность, и пропущенная новость про очередную технологию ИИ или неустановленное приложение Инстаграма на смартфоне являются преступлениями против своей самости. На вас не только будут смотреть как на отсталого варвара, вы сами будете переживать свою ущербность. Теперь вы обязаны пробовать все и всегда — иначе потеряете самих себя.
Эффект наличия или потребности во внешнем объекте, который должен постоянно удовлетворять — что характерно для зависимостей — находит отражение и в комплиментах. Выдающиеся достижения, любая уникальная история человека обесцениваются через метафору зависимости и потребления наркотиков. Заметьте, как лучшей похвалой при оценке что-либо необычного становится “ты что курил, когда придумывал это?”. Сильный и глубокий эффект от качественного китайского чая определяется как “хорошо вставляет!”. Высокая продуктивность называется “трудоголизмом”. Происходит размывание, уничтожение уникальности каждого отдельного вида опыта. Это своего рода гомогенизация переживаний — все многообразие опыта становится разжеванной недифференцируемой массой, которую человек должен постоянно заливать в себя, чтобы заглушить голод по внутренней истине.
Теперь нельзя отказаться от наркотиков и других способов мгновенного получения иллюзии искренних переживаний под предлогом того, что это не согласуется с вашими ценностями. Ценность сегодня одна — это максимизация наслаждения, и люди с другими ценностями воспринимаются как больные и странные. Отказаться можно только под предлогом проблем со здоровьем — ибо здоровье нарушать нельзя, поскольку это нарушает поток удовлетворения. Неудивительно, что одновременно с этим диалектически существует противоположная, самодеструктивная динамика. Всевозможные зависимости, уровни депрессий, разводов и одиночества, популярность пластических операций и любых иных масштабных воздействий на тело и психику начиная с юного возраста — это не упадок нравов. Это симптом общего кризиса контакта со своей телесностью и искренними потребностями, а также с другими людьми. Несмотря на то, что общество потребления масштабно формирует наше восприятие себя, в глубине души мы чувствуем — что-то не так. Массовая культура не дает инструментов для реального контакта с самостью. И в то же время она не дает инструментов для выражения этого диссонанса, ведь в предлагаемых людям образах себя нет достаточного пространства для искреннего проявления, собственно, себя. Каким же образом люди возвращают себе контроль и автономию?
Единственный выход — это итальянская забастовка. Это бунт против потребления, направленный на его источник внутри себя. Невозможно потребить столько, сколько требуется — и именно поэтому я буду потреблять до своей смерти, якобы случайно умерев от передозировки. Я не могу найти свою истинную самость — но я хотя бы посмертно сделаю себя тем, кем меня хотят видеть. Это отчаянная попытка достичь недостижимого идеала самости — ведь он обещает надежду на полноту в противовес сегодняшней пустоте. Но одновременно это и агрессивная попытка вернуть себе контроль. Эрик Эриксон писал про аутоэротизм детей как способ найти суррогат управления — область автономии, исключающей других. Здесь аналогичная ситуация — мы хотим сепарироваться от
Описанные выше моменты поразительно похожи на поведение подростков. Здесь есть и отсутствие четкого ощущения собственной идентичности, и глубокая неуверенность в собственной ценности за маской уверенности и свободы, и поиск хоть какой-то идентичности через разнообразные эксперименты (в том числе сексуальные). Есть и бунт против контролирующих родителей в образе широкой социальной системы, а также страх близких эмоциональных отношений и потому их гиперсексуализация. Отто Кернберг не просто так говорит о похожести массовой культуры и латентной (подростковой) фазы развития. Проблема здесь в том, что ответственность за восстановление контроля и контакта с собой лежит на самих нас. Нельзя подростково сказать “во всем виновато общество!” и хлопнуть дверью, уйдя навсегда. Человек уйдет ровно в то же самое общество потребления, которое заботливо создало ему условия для несамостоятельной жизни, просто в других местах. Возникает следующая противоречивая ситуация: именно искреннее признание своей собственной подростковости как части личности является важным шагом к изменениям, но нельзя признавать подростковость исключительно как следствие влияния общества потребления. Несмотря на то, что именно таков наш культурный контекст, это влияние воздействует в том числе на многочисленные слабые точки в личной истории, и её непризнание будет являться средством психической защиты, а не героической борьбой за здоровье социальной системы. Источником системных изменений становится та взрослая часть, которая признала это, насколько бы маленькой она не была. И чем более сложные оттенки личной истории человек сможет осознать и интегрировать в единую стройную линию, тем эффективнее будут изменения. Когда система инерционна и политическая трансформация невозможна, вдвойне важнее начинать с самих себя.
Источники вдохновения:
Славой Жижек — “You may!”
Эрик Эриксон — “Юность и общество”
Отто Кернберг — “Конфликт, лидерство, идеология в группах и организациях”
Reflexing Complexity. Говорим о сложности мира, людей и смыслов. Подписывайтесь, будет еще сложнее.