Терри Смит родился в 1944 году в Джелонге, Австралия. Художественный критик, историк искусства, художник. В 1972–1976 гг. — член нью-йоркского крыла художественной группы «Искусство и язык». Автор множества книг, включая «Современная композиция» (2016), «Осмысляя современное кураторство» (2012, русское издание 2015), «Современное искусство: мировые течения» (2011), «Что такое современное искусство?» (2009), «Архитектура последствия» (2006), «Перемены в австралийском искусстве, в двух томах» (2002), «Создание модерна: промышленность, искусство и проектирование в Америке» (1994). Соредактор, совместно с Окви Энвезором и Нэнси Конди, сборника «Антиномии искусства и культуры: Новое время, постмодерность, современность» (2008). Живет в Питтсбурге, Нью-Йорке и Сиднее.

Его лекция “Deconstructive States & The Post-Contemporary Distraction” была прочитана в 2017 году на семинаре European Graduate School и посвящена задачам критической теории в период разгула реакции, некрополитики и отвлекающих маневров президентов-разбойников и стран-изгоев. Переведена на русский язык Анной Ликальтер и Егором Софроновым в рамках занятий Лаборатории художественной критики на Винзаводе.

Как критическая теория, художественная практика и общественный активизм отвечают на разгул реакции различного толка, столь заметный сегодня во всем мире? Суверенные государства все чаще ведут себя как страны-изгои; руководящие позиции в них все чаще занимают разбойники — люди, играющие не по правилам. Будучи обширными, глобальными движениями обществ, а также в качестве суверенных государств в состоянии войны эти разбойники и страны-изгои пишут коллективную предсмертную записку, которая, несмотря на их отвлекающие отрицания, приближает конец жизни на нашей планете. В этой ситуации критическая мысль берет на себя задачу разоблачить отвлечение, показать, что оно не более чем закулисная игра, и раскрыть то, что оно так упорно пытается скрыть. Именно изнутри обсуждений современного положения критическая теория может предложить больше всего. Я хочу обозреть некоторые конструктивные и отвлекающие элементы этих обсуждений, а также творчество некоторых художников, делающих важный вклад в них.

Реакционный подъем

Недавний возврат консервативных ценностей, реакционных настроений, правых политических движений и религиозного фундаментализма во всем мире есть результат факторов, которые каждый раз являются решительно местными по своим причинам, форме и воздействию. Каждый может обосновать резон своего существования, рационализировать свою иррациональность и привести связный довод в пользу первенства идеализированного прошлого перед хаосом настоящего.

Однако в свете надвигающегося Шестого вымирания подобный подъем реакции можно рассматривать как крупномасштабное проявление искаженных картин мира, вдохновляющих отдельных террористов-смертников, безумных стрелков и более расчетливых террористов, которых можно встретить в их рядах. Разбойники больше не являются исключительными фигурами; страны-изгои больше не являются искажением. Суверенные государства всех родов — широкий спектр демократических государств, однопартийные автократии, семейные феодальные государства и диктатуры — все чаще ведут себя как страны-изгои; и все чаще руководство в них достается разбойникам. Эти международные разбойники и государства-изгои, понимаемые как массовые движения обществ и воюющие суверенитеты, похоже, притягивают глобальный Страшный Суд, с тем как они борются за сохранение условий, которые в итоге гарантируют гибель нашей планеты. В то же самое время и в тех же деяниях эти разбойники фантазируют о том, что они и им подобные будут изъяты из судьбы, которую заслуживают все остальные.

Что может сказать и предпринять критическая мысль, художественная практика и общественные деятели перед лицом этого кренящегося к потоплению безумия? Много проблем и много срочных задач, которыми занимаются множество мыслителей, художников и активистов. Например, Международный консорциум факультетов критической теории, членом которого является Европейская высшая школа. Это отрывок заявления о редакционной политике журнала Консорциума, «Решающий момент: интервенции в глобальную критическую теорию»:

Журнал Critical Times намерен публиковать точки зрения, которые проливают свет на современные практики авторитарной и неофашистской политики, нативистские и атавистические культурные образования и формы хозяйственного исключения, а также пространства и формы жизни, в которых можно воображать и артикулировать другие, освободительные общественные миры. Следовательно, мы стремимся публиковать эссе, анализирующие нарастающие формы авторитаризма и фашизма; оккупации и лишения имущества; расу и расизм; войну и апартеид; неолиберальные правовые и экономические образования; суверенитет и постнациональную власть; сочленения закона и насилия; технологию; борьбу за экологическую и климатическую справедливость; биополитику/некрополитику; религию; умственную работу внутри и руками общественных движений; а также социализм, идеалы перемен, равенство, сопротивление, межнациональную солидарность, радикальную демократию и революцию[1].

Это важный перечень проблем и совершенно похвальный набор целей. Однако этот список поразительно анахроничен: почти все эти термины знакомы критическому дискурсу с середины двадцатого века. Все они продолжают требовать непрерывного пересмотра, но нехватка современных категорий вызывает некоторые вопросы, которые необходимо задать.

В свете надвигающегося Шестого вымирания подъем реакции можно рассматривать как крупномасштабное проявление искаженных картин мира, вдохновляющих отдельных террористов-смертников, безумных стрелков и более расчетливых террористов

Для начала: будут ли относительно новые термины затоплены задачей постоянного пересмотра того, что в основном является языком современного сопротивления? Позвольте мне выбрать несколько более современных категорий. Мишель Фуко определил центральное значение «биополитики» в середине 1970-х годов, и это рамочное понятие остается актуальным, хотя, возможно, слишком общим для точной работы, необходимой в современных условиях[2]. Слово «неолиберальный» стало повсеместной характеристикой сил, определяющих нашу современность, и работа по определению их операций должна оставаться на первом плане критического исследования. Мы благодарим Венди Браун за ее ведущую роль в этом и обнаруживаем себя цитирующими дословно ее книгу «Уничтожение демоса: скрытная революция неолиберализма»[3]. «Некрополитика» — (не)естественный спутник неолиберализма, его серая тень; это те биополитические образования, которыми часто управляют государства-изгои, преследующие свои интересы путем организации смертей подданных, которыми можно жертвовать. Некрополитика, которой дал определение Ахилл Мбембе в 2003 году, проявляется в продолжении рабства, апартеида, колонизации, искусственно вызванного голода, этнических чисток, чрезвычайных ситуаций, террористических организаций, использования террористов-смертников или преступников в роли агентов — всех этих инструментов помещать неугодных или представляющих опасность людей в состояние ненадежности, подверженное власти смерти[4].

Текстовая критика

Здесь я обращаюсь к более конкретным замечаниям о том, как мы могли бы осмыслять эти вопросы, отталкиваясь от семинара в Европейской высшей школе в Валетте на острове Мальта в октябре 2017 года. В качестве отправной точки я выбрал сборник Жака Деррида «Разбойники: два эссе о разуме» (2005), потому что вижу параллель между ситуацией, стоящей перед практикой критической теории сегодня, и ситуацией 2002–2003 годов, перед лицом которой находился Деррида в момент написания этих эссе. Возможная параллель, конечно, касается вопроса, может ли нынешний реакционный подъем означать стечение меняющих мир обстоятельств, ставящих столь же сложную задачу для критической теории и, вероятно, похожим образом озадачивающих ее, как та, что была поставлена взрывом, быстро получившим ярлык «9/11». Деррида была одним из первых и одним из немногих, выступивших против того, чтобы 11 сентября стало считаться «Событием, Изменившим Мир». Вместо этого он подчеркивал сложные стечения обстоятельств, выраженные в этих атаках, и изменчивость их реверберации по всему миру[5].

В ключевой части одного из этих эссе Деррида почувствовал побуждение пересмотреть свою основную идею «грядущей демократии» — даже подвергнуть ее деконструктивной критике, настолько же проникновенной, как та, которую он на протяжении десятилетий применял к основным идеям Канта, Гегеля, Хайдеггера, Гуссерля и многих других[6]. Я бы утверждал, что сегодня существует параллельная ситуация: реакционный подъем обязывает нас рассматривать операции явления, которое я назову «циклической рекурсией» внутри потоков, преград и побочных явлений, формирующих состояние современности. Наше картирование может требовать большего, чем настройка: может потребоваться радикальная, деконструктивная ревизия. Чтобы достичь этого, мы тоже должны быть способны сделать то, что сделал Деррида в 2002 и 2003 годах: добавил к своей самокритике резкую критику тогдашнего американского и европейского внешнеполитического дискурса, написанную на его же языке. Отсюда соответствующий раздел эссе «Больше (нет) государств-разбойников»[7].

Из разборов нашего состояния современности, выдвигаемых во все ускоряющемся темпе сегодня, я выбрал ряд текстов, опубликованных в последние двенадцать месяцев, за исключением одного текста 2015 года.

Ричард Хаасс — председатель Совета по иностранным отношениям. Это важный орган экспертов по внешней политике, постоянно консультирующий американских президентов. Хаасс был старшим советником Джорджа Герберта Уокера Буша по Ближнему Востоку и директором по политическому планированию при Колине Пауэлле в его бытность госсекретарем США. Он описывает общую для них убежденность в том, что вторжение США против Ирака на стороне Кувейта стало началом «эпохи, во время которой народы мира, Востока и Запада, Севера и Юга могут процветать и жить в гармонии»[8]. Эти слова на самом деле взяты из обращения президента Буша к Конгрессу в сентябре 1990 года. Сегодня, признает Хаасс, мы сталкиваемся с «миром в состоянии хаоса», представляющим собой «отход от почти четырехвековой истории — от того, что обычно считается Новым временем — которое существовало до этого», так что «управиться с двадцать первым веком будет крайне сложно»[9]. Хаас призывает к «обновлению операционной системы — назовем ее Мировым порядком 2.0 — для учета новых сил, вызовов и действующих лиц»[10]. Его трюизмы и обобщения призывают правительства понимать суверенитет как подразумевающий обязательства наряду с правами; принцип многосторонних отношений, который должен быть более гибким; позиции к иностранным государствам — как более обусловленные; интересы национальной безопасности, распространяемой и на внутренние дела. Это язык тех, кто привык пользоваться властью, способной изменить мир. Тем не менее, оказывается, им нечего сказать по существу.

То же верно, если мы посмотрим на призывы к глобальному единству, недавно обнародованные такими институциональными лидерами как папа римский Франциск и Марк Цукерберг. В энциклике 2015 года «Laudato Si': о заботе во благо нашего общего дома» папа римский определяет ключевые современные проблемы, такие как «тесную связь бедноты и хрупкости планеты, убежденность в том, что все связано между собой, критику новых парадигм и форм власти, вытекающих из развития технологий, призывы к поиску иных способов понимания экономики и прогресса, ценность, присущую каждому человеческому существу, человеческое измерение экологии, необходимость в откровенной и честной дискуссии, серьезную ответственность международной и местной политики, культуру одноразовых вещей и предложение нового образа жизни»[11]. Однако эти достойные внимания темы основываются на избыточном христианском богословии и институциональной инертности, ограничивающей их значение, хотя многие, в том числе Панкаж Мишра и Гассан Хадж (чьи работы я вскоре упомяну) цитировали его слова.

18 февраля 2017 года Марк Цукерберг зачитал и опубликовал для «нашего сообщества» обновленное заявление о миссии Фейсбука длиной в 6000 слов под заголовком «Построение глобального сообщества». Он сразу же и последовательно обошел вниманием коллектив работников Фейсбука, пользователей и всех остальных в мире, изображая их как целокупность, соединенную на глобальном уровне. Его речь начиналась со слов: «Двигаясь навстречу нашей цели объединить мир, мы часто обсуждаем создаваемые нами продукты и обновления того, как ведутся дела. Сегодня мне хотелось бы сосредоточиться на самом главном вопросе: создаем ли мы тот мир, который мы все хотим?»

В этом предложении все зависит от слова «все». Затем он проводит разбор сильных и слабых сторон, возможностей и угроз: «Наши самые большие возможности теперь приобрели глобальный характер: распространение идеалов процветания и свободы, мира и взаимопонимания, помощи людям в преодолении нищеты и ускоренном развитии науки. Наши самые важные проблемы также требуют ответных мер на мировом уровне — например, прекращение терроризма, борьба с изменением климата и профилактика пандемий. Сегодня прогресс требует от человечества объединений не только в города или государства, но и в глобальное сообщество».

Он не оставляет сомнений, какова позиция Фейсбука: «Фейсбук выступает за то, чтобы сделать нас ближе друг к другу и построить глобальное сообщество».

Как он может этого добиться?

«Последние десять лет Фейсбук видел своей основной задачей соединить друзей и семьи. Имея это в качестве фундамента, дальше мы будем развивать социальную инфраструктуры для сообщества — для того, чтобы нас поддерживать, обеспечивать нашу безопасность, держать нас в курсе, для гражданского участия и инклюзивной среды для всех»[12].

Из 7,6 млрд мирового населения в 2017 году 2 млрд используют Фейсбук. Цукерберг перечисляет способы, при помощи которых Фейсбук может способствовать созданию благоприятных, безопасных, информированных, граждански активных и инклюзивных сообществ. Технически программно обеспеченная, аполитичная версия американской мечты становится глобальной, движимая Фейсбуком, Амазоном, Гуглом (Алфабет) и Майкрософтом. Близится пришествие Гилеада, и разбойники уже бросились в атаку.

В отличие от фантазий управления сановников внешнеполитической элиты, руководства (каким бы блаженным оно не было) коррумпированной церкви или монополистов в чистом виде, господствующих над коммуникационными компаниями, рассмотрим Парижское соглашение по изменению климата ООН 2015 года. При всех его противоречиях и компромиссах, это редкий случай, когда многочисленные различия в мире стремятся обрести общий голос, найти способы современничества, создаваемых миром, который взаимодействует сам с собой, как и должен, если жизни суждено сохраниться на этой планете[13].

«Последние десять лет Фейсбук видел своей основной задачей соединить друзей и семьи. Имея это в качестве фундамента, дальше мы будем развивать социальную инфраструктуры для сообщества — для того, чтобы нас поддерживать, обеспечивать нашу безопасность, держать нас в курсе, для гражданского участия и инклюзивной среды для всех»

Критический комментарий со стороны публичных интеллектуалов обычно намного ýже и направлен на конкретные вопросы или на отслеживание мощи особых потоков внутри настоящего. Нам многому предстоит научиться у Панкажа Мишра с его утверждением в книге «Эпоха возмущения», что, например, расхожие объяснения «текущего кризиса» помещают «абсурдную ношу причинности» на «ислам и религиозный экстремизм». Вместо этого, он заявляет, «беспрецедентный политический, экономический и общественный беспорядок, сопровождавший подъем промышленного капитализма в Европе XIX века и приведший к мировым войнам, тоталитаризму и геноциду в XX веке, теперь заражает намного более обширные регионы и бóльшее количество населения» и «что впервые соприкоснувшиеся с Новым временем через европейский империализм крупные части Азии и Африки ныне глубоко погружаются в судьбоносный для Запада опыт Нового времени[14]. Это включает антизападничество, которое принимает формы международного терроризма, разжигаемого интеллектуалами в Азии, Африке и Магрибе, воспитанными антимодерновыми фантазиями само- и мирового сожжения, впервые и наиболее ясно распространенными европейскими романтиками, такими, как Жан-Жак Руссо, что продолжилось у Д'Аннунцио, затем у Муссолини и т. д.

Культурный антрополог Гассан Хадж отвечает на свой неожиданный вопрос «Является ли расизм экологической угрозой?» указанием на то, что расистское отношение несет в себе «убийственную перформативность», что расист желает устранения другого из сообщества живых; что мусульманские народы все больше подвергаются родам исламофобии, которые убийственны по намерениям; что общественный строй, произведший экологический кризис, тот же самый, что порождает расизм: способы производства инаковости, эксплуататорская динамика капитализма, а также строй, который Хадж именует «обобщенное одомашнивание», в качестве нормализующего способа существования[15].

Критика большой картины

Критический анализ теорий как таковых, форм, принимаемых критической мыслью сегодня, мыслью во всех ее формах — от самой настойчиво реакционной до самой резко критической, взятой как целое — имеет важнейшее значение для практики критической теории. Для книжной серии «Современное состояние» я вел речь о «Современной композиции», под которой я имел в виду в ее самом широком смысле формы, потоки, конфигурации и созвездия — одним словом, плоскости, образуемые критической мыслью по мере ее самоосмысления сегодня[16]. Я утверждаю, что на каждой из этих плоскостей мы обнаруживаем скопление сходств и различений в трех единовременных течениях. Течения формируются притяжением достаточного сходства между некоторыми из их элементов, при этом будучи отделяемы полярностями властной разницы внутри них. Это магнитное напряжение, оформляющее их историческое развитие в качестве течений, а также взаимодействия между ними.

Мы не можем видеть эти течения напрямую, но мы можем обозначить их существование как раз по тому, как они группируют наши, казалось бы, бесформенные попытки представить широкий мир, по тому, как они стремятся организовать понятия и термины, используемые нами для создания связных мировоззрений. Эти мировоззрения также имеют тенденцию объединяться в три созвездия, составляющие вместе метакартину миропредставлений — как их сегодня предпринимает Мир. Метакартина выглядит таким образом:

Cовременность: мировые течения (картина метамира)

1. Продолжающиеся новые времена

Послевоенный период, холодная война; глобализация, гипердержава времен окончания холодной войны; столкновение цивилизаций, зрелищность; неоконсерватизм, неолиберальная экономика; постистория, придуманное наследие; ремодернизмы; антропоцен; постсовременность

(между ними — диалектическая противопоставленность, но только временные разрешения)

2. Переходная транснациональность

Деколонизация; коренизация; антиориенталистская и постколониальная критика; постмодерновый пастиш, новые реализмы; множественные модерности;

обратные модернизации (Китай, азиатские «тигры»); возрожденные фундаментализмы; повстанческие анархизмы; посткоммунизм

(между ними — различие, сопредельность, антиномические трения)

3. Современное различие

Современность несоизмеримых господствующих нарративов;

Самостоятельное формирование внутри непосредственности; космополитизм/планетарный экзистенциализм; движение движений, антиглобализация; аффилиативное подсоединение (движение Оккупируй), экоактивизм, революции с открытой формой, современническая община.

Каждое из этих понятий — это дорожный знак, точка перспективы, расширяющаяся, чтобы заполнить части целостной картины мира. Начиная с 1950-х годов они сгруппировались в эти три рода течения. Считайте их знаками крупных перемен в человеческом миропредставлении, а их отношения между собой сравните с медленной притиркой, землетрясениями и цунами, свидетельствующих о движении крупных тектонических платформ, образующих подвижную кору земли.

Когда я начинал разрабатывать эту метакартину, я следовал Реймонду Уильямсу (что я делал на протяжении десятилетий) в понимании таких формаций как соответственно остаточных, главенствующих и возникающих. Так, группа «продолжающиеся новые времена», однажды главенствующая, находится в процессе распада и неизбежного упадка. Это наиболее явно отмечено глобальным отступлением ее основной движущей силы: международного капитала. В то же время с тем, как деколонизация постепенно втягивает все государства и отношения между ними в состояние перманентного перехода, транснациональность стала главенствующим упорядочивающим началом, базисом мирового порядка (каков он есть). Наконец, элементы современной диверсификации, недавно возникшие и продолжающие появляться, вскоре или потихоньку нарастут, как мы надеемся, до тех пор, как станут способны вести весь ансамбль в сторону современнической общины, которой от нас требует планета.

Если мы применим критический скепсис, как и должно, к этой картине, то немедленно возникнут, по крайней мере, два вопроса. Мое упоминание Реймонда Уильямса предупреждает нас о первом: модель главенствования, остаточности, возникновения — хотя он и развил ее полно в 1970-е годы (в своем знаменитом эссе «Базис и надстройка в марксистской теории культуры» 1973 года) — является, по сути, продуктом конфликта между первым, вторым и третьим мирами холодной войны[17]. Она изображает историческое развитие как разворачивающееся неизбежно через диалектическую борьбу. Можно наложить мою метакартину на таковую Карла Маркса и увидеть течения, в свою очередь, в качестве версий того, что оказалось, к сожалению, его фантазией о неизбежном историческом продвижении обществ от капитализма через социализм к коммунизму. Определенно конфигурации холодной войны продолжают воспроизводиться словно нежить: первое и второе течения изобилуют ими. Как если бы большинство деятельных участников этих течений были просто не в состоянии придумать формы миропредставления, уходящие от нереализованных стремлений своих предшественников.

Это обстоятельство поднимает вопрос о призраке циклической рекурсии: перспективе глубокой и необратимой разделенности нашей современности, заполненной — иногда, кажется, заполненной до предела — тянущими вниз трупами устаревших идей, банальными соглашателями, неудавшимися социальными экспериментами. Все они закручены в отвлекающие внимание движения, нацеленные на овладение умами, надеждами и избирательными голосами миллионов. С точки зрения трех групп миропредставления это означало бы увековечить некоторые или многие из продолжающихся модерностей, а не их остаточный упадок. Позвольте мне рассмотреть пару заметных современных примеров рекурсивной непрерывности.

Проект «Один пояс и один путь» был инициирован китайским председателем Си Цзиньпином в 2013 году. Сегодня в нем участвуют 65 стран; инвестиции составили 1 триллион долларов, из которых 124 миллиарда долларов поступило из Китая

Позиционирующийся как план мирового экономического и культурного сотрудничества, этот проект, очевидно, является попыткой предвосхитить будущее разделение мира на проамериканский и прокитайский блоки. Эта инициатива повторяет то, что США делали целое столетие: опутывает всех в сетку политических и экономических союзов, которые носят столь всеобъемлющий характер, что ни одна страна не сможет эффективно вне них функционировать. Это обновление противостояния с взаимно гарантированным уничтожением эпохи холодной войны, превращающее его в фобию взаимно переплетенного краха. С геополитической точки зрения существует пугающее сходство между картой мира «Одного пояса и одного пути» и той, которая подчеркивалась «войной с терроризмом», о которой Джордж Буш объявил после событий 11 сентября. Теоретической основой внешней политики администрации Буша был тезис Самуэля П. Хантингтона «Столкновение цивилизаций», опосредованный в излюбленном в Пентагоне различии, сделанном Томасом П. М Беннеттом, между «функционирующее ядром» и «неинтегрирующимся провалом».

Войны США против терроризма на геополитической карте: агрессивная новая стратегия

На этих картах отмечены все военные операции США в международных кризисах с 1990 по 2002 год. Обратите внимание на возникающую закономерность. Где бы не появлялись американские солдаты — будь то для ближнего боя, или как боевая группа у побережья в качестве предупреждения, или миротворческая миссия — как правило, это в местах, относительно изолированных от мира, там, куда глобализация еще не проникла из–за репрессивного режима, крайней нищеты или отсутствия устойчивой правовой системы. Именно эти места — инкубатор международного терроризма. Проведите черту вокруг мест этих военных вмешательств, и у вас получится то, что я называю неинтегрирующимся провалом. Все остальное — это функционирующее ядро. Цель этой новой стратегии простая: сократить провал. Не сдерживать его, а сократить[18].

Неудивительно, что парадигмы холодной войны восстали в Белом доме при Трампе. Разница в том, что беззастенчивый, бесстыдный, самопровозглашенный разбойник теперь отвечает за самое большое государство-изгой в мире. Однако стратегия управления остается той же: (ошибочное) руководство посредством постоянного отвлечения внимания.

В таких контекстах критическая мысль берет на себя задачу разоблачить отвлечение, показать, что оно не более чем закулисная игра, и раскрыть то, что оно так упорно пытается скрыть. Это включает в себя борьбу с ложным мировоззрением, распространяемым реакционерами всех мастей, как внутри течений, так и в осмыслении отношений между ними, формирующих метакартину. Книга «Нет недостаточно» Наоми Клейн дает блестящий анализ трампизма как шокового капитализма, который, наконец, возвращается к своему истоку, а также подробный перечень способов противостоять его завихрению[19]. Художники присоединяются к сопротивлению: как, например, Иан Бёрнс в инсталляции 2017 года «Распространение невежества».

Надеюсь, я показал, что именно изнутри споров о современном состоянии мира критическая теория может предложить максимум возможного как подходящая форма сопротивления подъему радикализма, что угрожает миру сегодня. Уже какое-то время мы в курсе о том, что концепты модерна и постмодерна не годятся как отправные точки для понимания большой картины мира в прошлом и настоящем. Их затмили попытки понимания множественного характера современности. Эти попытки, в сущности, являются концептуальным авангардом третьего потока, о котором я говорил раньше, хотя мыслители, ведущие деятельность во всех трех потоках, должны совладать с этими терминами, сочленив динамику отношений между ними по мере того, как они развиваются в настоящем. В незначительной степени это как раз то, что мы попытались сделать на нашем семинаре. Это и то, что нужно сделать в гораздо более крупном масштабе — фактически, всемирном — если нам суждено победить раскол и создать современническую общину.

Примечания

Текст основан на лекциях в Европейской высшей школе в Валетте на острове Мальта 12 октября 2017 года и в Музее искусств Ароса в Орхусе 31 октября 2017 года. Перевод публикуется с разрешения автора.

1 Опубликовано в конце 2016 года: http://directory.criticaltheoryconsortium.org/critical-times.

2 Мишель Фуко. Нужно защищать общество: курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1975–1976 учебном году. Перевод с французского Елены Самарской. Санкт-Петербург: Наука, 2005. Лекция 11 от 17 марта 1976. С. 253–278; и его The Birth of Biopolitics // Paul Rabinow and J.D. Faubion (eds.) Ethics, Subjectivity, and Truth. New York: New Press, 1997. P. 73–79.

3 Wendy Brown. Undoing the Demos: Neoliberalism’s Stealth Revolution. Brooklyn: Zone Books, 2015.

4 Achille Mbembe. Necropolitics // Public Culture vol. 15 no. 1 (2003). P. 11–40.

5 См. Giovanna Borradori (ed.) Philosophy in a Time of Terror: Dialogues with Jürgen Habermas and Jacques Derrida. Chicago: University of Chicago Press, 2003.

6 Jacques Derrida. The Last of the Rogue States: The «Democracy to Come», Opening in Two Turns // Rogues: Two Essays on Reason. Stanford: Stanford University Press, 2005. P. 78–94.

7 Derrida. Rogues. P. 95–107.

8 Richard Haass. A World in Disarray: American Foreign Policy and the Crisis of the Old Order. New York: Penguin Press, 2017. P. 4.

9 Haass. A World in Disarray. P. 13.

10 Haass. A World in Disarray. P. 14.

11 Pope Francis. Laudato Si’: On Care for Our Common Home. Vatican City: Liberia Editrice Vaticana, 2015. P. 16, доступно по http://w2.vatican.va/content/dam/francesco/pdf/encyclicals/documents/papa-francesco_20150524_enciclica-laudato-si_en.pdf.

12 Mark Zuckerberg. Building Global Community // Facebook, опубликовано 16 февраля 2017, доступно по https://www.facebook.com/notes/mark-zuckerberg/building-global-community/10154544292806634/.

13 Парижское соглашение в рамках Рамочной конвенции ООН об изменении климата, Париж, 2015 https://unfccc.int/files/meetings/paris_nov_2015/application/pdf/paris_agreement_russian_.pdf. См. актуальную критику Бруно Латура «Новый климат» из его книги «Великая регрессия» (London: Polity, 2017), отрывок был напечатан в журнале Harper’s Magazine (май 2017), https://harpers.org/archive/2017/05/the-new-climate/.

14 Pankaj Mishra. Age of Anger: A History of the Present. New York: Farrar, Strauss and Giroux, 2017.

15 Ghassan Hage. Is Racism an Environmental Threat? London: Polity, 2017, вступление, P. 1–16; см. также заключение, Negotiating the Wolf. P. 112–133.

16 Terry Smith. The Contemporary Composition. Berlin: Sternberg Press, 2016. Введение к серии см. в Geoff Cox & Jacob Lund. The Contemporary Condition: Introductory Thoughts on Contemporaneity and Contemporary Art. Berlin: Sternberg Press, 2016.

17 Реймонд Уильямс. Базис и надстройка в марксистской теории культуры (1973) // Логос № 1 (85) 2012. С. 136–156; а также в его Problems in Materialism and Culture: Selected Essays. London: New Left Books, 1980. P. 31–49.

18 Самюэль Хантингтон. Столкновение цивилизаций (1996). Москва: АСТ, 2003; Томас Барнет. Новая карта Пентагона (2003) // Россия в глобальной политике № 3 (2004); Thomas P.M. Barnett. The Pentagon’s New Map. New York: Putnam’s, 2004.

19 Naomi Klein. No Is Not Enough: Defeating the New Shock Politics. London: Allen Lane, 2017, особенно вступление, P. 1–12; заключение The Caring Majority Within Reach, P. 257–266; и Postscript: The Leap Manifesto, P. 267–271.