Чтобы ощутить вкус прошлого, не обязательно устраивать гонки со временем. Не зря писатели и поэты корпели, ночи не спали, тщательно описывая застолья и яства — и для того тоже, чтобы мы могли вкусить прошлых столетий. Имея тот же набор вин, отведывая их в том же порядке, в той же обстановке, что и в стародавние времена, можно вообразить себя представителем другой эпохи, далёкой страны, исчезнувшего сословия.

Вот Евгений Онегин — франт с европейскими замашками и барин, подверженный хандре. Благодаря одноименному роману можно получить представление, как жили и что пили петербургские денди первой четверти XIX века.

Вдовы Клико или Моэта
Благословенное вино
В бутылке мёрзлой для поэта
На стол тотчас принесено…
Но изменяет пеной шумной
Оно желудку моему,
И я Бордо благоразумный
Уж ныне предпочёл ему.
К Аи я больше не способен;
Аи любовнице подобен,
Блестящей, ветреной, живой,
И своенравной, и пустой.
Но ты, Бордо, подобен другу,
Который, в горе и в беде,
Товарищ завсегда, везде,
Готов нам оказать услугу
Иль тихий разделить досуг.
Да здравствует Бордо, наш друг!

Так, а не иначе. В отношениях с вином — упоение, уважение, услада. Но вину юности (Клико, Моэт, Аи — наиболее славящиеся и дорогие в те времена марки шампанского) противопоставляется зрелость красного сухого Бордо. Определённо, шампанское более соответствует буйной молодости. Пена, вырывающаяся из–под пробки, струя, брызги — любой сподобится на банальные ассоциации.

Как пылкий ум, не терпит плена,
Рвёт пробку резвою волной,
И брызжет радостная пена,
Подобье жизни молодой.
(Е. Баратынский)
В лѐта красные мои
Поэтический Аи
Нравился мне пеной шумной,
Сим подобием любви
Или юности безумной
(А. Пушкин)

Еще одно упоминание вин в «Евгении Онегине» может потребовать разъяснения: «Между Лафитом и Клико». Это значит — во время обеда или ужина, который украшали разогретым красным бордосским вином марки Лафит (обычно к мясным блюдам), а заканчивали шампанским.

Вообще, чтобы правильно понять текст, исследователям необходимо разгадывать многие не ясные современному читателю строки. Вот, например, Евгений поспешает в ресторан: «Вошёл — и пробка в потолок / Вина кометы брызнул ток». Что за «вино кометы»? Оказывается, это вино сбора винограда 1811 года, когда над Европой пронеслась огромная комета.

Другая загадка заключена в странных обвинениях помещиков-соседей Онегина в деревне. Страшась пустых разговоров, Евгений уклоняется от встреч с дворянскими обитателями глубинки. Те, в свою очередь,

Все дружбу прекратили с ним.
«Сосед наш неуч; сумасбродит;
Он фармазон; он пьёт одно
Стаканом красное вино»

Почему для провинциальных помещиков употребление красного вина «посредством стакана» — сугубо отрицательная характеристика? Комментаторы разъясняют, что соседи обвиняют Онегина в мотовстве — он пьёт дорогое красное (скорее всего, французское) вино стаканами, хотя в деревне так употребляют алкогольные напитки домашнего производства, а вино всё-таки бокалами. Недаром Евгений в шкафах комнаты дяди, дом которого он наследовал, нашел «наливок целый рой, / Кувшины с яблочной водой…» А когда Онегин и Ленский являются к Лариным, то для гостей выносят «кувшин с брусничною водой». Эта яблочная и брусничная вода не так уж безобидна, как можно судить по названию. Разнообразные рецепты такого напитка объединялись тем, что выпаренный или полученный протиранием разбавленный сок заквашивался дрожжами, хмелем, а после брожения «по вкусу» разбавлялся водкой. Становится понятным, почему по возвращении из гостей Онегин жалуется: «Боюсь, брусничная вода / Мне не наделала б вреда».

Сравнительную бедность провинциальных дворян подчеркивает и тот факт, что на именинах Татьяны Лариной угощают не французским вином, а более дешёвым отечественным:

Да вот в бутылке засмоленной,
Между жарким и блан-манже,
Цимлянское несут уже.

Обыкновенным напитком того времени был и ром. Его добавляли в чай:

Оставя чашку чаю с ромом…
Подходит к Ольге Петушков.

Из рома (или коньяка) варили пунш (жжёнку) — горячий напиток с сахаром, лимоном (доставленным из итальянской Мессины), пряностями; жжёнку поджигали и тушили вином:

Когда могущественный ром
С плодами сладостной Мессины,
С немного сахара, с вином,
Переработанный огнём,
Лился в стаканы-исполины…
(Н. Языков)

Как истинный человек высшего света, Онегин, постоянно употребляя вино, не напивался (по крайней мере, в рамках романа). А вот при характеристике Зарецкого, устроившего дуэль Онегина и Ленского, Пушкин употребляет оборот «как зюзя пьяный». Комментаторы отмечают, что такой гусарский жаргонизм ввёл в поэзию знаменитый Денис Давыдов:

А завтра — чёрт возьми! — как зюзя натянуся,
На тройке ухарской стрелою полечу;
Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся,
И пьяный в Петербург на пьянство прискачу!

Вот оно — чудо чтения! Мы буквально окунаемся в разноцветные напитки пушкинских времен. Винная культура в России тогда ещё только зарождалась, но вино как образ, как неотъемлемая часть жизни «комильфо» (du comme il faut — кстати, Пушкин использует эту фразу в романе) уверенно проникало в меню, в кухонные буфеты, в мысли, в русский язык. Недаром «Евгений Онегин» заканчивается так:

Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочел её романа…