Её глаза…
1
Ее глаза полны ртути. Сияния. Идем за этой звездой в лучах мегаполисов. Пульсирующий ветер в алмазных туманностях — хочется сжевать зубами живую звезду притягивающую с обелиска
Языки афиш в изнеженном воздухе набирали высоту, прятали тишину в комнатах, запертых на ключ. Обезумевший закат над городом — пульсирующий, безмолвный. Гарь воздуха блаженна… распахнутое окно: тронутые отблеском скулы, катастрофическая улыбка — твоя
Холодные отражения блуждают в зеркалах словно призраки закинутые кислотой. Великолепные гости в ускользающей дымке. Я лег на пол, поближе к огню: голову опустив на лапы… Безжалостный друг кинжал, изнеженность тел в опустошенности бриза — сквозит разложением день рождения плоти. Покоем сонных лучей — на щеках, змеиных запястьях… переходишь туманности вброд, охотник за огнем и первыми поцелуями. Грустишь, не помня себя — тело дергается в возбужденных конвульсиях: рождающийся
Горящие такси, спокойная река проспекта в полумраке. Жирафы вытащили головы из песка, выгнули шеи: жертвенность водопадом ниспадающая на плечи. На последней остановке обменялись взглядами
Полдень залитый кощунством света. Паранойей. Зеркала стекали со стен и духи струились в прикосновениях, шевелились листвой — в складках лета, затаив дыхание. Мир умер в безумии, став тишиной… обелиском проткнувшим время
Осточертевшие облака, пыль. Магнитные полюса спокойствия. Меланхолия зреет в глазах, полях. Поэзия это собака потерявшая хозяина — чистая предсмертная тоска… Одиночество реклам прогрызающее рассвет,
10-ти кратный зум усиливший эхо: лебеди пряли тишину в своем омуте, гуляли в парке дети — в моих сердцах мокрых от слез. Тишину тянуло время как резину. Трансформировало на всю страну: развоплощало… Звезда на площадях сияла — отчаянием (несло нас на окна — раскаянных ангелов)
Нас семьдесят. Пошли войной на Свет.
Пенсионеры пили пиво. Чахли на скамейках, клумбах.
Закрытые окна сияли: ждали сигнала, камня.
Я очнулся
от земли
пылали космические корабли
сторукое жало пожара грело плоть
2
Очертания полу-неба. Жгло плоть увечье, темнота овечья. Мысли-кролики, алкоголики. Растущее светило светило. Поле полное улыбок, памяти — Припять припадающая на одну ногу, к моим стопам. В небе гам: память зависла как коромысло. Сбился со счета рыбак, растерял ячейки — полное безрыбье в голове — гниющее светило светило, гнило. Холм и месяц двурогий. Гонец одноногий… вычерпывал месяц из лужи. Космический бриз холодил колени — брел сквозь туманности, вспоминая себя — жирафы выгнули шеи с небес
Смерть сомкнувшая губы. Клювы. Не молиться ночам — соловьям… Сидел задумчивый на заре: солнце плавилось в янтаре (идем со мной, безумная лошадь). Скрипнули ветви под ветром, подвинулся призрак, впуская — где Россия, спроси…
Деревянная дурь. Полные головы пуль (тьма беспросветная). Крест-калека окрест. Полный живот апельсинов — полная ночь рубинов.
Пиво сипло сквозило в глотке. Повисло пьяное молчание. Танцевала луна в доме, одна. Натирало полы безмолвие. Светилась конфета ответом на подоконнике. Запах плоти иссяк. Молибденовая улыбка сияла во сне — мне. Понял, что потух пастух — и погас глаз. Лермонтов смотрел в таз со стены — пол оторвался и плыл, плыл по глади — меня по голове гладя…
3
Зыбкий узор памяти… я не знаю — Кто Он? Зубы скрипели как колеса — телега катила в мягкой пыли, словно волны меня несли — от родного порога — в дорогу, в дорогу
Костер жечь в степи, в печи… Судьба-калека. Тоже Ты? поможешь сжигать мосты. Глицинии жирные: лоснятся, снятся. Вы будете жить, смеяться! Человеко-орудия: они настолько парализованы его волей — что у нас всех просто нет выбора: хоть не ходи на выборы… такова парадигма — в Дигме.
Мы будем жечь глаголы. Сердца. Улыбки липкие наклеивать на стены. В ленивых обличьях — зачем от них прятаться? Такова их природа овечья… человечья.
Нас всех не будет.
Служим ему и умрем. Рот забит углем.
Это Бездны глаза горят — вместо того, что бы быть мертвым