Это трезвый взгляд на случившееся. В худших традициях: оглядываясь назад, можно ожидать…

Война, анатомия артиллерии на Левашовском бульваре, где мы обживали с тобой эти легендарные скамейки. Развалины торгового центра в кислом дыме взрывчатки. Часть местных жителей прячется в «Пирамиде», неподалеку: «Мы открылись!», еще возвещают надписи — нас уже можно бомбить…

Все так и было. Уже объявили эвакуацию, а мы еще обнимаемся на довоенных остановках. В маршрутках, плутающих по мобилизованному городу. Кажется, что сейчас войдет Тарантино и начнет снимать все эти декорации. Или скажет, наконец, «стоп».

 — Будущее — слепое, как верблюд у Борхеса (который налетает на тебя в пустыне). Хочется сказать ему: «Открой глаза, Судьба!». Ты заебала стучать — дверь незакрыта, и нас давно уже нет: заходи!

Сваливаем в тачке по трассе смерти.

— И никто за нами не гонится.

 — Ага. Мы мертвы.

 — Тебе не кажется, что вокруг темно?

Чувствую себя Гамлетом с мертвой принцессой на руках — во ржи… Эта крошка за рулем, с которой мы отрываемся. Медленно проплывающие кварталы: плутаем в лабиринте лиц, знаках граффити понятных только посвященным. Пока, наконец, не глушим мотор в охуительном тупичке:

блюзовая птица простерла когти над пустыней, над нами. Чувствовал сияние над головой, нескорый поезд на окраине города

неоновый палец касающийся моего лба, губ — ожег передается вибрирующему мобильнику. Голос надломившийся:

— Да…

Сердце неба отражается в глазах прохожих, слабое дуновение в увядающих бульварах — становится суше на языке и что-то сгорает в нас на границах молодости. Грубое безденежье вытесняет жизнь в пригороды — будет приглядывать за нами.

 — Ты тоже так думаешь?

Ладно-ладно. Мошенники так мошенники… но это только начало, челюсти перекусывающие Дэмиэна Хёрста. Все кем-то продумано. Включено (в стоимость билета в один конец). Все равно, что украсть половину Лувра. Нью-Йорка. А полмира оставить себе

В маршруте байкера без рефлексии не обойтись. Комплекс наведения на цель на шлеме — кто-то ведет нас, чья-то невидимая рука, воля. Великолепие, разрушаемое неоновыми водопадами этажей — Брюс Уиллис, один в один. Карабкаясь по пожарным лестницам к звездной крупе:

 — Они и это небо купили?

 — Нет, только вид.

 — Красивая картинка!

 — Еще одна…

Небо дышит. Брюс Уиллис — на стрёме, его последний полузащитник.

Проспект тек между нами мирром — синтетическим, архитектурным. Облачный архипелаг… В супермаркетах снов мелодии вальса на дальнем плане. Дрейфовали от бара к бару, две красотки с бриллиантовыми ногами. Волна накатившая нежность. Хотелось грусти и цветов. Ресницы в хлам…

Ривьера траченная молью. Легкое дуновение Дилана с утренней кухни (шлялись вчера до темна — две психи — в легком дурдоме нарядов, вечера) — целовались с воскресенья-не-могли-остановиться-велосипеды!

 — …приходи ко мне, расскажешь…

…в лучезарной безбрежности, продажности. Только наши тюльпаны узнавали нас — дышали в лицо упиваясь свободой… изотопы тепла, звезда дозвонившаяся на мой мобильный — и мы объявились из–за объятий разума!

Элвис Пресли бормочет языком похмельной телки, в плеере. Улицы разминают мускулы частот. На лету сшибаются sms-ки, тонкий юмор Апокалипсиса сияет Адмиралтейской иглой. Всё солнце в интернете! Ангары запертые на ржавый ключ: мышьяком отдает палящее море. И раздолбанные внутренности гитары. Пересчитали себя по пальцам. Насилие лета над нами — корабли и горящая дельта: все еще без ума от тебя

Бар «Хромая Серая Лошадь» (всегда подозревал, что Маклафлин — самовлюбленный идиот). В детстве я любил этот легкий газированный ветерок, сыр с жирной дырочкой в боку. Бродяги, ленивое пламя в птицах. Ветер-самсунг — улегся на газон нагишом, прогревал до костей. Остался тостер в тишине столовой, пробитое на вылет лето…

Сухую землю заметало солнцем. Маяк жег пыль, и пыль не рифмовалась с горизонтом…

Пляж. Благоухающие казармы, заброшенные… Надвигается пекло, хотя солнце еще не в зените: синь звенит — дешевыми девочками пахнет на оттраханной трассе

Заляпанные краской двери. Бары подарившие местное лето: барыги на жарищу наложили лапищу! Три часа интернета в ближайшей стекляшке — и ум выгорает как задымивший процессор — пора завязывать…

Juliana Strangelove в маске либертанго приглашает нас на дуэль: сбросились ей на танец… три пары туфель — не важно: карусель в голове, стая коршунов готовая броситься на солнце — глубины лимузина распахнулись в твоих глазах, смех улетел за горизонт целовать чье-то будущее — лишь шелковая кожа в табуированной лексике …клавишник немного лажал — живем в долг, ожидаем будущего как наркотиков. Дал же Он обещание вернуться…

Город утопает в тополях архитектурным пухом: любил — не любил… В туземном переулке блеют козы. Глухие сады запирающие задворки. Манекен в платье выставленный на тротуарчик: нежность становится атмосферой — в черных ласках дышал перламутровый зверь

…дверь никому не открывал, но настенные часы словно постукивали о снисхождении в липких стрекозьих шорохах — благоухающей болью ты входишь на своих каблуках в комнаты моего сознания — я видел это лицо раньше, видел его притаившимся возле моей двери — в улётных очках, волос легко распущенных и слегка порочных — в распахнутых окнах детские голоса, уже затертые на звуковых дорожках. Велосипеды и ласточки, пустой хлопок пробки в столовой

Сегодня стреляли в центральном парке: Статуя Свободы преследующая прохожих… Жара затекала, ломила как поясницу. Лето вышло за границу смыслов.

Пыльный пригород. Чертополох и проволочные джунгли… марево бензоколонки — паркуйся, где хочешь! Оценить ситуацию. Поюзанную кредитную карту: разнообразия не много — отведу-ка в туалет свою крошку, займемся

…на выезде болтаются патрульные с радаром, плавно убывающая бутылка энерджайзера: на фига нам гашиш — в таком пекле… скинуть десять баксов со счета. Кофе снимает судороги, бодрит. Пару амфетаминчиков в зной… снова обнимались в пластике остановки: окурки, полустертые флаера на поюзанных стенках… возможно, нас и подберут до того света, где мы запарковали свой «додж»: выспаться, наконец, до небес

Пляжи благоухают имбирем испарений. Солнечные часы в (центрально нервной) системе сливаются со звездной россыпью… мы — сумма атомов роящаяся в сумерках аллеи, трансформирующееся мироздание… асфальт: цель этих рисунков — развалить окончательно сиреневые объятия ночи: молодожены обнявшиеся в агонии винных букетов — потом тоска

…в дурмане маков глохнет лето, обретает черты настоящего. Настоящего ада: ковчег вертолета завис над сгоревшей дельтой, плавясь в какофонии зноя — раздавленная лошадь ландшафта, озаренная грубостью улыбки: хочется наесться травы, злаков задушивших рот… золотой аватар на кончике прицела: дай мне ответ…

P. S.

сны заканчиваются пробуждением:

в памяти есть что-то от платины, грустного чувства победы — в том-то и дело, что ты это увидишь! даже волны рвутся попробовать песок настоящего — и никогда не разочаровываются

В. Тао — “beatъ”