“Fortis imaginatio generat casum, Сильное воображение порождает событие”.

Вопреки накопленной политологической мудрости, которая призывает нас брать в расчет только системные объяснения, а не довольствоваться импрессионизмом, последние год, а точнее, последние недели и даже дни, все больше заставляют думать, что этот заноза Гегель был прав и что, в конечном счете, политика это лишь сфера реализации воль, а не матрица взаимодействий социальных акторов.

Древняя и простая истина, открываемая всякий раз заново, обнаруживается как возвращение к первичной точке, где уместной формой оказывается миф, назидательная историческая хроника и трагедия, показывающие как человек противостоит не только обстоятельствам и миру, но, прежде всего, другому человеку.

Все сводится к человеческой истории с поисками, прорывами, решениями, ответственностью, благородством, мужеством, предательством, подлостью, обретениями и утратами, поражениями и победами, из которых слагается всякая личная история, но которая и оказывается той совокупностью опыта, где, при слегка измененном угле зрения, мы готовы увидеть политику.

В какой момент из этого переплетения действий личности и обстоятельств перед нами начинает вырисовываться политическое? Когда в ней начнет проступать матрица, применимая и к «Древним», и к «Новым», и к «Северу», и к «Югу»?

Оставляя на время оптику уважаемого политического анализа, мы можем посмотреть с другой стороны и тогда политика предстает перед нами как запись некоторых человеческих историй, где главное, как и полагается в драме — человек и то, что с ним происходит. Именно эта личная история конкретного человека, в силу изобретаемой и разыгрываемой им роли, становится политическим местом, местом борьбы, местом «полемоса». «Моя борьба» — написал один австриец. За рамкой всякого системного анализа перед нами возникает нечто странное — человек из ниоткуда, носитель необъяснимого начала, который вводит в игру нечто новое. В фигуре Бонапарта, восседающего на своей серой лошадке, неспешным шагом вступающей в Берлин, Гегель, как известно, увидел воплощение мирового духа, саму историю. В фигуре именно этого человека реализовалась мировая воля, напишет он. Тогда политическим, возможно, и будет эта необъяснимая воля, которая есть личность конкретного человека, в котором она произрастает и которая неотделима от всей его жизни, всей его истории. Именно она — виновница и создатель его ролей и судьбы, она запускает особый политический театр, она высвобождает скрытый всеобщий антагонизм человеческого существования, которому придает личную окраску — политика это всегда вопрос борьбы конкретного человека с конкретным человеком, это всегда история противостояния, конфликта, войны, бунта, революции. И это история переодеваний и странных метаморфоз. Всякая матрица, всякая система, которую мы привычно называем политической, лишь подстраивается под этот непонятный театр, где нет никаких правил, кроме тех, что придумывают его актеры по ходу дела, ведя сражение между собой о чем-то, что они и сами до конца не знают. Это действительно странный театр — тем более, что им удается убедить остальных, что мир на этой политической сцене скорее прозрачен и постижим, чем непроницаем, и что ставки игры известны. Сдается, однако, что это грандиозная иллюзия или «майя», как говорят буддисты. Гегель верил, что на этой сцене вершится спектакль мировой истории, верхним чутьем, держащим курс на точку, в которой она и обретает наконец смысл, предвидя его. Абсолют, уже обозначившийся в волях, найдет себе дорогу, истина человека и истина мира совпадут в конкретном. И все же между нами и Гегелем есть нечто непреодолимое, Гегель жил в христианскую эпоху, а мы в постхристианскую, смешавшую все времена как жемчуг, рассыпавшийся с порванной нити. Конкретность человека для нас еще большая загадка, чем для него, диапазон разума и безумия сместился и, потом, мы почти уверовали в матрицу. Поэтому нам так странно наблюдать за проявлением того, что в нее не укладывается, что напоминает о непредсказуемости и свободе человеческой воли, того, что заставляло Гегеля искать в ней нечто от мистического, связывающего со всеобщим, того, что говорит о нераскрытой и незавершённой природе человека, для которой нет меры — в искусстве ли, в познании, в войне, в любви ли, в политике. Это то, что удивляло и вдохновляло греков, впервые открывших для себя особенность человека и то, чем вдохновлялся у греков Гегель, увидевший в Греции одно из первых прекрасных совпадений человека с самим собой, замыкание круга. Политика — способ иного раскрытия загадочности человеческой природы, напоминая о дремлющем в человеке странном призыве бросать вызов богам и отправятся в плавание, из которого неизвестно когда и как он вернётся на Итаку, где в пути ему придется замазать команде уши воском, и приказать привязать себя к мачте, чтобы услышать нечто особенное — пение сирен. Никак не отменяя наш матричный взгляд на вещи, с котором бороться по определению бессмысленно и неполезно, нашу веру в компетенции, функционал, коучинг, благо рекламы, системный политический менеджмент как высшее проявление божественного присутствия в земных делах, возможно, стоит видеть в политике прежде всего нас самих, какие мы есть: смелых, благородных или трусливых, а не унылых респондентов опросов и политкорректных безликостей, то есть, людей, как это было во все времена, когда дело доходило до главного. Возможно, тогда Монтень позволит нам в чем-то лучше понять происходящее, чем Гарвардский курс. К примеру: «Эдуард, принц Уэльский, тот самый, который столь долго держал в своей власти нашу Гиень, человек, чей характер и чья судьба отмечены многими чертами величия, будучи оскорблен лиможцами и захватив силой их город, оставался глух к воплям народа, женщин и детей, обреченных на бойню, моливших его о пощаде и валявшихся у него в ногах, пока, подвигаясь все глубже в город, он не наткнулся на трех французов-дворян, которые с невиданной храбростью, одни сдерживали натиск его победоносного войска. Изумление, вызванное в нем зрелищем столь исключительной доблести, и уважение к ней притупили острие его гнева и, начав с этих трех, он пощадил затем и остальных горожан»