Create post
Books

«Очередь» Михаила Однобибла в Нацбесте


Статья была опубликована в печатной версии «Новой газеты» (№58 от 1 июня 2016 года) и на сайте издания. Здесь помещается с согласия редакции.


Очередь. Михаил Однобибл. Издательсткие решения. 2016
Очередь. Михаил Однобибл. Издательсткие решения. 2016

«Очередь» никому не известного Михаила Однобибла — может, и не сенсация, но уж точно событие премии «Национальный бестселлер»-2016 (победитель которой станет известен 5 июня). О сенсации можно будет говорить, если книга станет лауреатом, хотя благодарить жюри можно уже за ее попадание в шорт-лист. По всей видимости, литературные обозреватели обратят осторожное внимание на роман только в случае его победы. И зря. «Очередь» интересна не только своей загадочной историей происхождения или той юркостью, с которой она незаметно растолкала более ожидаемых претендентов. Это еще и серьезная, ни капли не дилетантская проза, достойная если не премии, то прочтения, в самом широком смысле этого слова.

1

По порядку. Автор «Очереди» — единственный в длинном списке «Нацбеста» (а там 47 произведений), о ком мы (пока) ничего не знаем. Других книг за ним не значится, как и статей или публикаций в толстых журналах; нет биографий на читательских ресурсах типа «Лайвлиб» или сайтах с пиратским контентом типа Readly. Самой книги в печатном виде нет, она сверстана и выложена в интернет с помощью быстро набирающей ход площадки Ridero, которая предлагает всем желающим издать их книги или, по крайней мере, запустить их в продажу на Ozon. Странная, явно самодельная обложка отбивает всякое желание открывать книгу из–за боязни встретиться с очередным графоманом. Куцая аннотация только запутывает и, словно издеваясь, предлагает читателям присылать свои замечания на почтовый ящик на домене @list.ru.

Интересно, что книжку на премию номинировал известный (или самый известный) критик Лев Данилкин. Как он умудрился отыскать эту иголочку в стоге самиздата, который сегодня вновь становится явлением широко распространенным, если не модным, — непонятно. Зато понято, что без него книгу не прочли бы остальные: члены жюри физически не могут одолеть все книги из лонг-листа. В итоге рекомендации Данилкина хватило, чтобы роман еле-еле, с минимальным набором баллов, но все же запрыгнул в шорт-лист.

Вся эта история, когда человек-загадка нежданно врывается в последний круг борьбы за главный приз, очень похожа на все, что вообще нравится Льву Данилкину. Единственный автор, биографию которого Данилкин хотел бы написать сегодня, — уже почти мифический Виктор Пелевин, даже дату рождения которого мы, оказывается, точно не назовем. Можно выдвинуть фантастические, но жутко интересные гипотезы о том, что Однобибл — это и есть сам Данилкин. Или что маркетологи Ridero, которые сейчас тратят бешеные деньги на раскрутку, нашли у себя в закромах жемчужину и подложили ее кому надо на глаза. На деле все наверняка прозаичнее, да и какая разница: после чтения не остается никаких сомнений, что знакомство с текстом «Очереди» произошло не зря.

2

Впрочем, этот самый текст все равно должен был всплыть, здесь или там, сейчас или позже: такой мистической энергетической силой он обладает. Силой настоящего художественного произведения, которое само себя толкает куда надо. При этом его чтение — будто продолжение той странной игры домыслов, в которую попадаешь, обсуждая скрывающегося автора. Игра эта начинается с недоумения — и им же, недоумением, по прочтении заканчивается.

Некий учетчик, живущий и работающий со своей бригадой «за городом», а точнее, просто в лесу, случайно оказывается в городе, территории для него чужой и неудобной. Желая поскорее убраться из города, он так же случайно попадает в некую очередь, в которой горожане ожидают трудоустройства. Порываясь покинуть ненужную ему очередь, он более чем случайно мигом обходит более двухсот очередников и занимает место в «верхней» части человеческой многоножки, куда обычно добираются месяцами. Бросив все попытки объясниться с горожанами, он вновь совершенно случайно получает возможность попасть в один из заветных кабинетов, где рассматривают кандидатуры. Отказавшись это сделать, он обращает на себя внимание неких «авторитетов» очереди, которые теперь не могут его просто так отпустить…

Словом, стремясь хоть как-то пересказать все, что творится в «Очереди», и повторяя все эти «случайно» и «некие», чувствуешь себя, конечно, идиотом. И здесь не важно, сколько раз прочесть роман. Причинно-следственные связи и обстоятельства, которым подчинена жизнь героев, их моральные и физические императивы основаны на весьма убедительной, но какой-то нечеловеческой логике; правила, по которым в этом обществе все (исправно) работает, надо не понимать, а принимать. Они выдуманы автором от начала до конца и помогают создать стройный, но закольцованный на самом себе, и поэтому жуткий, безнадежный, варварский мирок, все сильней отталкивающий нас с каждой новой главой. Невыносимо признавать, что этот безумный мир, не поддающийся здравому смыслу, — ровно то, что сегодня происходит у нас за окошком.

Но это так, заметка на полях, потому что «Очередь» — не (просто) «социалка», а целая, если хотите, антиутопия без обращения в будущее, которого тут не может быть в принципе. Роман мог бы быть написан про «Похороны», «Аэропорт» или, скажем, «Отдел» — не важно; он все равно был бы, как и сейчас, достаточно тщательно выписан и глубоко продуман, чтобы не сравнивать его с другими книгами, не относить к одному какому-то жанру, не благодарить лишь за сатиру на наше сегодня или только за блестящий текст, такой сильный, что доводит иногда до тошноты.

Сопоставлять с другими произведениями, кстати, бывает и полезно, особенно в случае с «Очередью», отчаянная «похожесть» которой на некоторые известные всем вещи может стать аргументом не в ее пользу. Но не становится. С сорокинской «Очередью» ее никто, конечно, и не сравнивает, хотя Сорокиным здесь пахнет. Все это ближе скорее к его «Норме», но в любом случае Однобибл обескураживает не только языком. Хотя умеет им пользоваться очень хорошо: в романе он активно возрождает неизвестные слова (неудобье, интересанты, шишкобои…), а героев заставляет разговаривать то ли как докладчиков на партсобрании, то ли как персонажей советских фильмов 30-х годов. Похожая атмосфера в книгах Елизарова, еще одного певца позднесоветского быта. Но история Однобибла, при всем обилии примет времени (секретари и контролеры, бесплатные столовые и, собственно, очереди), все же более универсальна и считывается на любом фоне.

Наконец, нельзя не вспомнить Кафку, которого Однобибл чуть ли не пересказывает на новый лад (что «Процесс», что «Замок»). Но «Очередь» слишком явно отсылает к произведениям немецкого писателя, чтобы это было ее недостатком, — тут явно надо искать какие-то потайные ходы. И потом, кто ж виноват, что российская/русская действительность становится такой хорошей почвой для чудовищного абсурда.

Из «Очереди», как при игре в «Наборщика», можно (и нужно) долго вытаскивать новые и новые ключи и смыслы: в этой небольшой книге, которую быстро прочитать не получится физически, материала хватит. Для этого надо, чтобы о ней узнало как можно больше людей. Самое ближайшее, что может этому помочь: победа в «Нацбесте» и издание на бумаге. И первого, и второго роман заслуживает. Так что, как говорил тот же Данилкин в давнишней рецензии на прохановский «Гексоген», — не побрезгуйте.


Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About