Первое, о чем думаешь при взгляде на этот заголовок, отдающий, согласитесь, чем-то пафосно-трагичным, торжественно-злобным — лишь бы он не оказался подлинным описанием происходящего внутри, под обложкой. А если «Травля» все–таки, собственно, про травлю — пусть там будет довольно иронии и юмора, чтобы свести на нет бросающуюся в глаза патетику и обмануть ожидания простоватого читателя.

Однако нет, ровно это (то есть травля одного человека другими) там и происходит, причем в особо крупных размерах. Журналист по фамилии Пятый (то ли мешающий власти как пятое колесо, то ли просто потому что «пятая колонна» — в любом случае, находка не самая оригинальная) упорно ищет, находит и выдает общественности неудобную информацию о богатом чиновнике по фамилии Славин. Тот напускает на журналюгу своих людей, а те разворачивают целую кампанию — в СМИ, социальных сетях и даже в собственном доме у Пятого — которая должна сделать его жизнь невыносимой и заставить покинуть страну.

Патетика тоже оказывается здесь взаправду, всё происходящее описывается с вполне серьезным сценическим пафосом. Трагедией, которая должна произойти в конце, пахнет с самых первых сцен, написанных как для кино: в коротких, но емких фразах выстраиваются будто замедленные глянцевые кадры с классической музыкой в качестве фона. Умиротворение, не сулящее ничего хорошего. Невольно вспомнится какой-нибудь «Крестный отец», где за пышной свадьбой следуют пышные похороны под пышную же музыку композитора Нино Рота. Только в «Крестном отце» помимо эффектных сцен есть и история, ее в двух словах не пересказать. А вот «Травлю» — очень даже можно.

Ведь весь этот роман, по сути, и есть пересказ. Один из героев, Лев Смыслов (который поступается всякими смыслами ради львиных амбиций) пересказывает брату историю своей жизни. Как в детстве они имели доступ ко всем благам цивилизации; как затем их отец, бизнесмен, обанкротился; как он, Лев, благодаря жене занял пост главреда в спортивной газете; как он всю жизнь мечтал добиться своей одноклассницы и в итоге добился; как в конце концов попал в долговую яму. Зачем он это делает, так и остается в итоге непонятным, зато мы узнаем, как он становится одним из тех самых «легавых» Славина, которые берут на себя медленное изведение журналиста из России. По словам Филипенко, именно этого он и хотел — «показать, как люди превращаются в то, во что превращаются».

Однако проблема (чисто формального типа) в том, что он это не показал, а, опять же, пересказал. Или, если угодно — обошелся лишь пересказом. Монолог Смыслова, занимающий три четверти текста, кажется, вообще играет не на литературном поле. Где-то он напоминает, опять же, кино: знаете, есть такие приемы — человек начинает что-то рассказывать, экран расплывается, и мы смотрим в лицах, как это всё было. Где-то — похож на вербатим, и в этом смысле он выглядит даже интересно. На бумаге же, в качестве художественной прозы, он подобного интереса не вызывает.

Гораздо более приметными, кстати, оказываются тексты самого журналиста Антона Пятого. Не разоблачительные статьи, а фрагменты из книги, которую он по ходу дела пишет. Там, к примеру, описывается суд над человеком, который опубликовал на фейсбуке пустой пост и тем самым оскорбил чувства верующих, а защищающий его адвокат является его же прокурором-обвинителем — таковы итоги «оптимизации кадров судопроизводства». Кажется, вот такой род высказывания — некая антиутопия, преподносимая не как зловещее чудовище, а как жалкий тявкающий той-терьер, над которым автор не стесняется тут же посмеяться — был бы полезен в сегодняшнем обществе. Однако, кавээновский юмор автора (который писал шутки для «Прожекторпэрисхилтон», и сам вел похожую программу на «Дожде») и здесь сводит все усилия на нет и превращает абсурдную пародию чуть ли не в фельетон. «Если же вы считаете, что двести тысяч подонков должны быть спасены — отправьте нам сообщение. Напоминаю, что в таком сообщении вы должны указать свои инициалы, год рождения, номер паспорта, место фактического проживания и размер одежды…»

К сожаленью или к счастью, вопрос о форме прозы Саши Филипенко еще долго будет вторичен по отношению к вопросу об ее содержании. Он делает своими героями персонажей, с которыми другие, более маститые писатели не хотят, не могут или просто считают ниже своего достоинства связываться — и этим зарабатывает себе очки. Госслужащий с олигархическими яхтами и виллами. Журналист, отчаянно копающий под такого госслужащего. Цыгане, продающие героин под присмотром полиции. Политтехнологи, овладевшие мастерством хейтинга и троллинга в соцсетях. Эти образы, наверное, противны остальным писателям, хотя не очень понятно почему. Может, они считают, что писать про них грубо и пошло; или что времени еще не прошло достаточно, чтобы можно было говорить о них с объективной отстраненностью. А может, просто воспринимают их как временных гостей истории, которые вряд ли оставят в ней какой-то существенный след.

Судя по колонкам Саши Филипенко, он смотрит на ситуацию иначе: если тебе что-то противно, про это и надо писать. Пытаясь перенести этих героев из публицистики в литературу, он остается в этом деле чуть ли не одиночкой. Получается, правда, очень громко, даже истерично и, пожалуй, слишком самодовольно. Зато заметно. Если рассматривать книгу как манифест (обращение молодого писателя ко всей писательской среде, или либерала ко всему российскому обществу), такой она, наверное, и должна быть.