водомет у парламента усиливает напор,
я отворачиваюсь и говорю
женщине из приложения для знакомств,
странным образом материализовавшейся перед
парламентом вместе со мной:
не так уж и страшно,

но это не самое главное, как мысль о депортации,
как мысль о стихотворении тбилисские мысли,
как и то, что мы с марией земляновой снова
живем в одном городе, как и то,
что простые ответы уж очень навряд ли
шастают по улицам этой ночью

не так уж и страшно, говорю, улыбаясь,
скорее гормоны, говорю, нежели холод,
а полиция съела кроссовок миши,
однокурсника дремова, узнавшего автора этих
и т. д., чтоб я вспомнил батончик из мюсли,
точно так же подаренный после протеста,

и оставленный город,

и значок, на котором свинья в цветах триколора
перечеркнута, напомнит о павле, убитом…
речь на английском по какой-то причине
отправляет в тысяча девятьсот девяносто первый,
мы тогда только собирались в печальные гости,
вижу, теперь, наконец, вспоминаешь…

из кармана пальто выпирает пустыня,
изданная кооперативом компост, на обложке —
домик в цхнети, успевший стать моим домом,
плотницкая готика авлабари маячит в грядущем,
но, должно быть, не только знаки упадка
ожидают, забуду ее на заднем сидении,

как журнал транслит в то далекое время
(ну и пусть — пригодится кому-то,
как батончик из мюсли после рабочей смены
в библиотеке, откуда я сразу поехал
на одно из последних совместных собраний,
где она узнала автора и т. д., подарила батончик),

и речевки, воспринимаемые контекстуально,
и глаза местного ультрас поверх балаклавы,
встретившиеся с моими