Я достаточно слушал канцоны Момпоу на веранде, утопая в деревьях в цвету. И я приготовил свой ум.

Для чего?

Для коротких историй о человеке, что пропагандировал аутентичное этно, допустим, песни пигмеев, а также, быть может, российский поп, а дома, тайком ото всех, имел на виниле и слушал булезовскую малериану от Deutsche Grammophon?

Да, крайне усложнилась наша социальная жизнь. Щупаешь (выражение Белого о Розанове), бывает, в сети человечка, мозоли на лапках натрешь (буквально натрешь, об планшет и об клавиатуру), а человечка-то и вовсе нет.

Вовремя ушел Ингмар Бергман.

Ларс фон Триер не смог, не успел.

Все мы пытаемся выразить старыми средствами то, чего еще нет, зафиксировать в наскальных рисунках для будущего драматизм перехода. Какой Белый? Какой Розанов? Какой Матинов? Какой Галковский?

Осталось пускать золотых зайцев, играя с последним котом. Золотые коты Нового Царства, самки волчиц из Помпеи, Twitter & Instagram. Judband Blues.

Что-то важное прорывается, кажется, помимо меня, помимо всех нас, поверх барьеров идеологий и пропаганды, поверх всех теорий и догм, всех правил, поверх Я и Оно, поверх Liberté. Может быть, чистая имманентность, бесконечно абстрактная вещь-в-себе, пресловутый Dasein? Бог? Или дьявол? Что-то важное прорывается, вопия: ошибка, ошибка, ошибка, ошибка!

Но вот красноглазый терминатор читает меня из 22-го века, закладывая в бездонную память свою и эти вот этрусские письмена, отбывая в иные миры. Привет тебе, потомок die mensch-maschine. И я здесь был. Писал, кажется, что-то. По-русски.