Издали женщина похожа на яйцо. Особенно, ночью, на окраине, выхваченная лишь скупым сиянием неполной луны. Женщина, ушедшая вглубь. Я расскажу вам, как оно было. От нашего дома идёт прямая до леса. Течёт широкий асфальта поток, полный суровых автомобилей, хитрых велосипедов. Потом, после ТЭЦ, хиреет, распадаясь на ручейки, ведущие к спальным микрорайонам, коттеджным посёлкам, лишь немногие добираются до деревень, в лес спешит лишь один ручеек, впрочем, поначалу тоже асфальтовый, потом песчаный, потом, наконец, земляной. Далее — бильярд. В общем, я сижу на балконе в помятом пальто, в том же, в котором приехал с Крыма, курю, почему-то, трубку, хотя давно уже бросил курить. Идёт снег, да что там, будем откровенны, буквально валит, крупными хлопьями (спрашивается: откуда луна, скорее фонарь, значит время до часа ночи, в час фонари отключают). И женщина в белом плаще или, что вероятнее, в белом пальто, и с красным рубином на пальце (перчатка тоже бела) катится от Волги, а значит, с юга, с Москвы, по асфальтовому потоку, на север, в изумрудный лес (по дороге из жёлтого кирпича). Рубиновый перстень нам дают крупным планом, заостряют, стало быть, внимание. Я плыву, лечу над ней в нескольких сантиметрах, сверху, снимаю. Она, эта женщина, пущена метким ударом кия, от дома как от борта, от моего, от нашего дома и, далее, по касательной, значит, мастеровитый имел место бильярдист, что пустил этот шар в свободное плавание по асфальтовым джунглям в полуночный час. Впрочем, продолжаю съёмку, лечу буквально в нескольких сантиметрах. Светосила моего объектива позволяет снимать в темноте. Я был разработан ведущими специалистами НАСА. Для нас, для дронов, издали женщина похожа на яйцо. Именно так мы структурируем женщину в белом плаще. Смущает только рубин, который дали крупно. А я, тот, кто пустил разумного дрона, продолжаю курить на летящем над мировым океаном балконе. Океан этот похож на мыслящий океан из фильма «Солярис» Андрея Тарковского. Впрочем, и это не главное. Однажды морозным утром я не хотел выбираться из–под одеял. Было сыро, было смурно. Хотелось горячего чая с бергамотом, с мёдом и с молоком. Хотелось тоста, густо намасленного, сверху чтоб был сыр маасдам, какая-то зелень и горячий кусочек омлета, который растопит сыр. Возле кровати лежал том пьес Педро Кальдерона де ла Барки, звучал Das Musikalische Opfer Баха. Сплошное барокко! Впрочем, откуда-то всплыл «Солярис» (он тоже барочный, почти), густой снег и, главное, женщина как яйцо. Очевидно, как сублимация тоста с омлетом. Рубин же, зубная боль.