1)

В детстве, наряду с общепринятым корпусом страхов (страх темноты, то, что снизу кровать вдруг пробьет Чужой, то, что забудут в универсаме или забрать из детского сада), имелся у меня и ещё один, неотвязчивый и подкрепляемый старшими год за годом: страх, что тебе не поверят. Конечно, многие помнят ту детскую басню про лживого пастушка, что кричал всуе «волки, волки», в изложении Льва Толстого, но речь здесь у нас о другом. Часто — по крайне мере так было в моей детской жизни — взрослые, включая свою, довольно странную, логику, наотрез отказываются верить своим же детям, загоняя их ненароком прямо-таки в метафизический тупик. Ведь если твоей правде не верит вдруг твой родитель (сестра, дядя), то где ж её, правду, искать? У дяденьки милиционера? Допустим, отец твой с гостями, дальними родственниками, смотрит кино по ТВ. На дворе какой-нибудь из ранних девяностых. На рекламе мужчины выходят курить, а изображение на экране пропадает. Да, такое не редкость в ранние девяностые. Однако, когда зрители возвращаются в комнату, отец набрасывается на сына с требованием «немедленно вернуть» кино на экран. Сын, конечно, ничего не делал. Он и сам бы не прочь кино досмотреть. Но отец неумолим, нападает, повышает голос. Губы у сына дрожат, голос срывается: я ничего не трогал. Тут трансляция возобновляется, мужчины возвращаются к «Двойному удару». Извиняться никто и не думал. Или вот ситуация. Тот же мальчишка собирается в музыкальную школу, опаздывает. Дома зять, муж старшей сестры, слушает свои винилы, пьет пиво. На кухне мать мальчишки, его же тетка. Вдруг наблюдательный мальчик замечает, что музыка играет быстрее, чем надо. Он понимает, что подвыпивший зять, переворачивая пластинку, задел случайно пальцем рычажок, переключающий скорость. Он идет в комнату, фиксирует факт, идет на кухню и говорит об этом зятю, домашним. В ответ слышит взвинченное обвинение зятя: ты, идиот, вертушку мне так запорешь! Нашел себе способ внимание наше привлечь? Ищи другой способ! Чтоб больше никогда так не делал! Я и не делал, я в школу опаздываю — чуть ли не плача парирует ребенок. Тут, впрочем, вступается мать. А тетка занимает позицию зятя. Слово за слово, разгорается целый скандал. Парень уже недоволен, что обратил внимание на предмет. Впрочем, думает он, уже по дороге в школу, ведь если бы он не сказал им про скорость, они бы тем более подумали на его, если бы обнаружили сбой, когда он ушел. Таких инцидентов в моей ранней жизни было довольно много. Я бы сказал: слишком много. Начиная годов с четырех-пяти до самого окончания школы. Иногда подобные «ситуации недоверия» инициировали учителя средней школы (очень сложно было убедить классную, что ты, правда, так долго болел, а не прогуливал школу, а справки нет, потому что врач тебя еще не выписал, ты решил прийти на занятие сам), иногда продавщицы (а ну положил товар на место, ходите тут, норовите украсть), но чаще всего, больнее всего, были ситуации дома. Когда родители не верили, что ты не брал ту или иную вещь (потом просто ее находили куда-то засунутой), не ломал телевизор, не хотел нагрубить, просто потому, что не знал двойного смысла подслушанной и воспроизведенной фразы. Всё это множилось, множилось, вырастая в устойчивый страх годам к тринадцати. Страх того, что как бы ты не объяснял, не поймут. Как бы ты не был невинен, обвинят и заставят оправдываться. В общем, самое время идти к психологу. Да какое там. Подростковое, робкое «я боюсь» родня понимает как «я не хочу учиться, хочу читать книжки и смотреть телевизор». Снова непонимание, недоверие. А подросток, меж тем, украдкой читает Кафку.