Create post
Notes

Скрипка и балалайка

Ребекка  Гизбрехт

Галковского нередко спрашивают о студенческих тайных обществах, фратриях. Это важная тема. Я помню, как в самом начале нулевых под песенку Zeroes — ох, это псевдопрекраснодушное восьмидесятническое шестидесятничество начала нулевых — в плеере поступил на истфак. У нас там, вроде бы, было все, как казалось устроителям праздника: и доступ в новомодную сеть, и научная библиотека, и семинары, и КВН, и брейн-ринг, и рюмочная «Минутка». Не было, собственно, главного — студенческой жизни. Нет, конечно, какие-то поползновения были. Например, посвящение в студенты, попойки в двориках с цитированием из «Москвы-Петушков» и Стругацких. Но всё это было не то. Примерно к середине третьего курса я задумал делать фратрию with a little help from my friends на базе Вагончика (обычный ж.-д. вагон, превращенный в подсобку), где все мы служили сторожами. Какой-то местный мультимиллионер, а, может, банк, строил в двух шагах от учебного корпуса внушительный особняк, где требовались ночными сторожами студенты (когда-нибудь там будет висеть табличка). Поначалу мы просто собирались втроем-вчетвером, пили пиво, обсуждали любимую музыку, книги, кино. Потом пиво сменил крепкий кофе. Появились проекты, планы. Нас стало больше. Появилась арт-группа «Неважно», свой обряд инициации (плющить гвозди), своя мифология (Иван Кранов, числовая теория). Мы устраивали острые, но в целом безобидные акции на факультете: например, я приходил на лекции с гигантским бельевым чемоданом 50-х годов (где была только ручка и простая тетрадь), мы добавляли ночью в текст стенгазеты (при помощи сканера с принтером) фрагменты Мориса Бланшо и Де Сада, разыгрывали какие-то сценки, испытывали теории, писали письма Тане и другим. Это уже было похоже на то, что должны делать студенты. Мы нащупывали формы взаимодействия друг с другом и с внешним миром, с миром непосвященных, как мы полагали, профанов и КВНщиков, а «простые учащиеся» крутили пальцем у виска, наблюдая наши «художества». Ирония судьбы заключалась в том, что никто из нас, участников этого братства, формально так и не закончил истфак. Однако, у нас была настоящая студенческая жизнь, которая стоит много больше диплома.

В одной из литературных лекций Галковский сравнивал Чехова и Шоу. Сравнение было, разумеется, не в пользу британца. Вкратце речь шла о тотальном неумении Шоу выпукло выписать в пьесах игру социальных контекстов и коннотаций. В частности, Дмитрий Евгеньевич, разбирал пьесу «Вишневый сад». Позволю себе цитату: «И вот “Вишнёвый сад»… В чём там смысл? А смысл в том, что… Это великое произведение, там есть несколько слоёв. Ну вот один из слоев, который уже сам по себе девальвирует весь вот этот классовый, социальный анализ. Есть воспитанница у этой дворянки Раневской, которая продает имение. Ее зовут Варя. И человек, который покупает это имение, Лопахин, он эту Варю любит, она ему нравится. И Варя его любит. И они даже подходят друг другу социально, потому что это не дочь дворянки, а это ее воспитанница, видимо она из какой-то простой семьи, но она получила воспитание, образование, также как и Лопахин. И вот они в течение пьесы постоянно пытаются друг с другом встретиться, и вроде за глаза говорят, что они относятся друг к другу с симпатией и это женитьба решила бы все их социальные проблемы этой Вари. Она несчастная девушка, говорит «я уйду в монастырь”. Ей плохо, она хочет любить и быть любимой. Но какая-то вот безлепица жизни и социальная неопытность российского нового среднего класса, да и просто их какая-то жизненная ситуация как людей, она не дает возможности им встретиться и всё заканчивается ничем. А вся эта история про продажу имения это такой белый шум и фон вот этой реальной трагедии, которая происходит. Когда люди могли встретиться и быть счастливы всю оставшуюся жизнь, большую, длинную жизнь. Они проходят мимо друг друга и даже сами не понимают, почему это происходит. Может, это происходит, потому что русское дворянство не успело людей достаточно, так сказать, воспитать и привить им навыки жизни образованных классов. Может быть в этом какая-то причина вообще находящаяся за пределами элементарной истории, социологии. Но здесь видно и чувствуется очень глубокое, ясное, многомерное видение жизни и очень сложная, высокоорганизованная музыка. Вот это Чехов. Это музыка Чехова. И сравнивать его с Бернардом Шоу это сравнивать скрипку и балалайку. К сожалению. К сожалению для англичан».

Сколько лет прошло со времен «Вишневого сада», а ничего не изменилось. Мы так же бьёмся, как котята в футляре. Двое могут всю жизнь жить на соседних улицах и не знать, что подходят друг другу. Никаких опознавательных знаков, социальных маркеров. Миллионер будет выглядеть, вести, а, главное, думать как сантехник, художник как школьный учитель (и наоборот), многодетная мать — как женщина легкого поведения и т.п. Правильно, ведь скрипка — безладовый инструмент, на ней очень трудно играть, и воспринимать её массам — сложно. То ли дело английская балалайка: люди про себя знают, сходятся те, кому надо, шестеренки складываются в единый социальный механизм, который работает.

Спустя без малого двадцать лет после своего опыта создать фратрию в ВУЗе, я слышу вопросы Галковскому: как организовывать студенческие союзы? Ребята, такие вещи рождаются по-другому, не по линейке и не под копирку. У нас на истфаке двадцать лет назад не было ни Галковского, ни «Практической деконструкции», а была тяга объединиться и повеселиться на уровне выше банальной пьянки или КВНа (при всем уважении, это не то, что нужно студенту сегодня). Такие вещи складываются органично, естественно. И так же естественно, подхватываются и поддерживаются администрацией кампуса, ВУЗа. Если поддержки нет, а есть либо недоумение, либо злоба (суть разные степени непонимания), а инициативные ребята «уходят» с факультета, остается развести руками. И начинать совсем с азов: объяснять на пальцах, что подобные союзы обществу нужны и необходимы. На пальцах, на ладах и по слогам.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Ребекка  Гизбрехт

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About