Деградант

Человек эпохи Вырождения — деградант. Он упрямо продолжает первичный посыл чело-века, его грехопадение — трудиться ради собственного довольства, безразлично физиологиче-ского или ментального. Его душевное является психикой, производной от животного состоя-ния и ориентированной на внешнее и добивающейся лишь довольства в узких рамках первич-ных и производных из них ориентиров. Его дух — видовой генофонд, и не более того. Соци-альность проявляется продолжением не разрешения, а запрета промискутета; другие стороны его социальности, в которых залложены семена человеческоого обществв, а не только его се-мейных уз, возникших как раз из–за того, из–за чего первочеловек был извергнут из рая. Обра-щение к душевному и духовному по существу рассматриваются деградантом как нечто болез-ненное, подходящее — и оставленное как профессия — духовной элите, которая, в свою оче-редь, больше склонна обслуживать население, а не прокладывать ему новые пути. Для этого человек должен покинуть привычное и обыденное и найти путь к Бытию и самому стать Са-мим, — что выводит из узких рамок собственной природы и, одновременно спасает ее как су-щество природы и и снимает противоречия, искажения и превращения с сущности человека. Пока что все исследования сущности человека приводили к тому, что не было самого Суще-ства для сущности; обнаружение самого Само каждого человеческого Существа делает каждого Особой рода, уяснившей себе Своё Призвание и ступившей на стезю мессима, призванного ве-сти человека не толчком сзади, как обычно, а осмысленной целью, телосом (необходимой для человекознания «энтелехией» Аристотеля, которую грубо выбросили из науки), который ныне означает Призвание к Бытию. Человек — существо не столько местническое, мисс-ическое или мистическое, сколько мессическое, идущее свой путь с миссией, посланием, деЯкларацией, Это требует пересмотра его видоовой определенности, естественнонаучно возеденной к раз-умности, умности раз и у всех, хотя собственный его ум должен руководствовать разумом. Именно такое переворачивание и сфокусировалло человека на видовом; новый, деаленирую-щий, перворот призван возродить его родовые определения и ослабить тысячелетиямми укрощаемый им природный, натуральный» детерминизм. И это есть творчество человеком сво-ей личности и судьбы и судьбы всех прочих реальностей, среди которых он — избранная, что естественно (здесь слышится аутономия) вытекает и втекает в его творческую поступающую деятельрость, то есть бытие, то есть призванная его к мессиму.Пассимист — существо де—терминированное, имеющее либерти в узких границах иключительно как политического дей-ствия, а не терминированное, пере—ступающее орграниченности, фриберальное, как месси-мист. В эоономическом плане он всё более массово скатывается в прекариат (Стэрлинг) или лохов (Анонсенс, Авангарх), что вляетс его естественным состоянием. Как де—терминированное, он оказывается, что есть изнанка этоого, функцией социальной структуры в её по-видимости случайном или желательном виде. Его пассивноть определяется связями как выполнением функции.Но только крайне ограниченной.Он уже выпадает, де-терминируется, из природных связей (обычно опосредованных цельной деятельностью, что есть условие сво-боды), и вё более подпадает под статистические закономерности, в которых империализм теря-ет свои последдние основания ждля существования, поскольку он есть всё же капитализм, осо-воой котторого является ереработка «природного субстрата до товарной формы. Статисттиче-ские закономерности — это денежные игры, зона статистических азартных игр почти без пра-вил. На первый план всё более выходит дар и непосредственная (в которой социальная пред-метность подчинена общественноому отношению, личностному) услуга. Становясь де-терминированным, пассимист получает шанс перейи окончательно грань дтерминированности непосредственной, особенно социальными связями, негативной, и стать терминалом, создаю-щим, как деятельность, отношения свободные, то есть личностные и общественные. То есть на новом уровне стать родовым, не производящим или реализующим своюпри-роду, а порожда-ющим существом, архетип которого, как мы видели, заложен в половой любви и её плоде, без которых теряется цельное содержание деятельности; человек становится самопрождающим-ся существом, что пребразует всё сущее. В ом числе и сам секс, сведенность к которому очень выразительна в психоанализе, первично построенном на том, что ребенок — лишний в браке человек. Таким лишнм человеком социальной системы и выступает пассимист. Надо сказать, что пассимизм имеет еще одну сторону — им становятся нассивно, это — прежде всего негга-тивные (как и большинство социальных) о-пределения, относящие его к малтитьюду, количе-ству, и его натуральное состояниие — безработица, на что ннамекал еще Маркс в «Капитале», это снижает цену труда. Обратить состояние «есть» в «Исть», в деятельность, раскрыть себя как магнитьюд,— первый шаг к мессима. И он ксается и «работающих», то есть «занятых», «дело-вых», которые в соврменной социальной системе чаще всего представлляются если не бездель-никами (Обратная сторона разорванного активизма), то бездеятельностниками, небыальщиной. Наиболее отчетливо, но зеркально, он выражается в исламскоом террорристическом акте, по-скольку террор есть некий акт, но акт отказа. Скрытая в пассимисте дюнамейя здесь раскрыва-ется в динамиите и эннергии взрыва и информационной детонации. И имнно поэтому импе-риализм все чаще нкоропоррирует информатику и информацию, поскольку уже и в ней пре-вращается в фантом. Паассимист реальнее тих фантомов, часто разрастающих свои системы для инкорпорирования в коропорацию, поскольку пассимист может интегриироваться в новый, подчиняющий форму, уже связывающий магнитьюдом малтитьюд, общественную систему и преобразоанных родовых уз, и преобразованнных политейных отношений, сбросить отчуж-денные формы и стать свободной лличностью. Пока что он — атомизированный «дивид», взо-рвавшаяся «индивидуальность или голодное человекосущество. В разных обличьях, в разных личных и социальных комбинациях, они представлены и в России. Пссимист, как общее их обозначение, конечно,может иметь соответствующую идеологи., подчиняться такой идее, и её, как извращенную форму социальной власти, надо деотчуждать. Он есть крайность отчуждения, и в большинстве своем есть просто де-терминированный «пассимид.» Он «лич-ин-ка» в смыс-ле «ин», и часто не просто «выражается» в «раже», что и есть типичная черта «выражающего-ся» в информационных потоках вырощдждающегося общества, он чсто вы-сказывается, сказы-вается как на-личный, что позволяет противостоять «логичной» (формально, что есть отчужде-ние от него, как от содержания) форме и «казать себя», но и начинает инициативный диалог, «вы-рождает». Это уже активность, но не функциоональная, а самостоятельнная функция (од-на из! То есть не разрушающая, а созидающая цельность) активности, как стороны деятельно-сти, как признака деятельности, что нередко слабо в других регионах мира. Да и сам самопри-писываемый активизм оксидентала — в сущности, лишь деловитость, делячество, навроде тогго, что в России называют «деляга», и этимологически связана с тем же — «занятость», что можно понять как «за-не-я-то-сть». Здесь коннотативно расккрывается отношение, выявляющее отчуждение –«не-я…», Другой, Чужой. Чему нередко противопоставляяется другая империя как «Коза нотстра» — «наше дело», спаянное преступлением и насилием, естественное продолже-ние непрекращающегося «Фронтира», «пограничья».

Или человечество Обернется (а не отчужденно «перевернется», хотя и в ээтом, как восста-новлении порядка отношений, инкорпорированных в социум первобытов, уже потенциальных «бытников», по существу пациальных, антиагрессивных и неутилитарных, но подавленных социальностью, маргинализированных и отчужденных ими как терминальнны, но от них чер-пающие силы для себя, перевернувших себя в центр), Обратится и станет Собой,Как движение самого и собственного бытия, то есть деятельным человеческиим обществом свободно деятель-ствующих, то есть личных, лучш-дей, или оно пойдет по миру, действуя разрушительно, в по-исках все новых грехопадений, нужных, чтобы окончательно не впасть в прострацию достиг-нутого довольства и вседозволенности, от которых один шаг до новой нищеты и нужды, что уже выражается в недовольстве и запретах. Это — агрессия и деструкция извращенных и от-чужденных социалов, всё еще не вернувших изначальную интенцию принципиирования об-щественного, отношенческого, пациального, что в России изначально было развито и никогда не прекращалось, миросознание, о котором мы говорили выше. Но пацессия часто оказывалась пассивной, не способной обуздать агрессию и деструктивность, котторой в России противо-стоит традиция деятельности, начиная с теллургического общества, Миросознание должно стать более активным, раскрыть своё сщество как цельной личностной деятельности, и этип противостоять агрессивности, экстенсиональности, пространственности, малтитьююда в суще-стве, пациальностью, что есть центр изначальный, но расчлененный и отчужденный в соци-альрость, как историчность, магнитьюд, деятельность, личность,— вот основы мессима России и исть-тинной истории. Рыночность и потрребительство — количественно умножившееся, и есть та нищета и нужда, обойти которые пытается либерализированный (в тенденции к по-следнему краю — либертаризированном) пассимист. Если реальный социализм не справился с организацией всеобщего товарного всеизобиилия, за что его обоозвали ложью, то империализм не справляется с всеообщим денежным всеизобилем, низкими рыночными ценами на народные товары (неолиберализм), что тоже окажется ложью. Но они оказываются всё на тех же путях, «бич необходимости»(Гераклит) гонит их по этим разным путям, не давая обнаружить свой бытийный мессим.

Надо обратиться к Миру номер Ноль, Евразии, ее явленному образу, в тенденции _ облику, России, как Средиемлия, а в сути Средимирия и пересмотреть Телос (урезано понятую Эн—телехию), Первичный посыл человека, когда он дал преимущество внешнему перед внутрен-ним — и в отношении природы, и общественного от-распределения и собственного Духа и Души и Тела, мира вообще в отличие от постоянно производящей деятельности и её действи-тельности; предпочел смертное бессмертному, Самому и Себе в своих делах, и теперь история готова повториться.

Удеграданта смертное приобретает особую роль, особую силу; существование и смерть, из него вытекающая, достигает апогея своего господства. Он управляем и управляет в целом лишь страхом смерти и страданий, и в их про-из-вольной иррациональности, отпоре ей, тоже ирраци-ональном, но не антирациональьном, а Ином ему, что подавляется насильственным рационализ-мом, черпает истоки своего вездесущего рационализма, не смотря на всё множащиеся попытки преодолеть её как произвол, а осуществить как волю, основа и обличье которой — лбовь. К Дру-гому любви быть не может. Только к Иному.Не было человеческого существа столь управляемо-го стихиями и архэичного, не смотря на свою всё умножающуюся и умножаемую поэтому тех-нологическую защищенность и преодолевающее ум его орудием раз-умом. Мессимист управля-ет стихиями, хаосом, можетрешиться н них как на исток, «время и место Оно» (Эллиади), до разделения и рационализации его формальностью, оскольку низшее стало не содержанием, а формальностью. Он сам еть стихия и архэ. Но именно техника становится, в свою очередь, той стихией, которая всё более угрожает человеку и управляет им, не давая обернуться в архэ нового человеческого отношения. Именно вписываясь в обстоятельства современности, забывая или расточительно используя наследие прошлого и начала будущего, человек становится не только паассимистом, но и деградантом. Он стремится всё дальше старнится, от тихий, от исти и посто-янно говорит о конце.Им, еего активностью, менее всего руководит стихия эроса, эросически-энергийное начало, но начало динамически-танатическое. Он не наслаждается своим могуще-ством и способностью к жизни и давания жизни иному; он стремится как можно более осуще-ствить и принести смерть другому, используя его именно как действительность, фактор и ра-личность, расколотость (ныне уже умершего в основном и в массе) своего «жизненногоми-ра»(Гуссерль,Хайдеггер). Поздний Гуссерль лишь отчасти прав, связывая кризис наук с лишком больши отвллечением (отчуждением, неибежном в логике, рассматриивающей лишь термины, но не раз\соединяющие их термы) понятий от жизненного мира. Сам жизненный мир оказался (в отличие от России) слишком широкой абстракцией. Он внутренне расколот на других и другое, агрессивное взаимно и взаимно деструктивное так, чтто даже Небо как мир (Хайдеггер уже из-бегает говорить о жизненном мире, о по-рождении, только про-из-ведении) не может связать четверицу — она распадается, и в особенности, как нам кажется, что нет объединяющей цельной деятельности личности и разноречивого общества, его недеятельное, пассивное –просто суще-ствующее, постоянно забывается и распадается. Та же трудность стояла еще перед Къеркего-ром:»Или-или», антагонизирует он, не тавя вопрос «либо-либо», что различает, не разрывая. Наконец, Делез и Гваттари оказались слишком большими оптимистами, что бессознательное в желлании моожет соединить дизъюнкцию, на чем держится весь шизоанализ. Дизъюнкция ока-залась строгой, исключающей, и воссоединяемое оказалось невоссоединимым.Это возвращает к проблеме экзистенциального выбора Сартра, который, однако, отрицая сущность заданную, не предположил сущность человека созданную, пооскольку пренебрегал творческой человеческой деятельностью. Она творит сущнность данного человека з выбооров и объединений, она не столько общщественна в отношениях (что Маркс молодой ззакинул далеко вперед и скорее как желлаемое, торжество общестенного, что сам же он отметил, что пока торжествует гражданско-ое общество, обество ормальное, и посешно перевел без оговорок _ с оговорками доопутимо — на всю иистори.), но их особом проявлении кк масс (гражданских в политическом смысле) и, соответственно, омасовленного индивида как просто «бытия», что посппешно. Но такая сущ-ность оказалась в негативностти некоорым другим, особенно связанным с капиталом, Мир не имеет жизни, помимо вовлекающей и одухотворяющщей его деятельности. Помимо него, он в смертьи сам есть смерть, чего не заметили спекулятивные реалисты. Жизнь же технократ, тех-нолог и т.п., понимает однобоко, как существование во что бы то ни стало и не способен в мас-се своей посвятить её чему бы то ни было, не укрепляющему его в существовании. Он уже нее только созерцает существование другого, что может раскрыть в нем иного, но всё превращает в своё (а не собственное) существование, неся, тем самым, смерть вему, до чего могут дотянуться его манипуляторы. За страхом смерти проглядывает стремление к ней как человека, то есть су-ществование в образе животного. После тысячелетий истории такая позиция ыражается как яв-ная деградация, а эо эпоха, эпоха частичности и утраты судьбы — как деграданс. Для человека и человечества деятельность и есть и основа, и бытийная задача и призвание, можно сказать, назначение и способ бытия, а не средство существования — осуществлять бытие свое и всего иного до его вершин; период развития технологий следует рассматривать и постигать как время обретения технологических средств для этого. Но он представляет это как цель. Подмена целей средствами явно свидетельствуют о деградации труда, если это не его разделение. Но здесь этого нет. Человек есть жизнь и должен осуществлять её в наибольших, преодолевающих ограничен-ность ее понимания и происхождения и в себе, и в ином. Поэтому эросическое начало деятель-ности, вырастающее из возможности, динамейи,как её реальость, не обязательно затрачивает, энергизирует, превращет в средство и процесс, их немедленно и напрямую, как это склонен де-лать деградант в их своекорыстных и ближайших возможностях, истощая тем самым реальность, а сохраняет динамейю, эрос и использует ее, ак мессимист, в целях наибольших реалий, особен-но ценностей красоты, добра, истины, мудрости, не отвлекаясь от них, а восходя к нним. Дегра-дант не мудр, в лучшем случае и в случаях очень немногих — умен;в массе — интеллектуален. Ум его — бытие чувств как проявления просветленной души — затемняется афффектами, а не эффе-тивностью,и как проявления все еще предысторического состояния как тела, так и души и духа, проявление их в отчуждении и остранении ак неистинного не раскрывающего родоую природу, общества, детерминируемых «снизу», от первого к последнему, в проблесках которого проявля-ется «фило-софия», мудрость, всё ещё развивающаяся в несобственных формах и которой еще предстоит стать обличьем ценности мудрости. Аффекты (с ниими, как с неистинным, боролись сначала Декаррт, потом Спиноза) имеют по большей мере социальный характер, всё еще опреде-ляются социальной психологией как отчужденным существованием свободного в качестве со-циальноости, всё еще подменяемого «социумом», чаще всего — маргинализированной и извра-щенной семьей, доминированием Иного как «своего мира». Но и последняя проникнута тана-сическим холодом отчужденно-деляческой, а не деятельно построяемой, социальности; послед-нее накладывает на эмоции деграданта особый характер извращенности. Но в качестве ре-зистентности деформации они имеют творческую эрергию костяка, вокруг которого может со-организоваться сущщее, хотя тенденция противоречий и а-гона ще слишком сильны.

Искуксство деграданта, то есть нисходящего от маггнитьюда к малтитюду без определен-ной меры; для личности — это весь универсум, поскольку он есть самоостоятельное качество как собственнбое содержание, поэтому, служит не бытию преде всего, простейший вид которого — жизнь (ж-из-нь, что уже гговорит о необходдимости деятельностти), а не простое существова-ние, а заклинанию смерти и ее фетишистскому вы-ражению, а не рождению эроса, связности, что неизбежно усиливает её присутствие во всё более извращенных формах. Наука утверждает всё более ничтожество человека перед законами природы, общества и его самого, хотя бытийное назначение её — создавать основы для совершенства и идеального проявления всего как сущего, в ее превращенной формы телесности (объекта), а не процесса, как бытия, до уровня совершен-ства тела человека и его ума, процессуальое бытие недоступно современной науке, а может бть, науке, искусству, религии, фил-о-софии вообще, в ее превращеннх формах человека, природы и пр.; политика утверждает косное торжество большинства, торжество количеств, а не качеств, когда истинное назначение демократии — утверждать права меньшинств, вплоть до личности, крайнему меьшинству, которая поэтому не станет стремится в лидеры, превращенную форму ка-чества личности, а личности ак одноременно, качественного большинства и не вне мира, а в са-мом его ентре, как критика и нарушителя его. Становится всё более ясным, что действитель-ность во всех его значениях, значимостях и смыслах состоит из меньшинств. Именно это создает особое значение большинству, целому, как еще одному из меньшинств, поддающемуся творче-скому вмешательству в соответствии с его имманентными потенциями инобытия. Но деградант всегда считает себя большинством в мире; мир зависящим от него; другое ему подобным, в (н)ещью среди вещей.

Деградант по своему поведению вполне воплощает в себе бразец Варавванского человека — он склонен к удоольствиям (одним из которых является популярность) и к насилию при усло-вии, что они окажутся в существе безнаказанными. Он вы-делывает, вделывается и вы- деляется. Именно так характеризуются крайности его проявления, между которыми и находятся промежу-точные, «легальные» варианты. Их можно определить в терминологии самого деграданта как «ништяк» и «нишкни»; оба они относятся к «однозначным логикам»: первое — «всё истинно» (крайний оптимист), второе — «всё ложно» (крайний пессимист. Уманастроения, подобные им, легко заметить в таких особо опасных, но распространенных явлениях как наркомания и терро-ризм. Для первого главное — достичь состояния полного наслаждения, для щегося непрерывно и не прерываемого никакими внешними воздействиями («ништяк», оптимист), для второго — внешние помехи необоримы и могут быть только уничтожены, часто вместе с самим собой, так что всё жолжно быть ликвидировано ради некоторой мечты (аналогичного «ништяку»), и всё жолжно быть приведено в состояние максимальной покорности насилием («нишкни»). Второе также имеет аналогии с первым в мечте привести всй в тождественно-истинное состояние, тогда как остальное считает тождественно-ложным; наркоман же считает мир тождественно-ложным, и лишь мечтания — истинным.Оба они направлены в существе на ложное пеодоление средоточия эпохи Вырождения — сознания, вырванного из контекста цельной деятельности и потому обре-ченного предметностти и «коституированию» предметта, что часто станоовится объектом мани-пулляции, которое исходит обычно из поверхностного, чувственно данного и на приндительно-сти (оттуда? Какой? Доколе?) данности строит неопровержимость своих норм, регуляторов и целей. Преодоление поверхностного часто ведет к погружению в бессознательное наркотиче-ское или смертное, но так осуществляется выход лишь в большую ложь — простое отрицание наличного. Деградант вообще стремится к однозначности и полагает многозначность ценностей для различных реальностей несовершенством последних, отрицая ин внутреннюю красоту, доб-ро и истину, зачастую тщательно скрывает их за поверхностью существования, именно его счи-тая миром, а не многосложное противоречивое взаимодействие всего, и ищет преодоление по-верхностности сознания в избавлении от него, тогда как задача современности заключается как раз в преодолении не сознания, а его поверхностности, унаследованного отпервичного посыла, телоса человечества «обреченности вещам», то есть прежде всего данному органам чувств и необходимости существовать. Назревший переворот, оборот и обращение в новый телос челове-чества (и пересмотр наследия старого, под поверхностью которого новый вызревал как необхо-димость) — «обреченность себе» не только всего существующего как сущего, но и самого челове-ка. Но здесь «обреченность» означает именно «обращенность», а не европеизированный «рок». Такова и без этого изначальная судьба человечества, которой деградант стремится избеать, со-хранить безответственную (хотя и неявную зачастую) надежду на рок, фатум или фортуну.

Деградант под видом свободы подразумевает равенство и не только перед законом, а бук-вальное равенство всех людей. Он потому и деградат, что деградирует, хотя в карьере можеет и поцветать за счет утраты собственного человеческого содержания, начинает наслаждаться своей деформацией, теряет свой общественный статус и ситус, своенеизбжное место в иерархии судеб, призваний, ролей по принципу шара — где каждй есть вершиа сех вершин и опора всех опор, опора всех верщшин и вершина сех опор. Деградант создает явные неявные ложне или изра-щенные иерархии не ради личностого бытия, а ради расширения своего мира кА средствасвоего аиболее обеспеченноготсуществования и господства. Социальные и иные различия понимаются им прежде всего как факт случайности и он полагает ответственность каждоо равногой ответ-ственности любого другого. Хотя подобные взгляды скрыты под поверхностью своей исключи-тельности, последняя подспудно понимается как случайная в своей необходимости и неизбеж-ности и не возлагающая особой ответственности за собственную социальную активность, обыч-но за счет общественной роли. Она полагается собственно случайной и не обязывающей по от-ношению к нему. Собственно говоря, личностные, то есть общественные, отношения, значи-мость и значение, а следовательно, и смысл которых нарастают в современную эпоху, пассими-зируются деградантом, полагаются им слишком тяжелыми, − себя он понимает скорее как инди-вида, лишь случайно попавшего в человеческое тело и вынужденного ему потакать и соответ-ствовать его потребностям и только вытекающим из них интересам, а не интересам и потребно-стям человека, интегрированного в общество и ценностям универсума. Деградант выпадает по-этому из человеческого миропорядка как таковой и, по большей мере, следует ему вследствие императивов своего несчастного сознания,− а сознание есть всегда сознание несчастья быть «здесь-теперь-поскольку». Под душой он понимает единичность индиид перед лицом сего остального. Поэтому и философия, основанная на сознании и «здесь-теперь», сколь бы она ни представлялась метафизикой, то есть философией, преодолевающей принудительную «физич-ность»,»Природность» сознания, есть философия скорби, а не радости, достичь которую можно только по другую сторону созанния. Но Это не значит выпадение из порядков человеческих, со-циальных, природных, как это делает деградант, а осознание ограниченности сознания, сциен-тичности, фидеистичности, эстетичности нашего понимания, их конечности и сущнственной внесознательности мира, основанного не на сознательной конвенции и потому всегда частично-го, подавляющего незрелую личность, а на признании автономии всего сущестующего, его са-мовитсоти, лишь частично схваченного созаннием и то в аспекте целенаправленной (и ограни-ченной, исходящей из опыта или знаня) активности, вне постижения её цельного контекста, по объему далеко много большего, чем созанание. Поэтому деградант — тот кто существует только так, как сознает, не признавая Иного, обратной стороны сознания, его сокровенного корня— быть средством преображения. Деградант склонен к довольству, удовлетворению и его ищет ак границы. Мессимист не недоволен, он волен и терпеть не может границ.

Подобное сознание живо в России и должно, выйдя с окраины, стать основой созанания нового. Живаговского человека, доверяющего сокровенной Любви, Красоте, Добру и Истине мира, их проявления в прикровенном − животворящей Вере, Надежде и Любви души и их во-площению в Плоти Мощи, Воле, существо-ании в Мре, Воле, правде. Тка должен произойти оборот и обращение от генезиса (от тела к духу) к Кенозису человеческого, от духа, понимая под ним сокровенное всего сущего и каждого сущего — к обновляемому телу и вещи, творимо-му миру. И его полноенный Стасис — главным образом не истерический, произволььный экс-тасис экзистнциалистов, но раззворачиивается (осуществляя и экстатическое по свободе, как проявление того «мистического» начала в духовном, — и это есть цельная поступающая обо-рачиивающаяся деятелльность человека кк динамическое начало бытия. Поэому экстатические приступы деграданта неизменнно ведут к разрушшению сущего, проявляются как его одино-чество и деструктивнось ко всему существующему, чаще всего не имея софоса своего осу-ществления, поскольку сторонится деятельности как целлого и в целом, предпочиитает ча-стичные и отчужденные формы деятельности именно потому, что его сознание нечасто прояв-ляет твворческое своё предназначенние, а обречено предмету, не замечая, что предметностть предметного, как общего свойства общественного отношения, деградирует в формальность и формалииззует его самого, хотя, как свойственное человеческой деятельности, есть лишь опо-средование её самой. Это выражаетс чаще всего в том, что выражения предметногоо как спосо-ба отношений, душЕвное и Душевноое, чувства и эмоции, либо переносятся на объект, абсо-лютизированную форму предмета, либо превращаются в аффекты, а не общественныу эффек-ты, что выявляет в ддеграданте последн. из возможных (истторически и огически) форм де-фоормации души. Появление равно-дущного, пориматно-интеллектуального и соматичного де-граданта есть последнее предупреждение о необходимости перейти к новой эпохе человече-ской жизни — посвящения её бытию, а не использованию его как заурядного ресурса для уже излишнего укрепления существования. От укрепления корней надо перейти к росту, а затем — и цветению кроны человеческого рода как попечителя всего сущего. Так должен осуществиться переход от господства Возможного (Древнее время) Настоящего (Новаое время) к осуществле-нию Должного (Время как таковое). Обращенность деграданта — негативная, принмаемая, а позитивную— к смерти и небытию порождает общую настроенность вины перед существую-щим и сущим, что пониимжает общий тонус жизни в существование; необходим поворот этой вины, а она действительна как виновность перед собой за неполнотту бытия, — к рождению и по-рождению, к ра (о)дости самого процесса, а не у-доль-с-творения из-готовлением. Оно поро-ожддает не универсум, не является деятельностью, но лишь изготовлением довольства.И по смыслу только приводит к воле, а её не оосуществляет. Поэтому в массе своей деградат ищет и осуществляет не волю, и ее мать —любовь, а до-вольства., тем самым не только снижая элемен-ты своей духовнотти, но и подтачивая уё самму. Россия же традиционно славиласьь своей ду-ховностью, будь то даже и богоносность. Что часто, в фоорме извращения отчуждения, повора-чивалось помазанниколатрией.Деградант в пределе — не общщественное, а социализиррован-ное существо, не мооральное, но лояльное, не образовавшийся, но получивший образование, не деятельсттвующий, а обученный приемам и технологиям. Таковы результаты культивирования интеллекта вместо души (сводиой к «психике») И разума в ущерб творящему, а не только по-нимающщему, уму, способу бытия духовного. И сознания «о» над сознаниием «для».Деградант разрушает любые определенности, как де-терминированное существо, и он ест обитатель не столько структурры, сколько инфраструктуры, в тоом числе и в смысле пространства, есть вы-разитель и жертва глобализма, построеннного, главным образом, на движущихся (пока что) массах, в ом числе и человекческих, а не толькоо товарных. Он, по существу, есть «чекловек» и «паспртоперсона».