Сокровенная Россия. Философская поэма. Валерий Дроздов. Вариант.

© Драздов В.С.

Сокровенная Россия

Москва 2015

Содержание.

Предисловие

I. Россия: метод и предмет

1. Метод как путь бытия и деятельность.

2. Реалистическое мировоззрение

2.1. Необходимость ре-ализма

2.2. Реализм мировоззрений

2.3. Реаистический аргумент

2.4. Реалии и деятельность

3.Реалистический метод

3.5. Откровенное

3.6. Прикрытое и сокрытое

3.7. Сокровенное

4. Реальность цивилизаций.

4.8. Деятельность и цивилизации

4.9.Судьбы народов

4.10. После пещер

4.11. Четыре пути

4.12. Единое России

4.13. Миф и миф о России

П. Реалии России

5.14. Русское миро-воззренние

6.Российское тело

6.15…Плоть \особь

6.16. \сила\Мощь

6.17. Воля

6.18. Акт \плоть

7. Российская душа.

7.19. Мiр

7.20. Воля\воля

7.21. Правда

7.22. Порядок\ум

8.Страсти души. Деформация.

8.23. Страх

8.24. Отчаяние

8.2.5 Ужас.

9. Российский мiр

9.26. Детское

9.27. Мужское

9.28. Женское

9.29. Старческое

10. Российское душевное.

10.30.Вера

10.31. Надежда

10.32. Любовь

10.33. Имя –София

11.Российское духовное

11.34. Красота

11.35. Добро\Добро

11.36. Истина

10.37. Усия-мудрость.

12. Личность в России.

12.38. Личина. Древнекиевское (45).

12.39. Лик. Сев-Вост (41)

12.40. Лицо.

12.41. Личность Правда — личность (51)Права личност

12.42. Ликность

12. 43. Мvр.

Ш. Реальности России.

13. Человек в России.

13.44. Игорев человек

13.45. Живаговский человек.

13. 46. Гефсиманское человечество.

13. 47.Русско-Сибирская душа

13. 48.Homo master

13. 49.Sola Ipse

14. Российское общество.

14.50. Российская социальность и общественность.

14.51… Земледельческое общество

14.52. Пролетаризированноеобщество.

14.53. Разночинное общество. Разл.классы. Диффе.

14.54. Класс, слой,группа, со-словие.

14.55. Персоналистическая революция.

15. Российская цивилизация

15.56.Российская цивилизация. И политика права

15.57.Четвертая власть\власть

15.58.Индепеденты.Московиты.

15.59. От политики к жизни.

15.60. Суиверен: наука и искусство.

16. Человек и язык в России

16.61. Имя и зов

16.62. Речь и противо- речие.

17. ПланетарныйДеграданс и Россия.

17.63. Эпоха Вырождения.

17.64. Пассимизм

17.65.Деграданс

17.66 Деградант.

18.Российскаякультура

18.67. Мыр. Грибница.

18.68. Мельхиоровый век

18.69. Новая классика

18.70. Мессимизм свобода

18.71. Мельхиоровцы прерогативы мяр

19.Философия в России

19.72… О гуманологии

19.73. О гомилетике (полифония)

19.74. О планетаристике

19.75. Интерлюдия: Марксизм классический

И современный.

19.76. О фил-не(о)-софии.

19.77. О новом миро-воззрении

20. Россия и история.

20.78.Русская идея в новом тысячелетии.

20.79.Судьба России

20.80. Ценность России.

Вместо заключения: Жертва и искупление. Взгляд на 

Русскую философскую литературу ХХ! Века.

Предисловие

«Судьбы человеческого деятельного бытия»— таково могло бы быть название предлагаемой книги. Но предпринята попыттка избежать западноевроейской склонности к огульным и не всегда обонованным обобщениям прредполагает взглляд с такого выгоддного наблююддательного пункта, как Россия, в которой, в отличие от Востока, есть разввитие от древнейших образованиий к новейшим, но, в отличие от Запада, нет склонности к критическому или некритическому отрыву от прошлого, ярче всего выражаююемуся в позитивизме и концепции (ныне угасающего) прогресса. В России прошлое, настоящее и будщее, не смоттря на все катастррофы и трудности, а часто благодаря им на этом пути «нераздельны и неслиянны». Поэтому последний предел критицизма, достиггннутый в спекулятивном реализме, означает не столько благотворную идею восстановить связь с страдиционными ценностями, сколько опытку отбросить все усилия классики «Нового времени» («Нового времени не было», Латур), занятся столь же революционной контрреволюцией при достаточо тадииционном смешении объективного и его минимума —объекта, субъективного (что только скрывалось под именем человека как «объекта» божественных воздействий, чего удалось избежать Рооссии в идее синергии) и субъекта, субъектного, преемствуюющего и восходящего в высшую степень в человеческом деятельном бытии, в котором и осуществляется как объективное, так и субъективное (собственно субъективное происходит из подсудности, субъектности деяния, его произвола) в человеке, его деятельности, и что раскррываает «Предсубъективное» как стоорону существованиия, понятого как процесс. Его высшая форма — человеческая предметная деяятельность, что и есть необходимая «ось» для субъекта и объекта, их совместная предметность. В её неизбежных субъектных и объектных компонентах, без чего «сммеричнаая антропология» (Мейяссу) мертва и отрывается от того, над чем работал основатель современного реализма Уайтхед — от процесса, эмерджентности, события, хотя он только подошел к вопросу о них как реализации и полагании реальностей. Но здесь процесс заменен «потком» изменений. Поток изменений заменяет фатум. Вместо судЬбъектности судъбъективности свободной деятельности. Поэтому необходиимо восстановить непрерывность человеческого предметно-деятельного бытия, начинаяя необходимого различения (не столько субстанционального, хотя и субстанционнального тоже, понимая под ним саморичинение) тела, души и духа, от которого в критике отделялись различные аспекты, нередко благотворно развивающиеся, нередко абсолютизирующиеся вплоть до враждебности исходной, и затем находящеейся в забвении, но существуюющей целостности не только человека, но и его (объективно-субъективного) мира и мира как такового. Восходящая к евангелским текстам трихотомия, впрочем, неполна, поскольку строится на непосредственном преодолении античности и на незнании преистгории человека. Поэтому необходимо выделить предпосылочный, «вещественный», гюлетический уровень рассмотрения как четвертый.

Книга ориентирована как на веруюющих, так и свободомыслящих, агностииков и а-теистов, то есть на теологов, художников, ученых и философов. Еще точнее –религиозное, эстетическое, этическое (в превращенной форме науки) и мудрое измерения и личности. И раскрывается четвероякости самой личной истины — тогда как ее разорванность есть отчуждение, распад и гниение. Построение идет в целом философское, что отвечает характтеру исследованиия — от от гюлетики к плоти, к душе и духовному как результатов\истоков различной, но неизбежно взаимосвязаннной и восходящей к цельности человеческой деятельности как бытия. В последнем мы опираемся на традиционное русское воззрение, что бытие есть истинная жизнь, а она, как представляется, есть цельная деятельность и без неё невозможна. Эта связь, как и связь теологического,от духа к плоти, научного, от чувств к душе (чаще бессознательному) эстетического- от эмоций к душевному, и фило-соофского, духовногому, аксиологическому, непрерывная линия прочнее всего в большинстве своём в российскихх личностях и России как личностной целостности. Изложенное, соответсвенно, в главной своей части может быть понята профессионалами от конца к началу, теологически, от любых реалий в середине (научно\эстетически) или в прямоом развороте, как философская, то есть, по существу, синтетическя (что не отрицает предварительный анализ явлений). Для нелюбителей чисто филосоофско-методологических изыскания большая часть первого раздела не важна, а для людей, склонных к историософии, культурософи, социологии и т.п. наибольший интерес может представить третья часть.

Замысел этой книги — попытка взгляда на человеческое бытие в России и во всем мире из России, всё еще сокровенной для всего мира, сокровенного всего мира, сокровенной себе и в настоящем, сокровенной во многом и самому автору., попытка оправдания России, что подразумевает особо строгое и точное раскрытие ее проблем, трудностей и пороков. Замысел своеобразной «Россиедицеи». Но, в ходе исслеодований оказалось, что суть проблем глубже, философичнее, и книга получилась более философской по содержаниюи и структуре, нежели россиеведческой. Вопрос встал о судьбе бытия человеческого и иного, о судьбе самого человека,человечества и, главное — мира во всех поворотах этой фундаментальной для России категории. Неожиданно с ним связался вопрос о судьбе бытия, не перестающий тревожить мыслящие умы человечества со времен Гейдеггера, если не Гегеля, Аристотеля и Платона. И не просто бытия, а человеческого, то есть деятельного, то есть бытия. Он связан с рядом важнейших проблем, в частности, с проблемой реификации (в отличие от ее момента –ресификации), опредмечивания, отчуждения и распредмечивания человека. Оно по-разному осуществляется в разных регионах земного шара, что придало книге еще одно — компаративистское измерение. Так поставленные вопросы ведут к постановке и попытке разрешения проблемы человека, насколько это возможно; она оказалась ключевой во всем клубке возникших проблем и тем. И особенно существенной в связи стем, что исчерпываются эвристические возможности не только религии, но и конкурирующих в различии науки и искусства. Они перестают отвечать на эстетические и этические вызовы человека и личности. Неизбежен переход центра внимания на философские методы. Философия из гонимой, воинствующей, плененной станет торжествующей, ведущей стороной в четверице истины уже не просто как знания или переживания, а постижения, истинной жизни, то есть бытия. И вопрос стоитн не только о современности, Но и о всей истории человечества, что предопределило избрание традиционного (но не потерявшего важность) деления его на (вещество) тело, душу и дух, что можно было бы рассмотреть и иначе — как вполне ему соответствующее деление на «эстетическое», «этическое» и «религиозное» Къеркегора; «оно» ,»я» и «сверх-я» Фрейда или «реальное»-«воображаемое»-«символическое» Лакана; онтологическое, онитическое, фундаменталь-онтологическое Хайдеггера (в обратном порядке) в раной мере, как и ряд других (субъективный, объективный, абсолютный дух Гегеля, познающий, практический, судящий разум Канта, в-себе, для-других, для себя Сартра и т.п.) все они говорят о том же, различны методы,и это различие учитывается, становится основанием для исследования доксы. Первуючастькниги можно прочитать, опираясь на различные гносеологические построения Европы — ни одно в отдельности оказалось неудовлетвоительным. Вторую, в которой предпринимается попытка понять человека тетрадологически и исходит из понимания русского человека, русского материала о нем, не исключая, что сам автор — русский и, более того — россиянин, имеющий прививку угро-финнской крови, стоит перед трудностью всеобщности выводов и обобщений, предпосылок и следствий,что немаловажно для понимания соврменного мира и России в частности. Следует исходить из известной общности положения человека и библейских принципов триадологического рассмотрения человека (более всего проявившегося в Новом завете),что позволяет надеяться на хотя бы общеавраамитскую общность. Другим утешением было опора на принцип деятельности, при всём многообразии ее видов и типов, умножаемых региональными особенностями отчуждения, позволявшими опереться на преисторию человечества, когда различия практически отсутствовали и обосновать взгляды на его предысторию и наступающую историю; третье, систематическое рассмотрение особенностей человеческой деятельности в странах света, мира, понимая Россию как «средоземлие», позволяет предполагать, что за чертами русского и российского человека рассмотрены и выявлены черты не только общечеловеческие, но всечеловеческие, что характерно для ее культуры и цивилизации искони, трансисторические и это может стать основой для некоторых обобщений и пргогнозов, большинство из которых склоняется к большему единству в многообразии человечества в будущем не столько на основах глобализации, сколько чисто человеческой общности, как человечества.Не глобализации, а планетаризации. Можно предположить, что выявленная еще Мечниковым типологизация народов на речные, морские и океанические \(что он проводил без исторического развития) приведет к торжеству уже не континентальных, а материковых народов, как спорсобных к независимому, аутономному развитию, которым прежде всего и является Россия как материк (а не «остров», Цимбурский).Всё это позволило сделать вывод, котрый и будет доказываться и обосновываться, что в человечестве Россия занимает достойное место всечеловеческой цивилизации и культуры, и временные трудности, связанные в целом с постсоветскими, точнее, антисоветскими и исходно-антикоммунистическими основами современного (преходящего, как и все на земле) существоания не только глобалистски разделенного мира,но и прежде всего, самой России, будут преодолены.

Мы исходим из представления, что Россия, российскость, как и ее историческое и логическое ядро — русскость, нестолько этнос,государство или навязанное определение «империя», сколько определенный тип и\или состояние, иногда — характер, чрезвычайно распространенные в мире наряду с другими типами и состояниями, о которых, по мере возможности,не упоминается. Россия в существе, о чем еще будет речь, культура всечеловеческая. А не общечеловеческая. Пока живы люди как люди, жива и Россия. Распространенность типов и состояний невзможно даже предположить, поэтому наше внимание сконцентрировано на российском и русском человеке, оставляя до известной степени в стороне вопрос о том, насколько его закономерности сходны или даже идентичны с закономерностями других народов, рассматриваемых нами по преимуществу по странам света — восточных (ориентал), западных (оксидентал), северо-южных (меридионал). Исследования человека всё еще не удалились от анализа его первичной формы, формы этологической и первично-социальной, в отличие и противоречие общественной, поэтому все подобные исследования объединяются в область «гуманологии» (часто называемой антропологией), в перспективе перехода к исследованию человека в его преображенных, собственно человеческих формах, когда он станет самим собой , в формах «а-тропос». Соответственно определения людей разных сторон света носят не видовой, расовый, или национальный характер, а как виды осуществления человеческого бытия, осуществляющиеся по преимуществу всё еще в отчужденных формах первичности. Соответственно всё это должно вести к формированию «антропологии» человека в его собственных формах, формах возвращенных, поверх его ограниченности экзистенциальными, сутьностными (природными), сущностными или онтологическими оределениями, но в его квинтэссенции, как данного человека, осуществление человеческого существа как личности, что есть вобода, в народных, и природно-личностных, формах как их содержание, в развивающейся деятельности. Россия в этом движении от предыстории к истории занимает важнейшее место, и это составляет её сокровенное, как сокровенным является её роль в развитии, особенно предстоящем, человечества и человека. По-видимому, будущее потребует взаимных прививок человеческих типов в том,в чем они оказались впереди, а не стирания различий, но сокровенная еще роль России в этом процессе среди скрытых и сокрытых тенденций которую ей предстоит сыграть. В этом смысле особый путь имеет каждый народ как личность, каждый человек как свободная деятельная личность, призванные свободно осуществить свое предназначение. В основе этого воззрения лежит представление о Русской идее, сформированное еще Соловьевым в конце Х!Х столетия. Но это в значительной мере сокровенно и для самой России. Сокроенны, даже от самих себя, и нетольков России, но и в мире люди, призванные сыграть решающую роль в освобождении человеческого бытия и приведении к доминированию его наиболее чистых, духовных форм. Люди духа — или с духовными прозрениями — есть везде. Но Россия традиционно считается, и это — достаточнообщее мнение, — страной высокой духовности, и потому ей принадлежит роль зачинателя новой, уже собственно исторической эпохи, идущей на смену завершившегося периода прогресса (и его формы — постмодерна), поскольку основные открытия и изобретения осуществлены (от персональных компьютеров — 1985 г. — до начала практического термоядерного синтеза -2015) и человечество пришло в стадию «постпрогресса» в условиях вынужденного «нулевого роста». И Америка, и Европа свои двхсотлетние миссии (1789-1989 гг) выполнили и вышли на чисто экстенсивное развитие. Россия, как это будет показано ниже, завершила тысячелетний цикл своей культуры (1989 г.), как ранее завершила тысячелетний цикл своей государственности (1861 г.) и переходит от русского бытия культуры к российскому, основанному на русском наследии и миссии, преемственному от народа-богоносца — политический исихазм Сергия Радонежского — миссии народа-мироносца. Иное дело, что Россия не избежала отчуждения человеческого бытия,особенно в исторической конкретности, взаимного отчуждения власти и народа, (что выражалось в четырёх Иго — византизме, норманизме, номадизме и идеологизме, что изживается)- остаётся только надеятся и приложить все усилия, что её раскрывающаяся сокровенность, а это прежде всего, сокровенность её человека как личности и ее самой как исторической личности,- осуществит в частноисторическом всеисторическое, историческое по существу. На это надо надеятся. На это надо работать.

* * *

Не смотря на обращенность книги к России и миру, ее существо — философское, есть анализ пути бытия, его судьбы в аспекте «вертикальном» — как судьба наличного бытия в разноречивом взаимодействии аутентичных (аутосичных)и неаутентичных форм его существования не только налично, но и неналично. И именно как человечекого, что есть собственно личное, свободное и деятельное, бытия, что обращает рассмотрение к проблеме отчуждения, существования, более, чем это хотелось бы. Положение осложняется те, что, как мы увидим, «мир» — в ближайшей своей форме есть способ сущесвования именно России, в России и для человека в России. Различные аспекты существования человека в мире России и станут предметом рассмотрения, хотя открытым, и во многом лингвистическим, остаётся вопрос о мире у других народов. Утешает лишь то, что «мир» для России — ближайшим образом весь универсум и способ сосуществования без войны. Это позволяет понимать человеческое — деятельное — бытие в России прежде всегокак пэйсис, делание — «выращивание», и близость космическихконнотаций природы дя России позволяет понимать Россию как «страну бытия», а россиянина, усовершенствованного,но не потерявшего корни русского и славянина — как человека деятельности по преимуществу, на фоне её раздробления и отчуждения в других концах света, хотя деятельностькак способ человеческого бытия и в России осталась не безотчуждения. Всё это озволяет поставить вопрос о цельнойличности человеческого бытия, самого близкого россиянину, но осуществляющегося в мире еще в несобственных фрмах и о близости персоналистического поворота, который поставилбы цельное личностное человеческое деятельное бытие — как и свободное бытие других общностей, становящхся так личностями, — во главу угла истории, становящейся теперь подлинной историей человеческого бытия.Для России, как мы увидим, это означает «переворачивание» отношенипй, перспектив мира с довления внешнего и среднего (мира –планеты и мiра-общества) на преображенный мир внутренний, который должен стать основой преодоления внутреннего расколов, катастрофизмов и пограничий, что часто не удавалось русскому, что наложило на русскую историю своеобразный отпечаток. Все эти основные мотивы книги проводятся как понимание человеческого (а всякое иное заёмно или предварительно от человеческой) деятельности, его бытия и позволяют раскрыть,как представляется,важнейшие тенденции и переходы вещества, плоти, души, духа, понимаемые не столько метафизически, как отдельные субстанции, а как способы деятельного самообоснования и развития, действия человеческого духа от латентных к развернутым Фомам. Кроме того, отдаётся дань пополненной традиции тихотомии человека, необходимая для целостного рассмотрения предмета, особенно реальностей России.

Несколько особняком стоит методологическая часть, но она связана с тем, что чисто феноменлогическое описание, достаточное для описания, недостаточно для раскрытия человеческого бытия как такового, как отдельной реальности,само поняие которого приходится расширитьдо реалий. Недостаточно и диалектический синтез, поскольку он основан на всеобщем, но человеческое есть особое, высшее всеобщее, и даже диалектика у него специфическая, исходная, и общая диалектика есть редукция. Метафизический, различающий метод слабо применим, поскольку в человеческой реальности синтез довлеет над анализм, различием. Поэтому надо обратиться к усовершенствованному, преодолено. Возвышенному традуктивному как трансдуктивному методу, единственно применимому к деятельности, и он есть, как увидим, метод реалистический. Поэтому развертвается реалистическая методология, способная объединить все реальности — вплоть до индивидуальо-человеческих, деятельностных как специфически-всеобщей, человеческой форме движения, синтезирующей иные, и ставить вопрос о человеческом существовании, сутьности, сущенности (а нетолько его сущности человека) — квинтэссенции всего сущего и человека как такового. Это осуществляется методами реалистической онтологии и гносеологии, позволяющих рассматривать не только вещь и её производные, но и «антивещь»,»сверхвещь» — человека и его деятельное сущетство как господина вещи.Оказывается, что реалистическая онтология становится и сознанием, и его логие-кой, но и постижением (а не только интуицией, пониманием и объяснением).его самого в неотрывности от его познания самого по себе.

Раздел, затраивающий реальности России, касается её современного положения в мире и тех тенденций, которые разворачиваются и там, и там. Россия,естественно, рассматривается в общемировом контексте , но как страна всемировая (микрочеловечество), имеющая не только прошлое, не только ближайшее, посмодеристское прошлое (Девяностые), но и постсоветское настоящее, связанное собщемировым модерном постмодерна (или его тенденциями), отягченное Путинской Ракцией, и будущее, связанное с Живаговским человеком, Гефсиманским человечеством, Мельхиоровым веком и Новой Классикой, как видно, долженствующей охватить не только Россию

* * *

Стилистически книга решена в эстетике, не только словесной, но и синтаксической и содержательной супрематизма, возведенного до состояния пост-супре©матизма (см.: Авангарх в «Мир умир!» М.,2009), что соответсвует ее ориентации на доминирование содержания, невещного, предметного в доминировании над формой, вещным; поиска и обретения элементарных структур в системе, над ними господствующей и их просветляющей, содержаний, красок и цветов, равновесий и выдержанных движений, градаций и субградаций чистых отношений цветов и форм при довлении над ними содержаний, лишь данных как форма, свободных линий и точек изломов и изгибов, разрывов и скачков, перегибов свободно избираемых судеб, просветлений и затемнений, сияющего мрака и слепящего света, прокладывающих себе путь среди отчужденных, ресифицированных, враждебных абсолютизжируемых форм, принудительно тиражируемых и навязываемых под видом образов образин, шутовских личин, легко распадающихся на элементали и стихии и стохейоны, архаику самого бытия,―что есть способ необходимой философской идеализации, абстрагирования предмета в объекте в егособственных и отличных от отчужденных, фомахализациях и содержаниях, материалах, массах и веществах, силах и ускорениях, определяющих деятельным бытием пространство, время, причинность и мате-реальность, гюлетику. Реально или нереально ― определяет бытие. Как для Блока было «и невозможное возможно», можно утвердить ныне ― «И нереальное реально», иными словами ― «Всё реально!»Иной подход затруднил бы анализ, синтез, индукцию, дедукции (в их диалектической взаимосвязи) традукцию (разработанную еще Аристотелем для музыки, геометрии и математики) и их переход в трансдукцию и развертывание содержания которое, как представляется, совпадает с развертыванием человеческого свободного деятельного бытия — его восходящей к совершенству, ургии, пйэсису и пойэтосу, деятельности. Само написание явилось деятельностью, в ходе которой обнаружилась позиция, неожиданная для всего искусства ― автор целиком перешел «за спину» читателя, созерцателя, стал принципиальным зрителем и созерцателем, становится для него «трансцендентальным субъектом» и, поэтому, не умирает, как художник в сознании Малевича, а постоянно возрождается, вместе со всяким зрителем, оликотворяется, преодолевая свою ограниченность квк художника, как Протей, перетекает в новое своё состояние, оставаясь самим собой, возвышается, преображается и возносится вместе с возрождающимся, возвышающимся, возносящимся из страха, отчаяния, ужаса, безысходности, обретающим полноту поступающего предметного, оборачивающегося, свободного деятельного бытия, к которому уже готов, читателя. При э том выяснились два важных обстоятельбства. Во-первых, определение такого искусства как «формального» в корне неверно. Формально именно фигуративное исскуство, сковывающее художественное содержание (литературное в том числе) формальныимми нормами, образностью, композицией, фигурой. Новое искусство именно содержательно, рас5рывает содержание искусства, ранее скованное формой и формализмом. Школа формализма — последний приступ традиционного искусства, как и ОПОЯЗ и Барт с Деррида, применяющие формальные методы к рвущемуся на свободу содержанию, чем и характеризуется современность.Еще дальше их идет Лакан с ленинс4кой ьтеорией отражения и образа, застывшего в своей вещественности, не развивающегося в орудие (Выготский) и как орудие не развивающейся, лишь сублимирующейся впоследствии, с утратой, а не накопленитем содержания. Иными словами, начавшийся в начале ХХ века не только в искусстве перворот неизбежно ведет к торжеству содержания над остатками формы (что и выражено в «формальном» определении. Втогрое обстоятельство связано с тем, что напрасо новое искусство определяется как «беспредметное». Оно именно предметно, развертывает предметность во всем богатстве его ьсодержания так, что даже элементы формы становятся содержанием предмета как человеческого дела с объектом и предметности как связи предметног. Иными словами, что остается от объекта как «подпорки», вещной подставки предметности и можно определить не как «непредметностль», а как «невещность», выраженную в предметности искусства и литературы. Оба момента проявились в философских концепциях ХХ века, но об этом — ниже.В этом смысле «супрематизм», как признание\непризнание вещи более тгочно выражает суть дела (ре), чем «беспредметность». Но надо усилить позицию, доводя до супреСматизма, усиливая невещное (но негативно связанное с ней, что неизбежно), содержание предмета и предметности как человеческой стороны данногог\. В аспекте бытия, заданного. Два отмеченных принципа чрезвычайно в русле предлагаемого исследования, как последовательного сторонника восстания против формы, но не за счет массовизации людей, а за счет их осутьвещствления, альтернативной социальности общественности и, во-вторых, утверждение ьзависимости вещи, как ее предела — объекта и объективгности, от предметности и предметных свойств, данных в деятельности, работе, труде и проверяемых распредмечиванием в действии (эстетическом сорзерцании, например) как активных разнообразных общественных веществ, чье бытие не дано вещами и объектами, а задано предметностью как фактором деятельно бытия.

Если первый труд Авангарха — Мир умир! (М.,2009). Задумывался как своеобразная литературно-философская реплика на Черный квадрат на белом фоне (Малевич,1913), То предлагаемая книга задумывалась как серия Белых кевадратов на белом фоне (Малевич,1918), скорее положительное, утверждающее отношение к миру, столь характерному для России, нуждающемуся в обороте реинртеграции, оборачивании и обращении через мир внутренний каждого русского, россиянина, прошедшего «черную»,»земную»,» «почвенную»новоначальную» стадию и возвышающую его к Белому свету. Белый цвет\свет, в котором таится весь спектр цветов, являет собой элементарную супре©матистскую чистую гамму, спектр возможностей, реальностей и животворящ, при прохождении сквозь призму времени, души, сознания и мышления, ценностной работы духа. Этому белому цвету\свету и его спектральной гамме,вычеканивающей профили старой, новой и вечной России абрисам России обновляющейся, часто подспудно, тайно, прикрыто, сокрыто и сокровенно, посвящены последующие страницы.

Книга написана не только для верящих в судьбу и будущее России, но и агностиков-сомневающихся, мыслящих свободу вовне России, — устраняющихся, и в судьбу её не верящих. Россия, еёчеловек, а значит, и будущее не только ее, но и мира всё ещё сокровенны от наших глаз. Попытке приоткрыть занавес над сокровенным России, а значит, и над сокровенным всего мира, а значит и значит прежде всего, судьбы человеческого свободного деятельного поступающего предметного оборачивающегося бытия, и посящена эта, предлагаемая благосклонному читателю, книга.

Россия: метод и предмет

1…Метод как путь бытия , деятельность и «мефод»

Мировая философия и другие науки к сегодняшнему дню разработали весьма большое количество методов. Однако все они касаются прежде всего методов исследования того или иного явления и свидетельствуют о нем только частично Сам метод есть деятельность. Неотывная от целого деятельности человека. Вписан в нее, при всей особности иблагодаря ей. Постановка вопроса о методе обычно устраняется от вопроса о пути — «мефоде» бытия данного явления, прояленного в его сществовании, сущности и сутьности, по отношению к котрым тот или иной метод частичен и неизбежно подразумевает деятельностный интерес человека. Но истинный метод не практичен, он более раскрывает в предмете, чем деятельность человека, чем ограниченность предмета, тем самым позволяет развиваться самой предметной деятельности, на нем (в том числе), основанной. Метод сам есть специфическая деятельность, вливающаяся, как сторона в цельное человеческое деятельное бытие, мефод которого и определяет\ся разными формами постижения. В этом и заключается очарование философского, основного всем другим, метода. Метод отвлекается, есть взгляд со стороны на бытиекак деятельность, на бытие России в частности, как путь ее бытия (её бытие всё еще и пока что подчинены в значительной мере, но далеко не целиком, существованию)должны неотрываться от ее бытия,свободной творческой деятельности не только для себя, но и для предмета, быть лишь взглядом со стороны, с тропы, с тропа и фигуры описаия. Нетрудно видеть, что история методов идет по пути нарастающего и расширяющегося интереса человека к нему самому и его жизни — от метода сенсуалистического к сущностному и, далее, к феноменологии и онто-логосии (его метод –гомилетика). Всё это позволяет сказать, что методы есть раскрытие интенций, потребностей, интересов и ценностей (интуиций) самого человека; однако ограниченность заключается в том, что ориентация на человека не только раскрывает постижение объекта, но, при неизбежно применении к самому человеку делает его ориентированным на предметную (изменяющую и, тем самым, полагающую объект) деятельность; противное делает его частичным, ущербным существом и закрывает пути, ходы к самому его существу,усии, искажая одновременно его существо как человека и существо явлений как таковых, так и в качестве человеческого мира. Часто методы провозглашают, что надо «отмыслить прочь» всё человеческое и перейти на сторону объекта, что не только невозможно, но и бессмысленно — присутствие человека в мире, человеческого мира также имеет свой путь, «мефод» и очень нуждается не только в познании внешнего, но и в высшем типе познания — постижении собственного деятельного бытия, завершающего все прочие типы существования и сущностения. Поэтому обе крайности — объектоцентризм и субъектоцентризм одинаково нуждаются в преодолении. Иными словами, после того, как Кант «остановил субъекта и двинул объект», после коперникианского переворота этого философа необходимо ввести «кеплеровское уточнение» − и субъект, и объект обращаются не друг вокруг друга, но вокруг общего центра тяжести — наиболее общим будет предметность, порождаемая деятельностью и, прежде всего, сама деятеьность сутьщественных и сущностных сил человека и остро нуждающейся в повороте к главному — деянию как существу и вершине деятельности (и труда, и действия-потребления, и работы) человека и человечества как систем, а не структур, осуществляющие\ся в деятельности. Одноременно и объект начинает понимться как включенный в орбиту человеческого быия, как заинтересованный в человеческом бытии субъект деятельности, не праздно соучаствующий в общей субъекту (включая общество и человечество не только как структуры, но преодолевающие их системы) и объекту предметности. Так можно понимать принципиально новую парадигму понимания реальности, в которой деятельностный акт, деятельностная акция, становится средоточим самого «мефода» как пути бытия не только человеческого, но и самой отвлеченной дейст-вительности. Она становится подчиняющей себе рес-альность, реальность вещей, господствующей над нею. Именно на этом пути можно понять, постичь не частные методы и приемы деятельности, но и сам «мефод». Иными словами,сама деятельность,лишь стороной которой является деятельность познавательная,есть бытие, и бытие России — есть переплетение деятельностй, труда каждого участвующего в ней человека, кажой общности и общества как систем. Впрочем, не в малой степени, и всего человечества, хотя границы слишком часто оказыались гранями враждебности. Это — дело человеческое, не лчичностное, и отошение не народов, а государств и империй, явлений, истрически преходящих и лишь затягивающих предысторию человека.

Ситуация с методом осложняется также тупиковым развитием познания самого глубокого уровня существа вещей и явлений, — под личностью, то есть тем, что способно к гармоническому познанию и саморазвитию, понимается почти исключительно отдельный индивид, тогда как прояснению вопроса о познании и действии является представление о личности-космосе, о личности-человечестве, о личности-народе и о личности-человеке.Только постановка вопроса о личности позволяет не только как самодостаточном явлении, но и о пути всех методов, а точнее — о методе как пути, в котором все иные методы вляются ответвлением, сегментизацией общего метода. Им, «мефодом»− путем, является сам факт существования того или иного явления в наличном, включая действительное,то есть деятельностное, реалистическое понимание присутствия прошлого и будущего как реальных фактов настоящего. При чем, интенциональный метод более всего ответственен за интеграцию субъекта в мир, ноуменологический метод — за организацию деятельности, феноменологический метод — за осуществление человеческого начала в мире и онто-логос-ический (ре-алистический в узком смысле слова) метод — за само существование существующего; от интенции к эссенции, экзистенции и квинт-эссенции. Онтологию напрасно понимать как простое созерцание — оно вплетенов деятельность как основу существования способ бытия. Деятельность же бывает четырех видов, разделяемх лишь в отчуждении и нуждающихся в воссоединении: гония, деятельность присвоения с ожиданием возобновления присваиваемого; гения, возобновление присваиваемого; геенния (не случайно созвучного с геенной), совершествование присваиваемого и присвоения, и ургия, развитие присваивающего. Соответственно существуют: религии, наука, искусство и философия. Поэтому исследование должно сочетать, сопрягать взгляд веры, взгляд свободомыслия, взгляд агностика и взглд а-теиста,на чем и основан данная «дискурсия» (Флоренский). Это дискурсия существования, сущего, существа и бытия. Сответсвенно можно рассмотреть исторически сменяющиеся виды деятельности от метафизического, разделяющего и разделительного (до Декарта), диалектического, соединяющего разделенное (начиная с дуализма Декарта до системы Гегеля), феноменологического (неявно начатого Шопенгауэром, къеркегором, Нитче, явно сформулированного Гуссерлем) и объединяющего их на новой, самостоятельной основе метода ре-алистического, преодолевающего предварительные методы наивного реализма и ре ализма критического. Соответственно можно выделить этапы доминирования существования, сущности и сутьности на пути к торжеству деятельности как высшего\. Ранее находившегося в предварительных и несобственных формах, начала бытия. Можно выделить четыре начала закона достаточного основания (Лейбниц) — мышление (Гегель), Волю (Шопенгауэр), сознание (Гуссерль и Бытие, понимаемое Гейдеггером наивно, натуралистически и метафизически (что определило его двойственность в понимании метафизики, мышления и разума) и только, что подпадает под критику Шопенгауэра о том, что бытие, тадиционно понимаемое в Европе как наличное существование (присутствие, «Да»), слишком бедно для начала. Но бытие, понимаемое как деятельное человеческое осуществление (и осуществление другого) позволяет преодолеть эту ограниченность, рес-фикацию в вещь вместо процесса, и увидеть другие «корни» достаточного основания как моменты, стороны, средства бытия, а его самого как начало раз-личения абсолютизированного в ущерб исходному тождеству и самому раз-лич-ению как действию Деррида), соединения (дикалектическая логика как диалектика целостностей и единств, «снимающая» формальную логичность закона достаточного основания в законы диалектической логики), деятельного (не формального) перживания, выделяющего значения, эйдосы-идеи и смыслы как предмет и связанностью с предметом, что выражает отмеченные методы и уровни деятельности и есть выражение аспектов предмета и предметности, что жестко связано с деятельностью, — в реалистическом, «онто-логическом», квинт-эссенциальном синтезе.Опредмечивание, предваряемое овнешнением, включает реификацию (частично-реСификацию, абсолютизация чего — реСифизм), отчуждение и распредмечивание, что в тенденции должно привести (но в отчуждении не приводит) цикл предметной деятельности к истоку обогащенным. Словом, и сенс (как момент интенции и интуиции, их посредник и средство), и эссенс, и экзистенс и открываются (конституируются) и существуют, и изменяются исключительно в человеческом деятельном бытии как его стороны, в квинтэссенс, которое и определяет «мефод» бытия, от которого зависимы все перечисленные методы не только познания, но и специфической доменальной, принципальной действия, труда, работы как сторон деятельности цельной, в предыстории часто редуктивно-расчлененной, отчужденной. В диалектике бытие как творческая деятельность выступает как закон беспредельности творчества; остальные — его структура, а он — их система. Поэтому реалистическая логика основана не только и не столько на восхождении от абстрактного (, генезиса, существования, подменяемого бытием) к конкретному, сколько путем (господствующим в деятельности), нисхождения (кеносиса) от идеально (и умственно) абстрактнго к реально конкретному (через феноменальность и ноуменальность).

В то же время, не смотря на единство человеческого быия и егоспосба существования — деятеьности, лишь сторонами и отвлечениями чего являются методы как деятельности, и деятельность как «мефод», не смотря на сущностное единство методов познвния, и их противоречивое единство с самой деятельностью, особые трудости существуют в познании целостностей в аспекте их внутреннегоразличия как структур, в целом подчинемых, покоряемых и используемых системами — равноправными подсистемами от личности до космоса как личности (в-селенной человека). Мы исходим в познании сокровенности России из её сосуществования с иными народами, гуманологическими регионами плантеы. Всё это отражается на особенностях русского и российского человека, раскрыть которого мы призваны. Издревле признанная трихотомия человека на телесное, душевное, духовное, при всей трагичности недостачи вещественного, отражает и отражало непрерывностьразвития человека,что не значит отсутствие уровней в истореескую эпоху, в региональном и социальном (разделение труда против его раздробления), но по доминированию. Как бытие трактовались сами эти явления по существу — натурфилософски, теологично, этически (научно)\эстетически (искусственно) или философски. Хорошо разработаны методы исследования сенсуалистический (исследующий сенс в познании, существо которого — интенц), ноуменальный, эссенциалистический (ориентирован на сущность), и феноменологический. Уже основатель феноменологии Гуссерль уделял значительное внимаие различению сторон и уровней человеческого существа при конституировании трансцендентального субъекта феноменологии. Однако у Гуссерля статус объекта, предмета неясен — он конституируется и интенционализируется, но не играет первую скрипку в формировании сознания, что для нас недопустимо. Конституирование и интенсирование –моменты в деятельности и ее действии-потреблении, не более того. Однако уже Гейдеггера, с его поисками целостного чеовеческого существа (видимо, потому и лишенного внутренней динамики) такое различение перестает казаться естественным. Он пишет:» Вопрос стоит о бытии целого человека, которого привыкли считать телесно-душевно-духовным единством. Тело, душа,дух могут опять же именовать области феноменов, поддающихся тематическому обособлению в видах определенных исследований; в известных границах их онтологическая неопределенность может не тяготить.» (Хайдеггер М. Бытие и время.М., 2013. С. 48.). Гейдеггера, как, по существу, и Гуссерля, они и не тяготили и они ими не утруждались по существу. Исследования человека подошли к такой границе, когда сам целый человек должен быть рассмотрен внутренне-противоречиво, в его явленности самому себе, самостановлении,которое истекает из и завершает гомилетическое (преодолевающее ограниченности и предварительнорсть герменевтики и экзегетики)становление миром-личным, личным-социальным, личным — всечеловеческим и личным миром — космосом (универсом). Человек должен быть рассмотрен теперь не только в-мире, что в общем-то ошибочно, поскольку мир заключается между вещами и людьми и между людьми, но и в в-себе (припосредстве мира),и для-себя (проблема, поставленная Сатром, Шпептом и Лосевым), что ставит границы его феноменологическому рассмотрению. Кроме того,онтологические исследования, не делающие различий бытия человека и внечеловеческой реальноси,хтя человек и из них возник, и над ними принципиирует\. Доминирует, критерИИцирует и постулирует, подводят к вопросу о философии, занимающейся только человееским, вне мира, в господстве над миром, существовании. Общефеноменологический метод, видимо, должен быть обобщен весте с другими методами как частными реальностями, особенно как случаи деятельности с другими свободными общностями. Да и наблюдения за бытием-деятельностью, а именно деятельность, как нам представляется, является бытием, а не существование открытого, поскольку оно актуально деятельностью не охвачено, показывает четвероякое его строение, в едином русле человеческого бытия:вещественное (интенс)-телесное (сенс), откровенное; скрыто\, сущностное (эссенс), социальное; прикровенное, феноменологическое (И именно онем идет постоянно речь у Хайдеггера) (феном, экзистенс) и собственно человеческое, сокровенное –(квинтэссенс)… Последнее необходимо постольку, поскольку в своём наличном бытии человек уже не является простым сознаним, а сокровенным существом, выделенным в мире и в реальности предметностьаличного дана ему в некотором горизонте; даже свободный человек имеет некоторую цель, смысл своего существования, на основе которого создается проект (иначе он будет пуст), и это — сокровенно и от него самого. Таким образом, путь деятельности — деятельного бытия (в отличие от активности, труда, работы, в правильном распределении — ее сторон) будет раскрытием всех четырех регионов, включая квинтэссенциологию, будет практическим сампознанием, то естьсамотворением человека; соответственно и мефоды, проходя пороги регионов существования,сольются в единый поток, впадающий в деятельность. Кроетого все человекоисследовательские направления,которые пока что можно назвать гуманоогическими, поскольку абсолютизируют животное, биологическое и производное от негоначало, обретя свою сферу и метод,станут настоящей антропологией,основой для всех религий (а не рес-лигий), в первую очередь — натуральной (Спиноза), наук, искусств и практик, прежде всего — познания и сотворения человеческого в человеке — в разных, но сходящихся, вариантах. В свою очередь, квинтэссенс, составят ядро реалий, хотя их можно понимать с разных сторон. Но и радикальный гуманизм от Кожева до Сартра предаются крайнему отрицанию (а не преодолению, Дроздов 1984) животного и создают хирургию вместо свободы, когда человеку не на что опереться. Человек — свободен, это его видовое качество. Насилие над свободой — извращение своё и человека. В равной мере «философская антропология» рассматривает человека с редукционистских позиций, что привело ее, как гуманологию, к кризису 30-х годов, когда возник вопрос — кто этот человек? — социально (Юнгер) национально (Розенберг) и метафизически (Гейдеггер после «поворота», отказа от исследования свободы).

Только онтология (другие формы её производеы), онтомен и его формы — реалии, вплоть до исходных реалий, — универсалий человечекой деятельности (неявной форме описанных как категории), чаще всего понимемая через интервал с сущим (что состаляет особую трудность у Хайдеггера и заводит его в тупик), а в нашем понимании именно этот промежуток и нуждается в особенном проявлении, и обобщении, − есть синтез всех методов, от него отпочковавшихся и его теперь обогащающих, и может быть назван»мефодом» − путём. Он включает исторически господствующие формы умозрения,откровения, сущности и явления (феномена); все они — абстракции от онтомена как процесса, без чего нет ничего существующего, — способа деятельносго бытия человека.Чеповек — единственный Онтос мира. Он — Он мира и его Она. И это — не факт, а акт его самоп олагания в ином. А сам он — Иной этому миру.Так можно поставить радикальный вопрос перехода от фактоцентризма, в существе которого — акт признание фактом, к открытому актоцентризму и акционизму как проявлению деятельности. Так для нашего предмета рассмотрения — России в первую очередь по сравнению с интенсиональными, ноуминальными, и феноменальными (экзистенциальными) сторонами и соответствующими сторонами постижения как синтеза объяснения, понимания (умозрения), откровения и интуиции, основанных на инстинктах и тропимах, — искони естественным был путь бытия — существование сущего и пребывание в бытии, которое и есть высший вид, род и особа существвания, его способа и преодоления — существование во всех его изменениях, при чем именно осуществление личностного, обязательство перед всем существующим есть осуществление возможного и невозможного, реального и нереального, в их предназанченности любви, красоте, добру, истине, чем у соответс твуют «арете» античности, соответственно сдержанность, мужество (прекрасный порступок), справедливость и мудрость. При этом само добро понимается двояко — не только и не столько как полезное, но и как общественно оганизова нное добро, справедлвость в частности, так, что в него входит и социальное, и индивидуальное, и универсальное. Иными словами, мефод лежит на пути осуществления любви, прирастания красоты в мире, добра в обществе и универсуме и истины по отношению к отдельному человеку и обществу, что в конечном счете выражается в мудрости, а не простои технологичной истинности (позитивистская наука, «чистое знание»), в свою очередь направляющей собой деятельность как содержание ее бытия, как цель, в которой воплощаются мудро понятые ценности. При таком понимании познание, на которое в основном падало ударение практически во всех методах, оказывается подчиненным, хотя и необходимым, началом. Куда важнее оказывается практическая мудрость, «мудрургия» и, главное, осуществление на основе мудрости и в мудрости, творчества―деятельности, труде, работе, действии, понимая под ними, при всем их наличном несовершенстве, способ бытия человека.Реализм, таким образом, есть способ мудрого знания, софоса, метод мудрого постижения (прежде всего — призвания и предназначения как основы свободно творимой судьбы) и реализации ее, при чем реализация и есть осуществление реальности софоса, мудрости, превышающей само знание не только по форме (есть истина, а не простая истинность науки), но и по содержанию, есть осуществление бытия самого по себе так, что предпосылки и малые формы предбытия в мире реализуются как общие перемены мира, его преодоление в творчестве. Иными словами, реализм есть реальность творчества и всех его продуктов, включая религиозных и литературных персонажей, все теории и эстетические концепции, все политические движения и идеологии, все социальные утопии, не говоря уже о реСальных объектах, социальных фактах, политических конвенциях и духовных софосах.

В самом деле, сенсуализм обеспечивает только действие; сущностное познане — труд; феноменология — работу; мефод — деяние. Суммируя всё это одним словом, мы получаем деятельность как онтологическую форму бытия, при чем именно от вектора этой деятельности зависит бытийственное качество и сумма, степень бытийственности личности; да и степень существовния ее,например, такой личности (становящейся личностью) как отдельное общество (покоряющее социальность принудительную),чловечество (в которое в глобализации всё более проникает социальное как жесткая структура) и Россия. Загадка заключается в необходимости в ближайшем будущем сделать ведущим вектор деяния на месте скаляра отношений (что есть форма деятельности, как труда по преимуществу, структуры жесткого социального детерминизма) не только в отношении индивидуума (онтология в понимании Хайдеггера) или индивида (онтология в понимании Сартра), но личности в ее независимости и аутономии от иных явлений существования − именно такого онтологического переворота, обращения и оборачивания всего универсума к личностному бытию,− ожидает от человечества оно само, люди и Россия и все иные реальности. Именно поэтому онтологический мефод, мефод действительности как переплетения деятельных реальностей (не распадающихся до голых реСальностей отчуждения) и их способа существования можно назвать ре-ализмом — вопросом о реальности (всегда большей или меньшей) всего сущего; о реалиях его существования, сочетающих вё дейстительное, действенное, включая сюда такое реальное, которое помимо высших личностей невозможно,− и кончным осуществлением реальнейшего, действительного, полного этим качеством в отличие от всегда косной,конечной реальности,− в человеческой действительности как его, человека, бытия с деянием не только ради него самого (и, может быть, не в нервую очередь, от чего не может понять онтология европейская). В его реалиях веры, надежды и любви и софии. В бытийственном плане именно они, как будет показано ниже, есть существо соответсвенно, интенции (без которой сенс — чистое потребление), рационализма в его главных исторических ипостасях надежды на мир (ноуменология) и на себя (феноменология) и онтология как софийности, высшей мудрости (подчиняющей себе науку), воссоединяющей все стороны универсума уже не столько в познании, сколько в воссоединяющей все сущее в конечном счете в любви деятельной и, главное, любящем деянии. Любовь без действия пуста, действие без любви разрушительно, что особенно демонстирует западный капитализм, империализм в особенности.

Деяние в деятельности человека до сих пор было побочной стороной и, чаще всего, проходило неопознанным, что создавало отчужденную ― остраненную (если использовать в новом значении термин Шкловского), отстраненную, превращенную, и даже извращенную его форму. Все частичные методы, их гипертрофия и абсолютизация отдельных моментов деятельности, их социальное (не общественное) разобщение и связаны, и приводят к отчуждению Переход деяния, творчества во главу угла должно стать постижением универсальности каждой деятельности, её сторон как деяния. По существу, безответственность к деятельствующей стороны труда и работы, действия, является корнем и прошлых, и современных проблем человечества (так и его истории). Пренебрежение отдаленными и менее отдаленными последствиями деятельности неизбежно влечёт за собой катастрофические последствия для универсума; это значит, человек всё еще идет своми мирскими дорогами, прокладываемыми для себя самого и исключительно только собственных интереса. Путь — мефод, бытие откроется ему через безорожье и только там, тогда, и поскольку, где, когда и поскольку он примет своё призвание и предназначение в универсуме как миро-творца, что особенно характерно для русского, российского человека.

Россия искони, в отличие от других стран, более или менее интуитивно принимает всё еще сокровенный путь, тропу, в отличе от дорог (среди которых есть и приближающие постижение бытийного деяния деятельности « дороги свободы», Сартр), несмотря на исторически частные увлкечения и огрехи. Сокровенное, деяние, для нее не до конца осмысленный путь и призвание, назначение и судьба, потому можно говорить о ней как о страннице мефода, как о близкой сокровенному человека и человечеста, сокровенной России и сокровенному ей самой, ей самой как сокровенному вего человечества и соединить исследование сокровенного с его постоянной спутницей — сокровенной Россией.Россия — хранитель сокровенного.

Данное исследование лишь в методе является реалистическим, в обобщенности метода; в существе оно — философское, русистическое, россиеведческое, историософское, социософское и антропософское (помимо Штайнера), что требует усовершенствования и преодоления методов метафизическо, диалектического, феноменологического, приложения в структурализме (как частности системного), включая семиотические, семиологические и деконструктивистские частности в контексте России и в перспективе апологии России в ее личностной роли перед Востоком, Западом, Севером и Югом., человеком, человечеством и в-селенной. Это есть россиедицея и персонодицея, Возрождение деятельности на новой стадии развития ее средств из синкретизма преистории. Проходя стадии мифологического мировоззрения, мировоззрения теологического, мировоззения научно (этически)\эстетического, философия приходит к своей верщине и синтезу, мировззрению философскому в собственном смысле слова и философмм, и собственно мировоззрению, на осове сложившихся предпосылок.

Реали-стическое мировоззрение

Необходимость реализма

Ни в одной области знаний нет такого многообразия точек зрения, подходов и ракурсов рассмотрения, как во взглядах на судьбы в-селенной, человечества, народов, сообществ и личностей. Они зависят от основы, от мировоззрения. Рекализм требует равных прав на существование всех мировоззренческих систем, собственной — прежде всего.Еше вчера очевидное становится уделм истории и требут изучения новых возможностей развертывния судеб. Ранее побочное и маргинальное оказывается главным, ведущим, что требует уже не глобалистического, а планетаристского подхода во-первых и мировоззренческого, философского анализа, во-вторых. Признание многообразия, плюральности мира является важнейшим результатом развития человечества, но это одновременно утверждает человечество как совокупную личность, способную действовать свободно, а значит, и в условиях разноречий, а не только шизоидных портиворечий недавнего глобалистского прошлого. Происходит становление из общечеловеческого малтитьюда (множества, Спиноза, Гоббс) нового магнитьюда (качества, Драздов) разнообразных, в существе всечеловеческих культур внутри, цивилизаций снаружи. Но все они достаточно емко, неформально, классифицируются в уровне развития, воплощенеия своей особности, осуществления своего предназначения и призвания по типам мировоззрений. Это — приложение реализма, который всегда предполагает хотя бы минимальную связь с существованием,но и неизбежность бытия, что выражается в спосбах связи с миром, его, мира, формирования, включая и «зрение» нп него.

Реалистический подход, — подход, исхдящий из деяния,― деятельности,― работы, труда, действия как способа действ-ительности этих реальностей, — требует исследования и использования опыта народов и стран, в котрых совокупный субъект находится сразу на разных этапах развития и имеет опыт плюралистического бытия. Такой страной является Россия, малое человечество, и ее опыт и возможности, скрытые от глаз внешнего, поверхностного, эгоцентричного наблюдателя, − прикровенные, сокрытые и сокровенные, − неизбежно сделают её духовным лидером нового тысячелетия в ее обновляющейся на основе истории Руси российской культуре.В ней сосуществуют и взаимодействуют все виды известных на сегодняшний день мировоззрен ий, и это требует приложения исконного, базового для всех других реалистического метода, подхода, аспекта рассмотрения.

Вопрос о судьбе плюрального мира неизбежно затрагивает не только философские глубины, но и глубины самой философии — мировоззренческие предпосылки философствования. Более того. Философия в своем развитии подошла к важному рубежу. Зародившись в лоне мифологии и долгое время обслуживавшая её как объяснительный принцип существа мира, имея мифологическую подоплеку, она сменилась философией теологической, свидетельствующей, что сущность всего есть Бог и выполняющей роль истокования богодохновенных текстов — здесь от существа мира произошел переход к его сущности.Это-философия гонимая Далее философия приобретает образ методологии. Философии борющейся, но поглощается и все более впадает в плен формы научной и эстетической; приобретает форму рационалистическую и иррационалистическую, свидетельствующую о сущности вещей уже независимо от бога и космоса. Но не от мира. Это―философия плененная. Неудовлетворенные сциентизмом и антисциентизмом философы возвращалиь к миру и, через него, к человеку, но еще не в способе его бытия\существования, не в деятельности. Вдохновляло их видение философии как понимание мира и человека (Хайдеггер) или к сущности человека, противоположного миру, сущности, отличной от других сущностей своей неопределенностью и выбором (Сартр) и наукообразной философской антропологии (Шелер, Плешнер, Гелен), остающейся еще натуралистичной и гуманологической, обреченной непреодоленными в сущестиве видовыми предпосылками сущности человека как основного, фундаментального его видового качества — свободы. Здесь антисиентистские усилия соседстввали с сциентстским по существу пониманием реальности, оторванной от деЯ-ствительности, в обратном их отношении, что привело к кризису самой философии, проявившегося в пстмодерне, структурализме и постструктурализме. Следующий необходимый этап должен раскрыть то, что философией чаще всего скрывалось — что она есть систематизированное мировоззрение в синтезе многих, как момент и средство деятельного бытия.Философия обретает собственную дисциплинарную специфику, тождественную с общностью и свой, реалистический метод в качестве универсального мировоззрения, как подход к религии (с ее истоком — фетишизированным (Маркс, в частности, о товаре) пониманием вещи вне процесса), науке и искусству как родам человеческого творчества., сторонам и аспектам егосуществования (соответственно ―действия, труда, работы и деяния как бытия) в перспективе синтеза в деятельном бытии. Философия неизбежно станет торжествующей. Это — путь от реального к реальнейшему―человеческому деятельному бытию. И зайти с самого начала своего поступательного развития, поставив вопрос о мире не только как «дающем всему место» (Гейдеггер), иди зоне обреченности выбора (Сартр), а как о пространстве, условии и результате личностного существования универсума (миръ), социума-общества как разноречивом взаимодействии социальностей (мiр), зоне непосредственности опосредованного (мир), и ранее повсеместно, кроме России, побочных, «прикровенных» личностных качеств (мvр, через ижицу). Их синтез не в «жизненном мире», а мiре как свойс тве д ичности и для личности, как зрелом носителе деятельного бытия и на этой основе синтезе миров, доступном. Что есть форма овнешненная и ресифицированная, а, для современной России, в которой развивались все четыре стороны, сменяя своё доминирование, становится точкой синтеза мvр личный, который должен преобразить и по-новому связать все миры. Это — задача преодоления Чёрнрго квадрата Умершего мира (Мир умир! М.,2009), его преображения, оборачивания и обращения в Белые квадраты новой ре-альности, без особого (но не абсолютного) довления подчиненных рес-альностей, новой, перевернутой и обращенногй структуре соотношения миров в синтетическом реадистическом миро-воззрении. Соответсвенно, в России в композитной форме присутствуют все реальные мировоззрения. И это ― ее реальность. Они неявно развиваются повсеместно, но однобоко и робко, только в средоточии современных разноречий Восток-Запад, Север-Юг, где, помимо прочего, перемежаются разделенные по всей планете дотрадиционное, традиционное, индустриальное и постиндустриальное общества. Так было с самых врмен появления славян, русских на Востоке Европы — здесь способность опосредовать противоречия и разрешать за счет личных, социальных территориальных и миръских усилий имеет огромную традицию и огромный потенциал в решении планетраных проблем. Россия расположена в Средиземлии, есть мир номер ноль (Шевчук), по отношению к ней определяются характеры всех других цивилизаций и миров, мировоззрений как фундамента торжествующих философий и их порождений, самообоснований. В частности, отношения первого и второго (самозванных) миров — ко всем остальным проверяется именно на отношении к России.

Ядром подобного, русско-российского миро-воззрения, воззрения на мир как зону бытия , действительности разноречивых реальностей, является реализм. Русский человек в массе своей сам решал мировоззренческие, философские по существу проблемы на основе признания равноправного существования (но не равного по бытию, в том числе и по отношению к его бытию, в котором и выражается его личность) различных реальностей — и это распространяется не только на реальности социальные и национальные, но и телесные, душевные, духовные, что имеет свой исток в многоверии, и практике исихазма, самоконтроля и реалистического духовного трезвления. Русский человек — как и человек культур, испытавших на себе влияние русской культуры — по самой свой прирде мистик и реалист (Штайн) и живет на основе реалистического мировоззрения,признающего равноправие разноречивого, которое так необходимо для плюрализирующегося, чреватого неизбежным восстанием накапливающегося потенциала личностей, мира. Собстенно, именно тогда мир и станет миром. Иными словами, необходимо философски осмыслить миро-воззренческий опыт России, ее сокровенную глубину, лишь недавно осободившуюся от исчерпавшей себя государственного плюрализма СССР и социалистической системы. Опыт личностного, миро-воззренческого философствования, ранее прикровенный, стихийный или осуществлявшийся в неистинных формах делжен проложить путь к последней надежде истомленного потребительством, вступившим в эру Вырождения человечества. Цикл истории цивилизаций, (в отличие от Всемирной истории, о чем ниже), начавшийся на Юго-Востоке Средиземноморья (зоне трех цивилизаций) с его теоцентризмом переместился в свое время на Северо-Восток Средиземноморья с его твароцентризмом, а затем на Северо-Запад и товароцентризмом и Север Европы с поиском отвлеченной от человека и Бога истины , творчетризмом и, следуя по часовой стрелке, должен завершить свой оборот в России, малом человечестве, мироцентризме, давно и плодотворно живущей в условях признания реальности разнородных элементов и начал жизни. Таково реальное положение дел, включающее и идеологии и мечты различных субъектов разного объема общности, что входит в их реальность.

Реализм мировоззрений

Традиционно выделяют основные базы мировоззрения: вещество, что исходит из догмата о первичности всего вещественного, вещи, стихий, и зависимого духа или независимого духа, зависимого лишь от других духов или независимч от всего, существующего наособе, исходящего из бытия духа, даже духа конкретной личности, утонающегося до идеи и подчиняющих себе вещество и вещи, стихии. Существуют также два композитных мировоззрения, одно — что идеи (форма бытия духа)вытекают из материи, в том числе ― из вещества, данного в ощущениях как, его обобщения и конкретизации и, напротив, что материя есть оплотнение и воплощение идей о ней. Иными словами, можно выделить четыре мировоззрения: савящее во главу угла вещество и неизбежно отрывающий от него дух как богов, это вещество животворящих (мифологии), что характерно для ранних стадий развития человеческого общества, а сейчас — для Юга и Севера (в том числе российского); стаящий во главу угла идею и противопоставлющий ей материю теологизм, − ныне, как и ранее, характрный для Востока; мате-реализм различного (вплоть до субъективно-идеалистического) толкования и отрывающий дух от материи, что характерно для Европы; и взгляды, основанные на признании духа не как отдельной субстанции, а как реальности, носимой личностями — вселенскими, совокупными и индивидуальными, способными использовать все другие мировоззрения как честные случаи своего синтеза и как духовные явления, и это — существо российского (бытийственного, реалистическоо) миро-воззрения.

В начале ХХ века в Европе эти четыре мировоззрения были сужены и сведены к вопросу об ощущениях, — вопросу, гносеологически важному, но с точки зрения более глубокой, онтологической, бытийственной, бесполезному. Онтологически ощущения, как и всё другое, являются некоторым существованием, реальностью, выражающей более глубокое — бытие подвижного, деятельного существа, нуждающегоя в значительной независимости от окружающего, каким является человек. Его мышление прикровенно, но оно должно вести к самому его личностному бытию, сокровенному, независимому от всех иных реальностей — к его духу. Поэтому ощущения всегда рассматриваются в оппозиции прикровенному — душевному, области теологической. Чтобы упразднить личностное (личности «предыстории», личности частичной) влияние на познание и был поставлен вопрос об ощущениях как единственной реальности. Но о природе их спорить бессмысленно —всё обладает собственной реальностью и стоит ли дискутировать, что реальнее — вещество, материя, дух или сознание? В самом деле, сведение вопроса к реальности материи или идеи в узких рамках гносеологии не имеет резона — содержание идеи или материи проистекает из иной реальности (всё равно какой); как и в вопросе о духе, исток в ином, и не имеет смысла задаваться вопросом о первичности — всё реально и, глубже, всёдействительно. Всё есть как в Себе, так и в ином, но, поскольку оно есть, то есть и в Себе Самом (Мир умир! М.,2009)

Исторически и логически не противоречат природе реальности все отмеченные мировоззрения, хотя одно из них исторически и цивилизационно выходит на первый план; сейчас очередь за реалистическим синтезом на основе духовного как существа, сокровенного содержания сознания. Иными словами, генетически, исторически логически и онтологически возможны и существуют четыре мировоззрения по главенству отношений: материальное—материальное (вещественное), характерное для народов преисторических, где даже дух материален, материально-идеальное (сциентистское, материалистическое), характерное для народов атлантического комплекса, полагающих всё сущее за некоторую объективную реальность по отношению к познанию, идеально-материальное (теологическое, идеалистическое), характерное для восточного комплекса воззрений, основанных на прочности и неизменности идеального. И идеальное-идеальное (духовное), обобщающее три предшествующие, поскольку даже духовное мировоззрение не может отрицать существование вещества и материи; характерное для России с ее дистантированием, опараллеливанием отношения с миром и выявлением личностной (аутической) причинности как основы целостности разобщенного мира.Вообще же «существоввание»— надо понимать троояко. Наиболее глубокий его пласт, это, скорее, «веществвание», опора на вещество, «в-еще-ство» и «В-ещь» как содержание самого исходного уровня, имеющее внутреннее; затем это — суть-ществование», удачно выражающее необходимость всех производных реальностей быть связанным с ним, но вся суть не исчерпывается веществом; нконец, здесь просматривается «существо» как потенциально , дюнамически живое существо, что хорошо отражает и бытийную возможность неживой природы, которая существует только как процесс, движение, а значит, заключает возможнотсть как возможность самого бытия. Наиболее отчетливо одна из этихвозможностей раскрывается в своём бытии в сущем, где человеческое существо однаруживает своё естество, природу, нно и вещь, не изолированная, а вплетенная в универсум, также есть минимум существования. Так, большой взрыв был актом бытия исходного, хотя и своеобразным. Для существования необходимы средства, и они определяют естьтество данного как с-у-ществующего. Оно всегда на-лично, в том смысле, что человеческая деятельность может включить его, существующее, в деятельность, своё деятельное бытие, которое обязательно лично, а не только наличествует (ср.Гейдеггер). И при-сут-ствует, то есть можеть раскрыть не только свою «сут», открытое, но и суть, не данную нацеленному на наследие животного мира глазу человека, который уже далеко превзошел одно только удовллетворение своих потребностей. Это есть суть, и человек в более точном смысле, есть суть-щество. Но оно не должно оттрываться от вещества, как первичного содержания, как делают это сенсуалисты или краййние «материалисты», не замечающие, что главное — «Матерь» в материализме.Этот взгляд на мир в собственном смысле слова духовен, личностен и, будучи долгое время побочным и региональным, выходит теперь на первый план как острие и смысл человеческой истории на новом витке ее развития.

Современный кризис — не только экономический, но и генетический, исторический, экзистенциальный,онтологическй — охватывает все прочие мировоззрения, и они неспособны разрешить проблемы человечества. Вопрос стоит не только о сущности и существовании, но о самом существе, сокровенном человеческой истории, не говоря уже о существе жизни философствующей и историософствующей личности. Именно духовное на разных стадиях свого развития и проявлвленности, способно синтезировать противоположное и направлять энергию синтеза на пользу дела; это является указанием на сокровенное призвание, сокровенность России, а в ее лице и в свою очередь, всей планеты, рождения и существания планетарного (в отличие от глобалистского) мышления. В сознании это — способность рассмотреть миръскую проблему всесторонне, не впадая в частности конкретные цивилизационно, а также в заивисмости от интеллектуальной традиции. Это именно миро-воззрение, способность выслушать и гармонизировать разноречия вплоть до хороводного, полифонического, начала, не отрицающее раздоры в маргинальных зонах и использующее их. Это — преодоление неподвижности мировоззрения Востока сего обреченностью субъекта объекту; дистантирование от основ Запад, подчиняющего объект субъекту; от застойности Юга с его пераллелизмом объект-объекта с духами и тотемами в качестве опосредования. Это — синтез на основе признания субъектности (в разной степени) всех реальностей. Это — одухотворение тела и воплощение духа, живая жизнь душевного в объятяьях мiра социального, которого бежит индус (в поисках мvра) и взыскует китаец.

Реалистическое мировоззрение не ставит во главу угла один или другой комплекс идейных отношений, ибо они от него производны, но выявляет подход, нужный для региональной онтологии, сложившегося положения и обстоятельств дела. Например, идеальная реальность вполне может оказаться мате—реальной реальностью в зависимости от того, что сейчас становится или должно стать «матерым», основным среди реальностей; во времена кризисные идеальная реальность чаще всего становится мате-реальностью, если ее не подменяет какая бы то ни была региональная реальность, например, реальность денег, экономика. В иных условиях такой реальностью может стать идея — идеология и так далее. Если каждое из мировоззрений выявляет свои относящиеся реальности, то их существо есть прежде всего связь, и признание последних за существо, выявляет миро-воззрение, отношения как прежде всего идеальное с идеальным, как сокровенное всего человеческого бытия во всем мире и прежде всего в малом мире –России. Реальности полностью изолированной если не в пассивном, то в активном смысле (Бог) невозможно не только существовать, но и представить; искусство сочетать различное, признавать и использовать его, различного, бытие в совокупности отношений есть искусство признающего реальность за всем, даже ошибочным, реалистического миро-воззрения, искони существующего и составляющего основу России реалистического миро-воззрения, сокровенного в ней и, в ней же, сокровенного для всего мира. Оно должно стать откровенным для всего мiра.

Следует учитывать, что ировоззрение в целом представляет собой синхронический, одномоменый состав деятельности (здесь и далее подразумевается вместе своим истоком и непременным усовием — актом творчества, без чего есть отчужденная деятельность, сводимая чаще всего к разделению творчества в труде и присвоении, часто дажек потреблению) в отличие, что очевидно, от диахронии — деятеьности, причинности — аутии и личности — полифонии. Мировоззение — цулочтный акт из четырх составляющих, при доминировании одного из них. Однако нельз абсолютизировать каждую из сторон — каждая имеет значения средства, предмета и объекта деятельности. Целостность жини личности –осуществление акта жизни в целом, в котором сочетаются познание, оценка, воление,действие. Все они реальны как единствов действительности деятельности. Это касается ичностей любого уовня, в том числе — и России, её познания.

Реалистический аргумент

Реализм современный основан на том, что, если существует хоть кто-то или что-то, что сохраняет нечто как некую реальность, то это последнее — реально, то есть существует, не смотря на его характерные черты как отчуждения, превращения, извращения или остранения (опредмеченности). При чем не тольтко сами слова сохраняются, но может сохраниться и оно само как некоторое бытие — ничто не может существовать, вне причастности бытию. Верно и обратное — бытие существует, и более, чем существует. Так, если ранее кто-то верилв Бога или существуют люди, верящие в Бога, то он не только причастен бытию или, узко понимая, причастен бытию, но и существует, реален. С другой стороны, не всякое бытие божественно, оно причастно и существованию. Нет существования без бытия, нет и бытия без существования, хотя бы в качестве сокровенного. Нет явления не только без сущности, но и без сущего, таким образом предметно обосновывающего в деятельности; вещественная компонента, традиционно понимаемая как главное (например, понимание предметного у Хайдеггера), но по существу, являющегося лишь воплощением бытия как предметного (как его момента), что, и это надо считать регулятивным принципом реализма, никогда до сих пор не является главным, ведущим в человеческом бытии.

Следуетотметить,что все существовавшиедо сих пор реализмы редуктивны, по существу являются рес-ализмами (рес-вещь), тогда как подлинный ре-ализмсоит за равноправие всех видов реальности, часто подчиняющих себе вещь, господствующих над нею. Иначе ни вещь, ни человек, ни соединяющая\разъедияющая их деятельность не понятны и нереальны.

Как в человеке нераздельны и неслиянны тело, душа, дух, идея, хотя явно или неявно главенствует идея, и она не менее, а скорее, более реальна, особенно в деятельности чем телесное, плотское, поскольку утверждена в большем по объему массиве реального. Можно сказать, вслед за русскими символистами, надо идти от реального к реальнейшему, в чем данное укоренено как сторона, момент, элемент и от чего зависит его существование. Как будет показано ниже, телесное есть момент природы, но её единичности реальны лишь постольку, поскольку реальна сама природа и ее регионы как целое. Душа и душевное — две стороны включенности человека (природное) в социум (индивидуальное). Социальность реальна лишь постольку, поскольку реален дух, независимо от его понимания — от слова (номинализм) до понятия (концептуализм категории (реализм) и деятельности на их основе (недостающийв средневековье ре-ализм); идя по обратному пути — идея реальна, поскольку и насколько существуют несущие её личности, готовые не к существованию, но к бытию, и бытием, деятельностью живые, поскольку личность — не существование, но путь и активность. Вещественная деятельность здесь подчинена более высокому уровню предметности, поглощающей вещественное в свои соты.Именно поэтому Ильин, а за ним по существу, и Франк определили Бога как Предмет. Иными словами, предлагаемое нами понимание Единого сочетает в себе и лбовь, красоту, и добро и истину,и усию в их изначально-христианском понимании, и в производном, как благо-блага, и истину (всё это — распад изначально-пещерного существования) и, главное, то, что открывается мудрости. Единое, как мы увидим ниже, не есть что-то,а как и кто, есть деятельность, мония. Под реальностью, сдеовательно, понимается и существование, поскольку оно причастно и насколько оно причастно бытию, и бытие, как целостность и существо существования.

Что касается средневекового спора реалистов и номиналистов, то здесь присутствует ошибка: реалисты говорили, по-существу не о реалиях, а об универсалиях, категориях философии, то есть об определенном, высшем классе реалий, они не реалист, а универсалсты, но они отрывали их от реалий — соприкосновения с конкретными вещами и актами. Такой универсализм чрезвычайно характерн для ислама с его идеей непрерывного творения мира Аллахом и деятельности на основе ситуации по ыбору индивидуальности, что сильно зависит от концепции двойственной истины и влиянием арабского перипатетизма. Что касается номиналистов, то нетрудно заметить, что они отказывают в реальности самим именам, называя категории «пустым звуком». Это определение не минует и имена номиналстов. Что касается концептуалистов, то они пощли по пути «филиокве», принятго под явным давлением ислама и приведшем к тому, что духом считается только бог-Троица; сам человек духовен только под влиянием Бога.(Раскол Варлаама Клабрийского и Григория Паламы. Такое понимание духа, чуждое православному Востоку Европы, хотя и порожило целую культуру Фаустова человечества, но повлияло на неё в том направлении, что в ней много отчужденного и даже извращенного — ближайший пример сам Фауст, действующий под влиянием инфернального духа. Православие (не всё) зиждилось на идее божественных энергий, действий в мире, от чего Запад отказался, что освободило место для духа народа и собственного духа человека, что, конечно, ограничило светски-культурную плодовитость, но уберегло русского человека для творчества в новом тысячелетии Живаговского человека (о чем ниже) вновом понимании энегий в деятеьнсоти—и для возможного осуществления Россией ее призвания — что, согласно реалистическому аргументу, реально, уже постольку, поскольку об этом здесь пишется.

Реалистический постулат

Всё существующее существует исключительно движением самополагания в себе и через иное. Поэтому движение есть первичная реальность, даже пребывагие в покое есть своеобразный вид движения. Движение есть элементарное действие,имеющее такое же, но более общее значение, как квант действия Планка для квантовой механики, есть прообраз и основа человеческой деятельности как бытия. Именно включение в человеческую деятельность делает потенцию бытия, заключающуюся в действии, актуальностью,Деятельность раскрывает вчо всём потенции бытия, и поэтому есть бытие квктаковыое. Оно в целостности―реальнейшее, еос4ольку есть бытие как такк таовое, вего с3ществовании, сути, сущности и бытии.

Сдругой стороны, свободная деятельностьь есть абсолютное движение, и потому―бытие.Более высокого движения, его формы, если не говорить о божественных энергиях, не существует. Она даже выше, абсолютнее скорости света, поскольк4 способна ее изменять, меняя среды.Онеа подчиняет и осуществляет возможности бвтич во всех прочих формах движения. Вне м помимо деятельности бытия нет. И сама свободная, ничем не ограниченная деятельность есть бюытие ир возводит к бытию прочие формы движения, а значит, и определяемого им существованиря, сущностения и сущности. Деятельность свободная абсолютга, потому и является бытием; она самоограничичивается, лишь вступая во взаимодействие с иными формами движения, существования. При приблежении к ней, при вступлении с ней во взаимодействие, меняются размеры тел, их масса и форма причинности, время развертывания времени вещи, способ движения, всурываются ранее нереализуемые формы движения. Абсолютность свободной деятельнгсти есть постулат, и именно постулат реализма, поскольку свободная деятельнгсть реально изменяет иные реальности, поэтому есть высшая форма реальности\. движения, поэтому есть бытие как высшая форма реальности, реализация потенциального в вещах и их формах движения.Поэтому субъективность есть естественное состояние деятельности, ее необходимым компонентоы, осуществляемым в идеальном, содержании объективного процесса, господствующего в человеческой субъектности и определяющего ее, сотя латентная субъективность какк возможность возможности в разноц мере таится во всем существующем и определяет его возможность реализоваться в бытии, что и осуществляется в человеческой деятельности как актуальности бытия и его высшей форме, форме созидательного движеничЭтим и определяется деятельность как постулат бытия. Он осуществляется как принцип деятельности в различных регионах, доменах существования, сущностения, сущности как компоненты действия\. труда и работы, элементов и моментов деятельности. Доминирование деятельности как бытия в них и определяет ее природу как постулат бытия. Иными словами, бытие есть высшая форма существоания, что и обеспечивает его бытие как постулата во всех регионах и доменах реальности, существоания. Постулат обеспечивает принцип деятельности, ее доминирования в реальности как высшая реальность, обеспечиваемая как движение.Постулирование человеческой деятельности есть выражение ее творческого характера.

Реалии

Для реалистического мировоззрения всё реально и ральны все, хотя региональные онтологии могут и разниться. и сходиться, в определнных условиях враждебно (явно или неявно) противостоять; при чем доминирование той или иной реальности и подчинение другой всегда конкретно и зависит от реальных обстоятельств. Общая линия восхождения к реализму будущего ведет от образов к идее (Бога), далее к понятиям и ценностям как вражению целостности сущего. Реалия естьто, чтоотвечает на вопросы: кто? Что? как? когда? Независимо от типа и конкретности или абстрактности его наполнения. Ралии и есть «онтомены» человечекой деятельности, способы, условия и средства (часто враждебно превращающиея в цель) человеческой деятельности как способа его бытия. Ораниченности и ограничения псследнего (в предыстории) выражаются, закрепляются, используются в отчуждении, отчужденных формах — остранения, превращения, искажения и извращения, в господстве формы над содержанием и господстве формы форм — мира, внешнего над внутренним. Он должен быть деловм, деятельностным, действительным. Так неизбежность опредмечивания деятельности может в определенных условиях обращаться против человека и искажать саму деятельность, творческую в существе, в отчуждение труда,отошений, присвоения, духовности. Преооление отчуждения должно нааться с пересмотра отношения к миру и миру какотношению, что осбенно важно для России с её часто некритичным мироцентризмом. Поэтому представляется необхоимым поставить под вопрос само предсталение о мире не сточки зения его нарушения, а с точки зрения совершенствования его форм и его самого как формы. Для России, в частности, это — вопрос о мире как общественности, доминирования общения и отношения над обменом, тем, а не связями первичной и производнй социальности, ограничивамой ипросветляемой общественностью. Этот вопрос углубляется в этологю чловека не с точки зрения введения его поведения из животного прошлого,но спсобов его преодоления,очеловечения человка, завершения его предыстории. Таков важнейший философский вопрос данного сочинения. Он вытекает из основного вопроса философии ― Как быть?

Поскольку для реализма равно реальны часть и целое — все зависит от конкретных обстоятельств и аспекта рассмотрения, — то вопрос о реальности общих понятий, категорий (по существу, описания обстоятельств деятельности,что её и ограничивает, и отчуждает без возвращения, но и освобождает для бытия), лишен реального смысла и носит скорее номинальный характер для оторвавшейся от реальности реальности сознания. Признание равноправия части и целого заостряет на системном строении совокупности реальностей, в отличие от структурного, где реальности подменяются реальностями структурного, являющегося в системе лишь средством отношений свободных отношений свободных элементов, например, личностей, свобода для которых есть и условие, и форма существования, осуществления, бытия. Стрруктура ориентирована на исполнение функций, и многое делает ирреальным, не исключая и себя. Её реальноость — заёмная. Поэтому, исходя из определения реалии как определенности что? — минимальное существование; где? — включающее раскрытие дюнамейи существующего; когда? — далее раскрывающего сущее как человеческое сущее, — путь ведет к кто?(включающего и как?)— что есть свобдное (в тенденции) раскрытие бытия как цельной человеческой поступающе оборачивающейся деятельности. Существование дано, и еще вопрос: кем, где\. Когда и в каком виде и зачем и т.д.; бытие задано как загадка, задача, предназначение, и в ней уже не важно — кем и зачем. Большинство филоософов стаит вопрос как дано? (особенно в феноменологии), редуцирруя другие опосредования, что делает задачу трудновыполнимой, поскольку не рассматривается вопрос о другоой стороне его) «Как Быть?», а это значит — деятельствовать, что не замечено ни в качестве реальности интенции, ни в качестве реальности самой редукции. Они имею смысл, как мы увидем в своем месте, лишь со стороны участия их в свободной человеческой деятельности, его бытия. Итак, существование дано –и в нем надо увидеть условия задачи — как заданное для бытия. И стороны реальностей, а их, как минимум, четыре, чего не заметил ни Гартмн, ни Брентано, рассматривая лишь две, материальную (что есть тогдашний способ данностти) и идеальную. Но они оторваны ими от осноовной реальности нашего мира — вкладывая новый смысл, не отрицающий и старый, в формулу русских символистов — необходим путь от «реального к реальнейшему».Бытие есть высшая реальность, понимая под бытием традиционнорусское его понимание как истинной жизни, жития Реалия, в отчужденном и предварительном виде, и рес-алия, которую обычно пониммают или отказываются понимать — как сторону цельной реалии, сочленияет эти четыре основные реальности и участвует в их аУтономном развитии. Реальность общего — в том, что соединяет разобщенное; но для западника легче переделать вещь, чем признать ее равно реальной ему самому, хотя и специфически. Поэтому феноменальный, непосредственно явленный, уровень деятельности необходимо рассматривать как сочленяющий иные реальности, и интенциональность, ин-тенцию, как действие, его «дно», необхоодиимо видеть как минимум еще в одном аспекте ——эск-тенсиональности, более развитой, а потому и подчиняющей себе, использующей для себя, но и осуществляющей уё побочно, формы. Именно это не замечено экзистенциалистами, в большинстве своём остающихся среди вещей и Других, почти как вещей, относясь к ним в вариантах саадомазохистского комплекса (Сартр) и пытающихся выбрать в своём лице всё будущее человечества непосредственно, что сильно оттдает контизмом. Далее, следующиий уровень реальности, эсссенциализм, разносторонне крит ковался Марсом за отрыв от деятельности, хотя впоследствии этот уровень деятельности подчинил труду, разрушил единство деятельности в предствалении о теории и практике (некоторые аспекты эттоого разрыва замечены Лукачем и группой «Прраксис», и потому ооторвал резко революцию и освобождение каждого человека, заявляя, ошибочно, о приоритете социальной, то есть структурной, революции над революцией во имя системмы, общщества и свободной цельной деятельности его самого как бытия и его, и человека. О «квинтэссенциальном» методе, основном и включающем иные, оосвобождая это понятие от отчуждения, можно говорить только в конце исследования. В целом, деятельность как реальнейшее воссоединяет другие, часто разобщенные и отчужденные реальности в своей целостности, аименно как свои моменты ―дпействие\, труд, работу, собственно творчесто, чемусоответствуюи формы реалий, раскрывающихся содержательно, а не только доминирующей в предыстории формы, в том числе и социальной. Оно есть сокровенное, и его деятельное осуществление есть от-кровениие подлинной истории. (с дуальной периодизацией истории Марксом можно согласиться лишь отчасти —он игнорировал преисторию, а значит — логически и исторически пречелоовека.

Определение понятия требует в этом случае указания того, от чего европейская наука бежит без оглядки — индивидуального отличия рассмотренных предметов и их потенциально личностного характера. В этом случае и общее, не говоря уже о всеобщем должно иметь хотя бы минимум индивидуальных отличий, реальности, мате-реальности (а не только деконструктивистского:»кем написано»). Таким образом планетаристика избегает тупика неоязычества — опримитивленного космизма как тюрьмы для вещей-(в пользу веществ\)вешеств (первоэлементов) как индивидуальных сущностей и неизбежно возникающих тонковещественных богов или идей-богов, отвечающих за индивидуальное. (Хайдеггеру пришлос вводить «божественное» в свою картину мира.). Общее, как и единичное, абстрактное и конкретное,писаноеи неписанное и т.п., реальны в равной мере, хотя существут оно в мире/вражде, разноречиях/противоречиях, восхождении\нисхождении, − модусов со-существования и самого существования , и их можно обнаружить немало. То, что обнаруживается как существование есть бытие общего; то, что есть прикровенное для существования, часто это-общее, открытое,или даже откровенное для общего, что есть фунуция м способ существования общества.

Однако вопрос об общем необходимо довести до вопроса о всеобщем, об универсалиях. Выведя Бога за пределы мира, западные теологи не смогли выявить идею бога как общего не в вещах только, но как реальности; универсалии (а это есть категории и только они)реальны как закон для «низших» реальностей. Ислам четко придает универсалии Аллаху, но это противоречит идее личного (точнее, индивидуального) бога и индивида как человека.Это касается и универсалий лингвистических, социологических и культурных = они есть выражение и осуществлений «универсальнейшего№ категориальной структуры деятельности, хорошо описанных Аристотелем.

Схоластика передала черты личности Богу, оставив человека индивидом в лучшем случае, — с этой проблемой не раз сталкивались позднейшие философы. Однако поставим проблему правильно — личный бог понадобился, чтобы отвечать за универсалии. Решить проблему можно иначе: сами универсалии (иными словами — бытие Всеобщего какк деятельноси) индивидуальны (в том числе и в текстах как текстах схоластиков), и потому реальны. Иными словами это есть реалии, находящиеся в противоречивом единстве с реальностями, в том числе и с социальносями, в том числе научными и с реальностями откровенными, данными непосредственно органам чувств. Реальности Древней Греции, средневековья ит.д и т.п.—ныне весьма матереализовалась и разрушилась, но некогда она была перспективой и была весьма идеальны. Но и сечас они реальны в дальнейшем развитии человечества. Иными словами, реалии — не только реальности, но они еще поддаются операциям в мiре миръе, в социальностях, культурностях, лингвистичностях, что есть способы существования уровней реальности, и вещественностях, в иных предметностях. Это делает чисто научной или гносеологической задачей всю проблематику номинализма и лишает концептуализм его богодухновенности, сохраняя их реальное значение для человека и общества, сообщества ученых (в отличие от сообщества философов) в частности. В этом случае становится важным, что именно говорил, напрмер, Сократ, что именно имели в виду его собеседники, как разворачивалось со-бытие, сколько пострадало от представления о независимости идей-эйдосов. В рассмотрение входит живая жизнь философа и его сообщества с его склонностью в Европе к ан-архии, опоре на гослословные утверждения. Идеи являются личными по отношению ко всем реальностям в своей реальности. Имеющим к ней отношение, в том числе к научному и иному сообществу. Они становятся реальными или реалиями. Борьбасреальностью общего основана на чистом недразумении — что виздании Аристотеля учение о ервых реальностях опубликовано после физики и названо поэтому метафизикой,Оа описывает ральнотьчеловека,которая есть научнй факт и от которой невозможно отказаться безсамоубйства или самоубийства всего человеческого вида (поэтому угроза ядерного само-убийства есть факт метафизического заблуждения). Метафизика, коечно,предшествует физике,как и метасоциология, метабиология и т.п. прешествуют классам и роду людскому. В равной мере борьба позитивизма с теологий оновна на забвении человееского и социалього происходения существования их. ПростоКонт не знал немецкого языка и не обнаружил непосредственной связи немецкой классическойфилософии с позтивным занаием (так называемый «некритический позитивизм» Гегеля)…

Реалии характерны тем, что сочетают в себе все четыре отмеченные стороны отношений (матереально-матереальное, идеально-матереальное, матереально-идеальное и идеально-идеальное) и отношения эти разнообразны по соему влиянию и осуществлению.Существо их заключается в том, что ни одна из сторон не отсутствует хотя бы как потенциальная—и неизбежно захватывает все другие стороны даже в случае, если актуального носителя этой стороны по-видимости, нет. Даже высшие виды духовного соприкосновенны с матереальностью неведомого и неслыханного как продукт высшего развития природы и общества и знание о нем есть оплотнение духа и идеи как самостоятельной реальности. Каждая из сторон есть мате―реальность в определенных условиях и в=себе, для себя, для иного и в принципе может стать для всех других мате-реальной как ведущее, господствующее начало; общая линия развития человечества лежит в продвижении к идеально-идеальному отношению, духовному и идеальному, как наиболее мате-реальной, господствующей над другими отношениями. В ней реалии становятся не только познанием (ощущением (, созерцанием или постижением, в пределе бога или Единого, не только миром или Богом, но бытие в высшем своём развитии, поэтому реалии оказывают сокровенным, откровение которых есть новый шаг развития всего мира.

* * *

При исследовании судеб и особенностей народов нельзя оставлять в стороне вопрос о причинных детерминациях социального разделения труда, взаимодействия факторов социального развития,— все то, что относится к компетенции «общей социологии» и остановится на общих закономерностях связанных с особенностями истории народа и вышеотмеченные факторы вмещающих «реалиях» десоциализации целого (множество, малтитьюд) и восстановления его единства (качество, магнитьюд). В социологии известны культурные универсалии, общие всем народам; они конкретизируются до реалий и реальостей каждого отдельного народа. Кроме того, реалии составляют как бы «жизненный костяк» народа, выражают его надиндивидуальное целое и сохраняются во вех переменах во все времена. Именно здесь с особой отчетливостью и непреклонностью проявляются особенности жизни каждого народа, их влияние на облик личности и ее судьбу, на всё человечество и унивесум в целом. Если «общесоциальное» можно определить как общее, общечеловеческое, то предложенные вниманию механизмы относимы к скорее, как общее, то предложенные вниманию механизмы жизни каждого народа, их вляние на облик личности и ее судьбу узкоциальному в узком смысле слова, частночеловеческому, национальному. Но в русском человеке бщечеловеческое дано непосредственно. Парадоксально, что это «частное» социальное, наполненное влиянием «незначащего» — особенностями ландшафта, событиями прошлого, культурой и пр. — составляет ткань «общего», «универсального», и последнее часто вынуждено приспосоабливаться к обстоятельствам места, времени и образа действия. Иными словами, «реалии» составляют единственно реальную ткань «универсального», общего. Универсальность общего зависит от специфичской точки зрения, которая отделят человека от общества и вынуждена интегрировать его обратно угрозой всеобщего, универсалий, утраты социальности и риродности,страха,отчаяния,ужаса,отчуждения — негативной социаьности. В действительности они есть реалии со-бытия людей и, как реалии могут господствоать над людми, а могут им и подчиняться. Особенно в индивидуальном отличии, в единичном. Дело в том, что реалии ни дуктивны (дологическое, содержание), ни дедуктивны, ни индуктивны, они трансдуктивны, не теряют степени общности в суждениях, но, в отличие, возрастают по значимости их содержания или в ней же деградируют. Это есть активность, деятельность Логически трансдуктивные суждения назваются традуктивными. Вне нее трансдукция (можно сравнить с частным случаем трансгрессией и трансценденцией) всегда сохраняет степень общности особыти способами, в зависимости от общности (научно, в том числе и социальной). Всеобщее, раз побыв всеобщим, сохраняет степень своей общности даже если в нее никто уже не верит; единичное останетс единичным или особенным не смотря на все перипетии своей судьбы.

Все степени общности соединены в реалиях. Так планета, с точки зрения планетаристики — высшая реальность. Не смотря на степени особенного — пневматосферу, ноосферу, стратосферу (сферу социальных страт) и т.п., существующие города, древние развалины и т.д. Их реальность меньшая, по крайней мере станет как наказание. Либо как награда за преображение индивидов современной глобалистики в планетаристских личностей перед лицом личной планеты, а не кабинетного глобуса. Непосредственно данная, индивидуальнаяреальнстьдолжна бытьпонятакакличностная, не смотря на нудительное представлене о чувственно=телесной данности как самоочеевидой. Но для этого нужен чувственный и ауный, политический, реигиозный,социальный и эстетический подвиг. Бзнего ет ни жизни, ни творчества,ни труда.

Социальное в «узком» смысле слова, реальность «прозрачна» для погруженного в их стихии исследователя. Иллюзия отсутствия преград сохраняется, пока не всает вопрос об особенностях данного общества, при чем об особенностях общеисторических и существенных, о причинах «неслияния» его с соседними обществами. Исходя исключительно из «общего», даже с признанием «уровня развития» и своеобразия «исторического влияния» подобные различия уловить затруднительно. Осмысление суммирующего все многообразие развития культуры, а часто и создающего их способа социальности, совместной жизни,— именно они предопределяют ритм и последовательность истории,— позволяют поставить вопрос об уникальности судеб народов в рамках человечества. При этом «пренебрежимо малое», почти что неосязаемый способ интеграции народа в целое, его разделения по социальным группам и индивидуации, предопределенной к новой интеграции — оказывается едва ли не самым главным в открывающихся в истории разных народов их судеб для исследователя. Реалии каждого общества оказываются важнейшим для истории посредником между общечеловеческими социальными универсалиями и народными судьбами и судьбами народов.

* * *

Всё человеческое знание в зависимости от мировоззрения и степени открытости реальности человеку и человечеству — подразделяется на: откровенное , приоткровеннное , прикровенное и сокровенное. У разных народов, в разные эпохи и у разных людей, конечно, главенствует тот или иной тип мироотноешения, но все их объединяет существование в соответствии с изначальным телосом — фетишизацией, анимизацией, тотемизацией и теологизацией, поскольку первичный посыл — преимущественное существование внешнего по отношению к внутреннему, что неизбежно ведет к разным формам отчуждения, начиная с элементарной — фетишизмом вещей, в частности, товаров (Маркс). В современности нарастает тенденция к «обороту и оборачиванию» исходного телоса, выявлению внутреннего, духовного человеческого и личностного как основы бытия и внутреннего для всех вещей и тотальностей, не исключая человечество и всю планету (планетаристическая парадигма). Однако размышлять мы вынуждены еще в телосе изначальном. Здесь прелогическое мышление есть знание откровенное; приоткровенное знание — знание, знание Запада, прикрытое занавесом явлений и лишь в последнее время пытающееся выйти в откровенное знание жизни; прикровенно знание восточных религий и верований, связанное с посвящением и инициацией,откровением; но святая святых — знание личностное о личностной судьбе человека и мира как целого и во всех его частях — знание сокровенное, открывающееся интуитивно и в самом сердце духовного, − сокровенность, которой славна Россия. Россия — сама есть сокровенное мира, и настала пора ей раскрываться в предназначении осуществления Единого мира, стать «матёрой» реальностью для мира.По сути, как мы увидим ниже, деятельное человеческое бытие есть осуществление Единого на разных уровнях и в полифонии, разноречии, чем и отличается принципиально (до разноречия) с Единым парменидовского бытия и единсвом безгласных тоталитарных режимов — коммунисстического, фашистского, неолиберального, подчиняющих, а не воплощающих, олицетворяющих свободное целое целых. Это знание личностное и о личностях, в том числе единичной совокупной личности-мире, и ничто не может подменить его знанием о законах, даже заимствованное для России вестернизированное или тоталитарно-идеологическое знание не может быть личностным до такой степени, чтобы судьбы отдельных личностей, — а Россия сама есть личность и составляющие ее сословия и иные группы вплоть до неформальных (Анонсенс, Авангарх) (группа как личность, личнось как группа — Цапкин) есть личности. Всякая личность в будущем есть носитель специфической философии и миро-воззрения, личностного знания и призвания, и только так они могут обеспечить целостность мира как единства в многообразии, нераздельного и неслиянного И человека, с миром неслитного и нераздельного, а с сбой, как личности,неразлучной и неизменной. Поэому основной вопрос современной философии — не только создание универсальной философии, но такой, которая могла допустить и интегрировать в себя любое мировоззрение и создать новое, миро-воззрение,отвечающее на единственный вопрос:»Как быть?»; это и есть реализм, признающий равную реальность всего в условиях особого места человека как личнсти, слуги и господина универсалий, обстоятельств его существования и работника в них, активного делателя.Человек есть существоне исключительное, а включительное, потому и исключительное, еятельностьесть движение не сключаюее,авкючающее, поэтому в ней господствуетаутичесая прчинность. Её прообраз (усовершенствованный) — первичнй распад бозона при первичном врыве. Вопрос стоит о снятии покрывала сокровенного и признании духовно-духовного отношения (а не фетишистского, мифологического и не сцеинтистского, анимистического, или теологического, тотемистического или православного, теоцентрического отношения) за основное; а все остальные — за производные, вещно-вещные, объектно-объектные, предметно-предметные или предварительные, исторически частные, но—уже личностно-личностные. Они есть особенность (всеобщность) России. Запад есть «обреченность вещам» (Гусерль, Гейдеггер), Юг — человека самому себе, Восток — богам, Россия — личности к личности. Оа универсализирует все отношения и создает новый телос человечества — обращенность к личности, к Себе Самому (Мир умир!М.,2009).

Именно Россия в своей сокровенности и через внешние влияния имела основой и вынашивала сокровенное: духовно-духовные (а не простно духовные), личностно-личностные (не в смысле личности как носителя социальных и иных «наведенных» качеств, ролей и персоификаци, поз, (о чем ниже), а в смысле преодолевателя и свершителя, хозяина и их распорядителя). И в этом призвание России и ее судьба как народа, в древности последней присоединившейся к всемирной истории (Крещение Руси, 988 г.) и призванной на новом витке, после исламского и киевского влияния, (черезтысячелетие) всемирную историю обновить и поднять на новый уровень. При этом новый этап призван осуществиться реалистически — каждый народ развивается в своей реальности и этим создается единство совокупной личности — человечества.

Реалистический метод

Историческое развитие человечества неуклонно ведет от ближайшего − к всё более глубокому, которое, не отрицая достижений прошлого углубляется к сокровенному от откровенного, обращает откровенное в путь к сокровенному и часто отодвигает к нему многие свои моменты с тем, чтобы они раскрылись позднее. Однако, именно последнее движение особенно пагубно и раскрывает предыдущие эпохе как частичные и обреченные во многом (но не во всем) отчуждению,остранени, превращению и извращении как проявлениям меоническй склонности человека, погруженного в частичные обстоятельства эпохи и разделенного, часного труда. В целом же развитие ведет от первоначальной «религиозности» и отчужденных форм понимания предметности как вещей так, что даже духовное — проявление внутреннего единства — понимается как вещь, к эпохе искусства, сопровождаемого превращенными формами, формами превращения душевного в наглядное — к господству науки, призванной проникать за покров явлений уже не с точки зрения человека, а сущности в принципиальном отчуждении то существа человеческого бытия и бытия единства всего сущего, а не только существующего так, что искусство и наука долго соперничают в поисках бытия — к временам преодоления ограниченностей в чистом философствовании, всё более освобождающегося от извращенных форм мифологичности, эстетизма и этизма (господствующего в сциентизме как сущность человека и истории) — к новой мудрости как осознания конечной предназанченности человека. Она углублена в эпохэальном преодолении ограниченности вещного, природного и социального (эстетического и этического), создания нового телоса, ранее подчиненного меоническому и выхода к онтологическому, эональному, к бытию, конечному состоянию наличного, существующего и сущего, не только данного от века, но и создаваемому более или менее осознанно во все века и во всех народах , Философская эпоха должна рассматривать изначальную религиозность, господствующую над человеком, эстетизм и этизм, доступные немногим как предысторию, на которой преодолевается наследие прошлого — отчужденное господство вещного (фетиш), природного и социальноего (последнего в двух видах — как социальности природной и как социальности производственной, что абсолютизировано марксизмом) — к преодолению собственно человеческого, как оно вырастает из предыстории — господства отчужденного,остраненного извращенного, превращенного и реифицированного (обреченность вещам и понимания себя самого как вещи). Тем самым на протяжении всех эпох и всех географических расстояний собирается «лигатура» новой эпохи — «Мельхиорового века» (для России пока что с доминированием Бронзового сплава- героического) человечества, поскольку примеси создавались во все прочие века — они должны стать главным, как мудрость человечества, которая готова уже перейти от «обреченности вещам», как крайнего выражения обреченности к предметному в его живой и одухотворенной ипостаси как торжества мудрости, которая неизменно раскрывает единое как свершение предназначенности человека. Мало того, что это общечеловеческое единство жизни с самого начала таилось в корнях России, в которой развитие, отрывающееся от корня на Западе и пренебрежение сущностным развитие Востока, развивалось без отрыва от корня,− но призывает ее к окончательному решению вопроса о мудрости, а не только «любви к мудрости», но и требует её к осуществлению призвания к сокровенному и в качестве цивилизационной оси, сокровенного человечеству, и как переосмысления своего призвания. Существо задачи заключается не только в признании реальности эонического в разных цивилизациях и у разных народов, в том числе и у своего, но и в признании их реальностей в эпохэальны срезах эпох и стран, но и в признании реальности эонального с самого возникновения мира и осуществлении единого как присутствия их в конечном единстве, прояснении этого сокровенного для себя и для всего мира.

Несомненно, сквозь отчужденное откровенное просвечивает прикрытое (Социальное, извращенное сословными, классовыми и иными интересами) и прикровенное (личное, существующее в превращенной форме социального) и сокровенное, поскольку они имеют корни в еще пробивающемся прикровенном, и все эти стороны взаимодействуют. В религиозной форме на первом плане стоит сокровенное как прекрасное; переход центра тяжести к красоте означает раскрытие проикрытого как общезначимости блага; выдвижение на первый план науки является поиском прикровенного, общезначимости истины как безусловной сущности ведет к укоренению немногих людей (и немногих народов, не говоря уже о природе) в сокровенном, постижение которого отличается от интуиции и познания, а также поклонения,− реалии сочетают все эти четыре составляющие в динамическом нерасторжимом единстве через абсолютизации и извращения в эпохэальной предистории и подготавливают историю преображения мира в сверхмирном единстве и деятельном сотрудничестве всего сущего из существующего в эональном акте нового твореня, начавшегося не сегодня и не сегодня жолженствующего быть завершенным. Начинает домнировать,вслед за откровенным, прикровенным, прикрытым –сокровенное, не утрачивая связи с предоылками. Таков путь от меонизма к реализму.

Откровенное

Откровенным является все то, что не скрыто от органов чувств и в этом смысле всё просто открыто наблюдателю. Открытость недостатчна и есть результатгосподсва обстоятельст откровенного, данного в деятельности и через деятеьность, главное — через деятельностьи ее главенствующий фактор — ориентационно-исследовательскуюдеятельность (Гальперин). Но иное дело — делатель, для него появляется возможность проникать за поверхность наблюдаемого и приобщаться к сокрытому, что доступно, по существу, всякоми живому существу в соответствии с его приородой. Однако только человек способен обитать в сокрытом, что и делает в конечном счете само открытое откровенным. Открытое только праздному взгляду обнаруживается как «присутствие», поскольку в действительности оно есть при-суть-ствие, бытие по существу кторорое способно безличный мир превратить в действительность, зону деятельного осуществленя человека как личности, а не только идивида и инивдуальнсти. На проблему необходимости связать открытость с трудом (а не только с работой,как уХайдеггера) обратил внимание его непосредственнй ученик Маркузе, хотя и неявно, и разработал ее в «принципе производительости» во фейдизме. (Однако фрейдизм избегает проблематики деятельности человека.) Работа и производительность касаются еще только труда, но не свободной деятельности, в которой от отдельного индивида, (не как личности), — крайний случай наличного бытия — еще предстоит путь к обществу и истории. Особо эта проблема важна для России, где непосредственно дана именно социальнсть, и сквозь ее преломление — иные аспекты предметности, природные, политические,общественные и духовные. Именно это заставляет поставить вопрос об откровенном в открытом и и об открытом как откровенном. За плечами личности — человечество,общество, народ,история.Открытое исторично, идеологично,социально и политически определно, зависит от характера и знаний человека.Деструкция и деконструкция осуществляется конкретным человеком. Как заметил еще Гегель в «Феноменологии духа», действовать приходится в условиях, когда себя знаешь не до конца, что порождает всю проблематику иррационализма и атисциентизма, ключая и весь марксизм во всех его ответвлениях. Это ведет и к необходимости метафизики. Никакое исследование языка, что ведет не к его развитию, а упрощению и сциентизации засчет терминологии, неолегчает положения человека. Еще Мах заметил, чо в повседневности мы должны вести себя не по философски, как кухарке (на что делал упор Ленин). Однако подход последнего оказался верным лишь отчасти, отвратил от революции интеллигенции и перевел ее в режим насиия, а не всеобщего освоождения от классовой ограниченности, на чем делал упор ранний Маркс (до революции 1848 года).

Событие бытия конкретно, происходит вопределенных обстоятельтвах. Тупик, в который зашла фиософская атропология к тридатым годам двадцатого века (и из которого она выходит после Второй мировой войны), связан именно с излишне философским, абстрактным, несоциальным, неполитическим, неконкретным, априорно-гуманистическим рассмотрением человека.

Простое присутствие не чуждо откровенному — но в последнем проясняется и осуществляется бытие человека как реалии, а не только отвлеченной реальности, «Да», в разных динамическитх пропорциях сочетающей откровенное, прикрытое, сокрытое и сокровенное, базовой структурой которого является сочетание (неразрывное, но динамичное) вещного, телесного, душевного и духовного, лишь на заре человечесва распредляющегося от вещного –к духовному. Ныне мы наблюдаем закат гуманологиеского человечества, сочетающийся с восходом человечества антропологическго, наконец становящегося на собственное основание — дух как внутреннее и человека, от нации/социальности, и человечества, причем их дух опирается на дух отдельной личности. Дух и душа здесь используются как термы, разделение, открытое терминалу, по ту сторону жизни и смерти, за неимением других поятий и в преемстве мысли прошлого,угих народов). Откровенным становится для индивида — тело, душа, дух и последний определеяет саму данность как откровенное, откровение духовного в отличие от перваичной данности телесного, позднее (феодализм)- социального, затем — национального (капитализм) и, наконец, в преодоление этой предистории духовного, не номинально общечеловееского (и природного, как дара, требующего ответа) во всем его многообразии как откровенного далее в непосредственной данности и дар-ности. А это значит, что преодолевается присутствие и в нем на первый план выходить суть, неповторимое осуществление человеческого духа как свершившегося (по-разному и в разной мере) в отдельном индивидууме бытия все истекшей и прозрения будущей истории. В этом смысле можно сказать, что человек впервые восходит ко всему как отношения себя ко всему сущему и существующему; все стало не только словом, но и конкретной реалией. Во всем человек (не антропологический, а гуманологический, способный не только на частности, а и на отношение к целому, что весьма характерно для России) открывает собственную суть (в отличие от антропологической сущности) и встает в отношение к самому себе, а не только внешнему. По существу впервые открывается принципиальное единство внешнего и внутреннего в реалистическом единстве откровенного. Откровенное не открыто или дано, оно задано как судьба, что характерно для России в отличие от западного рока, восточного фатума или мифологической фортуны (удачи в охоте). Судьба не довлеет над человеком или Россией, но определяет лишь коридор возможностей, из которой надо выбрать наивысшую (мессимизм), а не наиболее сподручную и близкую (пассимизм) (Мир умир! М.,2009). Мессим России — проявить идею судьбы как делаемого и деятельного перед всем миром; в этом случае она осуществит свой исторический мессим в отличие от региональной судьбы — ее пассима. И это — откровенное для России; не видеть его может только духовно слепой, а телесно слишком зрячий человек. В откровенном — осуществление духовной зрячестсти человека, его прежде скрытая, а последние десятилетия всё открывающаяся способность.

Откровенно не только открытое и данное непосредственному человеку, напротив, данность отдельному человеку означает только необходимость в случайном осуществить неслучайное, в «здесь-теперь» (Хайдеггер) — реализовать эпохальное или всеисторическое, трансдуктивное и в этом смысле «обернуть» здесь-теперь и «вот» в значимый только для действия момент всеобщего и идеального, идеал — сокровенного. Проэтому откровенное откровенно не как таковое, а как реализация особенного и общего. Задача России — в своем особенном обнаружить (это ужеесть! Это неьзя утерять!это надосовершенствовать!) общее, общечеловеческое и черз свою уникальную − по все еще (до известойстепени) потенциальную − всеобщность стать образцом для всего человечества. Открытое всегда было до известной степени откровенно; замечали это немногие и не всегда в осуществлении своей предварительной антропологической сущности. Современность настйчиво требует обернуть антропологическую сущность в частный случай гуманологического существования существа среди сущности вещей и людей как собственной сути каждого человека. Откровенно само бытие человеческого существа; существование в откровенном есть бытие его не по частностям обстоятельств или его видовой сущности, но преодоление существования в бытии, в котором должна свершаться судьба всей вселенной и всех времен. В частности, это может привести к пониманию природы вединстве сдаром, как из-делия. В каждом деятельном актеосуществляется беспредельное, все времена и ве люди. Бытийная сущность человека не столько находится в забвении — что справедливо,− сколько она еще не стала осью бытия большинства и везде. Она в значительнймере утраченамногим и во многом. Её необходиьо обрести (а не о-брести). Другое дело, что данность как откровенное появляется лишь с человеком, но она изменяет его самого с объекта антропологических штудий в субъекта гуманологии — первой науки, которая не только изучает человека, но и меняет его в «хумануса»гуманологии, способного в ходе свой жизни самому оборачиваться и обращаться в высшее существо откровения мира.

Прикрытое и сокрытое

Что касается откровенного — то это есть область предметного, где только представляется, что откровение есть свойство, присущее наиличному самому по себе, а не качество их присущности реалиям. Первая из них — реалии целого, например, планетарного; а наличное и данное — лишь одна из сторон реалии, всегда соединяющей предметное, телесное, социальное и духовное как способ данности целостности. Существованиеи сущность дан, бытие задано. Она, целостность, по существу, первее частностей и им предшествует хотя бы в человеческой деятельности как высшем типе реальности; в ней реален, более того, действителен, сам человек вместе с преображенным до бытия человеческим родом. На сегодняшний день задача обеспечения телесного могла бы быть решена для перехода к осуществлению духовного и социального как целостности человека, если бы не всесущий дух капитализма, заставляющий постоянно удерживать человека на грани неудовлетворенности витальных потребностей ради манипулирвания и использования его как рабочей силы. Иными словами, за поверхностью наличного лежит область прикрикрытого, относящегося уже не к телу, а к тому, что первоначально переживатеся как душевное. Прикрытое — область социальноего в его непосредственной данности человеку и, в историческом развитии, все более разобщающая людей, чем более совершенствуются средства производства и чем более они становятся совместными. Производство подменяет все прошлые способы связи людей и выводят его в одиночество присутствия; реальная связь людей оказывается не только прикровенной, но и отчужденной, навязываемой им со стороны и именно нечеловеческим образом. В европейском образе жизни это выражается как фетишизм, приписывания окружающему одушевленности не только в соответсвии с их потенциальной одушевленностью какпроукта чеовеческого труда, но и как иное человека, его продолжение в неодушевленном и исток его собственной одушевленности. Это характерно для отношения предмет-человек-предмет. Но и на Востоке отношения всё более отчуждаются: это проявляется как фундаментальный тотемизм, приписывание вещам и отдельным людям спосбостей выражать общую сущность непосредственно в отношении человек-предмет-человек, где люди-разные. Поэтому ваххабитская борьба за очищение ислама − если быосущестлялась безнасили, борьба с фетишистами,а не с фетишизмом. Юг полнится отношениями фетишизма вещей и превращения отношений социальных в их прикрытости не как отношений, но и вещей, отношений вещь-вещь Для России с ее исходным теологизмом последние отношения оказались чрезвычайно значимыми; часто и очень часто вещь перед российским человеком вырисовывается в ее прикрытости, прикрытости ею социальных отношений как конкретных (абстрактное здесь и везеде есть сокрытое, осуществляющееся, и неуклонно осуществляющееся через конкретное, но все еще в антропологической форме родовой сущности). Для России в существеглавноеотошение — человек-челове,часто слабоопосредованное иным. Здесь происходит кристаллизация нового типа человека как не антропоса, а хумануса; в нем претворяется во многом процессы, происходящие во всем мире. Это — двоякие процесс преображения присутствия в откровенное и преобразования прикрытого и сокрытого в сокровенное.

Прикрытое прикрыто именно потому и для того, чтобы выступать всеобщим и необходимым, хотя его прикрытость практически всегда есть дело рук идеологов и идеологически мыслящих людей. Идеологичность неизбежна, поскольку и насколько в мысли человек конкретен и он никогда не способен отказаться от открытого и провести линию сокрытого, родового во всей ее чистоте, − да и родовое всегда осуществляется в конкретном не только отдельных индивидуумов, но их конкретных обстоятельств. На этом и держится исчерпавшийся телос (Гуссерль) человечества, − что осуществляется всегда родовое человеческое, ограниченное своим онто и филогенезом настолько, что постичь суть свою и иного способен лишь частично и ограниченно, поэтому над ним тяготеет низшее — конкретный он сам и, тем более, данное органам чувств. Но в жзни конкеного чеовека (не всегда) онтои филогенез претворены во взаимодействие фена и гена,сознанияи его, сознания, прошлого. Геном и феном отдельного человеческого индиидапреомляся в ни вособенное,каквэом существе становятся подчиненными фенотип,онтогенез, и генотип, филогенез (что сталотрудностью для Нитче).И тем более над ним господствует духовное. Поэтому переживаемый Россией период и ход дел во всем мире (массовые выступления людей) подводят к тому, что ведущей стороной станет не телесность (вещи), не сменившая ее социальность в трех ипостасях (непосредственная, социально опосредованная, национально опосредованная) а единичность, в которой воплощается всеобщее, — в логике, к сожалению, единичное рассматривается наравше со всеобщим,(на что обратил внимание Къеркегор) − здесь произойдет оборот и оборачивание всей прошлой истории вместе с ее телосом «обреченности вещам»(Сартр). Всеобщее (как идеальное,идеальнй тип, а не американизированное всеобщее как общее), а не последнее прибежище частного — общее,- станет непосредственным даже в чувственном восприятии как откровенное и прикрытое, частичное на основе опосредования человеческого вещами, продуктами и,глубже дарами и изделиями.

В прикрытом прикрыто, прежде всего, отношение людей, что и есть существо сокрытого, человеческих отношений как отношений политических (в отличие от социального в собственном смысле слова — прикрытого). Но тем боле здесь, в душевном, сокрыто отношение человека к самому себе не толко как вещи среди вещей, не только как человека среди человеков, но и как носителя духа, что относится уже к порядку сокровенного. В последнем преодолевается антропология и раскрывается гуманология как прозрение человеческого во всем и всего — во всем человеческом, преодолевается глобалистика как трех перспектив модерна –товарного и социального,национального,что было ядром противостяния глобалистических сил ХХ столетия, и перехода к планетарному мышлению, на что неспособен человек враждующий, то есть не вышедший из своей антропологической зашоренности внутривидовой борьбой, а только человек преображенный, гуманистический и поддающийся рассмотрению только с точки зрения гуманологии, − человек, живущий так, как может жить только он − в конкретности мироздания, планеты. Здесь конкретность данности рассматривается им не только и не столько с точки зрения «здесь-теперь». А во всей полноте планетарного места, времени, их широты и долты, истории бывшей и предстоящей, в том числеличной и ичности как истории. Это — путь от открытого и прикрытого — к сокровенному, сути и бытия по сути, через что просветляется и «Оборачивается», «переворачивается» «к себе» человек и мир до откровенного и открытого, как скрытой ранее за феноменами, явлениями и сущностью сути пребывания в ней Существа жизни и смерти.

Сокровенное

Сокровенное — прежде всего, не обязательно скрытое. В определенной онтологической области и в определенные времена оно открыто (и, этим же скрыто) как суть телесного и его производства (в извращенной форме — экономика, в существе — промышленность, хозяйство, эконмия, Вт.ч. полиическая); суть социальности — обмен деятельностью и совмесная деятельност; политического- обмен идеями и духовного — созидание всеобщей (и единичной) судъбы. Можно сказать, что оно открывается за явлениями (дотрадиционное общество) сущностями и феноменами (традиционное общество) экзистециалами (индустриальное общество) и ономенами (постиндустриальное общество) как область «онтоменов», реалий и «реальнейшей реалии», единственной универсалии -человека. Они охватывают не только отмеченные здесь исторически и логически производные способы данности, но ее саму так, что выделяется, суть их в реализации не только как человеческого (что всегда частично), но все-общего в их сокровенности, существующей не только в последовательно предолевающейся частичности человека, но и том, что эта частичность всегда осуществлялась нечеловеческим образом, в чуждом мире, а не в действительности. Да и сама действительность осуществлялась подневольно, под давлением обстоятельств, а не была способом выражаения человеком существа бытия и его как единственно способного на полное (а не частичное у других существующих, но имеющих искру бытия регионов существующего) бытие и поэтому являющися сущим, как говорил о себе Господь Бог (Исход 3:14). Способ бытия сущего заключается в осуществлении потребностей, ценностей\ целей и идеалов, в которых человек парадоксальным образом осуществляет и свою веру, надежу\надежду и любовь; свои мир волю\волю и правду, свои красоту добро\добро и истину. Эдесь осуществляются в снятом виде его телесные, родовые способности как плоти, мощи\силы и воли, не говоря уже о социальных (отмеченных выше как ценности) и духовных (выраженных выше как цели и идеалы). Именнно на основе этих универсалий, охватывающих всю историю человечества и природы и все роды сущего, будет построено наше исследование. Это — всё более проясняющееся и проявляющееся, всё более набирающее силу сокровенное, суть и существо всего сущего, что сокровенно осуществлялось в истории и осуществляется в регионах общественной жизни (материальное, социальное, политическое, духовное; центр тяжести между ними переходит именно в этом порядке) и осуществляющееся по регионам планеты как материальное (юг) социальное (восток) политическое (запад) духовное (Россия). Только последняя на сегодняшний день может просветлить все предшествующие формы жизни своим духовным опытом и сама на этом возвысится. Поэтому Россия есть сокровенное всего человечества не только территориально, но и по существу, и к часу этому она готовилась и должна быть готова во имя всей ее собственной истории.

Как уже говорилось. Ро-уссия (усия — древнегреческая сущность, не чуждая человеку) — возможное состояние каждого народа, каждого человека; в России она — исконное существо и сокровенное её самой. По существу, вступая в откровенность сокровенного и во времена, когда это становится насущно необходимым не только для самого сокровенного, но и для прикрытого, сокрытого и открытого, их спасения/преображения, человек становится Собой так, что его собственная родовая сущность — всегда частичная для других родов, как частичны они сами,− становится лишь пупом, культей рода, и не более того. Можно сказать, что из времен, когда его бытие в сокровенном было лишь искрами в плотности существования человек приходит к временам, когда искры эти становятся неугасающим огнем бытия; всё внешнее ему есть лиш способ осуществления сущего, обернувшего существование в зону осуществления как действительности не только своей, но и всего мира и ее собственного мира. И огонь этот становится не только путеводным маяком на горе, но и светом, озарящим потемки мира и существования, его трансдукци в область беспредельного как преодолевающего все барьеры.

Хайдеггер, по существу, неточно интерпретирует «несокрытое» (сточки зрения логики,отрицательноеопределение не естьопределени) в перспективе «алетейи» алетейя — несмертное, неумершее и потому, соприкосновенное с вечностью. Так в дереве мы видим род деревьев и отдельное дерево — как еще не ставшее бревном или дровами. Это выражается в термине «летальный исход», отрицание которого и есть алетейя. Но все данное так или иначе относится к заданному (Именно существование дано, быи задано), а оно есть трансгрессивное, переступающее единичность как пред-ставление рода как пред-мета. Однако общее не столько несмертно, а бессмерто и, поэтому, бессмертно не только как прикрытое и сокрытое как данное во множетсве человеческому роду, но и как относящееся к сокровенному в качестве такого, которое делает бессмертным всё самоебеспредельное («кесарево сечение») лучшее в существующим и возводит его в бытие, поскольку именно оно, лучшее, сокровенное удерживает лучшее в единичном и особенном и позволяет ему существовать достаточно долго, не смотря на внешние воздействия. Поэтом сокровенное сокрыто от внешнего наблюдения и внешнего использования, поскольку позволяет существующему возвеличиться до сущего Само-стоятельного (см.:Мир умир! М., 2009).Хайдеггер озабочен выведением человека из безличного — но не к личному, истина которого есть сокровенное, то ест фактическое бессмертие единичного, а все лишь к «здесь-теперь», безразличного к «не-здесь-теперь», то есть ко времени.и прстранству, к самому сущему, на фоне которого теряется, но и осуществляется любое «здесь-теперь». В России общественное (а не социальное) чаще всего и всё чаще становится обращенностью к людям (в чем тайна большевизма и коммунизма, его преходящих фром),и не всегдаесть безличность. Как и естествоиспытаие в России — личное отношение кприроде, втом числе — человеческой, а не инивидуалистическоемерщвление природы ради самоутверждения (на чем разошлись Нитче и Достоевский, и чего бы не было,если бы Достоевский,как намеривался,написал бы «Преступление и наказание» от первого лица, от «Я» Раскольникова.

Бытие — выведенное к вечному и беспредельному, пребывающему всегда даже через конец света сущность существующего, и существо сущего, их сокровенное. Поэтому зло, безобразное, ложное, отчаяние, ужас, страх — дело сиюминутного и обреченного внешнему, если ои не увековечиваются в частичном или частном интересе, тогда как вера, надежда, любовь, добро, истина, красота всегда трансдуктивны, переступают узкий круг данности и являются заданностями человека и его самопреодолением, актуальным бытием-Самим и реальным, а не фактическим, бессмертием.

Сокровенное в существе часто и очень часто осуществлялось бессознательно, просто по интуиции человеческой природы, существования, сущеого и бытия. Настали времена, когда человечество просто не может выжить, если многие, если не все, не станут прозревать сокровенное, действовать в соответствии с ним, осуществлять в падшем и всегда саморазрушающемся мире действительность сокровенного, то есть, по существу, свою, − то есть, то, что и есть действительность от слова действие. Человек — кормчий сокровенного. Ему при-суть-ще суть-ществовать как суть-щему даже в при-суть-ствии. В сокровенном меньше всего вещественного — но оно есть! И нет вещественного, не охваченного реалиями сокровенного. И больше всего идеального как существа духовного — не говоря уже о конфигурациях социальностей и политичностей. Поэтому бытие при сокровенном — всегда работа для их общей действительности и деятельность по возведению идеального к вершинам духовного и дуовного квершинам идеального. Идеальное же есть то в духовном, которого ничто не лишено хотя бы в малой мере, что раскрыто и создано человеком не только для себя, но и для иного и для мира иного, ради чего трудились бесчисленные поколения людей.

По существу реалии уже не термины, разделяющие и разъединяющие реальность на роды и виды; напротив, это — термы терминалов, соединяющие разграниченное и являющиеся, в этом смысле, дополнением и преодолением терминализации, ведущей к раздроблению предметности. Прежде всего реалии как терминалы диалектически соединяют идеальное и материальное при посредстве и в преодоление композитных реальностей, материально-идеального (социального, в случае человеческой реальности) и идеально- материального (в случае реальности политической). Терминалы — это стояние на границе, а не «внутри», например, «мира» (как у Хайдеггера), что отличает зарождающегося «живаговского» человека (см.: «Доктор Живаго» Б.Пастернака) не только от фаустовского человека, но и человека прошлого тысячелетия (до 1988 г.) России, человека «игоревского» — суть которого «собирание для переступания». Для живаговского человека главное — врачевание живого и крайние, пограничные состояния, «стояние на границе», «действие на гарнице». Это — опыт терминальности, и люди и народы с таким опытом, да и все человечество с таким опытом становятся новым творческим «со-словием» (явное соединение, соглашение людей), терминалами в отличие от «маргиналов». Живаговский человек переступает, собирая.

Работа с терминами — предварительная работа для науки всего человечества, как работа с линией и границей — предварительная работа искусства всего человечества. Настает пора терминальности не только в каждой данной науке, но и на их границах, что должно выявить человеческую, сокровенную суть науки как человеческого предприятия; в искусстве наступает пора преодоления линейности, а не только рисунка,- работа предстоит не только в границах, но и поверх границ искусства, не говоря уже о границах внутри родов искусства. Содержание начиает господствовать над формой. Всё это должно породить новую духовность — духовность трансдуктивного, (поплняющего, преодолевающего и использующего регрессивное, уходящее и прогрессивное, замкнутое в данном времени.»эпохе» в отличие от эона) в раскрытие сокровенного и работе человечества по его воплощению как прямой задаче, которую призвана формулировать гуманология. Без этого наука и искусство так и останутся уже побочными предприятиями прошлого — времен доминирования прикрытого (социального по производству) и сокрытого соответственно и обреченного фетишистскому поклонению вещам, тотемам, анимам,мифам и богам, где форма госодствует почти безраздельно. Наступает период нового «освеого врмени» (Ясперс),связанного с родоленим господства вещественности и ввещи и производным ирреальностя и всему внешнему. В целом история и распадение на различные азимуты в народах ведет к нарастанию, обогащению сокровенного и ничто не может быть определено как полное «забвение» или «эпохе» сокровенного,− идет прирастание бытия и без бытия невозможно ни одно существование. Однако в России, о чем будет сказано ниже, задача обращения к сокровенному является наиболее откровенной, и ее историческое призвание — проявиться как сокровенное человечества, природы и самого человека; она обязана свою обращенность сокровенному преватить в свою непосредственную задачу, от разрешения которой зависит уже незавтрашнее будущее всего бытия на ступени его доминирования. К этому Россия сокровенно готовилась всю свою историю.

Следунт подчеркнуть, что,если откровенное и сокровенное в своей аутономии могут расходиться вплоть до противоречия (контрапунктуры), то это выражается в серьезных проблемах цельности человеческого деятельного бытия, вплоть до отчуждения его элементов и противопоставления сторон, что может моздатьи создает структурыокостенелые, затрудняет действие, но может разрешиться в доминировании одной из сторон и принципиировании другой. Они опосредуют\ся сокрытым и приурытым, каждая из которых может быть ― и бывает гнгнионом или игемоном так,что ведущей становится одна из частей,составляющих (эссенциальная или экзистенциальная),что опосредует крайности откровенногог и сокровенного, но сама может привести к крайностям, противоречиям, к чему часто и прихлдит при отчужденно-паталогическом состоянии деятельности, еепрагматичности или спиритуальности. В конечном счетедоминирует сокровенное, без которого не может быть не только работы,труда, но и человеческого первоначального действия― потркбления, в том числе символического,знакового (рационального)и сенсуального. Именно сокровенное все болееприходит к доминированию, т оно традиционно характено для России,вкоторой регулятивами выступают мистика и реализм (Штайн),в прошлом часто политизировано-отчужденные и зауженные ограничениями свободно развивающейся деятельности, в лоне которой раскрываются ееосновы как деятельного бытия,сокровенного. Собственно, наиболее напряженный пть исследования идет от сокровенного к откровенному, что в разной мере неотьемлемоот человека,какнеотьемлемо от него деятельное бытие,но здесь предлагаетсяпуть восхождения, генезиса,а не нисхождения,кеносиса или стасиса, аутономиисокровеннозо или инстасиса, бездеятельного созерцания откровенного как «открытого№ (что характерно для Агамбена, понимающего открытостькакпразжноесозерцание,анеориентационную деятельность (Гальперин),основу и условие освоения среды).

Прирнцип реализма и метод

В соответствии с абсолютной первичностью движения, процесса, как основы , предпосылки их вычшего вида (Рода, класса, универсалии) ― человеческой деятельности как бытия и их собственного бытия, исходя из понимания высшего как «ключа» к рониманию прелшествующего и подчиненного, можно выделить четыре (основные) измерения всего существующего,в разной мере раскрывающегося в зависимости от того царства существующего,к котрому они принадлдежат по преимуществу. Соответственно реалистический принцип можно определить как апринцип разноречивого (лишь в отчуждении ―противоречивого) монизма, врутренне полифоничного, иногда контрапунктичного единства. Без первого нет второгог. Без второго — первого. При этом ведущимими сторонами могут быть разные начала, но все они взаимодействуют, не смиотря особность и разноречия,и именно поэтому взаимодействуют, а не находятся только в одной увуой―то связи. И поторму все реальны не только и не столько «вообще», но и как частности, способные у вутономному движэению, действию уву таковому, что не только дает возможность им взаимодействовать, вступать в деятельные отношения, но и быть реальными. Реальнорсти в аутономии образуют такие элементы системы монизма, каждая изкоторыхсвободна и естьпринцип самостоятельный формирования системы в движении, которому жолжна быть подчинена всег7да временная, связанная с несовершенством, отчужденирем, структура.

Исходя из наглядного и непосредственно, как препдставляется (тольуо представляется из дейятвмя, унаследованного от низших царств ― соответственно, ощущения (мимнеральное), от негл производных, какот осязании, обонянии\вкусе (господствующих у животных) и слухе\зрении,выходящих на первый план у человека), можно выделить четыре домена реальных явлений, вытекающих друг из друга и друг друга обуславливающих. Им соответствуют уровни человеческой деятельности, ее элемнеты и, следовкатеьно, как порождение\порождающее ― сферы жизни общества вплоть до его бытия и доминирующие исторически стадии развития, атакжеэтапы метода деятельности, в том числе и познаквательногй.Всё реально не столько само по себе, сколько в разноречивом единстве со всем сущим, реальным. Простейший вид реального ― наличное, точнее и скорее ― «на-личинного», наличное оно становится по отношению к человеческому де\тельному бытию. Но и здесь присутствуют его предпосылки, здесь наличное есть «в-себе», в стадии никогда не прочного без движения, процесса, обособления, в пределе―отчуждения. Для деятельности внутреннее движение «в-себе» ― далеко не только вещи, но и всего автономного, в пределе ―аутономногого, что, в принципе, есть «идея» и, как еепроявленипе ― эйдос на-личинного. Это есть матЁ-рия, не сводимая только к веществу или только данному в ощущении,хотя для минимума и оно неизбежно, но составляет единую предметностьуниверсума во влиянии на другое. Поэтому они и даны ощущению и сам объект всегда дан ощущениюв известном опосредовании, есть крайний случай предметности человеческой, определяемый как объект Этого не заметили Мах и вторые позитивисты, вместе с веществом игнорировавшие объект. Но, если опыт распадается на относимое к физическому и относимое к психическому, и если последнее способно самостоятельно действовать (хотя бы мыслить), то нельзя отказать в этом и «физическому», чему позднее (неудачнго, по их собственному признанию) пытались позитивисты свести все явления (проект «физикализма»). Очевидлно, необходимо дать аналогичные свойства и предмету, его автономии как раскрывающейся аутономии, собственного закона существования, полагать как объект, но не столько в пространственном плане, к чему нас принуждают органы чувств, если они только действуют Хчто близко животному), если они не включены и углублены в человеческую деятельнорсть как бытие, которое, в отличии от религии, абсолютизированной веры и наследующего ей новоевропейского понимания бытия, не сводится к наличному и существующему, пространству, а какбытие духовное, есть время свершения ― и объект и выделяется во времени как предел предметного, его «прелдел», и возвращается в него деятельно,если не сводить последнее к одному только действию-потреблению, хотя бы даже ощущательному. В случае Маха анализ, «отнесение» (элементарное действие) не дополняется синтезом. Ленин, при всей монистичности своих взглядов (не чуждых и идеалистам), в частности, в выражении «объективная реальность» («Материализм и эмпириокритицизм») не разбирает их соотношения, сводя всюреальность к объективности. Мы исходим из преодолевающего ограниченность этого взгляда предположения,что реальность вог всей ее многообразии доминирует над объективностью, что и вывражается в принципе деятельного бытия (а не только «достижения успеха», как у прагматистов, что абсолютизирует, искажает и отчуждает, изолируя, минимальную компоненту деятельности — действие). Тем самым опосредуется извечное противоречие марксизма терии и практики ― революционной (оборачивающейся, творческой) становится всякая практика, понятие, исторически необходимо и до конца не преодоленно отрывающее мысль и действие из цельной деятельности) практики далеко не тольков политике, но прежде всего ― в творческой поступающей человеческой деятельности, бытии в его самодвижении. Это неизбежно и неизбежно ведет к абсолютизации элемента деятельности ! труда и элемента духовного Й идеологии, понимаемой как политическая доктрина. Попытка преодолеть противоречия материализма и идеализма как преодоление психологизма предпринята феноменологическим движением. Но Гуссерль, справедливо выделяв феномене четыре аспекта ― предмет, слово, сущность (Эйдос, что противоречиво само по себе,как внутреннее и внешнее) и смысл, отбрасывает два первых, что делает его исследования усеченными, у тратившими основу ― предметность. Постмодернисты (после модерниста-Гуссерля,лткрнытого редукциониста, а знакчит, упростителя) были заняты в основном критикой словесной стороны феномена, что ограничило их взгляд только одним аспектом предметности !явлением. Необходимо, на наш взгляд, обернуть ситуацию и увидеть в предмете, предметности основудалеко только не одного феномена, а другие аспекты,выделенные Гуссерлем, кК различные предметности, разноречиво связанные между собой на основе и в лоне предметной деятельности. Предметность и есть реальность, полагаемая деятельностью в объекте. Если,как ужеотмечалосб, Кант совершил №коперникианский переворот», остановив субъекта и двинув объект, если спекулятивные реалисты совершают контрреволюцию в этом отношении, то следует вспомнить о»тихой» революции Кеплера, избавившего Коперника от трудностей гелиоцентризма, как и от трудностей геоцентризма ― ни солнце не вращается вокруг Земли, ни Земля — вокруг Солнца. Они ращаются (действие аутономных объектов) вокруг общего центра тяжести. В нашем случае это — предметность (как разноречивое единство,не сводиое к одному предмету или обному из предм⁵етов). Поэтому в реалистическом принципе можно выделить две аксиомы, взаимодополнительные ― всякая предметность деятельна, всякая деятельность предметна. Выразимся двумя словами ― «Всё реально!» И в этом заключается принцип разноречивого единства всего. Гуссерль брал жизненный мир в скобки,как «натуральную установку», но затем протаскивал его как «гориззонт». Мы же берем «жизненный мир» в кавычки, как смешение по крайней мере, четырех уровней мира, различение которых характернодля России как «мировой№ в точном смысле слова культуры. Иное дело, что их соотношение, сложившееся исторически, должно быть обернуто. Личность должна окончательно стать центром, ее внутренний мир (часто подменявшийся «душевным миром) на основе предметного, полифоничнеого по существу, в минимуме четвероякого, предметного мира, и в-селенной, и общества (внутреннего и внешнего,социалшьного и политического),и самой души, объединяемых духом в их разноречиях на основе традиционной и нетрадиционной1 (втом числе русской и россиской) дух-овности. Поэтому исследование должно развертываться не только религиозно, эстетически,этически (науног), но главным образ0ом в синтезе, что означает и синтезразноречивых плстов предметнеости, ак ее волновуо1й, так и квантовой (предметы разной природы) состкавляющей, понимая под этим расширение принципа дополнительности не только физический, культурологический (внешняя и внутренняя культура),но и философский.И это — единственное и естественное оправдание самостоятельности и ведущести философии, но для этог8о она должнабытьре-алистической,в том числе и «оборачивающейся», в частности, к предметности как основе мира, созидаемого человечекой деятелшьностью.

Единство мира заключается в его предмености как основе\результате человечекой деятельности, опирающейся на элементарное действие ― раскрытие «в себе». Словом, в единой предметности это есть аспект пребывания, и он предывает (растворяется) либо в небытии, если отчужден и не имеет собственной сущности,самодвижения как автономии, что неизбежно раскрывается в в существовании «для себя», в опоре на внешнее, что есть принцип самопричинения, существования и иопределяется не только изолированной «массивностью» в любом смысле (духовном тоже) матёр-р-еальности, но и измрениями причинности в предметности. Нужноно отметить, что реалистический принцип разноречивого монизма есть принцип многомерности (в пределе-четырехмерности) предметности. И их взаимопричинении какреальных.Но такой путь основан на наивном представлении о существовании прежде всего внешнего мимра как мира вещей, и идей как вещей, сводит к существованию даже сущность. Это — младенчество человека и человечества. Детство человечества — различные виды натурализма, от натурализма (прирожденной неприрожденности) Бога, до натурализма атомов и природы, сокрыто опирающихся на самопонимание человека в его натуральном рождении, какприроды,включая и борьюуза «прирожденные права» (гражданские свободы, выше которых буржуазное обществоподняться не может. Это — все еще объективирующая вера в сущность мира, обеспечение существования человека и его сообщества. Взрослость= перенос центра тяжестви на субъекта, на его существование (но еще не сущность) как источник его самоопределения в мире. Сам мир становится субъектом над субъектом, самоопределяющемся в бытии уак (и все еще) сути мира. Соответственно происходит нарастание, интеграция сторон понимания бытия, нор всеще фетишизированные, тотемизированные и анимизированные,отчужденные. Это существование — «в себе», «для себя», «для другого» (до чего дошел Сартр, феноменологически систематизировавший первые три), и он остановился перед решительным «оборотом и обращенирем» ― переходом от «тотальности исторического бытия» у времени как форме осуществления деятельности и предметности, производимости изменяющегося человеком, возвышающимся от сущности до усии (существа союоса, мудрости, чем философия окончательно достигает аутономии,самостоятельности), до «усивенка», как опоры и способа самого существования вообще и преобразователя и Другого (крайность политиуи, ставшая трудностью для Деррида и Нитче), для другого, и социальности, какв пределе «для чебя» (что стало трудностью не толькодля Маркса, но и для социологии, начиная с Монтескье,Руссо и Конта), и для «в- себе»,различным образом вскрываемого, а неогткрываемого и обретаемого, начиная с идей Пдптона, причин и «вторых сущностей» Аристотеля до непостижимости «вещи в сеье» Канта.

Всю перспективу оборачивает и перворачивает последний и решающий аспект ― «для иного» связь с которым и формальная (идеальная) и мате-реальная каккрайностей предметности, способа существования — осуществления — реализации бытия есть его предметная подчиненная основа, связана исключительно с деятельностью чнеловека как высшей формой движения, процесса и становления через опосредование средних членов предметности. От вещи как господства формы над материей, от вещши уву нерасторжимого единства субъекта и объекта\,от господства сначала объекта затем субъекта, и всеони объединены более,чем разъединены миром, можно придти к пониманию деятельности как содержаниявсех этихформ,форма, на форму влияющих, вклюячая и формы форм ― прежде всего мир. Поэтому миру усиевеком как деятельным существом и существующим в подчинении бытию ее относится только как к данному, а незажанному,как иному, а не Иному, данному в деятельности и для деятельности. Если в вопросе о меторде, прежде всего познавательном, путь был подчинен отношениюк данному и в известной мере традиционен, исторничен и логичен, филогенетичен и №онтогенетичен» вобщенаучногм смысле совпедения бытия и существования,традиционносмешиваемых,то теперь необходимо ступить на путь Исть-тины, разноречивого различия до противоречия,контрапункта существования и бытия как сокровенного и заданного, идти от сокровенного к откровенномутак, что оно раскрывается через предметность, существование и другие аспекты которого определяются бытием ― истинной жизнью, целостной деятельностью. Поэтому принцип реализма в первом приближении означает, что реальность предметности — в реальности деятельности, процесса. Этот путь во многом и в частности (не беря во главу угла предметнуюформу ценности, уоторые не существуют. А «значат№, по неокантианцам, что выпячивает общезгначимость, номотетичностьза счет ущербаидеографичности)есть путь аксиологический, основание, которое обычно какоснову онтологии не замечают. Но и он опирается на ургию кК высший класс деятельности и ее основу,поэтому этот «обратный и обернутый» путь можно определить не только как канон,основанный на органоне (Аристотель (, но и как их основу и условие их действенности (производной) ― урганон. Сокровенное открывается постижением,основой и понимания, и объяснения, и обретения. Оно естьоснова и высшая форма интуиции, мсходящей\преодолевающей, обращающей и оборачивающей первичную интенсию сенса (и в смыслеощущения, и внешне данного,псизологизированного как форма душевно8 го,господство которой понимается как «погибель души» чувственногог «смысла,вдействительности — , и общего смысла, значения, традиционноотчужденного в общее и относящемуся к человекукак единичности общего) и действительно превращающего его в откровенное. В качестве меторда перспектива эта — параллельная так, что стороны ее связываютсячеловеческой деятельностью (ныиже мы увидим уцльтцрный смысл этого), в минимуме — оно протоптана элементарным человеческим действием –ходьбой, при параллельнойдорожке следов или субъективистской косолапости, или при объективистской расставленности носков. Урганон (и всысле «Урга» — «территория любви, Михалков, одна которая исходна, абез нее- нступает отчуждение, формализм и насилие) и есть «мефод» в строгом исходном и основном смысле слова. Он и есть путь бытия, только не всегдаотчетливыми и безошибочными проявлениями которого, его усии,являются наглядно- отурыто=спекулятивно- поверхностные онтологии и онтологии региональные, существокоторых — различные стороныбазовой предметности. И,таким образом систему реалий и самойдеятельности как способа их реализауииэ

В―Ином

В Мном, как четверояко преодолимая дистанеция, раскрывается четвероякость личности при доминировании идеального как целостности ее, что само есть некоторая деятельность и осуществление деятельности для деятельности. Как метод по отношению к делателю, средству и цели\результату. Поэтому Иное есть результат и цель , и исход к нему _ метод и средство.В конечном счете Иное раскрывается только в свободной деятельности как деятельно возникающая свобода, и как свобода, основа деятельности. Какжое из них может быть и в-себе, аутономным, но целосное в-себе требует иного,и Иное раскрывается только целостной личности,совокупной, совместной, совместимой, со-вместной как внутренне единых через свободу и деятельность, что раскрывается через не\зависимость в деятельности, сочетающей связь взаимную и отношение независимости. В разных отношениях проявляется четвероякость личности, при ведущей стороне ее ЛИкности, как отношения к Иному (в минимуме — на-личности) ―существования, отношения, свободы и деятельности как их реальности и реализации. Иное не существует, как не существует и Иное, они реальны, и это лишний паз подчеркивает критеироывание реального над существующим. Как для христианина только смерть определяепет сордержание жизни и смысл ее — отношение к персонофицированному иному какГосподу в смысле Бога (Трубецкой, Франк),так в обращенной перспективе рождение есть смертьдля непосредственного существования, терминация, что , как мы увидим,совершенно вывернуто наизнанку в деградансе, выьирающем смертькактаковую, какдекаданс был избранием зла как такового. Но Иное в День Восьмой — вовсе необязательно Бог или, точнее, Бог как я — иной, а не только иное меня, что было узурпатом по отношению к первому, которое должно по крайней мере, принципировать.Поэтому иное и Иное открывается только целостной личностит в ее четвероякости как ее деятельное завершение и продолжение в преодолении, что само есть деятельная свобода, деятельность\идеятельность какрсвобождение от уз существования и приведение иного и Иного в существование, сущность\существование и существовани \сущность связь которых различается по разному типу явления, гносеологическому или феноменологическому. Это и есть квинт-эссенция всего сущего, и она не столько существует,сколько реальна, а не рес\альна,хотя затрагивает и это. Это сокровенно именно потому, что в предыстории торжествует фетишизм мира наличного, утверждается зависимость от него мира межчеловеческого, понимаемого поэтому в гипертрофии его момента ― как социальный, необходимость,а не свобода, как мир (в смысле не незбежной в социальности этологической вражды) людьми, нео зависимый от этнического как продолжения этологического, гипостазируемой уву война всех против всех (Гоббс, Руссо), превращающий свободы― в политические права, а их вменяющие в обязанность (тотемизм) и опять же подчиняющей уву момент свободу какличностное начало человечества как сообщества, как совместной личности поэтому в фетишизированню необходимость особенно потому, что господствует истина в ограниченном понимании научной правильности, со времен Просвещения представляемая как основа этики, ее необходимость и своеобразная этика, что искажает идеальное в политизированную духовное, в миф, а не преодолевающий его ммф, как проявление деятельного мира в основе и как основу совокупной личности, просветленной свободным внутренней деятельностьюкак свободной сис―темой универсумса в диастоле творческого его пре-ображения, а не гтпостазирования (овеществления и овещнения, подчиняющего восходящую свободу опредмечиванрия\распредметивания. Но это относится к отношениям к другому, по преимуществу отношении как настрою и позиции, подчиняющему отношения как факт и акт, и отношением к себе, как для-себя, как порождение и господство по-родителя, как торжество и отчуждение связи над отношением и, в результате этогорпроисходит отчуждение, принуждение, и принужденное, неистинное,остающееся в препосылках отчуждения,феьтишизация в-себе, превращение еев замкнутость и дистантированность (вещный мир). Торжествует отчуждение, даже вдуховном за счет розности,господствующей над сродностью (как метафорически выражался Сковорода), отчуждение и е го крайность — овещнение, реификация, что отражает т олько взрослость, но не зрелостьть человека,вкотором ещеторжествут прерсонализированное, а неличноеначало, торжествует потребнось,а не ценность, торжествуетсреда, а не мир, не номинальный,а реальный, мир уву реальность, с полниманием,что вереально,какреальнаи розность, но она существует засчетс родности, вообще какэлемент и структура существуют в системе и для нее так, что ситуация постепенно оборачивается и должна быть обернута так, что пойэтос должен доиминироватьнад животным (хотя и специфическим,свободным для деятельности этосом животного, мирная деятельность над всегда враждебной (что неизбежно вытекает из дарвинизма и нетъемлемого от прогрессасоциал-дарвинизма и политического рес-ализма) средой. Она должна стать средством, посредством и посредником и поСродникогм миру. Поэтому крайностями представляются мнения Кожева и Сартра,что животноке начало должно быть в человеке просто ортрицаемо; оно должно быть отрицаемр в смысле преодоления и осуществления в существование,реализацию его сокровенно личностного начала. Простоеотрицание приведет к неизбежному восстановлению отрицаемого какперегибу вотчуждаемое, восстановлению этосного, «животного царства» «прирожденных прав, а не прав врожденных, что естьсвободапреждевсего,и свободаот животного и над животным в-себе, о чем упоминает Гегель, и на чемособенно настаивает Кожев. Свобода какдеятельность и целостная (и цельная) деятельность каксвобода,каксамодвижная и самополагаемая\самопреодолнваемая реальность,Всереальностьесть сокровенноечеловека как личности и личности как человек (совокупной,всеобщейличности, не сводимой к человеку, но в нем ееобретающей). Это ― иное реифицированному, и, исходя из этого,отчужденному миру и миру как способу и проявлениюотчуждения, что постоянно взрывает его распадом сверх единения, и это иное присутствует какдюнамейя,возможность, несводимая к ктолкованиюкакдинамики, что немало, но редуцировано к низшим формам движения и процессов, по отношению к господствующему воззрению на существование5 как статику. Дюнамейя сокровенна, и проявляется как содержаниедеятельности,которая сама есть содержание всего, обеспечивающего реальность всегодругого, и реализуется изсокровенного за счет деятельности, энегейи (редуцированной впоследствии до физических энергий и даже энергетики и энергоносителей), о чемгиже. Это подводит нас к кардинальному вопросу, некогда в богословской форме,форме понимания Иного какБога и в альнернативе, Бога как божественного Ничто (что есть скрытая,сокровенная сторона Ареопагитик),расколовшего Востоки Западв непосредственном споре Григория Паламы и Варлаама Еалабрийского (будущегонакставника Петрарки). В цастности вопрос ставилсякак вопрос о том,отличен ли Боги его действияя? Действует ли потусторонний Бог в мире? Присутствуют ли в мире его знергиии (действия)? Исихасты, паламисты, азатем и те в Православии,кто принял исихази (не все, другие приняли скорее неоплатоническую тенденцию, какзапад –скорее перипатетическую,до проникновения неоплатноической мистики, породившей спор о реалиях,а не реальности бога сверхего существования.Онтологическое доказательство ложновыводит существование Бога, но доказываетлишьего реальность. Но реальностьвсегда предметна и разноречива в мелодии так, что Ильин определяет Бога как «Предмет», алюбитель крайностей Бердяев признает его как «Объект.». Исихасты признавали присутствие энергий, действий Бога в мире, прикровенно — во внутреннем мире человека, способного аскезой, но подчиненной «духовному трезвлению» и самонабдюдению (самосознанию)обожиться, содействовать,но по своему, по-человечески (что не учитываетХоружий) содействовать Бргу. Бог (как иностазированный, что только первое преодоление гипостазированности как внешней персонификации, преодолваемой во взаимном общении и его содержании –любви, как сторона богословствующейперсонификации более, чем олицетворения, личности, и лица как личности без еесоставляющих,хоть и подкритериумом, сторон) отличе5н от своих энергий, проявляющихся в мире Это — точка зрения Востока. Надо отметить, что именно от-личен,а не раз-личен. И это его от-личает. Запад же (сформулировано Фомой Аквинским),считает, что сущность и существование Бога (к чему были сведеныегоусияи энергии традиции) не различаются, что привелокнеизбежнлму разделению мира и церкви и абсолютизации иерархии церковной (двоякое причащение) и вылилосб в юридическое, азатеми экономическое (протестантизм с его идеей преуспеяния какпредназначенности к спасению)отношениюквере. Исихазмкак в существе, сокровенно, принятие Иного и себякакиного) вылился нетолько в развитуюна руси идею БогочеловекаиБогочеловечества, человечества, принявшенго Бога, но и в идеюправославногонарода=богоносца наоснове политического исихазма, зародившегося вВизантии и развитого и осуществленногонаоснове православной традиции любви вышеверы (ап.Иоанн) св. Сергием радонежским как пртнятие русскими Богакак исихию в развитее традиционного понимания любви, но любви по типуТроицы ((что выражено в Троице Андрея Рублева). Многие другие православные церкви не приняли исихазм и политический исихазм, что получило выражение в ложных обвиненияхеп.Варсонофия (Ктросклгл) на Всеправославном совещании на Крите (2016) Русскому православиювереси этнизма как ереси, однако кокга Русьбылаединственным православным царствомрусские преодолели этнизм именно какнарод — богоносец, м этостало преодолением этнизма, вкотором погрязли бывшиев угнетениидругиеправославные народы. Конечно,верующие могут пониать богоносность,но существо России, в секуляризированном, постсекуляризированном и и десекуляризированном плане _ что он а― народ иной и Востоку и Западу, а недругой, что часто смешиваются,остается скокрытым и скрытым,всеещесокровенным.Исходя изсказанного, можно утверждать, что Иное не само проявляется в «падшем» (о чем быларечь выше) мире как фунрдаментео тчуждения и реификации, реСификации, точнее, а в мире »преображенном», шире ― пре-ображенном, то естьужевзощедшем к образному бытию, бытию, что естьрезультат многосоронней человеческой деятельности как бытияживого и непосредственного, образующего, и как деятельностьвнутреннеопределяемой свободой личности в ееобразе действия,шире_ образа деятельнрости (модус операнди, определяющем другиеобразы и обст оятельства, ― места, причины, времени какобраздействия в морфологии. Но для русскогочеловекак, человека православного по преимуществу, но не во всемго демосе,в религиозной, подчиняющей этническую,составляющей России, как для народа (что вовсе не выделяет русских как начиональность ―но не нацию!из ряла других национальностей,составляющих российский енарод, но отличает его национальнуюособенность! Быть народом в сво1 м существе),характерно понимание мира как «Мира Божьего»,каки его, мира,основы,земли Божьей (особуюсвязь русских сземлейутверждает и Гейдеггер). Как мы увидим ниже, это расширяет понимание народа-богоносцадо существахристианской проповеди, что блаженны миротворцы, ибо они детьми Божьими нарекутся (нагорнаяпроповедь), и в этом можно увидетьпиереход Русиввсвоёиное, в Россию как не столько мирское, сколько мирное (и не обязательно всемирное, но всечеловеческое), в российский народ ― мироносец.Это отличает его от мира как «слова, «договора» (игра английским ворд-ворлд),какдинамичной «невойны» у «Пакс Американа» за счет глобальной гегемонии. Рн поднялся только до другого, всегда замешанного на выделении врага, но не до Иного. Даже Бог остается на Западе только Другим миру, а не Иным. Поскольку исследование, уву отмечалось, ориентировано не только на верующих, нь свободомыслящи, неверующих и атеиств, необходимо пополнить и обернуть суждение «Иное есть Бог» вболеелогически правильное ― Бог есть Инеое», что не исчерпывает частным более общего, и преодолевает превращенную форму (что Фейрбах свел к более общей форме отчуждения)Бог есть другое, сведенное к Бог есть Другой как возитивном смысле, абсолютизированном, фейербахианском ― «человек человеку бог», так и в отчужденном смычле, ницшеанском,враждебнеости Другого. Нейтральный случай ― гуссерлианский, не реСифиципующий, что Другой — просто вдругом месте, что у Дерриды стало попыткой преодоления впредставлении о гостеприимстве, так, что гость важнеехозяина, что отчуждаетчеловекаот самого себя. Но это относится уже к последующему.Этоесть аспект Иного как от-Личенного от всего тварного всемогущества,вечности, бесконечности, невещественности, нечеловечности,а потому лишь догматически личного начала,бросающего весь на-личный мир в безличность,азначит,вотчуждение. Это ― трансценденция какпроекция термимнального в разобщенности начал личности и абсолютизация вЕдинственном, что зеркально отражено Штирнером. Иное может быть понято и исходя из этих,догматическихпредпосылок, предполагая и существование «Пятого царства№ (Соловьев,Лосский). Это квинт-эссенция, превращенная в эссенцию. То есть низведения творческого начала деятельности к акту сотворения (обычно подменяемому понятием «Творения», хотя в книгк Бытия употреблено именно «со-творил»), и в со-творчестве ему пребывает всякий творчески действующий, то есть деЯтельствующий, включая творение своего Я. Он,собственно, не тварь,ассо-тварь, уже недействующее-действующий, как раб, потребляемо-потребляющий, что приводило к выводу, что он расточитель и его надо в этом пресекать, поскольку и поэтому он не может быть хозяином и должен его иметь. В этом неточность трактовки Гегелевского понимания господина и соуги, сводимого у отношениям хозяина и раба у Аристотеля, что бросает негативные коннотоации на понимание «экономики услуг “ в ихвзаимности. Однако в диалектике господина и слуги Гегеля («Феноменология духа») почему-то забывают диалектику возвратног8о движения, когнда слуга научается господствовать над вещами, природой, науками, техникой, распоряжаться своей жизнью и, в конечном счете, жизнеью «хозяина жизни», господина, живущего в культуре, пользующегося услугами художника, принуждающего науку и ученого «услужливости», превращающей технику (характерную для России) в «технроргии» (характерные для Америки), оставляющего всем прочим только культ, иерархию и культ ыершины иерархии. Это — полнота отчуждения, взаимоотчуждения, самоотчуждения, господстыво связей и структур, частичного, над отношениями (всегда деятельностными) и системой как взаимо-отношениями. Господин — всегда мертвец и собственник мертвого (Пленного как «живого уюитого№, Египет), земли, машины, денег. Это — культ Танатоса, Деграданс,склонность к выбору смерти и мертвого (плотоядность). Поэтому ритуал, как формализованная структура деятельности, возносится к «Живому» (т.е. Яхве, к бессмертным, к «Живому”,а не «Доктору Живаго») в молитве

, по самой своей сути не столько «обращенной», сколько «превращенной» и «искаженной», «мзвращенной реифицированной по отношению к человеку. Она должна (что и происходит в предыстории) Обратиться, Обернуться, Перевернуться и превратиться, что особенно отличает «ре» в ре-ализме, в отличие от рес-ализма, в абсолютизации в особенных исторических условиях превращающихмя в насильственно-однозначгую ре-волюцию, скорее — реС-волюцию, всегда связанную с изменение режима собственности на вещи,людей, землю, артефакты культуры, что особо отличает империализм, где деньги являются лицом искусства, науки и религии, не говоря уже о хозяйстве,сначала превращенног8о в производство, искаженного в экономику и извращенного в финансы.Поэтому современной задачей вляется именно культурный переворот, поскольку массовая культурв есть символическая эксплуатация и ушнетение, как в ХХ веке было идеологическое, семиотическое,знаковая эксплуатация и угнетение. Так формируется подход, что Бог в пределе Иногои как иное и своё иноеесть Ничто, к выводу чего неоднократно подходили мистики, универсальное в-себе, имеющее для себя как Ничто. Его откровение есть превращенное постижение в-себе. Поэтому существование и неналичного, не на-личного и Неличного есть откровение сокровенного (а не только присутствие «отсуьствуещего»,каку Деррида). Подводя итоги традиционного понимания сокровенного как Бога, отметим, что возможно и обобщение на основе опыта католических экспедиций вслед и впереди антропологов Х!Х века,а впереди икультурологов века ХХ христианских богословов в поисках прамонотеизма как исходной для всех религии. Они пришли к выводу, что для всех мифологий характерно хотя бы краткое,следовое, упоминание творца, хотяу него либо отстствует,либо беден культ, за его ненадобностью (как уБрахмана в индуизме или Урана у эллинов). Таким образом, творение абсолютизирует высшую стадию творческой деятельности как выражение джеятельности как бытия со стороны бытия. Разобщенность социальная и, средственная и методическая деятельности изв извращаютотношения деятельности, превращая цель — становление цельной творческой деятельности какебытия личности человека в активное начало, абсолютизируя акт (именно как акт,сквозь что просвечивает его антипод — действие,минимум деятельности) творения и гипостазируя его в вунешнее,асамого человека- в объект, влучшем случае — предмет его. Но сокровенным всей истории и социальной структуры является сам человек как личность вдинамике,ролях, персонификации, вглубине — дюнамейе, сокровенном, часто бессознательном, творческой деятельноси. Для ее становления в целостности как осуществлении цельности по-знания, действия по знанию не только пассивному, внешнего, но и интериоризированного, прикровенного,сокрытого и сокровенного в предметности нетолько доменов реальности (региональных, т.е.онтологий), гл и интериогоризированного и энетериоргого,эгстатического, результата творчества,что приводит к знаниюактивному,ккидеальному содержанию предметной деятельнорсти как внутреннего предмета,сокровенного как бытия в деятельности в целом, это соуровенное должно становится содержанием сокрытого, скрытого, и откровенного, манифестиоваться внем, что тажетребует времени какспособа бытия деятельности совместных субъектов, становящихся в личности и в подавлении, в краности и крайностях отчуждения — личностях и личности как реальностях, и само есть основанире времени. Миак. Можно сказать что время — в соуровенном, и сокровенно время. Оно отсылаетнас к Кто никто, впределе,критериуме — фсе,какничто отсылает через ни-что к Всё. Из Ничто не бытие,а через деятельносвть (а в нем — другие формы движения,частные), а всё. Поэтому можно сказать,что Все- реальны, посколькулогика единичного совпадает слогикой общего как универсального, деятельности-бытии, часто и чисто логически отождествляемого с общим и всеобщим. Все-общее- лишь превращенная форма всереального. Нл реальность бытия и бытие реальности (в минимуме-существования) полагается и снимается. Перневорачивается в деятельности какоборачивающемся двуединстведвух пропоиций (лишь в крайностях — оппозиций, тем более — бинарных, что редучирует их к минимальному нарративу-описанию) — метода-иефода и средства-действия (что в целом полагает стороны предметности,ивзаимопереворачиваемость цели (целостного) и творящего,взыскующего целостности уву цели,хотя бы в целостности не только потребления как акта,но какединства с потребленным. Цель имеет единственную цель, не смотря на ее разноголосицу — целостность творящегокак преожолевающееего развертывание бытиякак реального т реализующегося в том чисое и в существовании. Реальнейшее ―бытие как истинная, то есть целостная (а не только цельная, какзнание у ранних славянофилов, правда, о чем ниже, сводивших все кпознанию, в духе Х!Х века,адеятельность — исключительно к общинному труду) и преодолевающая цельность, обращая ее) неьолько жизнь, скорее, жизнь в истине, мудрости, не только правильности и не столько в ней. Поэтому сокровенное есть время и сокровенное времени бытие, асокровенное бытия — творческая, оборачивающаяся, поступающаядеятельность личности, человеческой, совместной совокупной или, есои хотите, абсодютной. Отношениядеятельности в асекте ее как бытия будут какк отношения вектора и скаляра, при чем именно вектор складывается и поддерживает скаляр, или какотношения структуры,отногшения, связи к системе, но система должна пониматься не только в систоле, но и в дипмтоле (вхождение крови в сердце и распространение ее из сердца) вбольшом- свовокупная личность — и малом круге- личность актическая, а не столько фактическая и активная, что есть только персонификация роли вусловиях широкого произвола, связанного с неполной ответственностьюее за действия именно как ограниченные пониманием, статусом, этосом и ситусом (в расширенном, не только социологическом смысле,как круг пребывания), розНЬ-ли, подчиненные структурной, частичной структуре, что оборачивается в ро (зн)ль, роль кльлолй велика,но может проходить через стадию различия (роль которой намечены в исследованиях Гейдеггера и Деррида, но по отношению либо к вещам, либо к противополдожностям вне основания их на опосредовании и опо Средствовании — что есть преодолении среды- и преувеличивается в разлиЩании,восстанавливающем резкую формальную противоположностиь, впрочем,являющуюся экстремистской умственной деятельностью,лишения,отчуждения,грабежадаже без пистолета-трикстера и оснеования — места) именно как раз-личия на-личного, чего незаметил Сковорода в преувеличении роли розни и сродства. Но это сокрыто и скрыто, а нередко-и скрытно и скрытно. Именно вес (вещество\существо),а не масса статуса проходит направление (вектор) и скорость (ускорениеие), что определяет всю»мелодию» деятельности в ее полифонии, лежат в основании сьаглвления аутономной личности и еедеятельной реальности. Поэтому ждеятельность есть бытие и сокрыиток времени,аименно, ее трантерминальность. Хдесь и далее мы будем понимать терминальность в щироуом смысле, по меньшей мере двояко, не только кактерми нальность (Шраничность) конца,но и начала, не только какограниченнос тьтермина,но преждевсегокакграничность разъединяющегосоежинением и соеэиняющегоразъндинением терма, каксвоеобразную ре=пльглмьб, оборот и оборачивание,как непустую транстерминальность ограниченного,термального влтличие гот терминального, всуществе- транс-терминального, транс-дуктивного (впреодоление традукции),в частности, транс-грессивного, транс-диктивного (о диктах разговор будет в своем месте) и дажео трансе (обычгл слролвлэдающнисячснолвидением и яснослышанием)как существе и с озерцания и откровения созерцательного,что есть превращенная форма умственной деятельности (небесные голоса,видениеумными глазами идей и т.п.). Терминал перешагнувший черезтерминальность,ограниченность смерти и рождения, ситусаи этоса деятельно, при чем нетолько жизнью в смерть, но и смерьюв жизнь (как было в видениях Малевича), что разворачивает Деграданс кфакту не смерти, а рождения и порождения. Эти кардинальные переходы, прежде всего впонимании и объяснении, с опорой на интенцию интенсивности обретения, восходящего к образу отношения к существующему как на-личному в глубъего в-себе через постиждение сокровенного и есть терминальность деятельности как соуровенного времени, его бытия, основанного на деятельности (возвышающейся и охватывающей процессы и движение), прото и предбытие) . В терминальности встречаются кто и что вотношении никто и ничто (не делал\не существорвало) и пре-творяются через не-все и не-вездево всё всем всюду всегда (Лозунги Авангарха. СМ. Мир умир!. М., 2009), что возвращает к реалнвм не-реалиям никто, ничто,нигдеи никогда, часто вместе и в одновремя, как у реаклий не встречающиеся, но схожящиеся в деятельности для нерехода из не во все при опосредовании процессуального — мефода и средства., посредства (что часто ограничено по средствам, например, по средствам ли Вам осуществитьсвободы? Или — для чего Вам такие средства,как права?) их,а неограниченной при-стьствующими средствами посредственности, ограниченнойтолько уровнями где? И когда? Тким образом, в деятельности какк процессеглавное — терминальность (двоякая по меньшей мере) между ни-что (чтем можетбыть все что угодно реальное, взятое «в-себе» как крайность или — в пассиве- в нее превратившееся и ни-кто, что не значитотсутствие кого бы то ни было, а просто никогда, что и есть основа времени, его деятельная термальность (как существо темпоральности, темпа), что отсылает у где нигде какьерму-существующему, е средству от метода\мефода.,пожчиненных, Идеятельностных сторон реальной цельной деятельнорсти, опоры, условия, средства и следствия его бытия и его какбытия. В бытии деятельность и только она становится универсальной и еесоставные и стороны (воплощающиеся в предметности) — универсалиями универсума, а не простой логической абсолютизацией, как в споре об универсалиях в страхе перед мистикой Востока. В целом время — переход небытия в бытие процессом, но именно он и являетсябытием, поскольку именно бытие осущесьвляетэнергийно различные уровни дюнамейи (движения) как небытиявего воз-можностяхвоз-можглшл в можестве и не5 можестве конкретной, конкретизирующейся изак бстрактной, деятельности как абстракции и деятельности над абстракциями, в которые объемлются и направляютсябытием деятельности, ее реальности как реализации, затрагивающей неизбеэно и как минимум,рес-ализацию. Поътому понимание существующего как бытия, хотя и отчужденно и реСифици рованно, но это имеет уорни не столько в гипостазировании, но и взависимом от него ипостазировании, как эдементарной форме персонификации редукции, какв приводимом Анамбеном примере открытого, как созерцания льва во время покоя, что совершенно оторвано от его жизнедеятельности и охоты увуориентировочная деятельность,созерцательность этого актаотрывает его от деятельности с и скрывает откровенность открытого, от которой оно целиком зависит, хотя и играет свою роль, если транс-интирует, обоетает не только где и когда открытогов никто и ничто развивающейся их жизнедеятельности жеятельности, из которой и в зависимости от которой и происходит ориентация, при чем с отчуждением и замыканием вгде и когда. Вооющелтчуждение,о котором будет сказагно много, всегда опосредованы абсолютизацией где и когда, средних уровней реалий и их,реалий, предметности, что преожроеваетсяв деятельности и деятельностью и становится ее (и,меньше, их) бытием. Поэтому мир, в существе,естьнебытие,анетолько, какговорит русская народная мудрость, «во грехележит№,Ю какнебытии человека по отношению к юлагогодати. Деятельностью это небытие восходит к своей реальности и реальности ее самой, кбытию как полноте и целостности (а не простому единству, какв метафизике всеединства), существования, сути,сущности, квинртэссенции. И это есть — Иное ступеней существующего. Поэтому бытие есть иноесуществующего и существующеекакиное,переъод изнебытия к бытии., в основе,от несущесивования к существованииюего бытийной дюнамейи, раскрытию его эжросачерез для себя,длядругого, скртеированием и доминированиеи для-иного. Рлэтому время всегда иное и естььспособ осуществления иного (хотя Кузанский и отрицал иное в неином)., хотяиное есть неиное как свое неиное, нро его нельзя сводить к ступеням иного,его нисходящей, апофатической,уенотической реализации — для-жругого и жля-себя. Существованиедля-иногоестьсуществование длябытия,хотя егоосуществление в реальности, реализщация,есть жеятельность. В этом смысле вопрос Кто это всегда вопрос об Ином и ином уву вутиыном начале,активность которого не усекается в сектанскую (что неизбежно в принципиально сектанском протестантихме,образце социальности и антиобщественности, сводящейся у денежному успеху любой ценой и разжиганию у других потребностей,сведениюк ним интеречов и ценностей образцу капитализма (Вебер) активизму, но осуществлении акьтвности в реальном- цельной деятельности, паодчиняющей разделение и раздробление труда, и работы, принципииоующей квк критериум (кртьерий критики) над ними, не позволяющей свожить жизнь к гегемогем онии продукта, товара, вещи как оторванных, обособленных, отчужденных, а потому и вырванных из деятельности и чуэдых бытию, формальных сторон тпредметности как средства\метода деятельности в действие потьребления. Кто реальный и как реальность есть всегда Иной. Он ИнАк. Поэтому на изломе времени, то есть самой деятельности как бытия обнаруживается образ, прежде всего будущего, поскольку образ всегда в ином и через иное, что ведет к принципиально и критериально Иному, к иконическомукак иНоническому, обратной стороне видимой явленности незиримого,невоспринимаемого, проявляющегося в своем непосредственно ином — в пред-мете своем, главным образом как преодолеваемого прошлого т ьоже ингяющего мвоё обличье в деятельности. Он предметен именно потом у, что пред-метен и со стороны Иного, есть его явленность в ином, в пределе-в другом какпреддеятельности, предметнойдеятельности; на другой стороне Иное проявляется как символ, в пределе связывающем все предметное черезобрас\инакону вединую предметность, но вкритеировании первые две подчиняющиекак принцип и доминус., в конечном счете –гегемус над в-себе, хотя именно поэтому Иное соотносимо с В-себе какегодля-себя в качестве Другого,отличного,что есть конкретизация Иного кактакового,что ведет к другому. Так осуществляется на среднем уровнепредметности Иного; в — себе реализуется какреальность из Реальнейшего как инаковость. До известнойй степенитаковой является все иное, но идеятельная сторона, в противоположность всвеществукак содержанию, проходит стадии идеЯально\матеРеиальногор и мтеРеально (матеро)\ИдеЯального,-их соотношениеможет оборпчиваться и пекреворачиваться в деятельности, особенно по-стижении и до-стижении. Но всякое Существохоть минимально затрагивает вещество,делая и его вещим, что раскрывает Иное в взнакаке, слове, сущности. И это — сокровенное, всяческоево всех и всё во всяческом, что делает все не столькоеединым, что есть прояление Иного, но и реальностьИного во всем. Всё реально и всё-реально. Вещее. Предметность осущемьвляетсядеятельностьюкак иноепее, бытие. И в нем сокровенноеинако, что постигает и достигает человечкчность как Инак. И это раскрывает другое как скрытое за существующимим,связанное через суть\сущность и сущность\суть,комплиментарно-разноречивые стороны сущегор, преждевсего как другого и Другого, что сокрыто и требует раскрытия,в частности,как средства\мефода и мефода\средства…

Для-доугого. Сокроытое как скрытое.Где.

В элементарном, реСдуцированном плане Иное Кто и реальный Кто как иной, кау время, но способнычый не только как Шестовский Бог,сделать бывшее небывшим,но и бывшее иным и будущее превратитвь в иное, Другой ― прежде всего занимающий другое место * в том чисое и в статусе, ы иерархии. Проблема Другого обострилась с модерноми Декадансом как попыткой преодолеть сначала рнелигию (начиная со свободомыслия Декарта и Бъкона), затем и морали какотношения к ближнему. Исходя из символистскиз подходов (Бодзлер,»Цветы зла», сециссионизм и критический реализм, в целом пытавшиеся показать противоречивуюсвязь добра и зла, перелом наступает с Ницше, с его отказом от дюбви кближнему,каквырастающей из жтаотного (Этосного) начала подражания и устрашения и примирения как «члишком человеческого»(социализированного), но перенесенного им в видовыесвойстварода человеческого, что верно лишь от частив ихпреодолении в искакусстве, творимом чверхчеловеком (по существу, новом виже,дпжннесоциал-дарвинистски, асовсем дарвинистски), что выражается в «Любви к дальнему». Но Нитчене учитывал политическую, образную (что проявилось в вождизме) и безобразнуюсторону эстетического,вписанного всвполитическое как форму искаженную общественного, связаннуювЕвропе с превращением этглсов (совместных социализированеных эьлсов) в нации, а этосовкак собственности (обладания) в собственность и классы,что приведлкабсолютизации политиуи внешней и внутренней, к идеологизации идей,в пылу и преувеличенииборьбы (а не преодоления) скоторыми постстрцутцралистыот казалмсь от нарраций и соднеой стороеы,и нарратиынперсонажей, втом числеи поумолчанию (человека,автора,Фуко,барт),сведения ихкопосредования, а неопосредствовани. В дискурсе, вотказеот дискурсии и сюжета (о уоторых весьма заботился,хотя и состороны ихдвижения, речи, почитаемы ими бБахьтн,како критикеидеологиий нетолько имманентной,дискурсивно-текстуальной,закюотилисьнеомиарксисты, какоречи, несводимой у письму),потеряли какопору сверху, идеально-идеального,ценностного,так и опору семзу, материатери ально-материального (как ужеговорилосб,по субстанции, а не столько по субстрату),но и материально-идеальноесвожили к абсолютизированному «дискурсу власти», ижепдбгнл-материальному в условиях «ортложенной Реальности», Деррида. Опосредствование становится опосредствованием., вариантом этологической среды,способом социализации вусловиях политизациисоциального,что только разжигает оазгул политического уженеоснованного на преожлдении\совершенствовании социального.Положительная сторона этогооторванаот паластовреальной предметностиобщества,сводитсякобщению в произвольных по существу сообществах, не преображают социальное вновые формы сожержанием нового дискурса,аьлмизтруют дадее людей и ввергают их вобдиночество и мелочностьоаздробленной фактически работы, имеющейзначимость лишь в иерархтт. Политическое, не смотря на сопротивление (Напр, Подорога,вапологетик политического) отрываетсяот эчтетического и они разделяются по разным глее?, так что статусопределяется где? Иерархии в отсутствии фактическом экономических прав и своюод, разланаемыз в рргаемзациях социально основанных, их политейную,солидарную составляющую связи с другим. Она все более строится за счет негативного где? _- экстенсии врага гшетерономии врага внутреннего как гостя-хозяина (алжирскаяшкола \деррида=Барта), обеспечиывющего своей общинностью и этничностью социальность кактруд, понимаемый какнеувалифиц2ированную работу, и где врага внешнего, особенно в где как источнике сырья им другого в рынуе сбыта. Втом числе текстов. Друэба и любовь заменяются ЛГБТ сообществами какболее устойчивыми и гомономными илюбовь — сексом в условиях феминизма (вплоть жо утраты удовольствия, Кристева), как начала гетероморфного,освобождающиеот социальности вплотьдо потери культуры в далекозащедшем мультикультуризме, политичности в далеко зашедщей политкорректности, и ндивидуальности в далекео зашедшей демократии и цивилизации,у уоторой себолее сводилась культура как свободы и право как права., особенно в далнео зашедшем «шлстеприимстве. Всй это как раз свело Когда? политикм м мскуссив в где? Оженауки геополитики,которую неизбежно постигнет тажеучасть,что и расовую теорию, пытавшуюся собой подменитьУто и создавшую тоталитарно-вождистские массы большевизма и фашизма как модернистских идеологий, список уоторых пополняелиберализм с №втоматическ4ой конформностью№ (Фромм) фоязи чвободы и предед !либертаризм. Когда политики превращается в последовательность смены идеологий, вотрывеот социально обоснованных рпартий,жаи при них, \лении упрощающем, частичном и ложнеом, что показаноеще Марксом. Когда превращается в когда войны м когда конца, смерти,декаданс избрания зла в ценностях, побеждаетвДнградансе распада культуры исоциальности,выборе смерти вместо рождения и порождения, рльоебления,а не творчества.(о чем ― вчыоем месте. Эпойэтосное развертывание деятельности влвремени так, что его собстывенное время изменяет, творит все времена, преыращая время енастоящее в настоящшее время и время настоящего,какреальности, разворачивается впространство пойэтоса, преожлдевающее всякие гракницы и ситусные огранмчения «здесь-теперб№ и присутствия-неприсутствия (формы наличного в редуцированной и упрощенной формы единства деятельности и ывнещне, негативно определенноё целостности индивидувльности, расплывающейся в инживида в целостность, в том числетрадициоеалистски построенных нетрадиционныхсообщемтв, в тотальности массовости воспроизводящихбезличность индивида…Для-Другого — это прежде всего обнаружение во времени определенного предела, связанного с многозначностьюКто. Он есть не столько изолированное человекосущество, но вписан в совместные и совоуцпные существа, всвязи с чем является личностью и описываетэти существа, в связи с чемони являются личностями в свою очередь. Но это расширяетсвободу деятельности,следовательно, ее творческое содержание и умножает резонанс этой деятельности, давая своим временным настояшим настоящее совместным и совокупным личностям, осуществляя их как личности, что предполагает и основывается на свободной деятельности, свободе как деятельности и деятельности как свободе. Без этого личность дегдрадирует из бытия в существование, которое тоже необходимо и имеет своедвижение, прежде всего — самополагание как такового, но подчинено деятельности как своему бытию. Другой открывается как иной и иное,как движение,в котором тождественное, аутономное (идея) осуществляется не только в ином собственном, но и ином как открытая автономия. Поэтому дюнамически в-себе всегда уклренено в ином и есть возможность себя в развертывании в сое иное. Это обратное, комплементарное движение, деятельность, процесс вводи тождественное не только в другое, но и в Иное, в осуществление го в человеческойтворческой деятельности как свое и ее бытие Существование как движение, в котором всегда есть элемент свободы, полагает сущность в-себе как ее облик, развивающийся в образ, как ее эйдос, в своюочередь,как другое, оказывающееся другим для в-себе, полагает иное в тождественное, своё тождество. Без различий нет тождества, какбез тождества нет различий. Как мы увидим позднее, движение опосредования между эйдосом и сущностью в-себе раскрывается в принципе дополнительности с той особенностью, что отношение внешнего\внутреннего, господствующее в физике, на других уровнях существования, вплоть до бытия, опосредуется средним членом, в пределе эйдосом, поверхностью,за которой в-себе переходит в для себя, адля-себя — во в-себе. Таким образом обнаруживается из скрытого, чтор это есть пространство как лоно осужествления в-ином через свзь его средств и мефодов и между собой, и внутри ихсамих,как предметности, сторонами которого являются деятель и делаемое, а также из-делие. В аспекте деятельного процесса, его истока, как манифестации иного, в можент неподвижности, они предстают как другие друг другу. Но, охваченные деятельностью, процессом,всегда неизбежным со стороны воздействия иного, они сами становятся иными друг другу, что и заставляет их соединиться в нечто новое,порожденное временем не только как настоящим, но и как будущим. Ихсвязь как иных преодроевает друговость и сохраняется как внутреннее движение в-себе. Рз-общенность иных взамкнутом пространстве другого времени, свернутого в другое как время, обнаруживает внутреннее изменерие,самообщение, что приближает торждественноек личному, на-личному в своей внутренней опосредованности как самодвижении, имманентон присутствии иного. Раскрывается пространство в его связанности со в-себе как своеобразном движении, нетривиально обратимом процкессе и деятельности, как его бытии. Последнее преодолевает отчужденную в тенденции рядоположенность,рядопоставленность другого в иное какдеятельная личность, лишь из иллюзоной ограниченности «внешним» впадающей в отчуждение «другого и “Другого», которые есть проявление принципиально неограниченной деятельности как иного всему,лишь в кеносисе представляемого как внешнее иному время. Бытие и деятельность как бытие преодолеваетдругое какдруговость иного и разноречиво связывает друговость в тождественное,как иное Иного, какего реализацию,а потому и реальности,соединенные их предметностьюдля деятельности как бытия. Иное есть не простое существование, но соединяющее\разъединяющее его с тождественным бытие, Лищь абсолютизация в-себе полагает иноекак другое, что превращает ихсвязь не всо-бытие деятельности и деятельности как со-бытия, что есть лишь уклоненный в существование момент деятельности, в мир как соединение «вещей», хотя в действительности он есть разноречивая предметность и связь предметов в предметности,также разнроречивая итождественная поэтому в различии. Такоказывается, что для-другого доминирует вплоть до господства, что выделяет момент существования, минимального движения в лучшем случае,как действительное бытие, что и берется за аксиому традиционной онтологией. Доминирование экстазов в понимании другого , вплоть до Гайдеггера и др,каквыхода изсебя, редкого и часто болезненного, есть «недомысел” деятельности как основы и формф\содержания бытия, разделение которых и абсолютизирует Другого вт.чкак Бога, и другое, в том числе как присутствие\отсутствие, мир как пространство, а не подвижную, полагаемую связь деятельно-иной предметности тк, что часто сами вещи, а нередко и человек, оказываются миром, а тождественноеоказываетсядругим (отличным, нетождественным), скорее в пространственном плане,режев егооснове — временном, режде вдеятельном как ином. Тождественное бодьще раскрывается и опосредствуется (анне столько опосредуется) другим, чем им и не им в для-себяэ И это скрыто не столько и не только в пространстве,скрывающем миракак спреодолеваемый в деятельности, но самим этим другим и Другим. Оно настолько другое, что остаетсятолько стать другим этому жругому, что разворачиваеттолько момент времени вегь воздействии втождественном как иного при внутреннем разделении в тепе как темпоральности, во взаимное отчуждение других и самоотчуждение сбя в другом. Так для человека таким отчуждением становитсяобреченностьтелуи телесному его души и духа,которые оказываются вконечном счетесамопреодолением и оборочиванием\. Перворачиванием отношения к себе, полагающем самость. Способную критеировать и доминировать над низщим увуособойдеятельностью восхождения кбытиякакличности как бытию.Ближайшим образом в принцип идеятельность является здесь, в пмредметности другого, стороной, Доминуса,Идеятельности, как вещественное в минимуме, но мате―реальносе (с оборачиванием другой стороны как другой),составляющая также материю в смысле «ткани», отношений предметностей,ее регионов (что часто приводит при смешивании к огульному приписыванию всем им и извне, и измутри статуса онтологии).

Поскольку Другой и другой, в смысле человека и нечеловеческогог определяются практически абсолютно, то здесь господствует Где?, пространство, раскрываемое как иное времени, как конкретность и конкретизация деятельности акбчстрактной и деятельности над абстракциями, конкретизируемых, воплощаемых в когнкретности, которая нераздесльна\неслиянна с абстракциями как автономное саутономным, идеями как образами, восходящими к символу. Конкретность означает неполную вовлеченность средств,целей и актора впойътос деятельности, их автономию, гетерономию по отношениюкгомогенности деятельности, что раскрывается во влиянии деятельности как поцесса наобстоятельства не только времени, но и места,далее, причиныи следствия как образа деятельности. Обстоятельствапро изводны от процесса и полагаются им, что, с одной стороны, при конкретизации, раз-общаетабстрактное и конкретное, с другой — позволяет расширить деятельность за счет вовлечения джругого в деятельность и деятельностив другое, превращая ихв иное и создавая как более широке, совместные субъекты,так и более широкие, конкретизирующие абстракцию объекты, создавая новые средства и новые мефоды. Смврл также расширяет зону своего действия, становясь не только символом предмета, но и символом сообщества, предметного и как предметное, что отсылает ужек для-себяи ипроникает внего, пречвращая себя в свое иное другого и Другого. Всё это требует отношения идеальнрое \материальное при ведущейстороне идеального,что генетически восходит к существованию для — себя, но логически, точнее — логосно, оборачивается и обращается, перворачивается до влияния на для-себя и для этого порождается как его иное., восходящее к Иному какоснованию не только разноречивого единства бытия квак деятельности, но и сообщества. Этим и определяется возможность превращения Другого и другого во взаимнрое Иного и иное, что становится основанием для ведущей стороны деятельности — соединения разноречивого (что есть основание для восхождения его черездеятельность кбыти,какв том числеи своему бытию, в обращении пре-ображающему сообщество). Но отделение, как сторонадеятельности,ееконкретизация, проявляется здесь сбольей силой как абстрагирование, что возводит работу как форму совместности,котрая здесьдоминирует к труду над абстракциями в ч частности,Э тотгда какбазоваядеятельностьвключаеттруд, господствующий в для-себя, вмомент, всеобщий труд. Труд над абстракциями понимается Марксом какабстрактный труд («Капитал»), аконкретизакия труда (потребительская стоимость) какдля-себя в сообществе, правда,сведенном ч к труду материальному, не вписанному вдеятельность, что естьограниченность марксизма, в первом развитии ленинизма, снимаемые и обобщаемые,какувидим, теорией деятельности. Поэтому вещное, другое, выступают в сокрытом как отвлеченный посредник, способный,в регрессии, пивести котчуждению, доминированию не толькодля-себя, но и в-себе, конечному содержаниюдеятельности, тогда как абстрактным становится не только потребительское, что всегда абстракция из предметного и опредмеченного и предметного, но способно взаимно противопоставить себя Инму как образу, превращаясь вгосподсто формы над содержанием, гипостазированием идей как аутономног и эйдетизации сокровенного, чтоотделяет однусторону в-себе. Для этого для-другого должно быть рассмотрено не только какконкретизация общего вособенном, но и обобщениеконкретного (иначе превращающегося в частное), в противном случаеДругой превращается в Инакового, что враждебно сообществу, но, приводякотчуждкению, преращает его воврага,хотя,как иное,есть способ влияния на внутреннюю,как момент и условие, тождественностьДругих как Иных, обеспечивая их деятельное развитие как своего иного. Все сказанрнгое возначаетвоплощение\развоплощение Другого\Иного, и их для-себя и в-ином в формах взаимной чвязи, различенных\личенных как структуры, стороны системы,вписанной о всюсистему реальности (которая сама есть с труктура по отнрошениюк Иному), разобщение которых ведетк функционализации,тоталитаризации и изоляции либо Других, либо другого и в регулятивном отношении должно действовать друг нна друга как сторны подсистемы для-другого,сокрытого в скрытом от непосредственного восприятия, но часто остаётся как его скрытое, обратной стороной открыввающееоткровенное. Н, а уровне длядругого и Для –Другого доминирует как скрытое проявление криттериальности Иного, противоречивого единства критичнесто и критериума, над принципиированием другого так, что другое становится содержанием, гомоморф измом свзи, часто абсолютизируемой,отчуждаемой в разобщении Других и другого пор различным полюсам, превращая живое, действенное разноречие противоположностей в полярнсти так, что дажеИное может предстать как Абсолют. Или, что тоже полярность,содержание другого,выражающееся в содержательностьи тождестенного\различенного. Отрывается он него становится другим, прек-вращаясь пре-вратное, мамостоятельног8о, воображаемого Другого, что неизбежно ведет когульгной критике,вплоть до причинения смерти Богу (который реален, пока кто-то в него верит), человека (Фуко),автора (Барт), наррации (Лиотар) и т.п. Последнее связано лишь с тем, что наррация как единство отличаетсяот Целого как проявления разноречивого единствадвойственного Иного предстает как произвольный миф (что отчасти исследовано Леви-Строссом), как выдумка, зотя ми ф ест исторически и логически\логносно содержании е всякой нарраци,особенно ее высшей формы — романа, выражение\выражаемое в квадрологе для-себя как по преимуществу знаковое, тогда как веговнутреннем-ином онао выражается каквнутреннеезнака, какдрминирование речи над сказыванием (миф) и высказыванием (для-себя). Поэтому уровень речи,хотя и близок к письменной речи (!письму! Деррида), но не можетк неиу быть целиком редуцировано,каксингулярность Делезаотражаетвоздействи для-себя, но смешивает сингл,единственноес сингулярностью,какего подчиненного соединения. Из кончного содержаниявформализованногм (как формализована в конечномсчете, аналог порстствуктурализма,лингвистический позитивизм,сама лингвистика). Так можно понять отнощениеозначаемое (дефиниендум) и означающее (дифиниенс), что отсылает кструктуре понятия, связанного с определенным предметом и и с определенной абстрацйией,идеей,восходящейк образу-Иному и Иному. Этим определяется структура нового аспекта методологичности мефологиногов деятельности. Для определенных целей можно прекдставитьнепосредственную связь означаемого и означающего,хотя редко,почти никогда, не рассматриваетсяобернутоеих отношение,со стороны иного,каки прямое редуцируется к Другомй и редуо рассматривается, но отношениюк Иному, что его гомогенизирует дососподства структурного, что и выражено впостструктурадизме и структурализме и приводит кполяризации бинарных оппозиций (Леви Стросс) и их знаковом, частор редуцированном из символического,опосредовании (а недеятельностном) или не Их «неразрешимостям» в деконструкции без деятельного основания и самогосодержаня различения, различия какопосредования,деятельности,процесса. Декррирда не считает деконструкциюдеятельностью, поскольку она неповторима, но в действительности,реальност,как реальность и основание реальности,реальнейшее, полагающее Иное и из него опроистекающеекаккреализация (крайности опосредования различного какразличенного,что есть частичнаядеятельность,сторонадля_Другого), не повторяется и неповторима нетолько в содержании и,но и в системе,каксоздающееотношения системны начало,связанное непосредствепеннос Иным. Деконструкцияне провторяется как акт,ноповторяется какприем в материали, который,не смотря на разно-образие (точнее, разнофигурность),ограничен.В этом заключается парадокс плюрализма,что его плюральностьограничена вари антами мнгообразия и возможностями внутренних отношений каквзаимныхсвязейв связях,выступающих кгетерономному как господствующее, гегемония, а по отношениюугомономному как произвол, оформленныйхотя бы какигра игра произвола,сустойчивымилппозициями,понимаемыми как «неразрешимости№, по существу совпадающими с «сингулярностями». Вопрос огетерономии часто решается редукционистски, так Барт в Мифологиках абсолютизирует структурунарратива как миф, не различаяего преодоление в нарративе,в том числе и со сторноны непосрнедственного знакакаксодержания егосодержания — означающего\означаемого),выступающего в наррации,опосредованног7одискурсом и дискурсией (Флоренский), предполагающей нетолько антагонизм, а а-гонию, но и деа-лог (раскрывающийся вувадролог) и предполагающий не только дискуссию как его форму,но и диспут,и предполагающий персонажейего, включаяПерсон, персонофикаций (Дажеавтора,какпредел, другой стороной полагающего кого-то как героя в антагонизме ему,что скрыто прослеживается у Бахтина) и песонификации. Как мы увидим, здесь речь каксредниц член и ее воплощение взнакекакеесобственное иноекак тожесредний член,восходит к языку,какспособуавтономной и аутономной деятельности в стороне деятельности — методическое в методологии мефода,самого способа. Деконструкция же обнаруживает себя как прием (Якобсон,ОПОЯЗ) и способ исследования оснований приема, его элементарности. какконструкция, что естьспособосновыдеятельности — чоединения несоединимого, что выражается во времени, длительности и раскрыватся какодновременность, пространство, хотяза счетИного сообществу,объединенному конкретным языком или определенными текстами («Безымянные сообщества», Петровская), его инобытия, оказываются разновременными по отношениюкдлительности деятельностинаоснове еевнутренней целостности и как еепроявления, инобытия в пространстве,выражающемся во временном несовпадениисторон длительности, полагающей ее как прошдое, настоящее (что естьабсолютиязация их опосредования и вводит представление о настоящем\ненастоящем) и будущее, не всегда связанные непосредственно в пространстве, а дляв-сбе,также иво времени. Дерридаподходит к пониманию иного структуре (всегда общественной,но понимаемой как политичесвкое сдоминированием политического,цивилизации, структуры) как егоино-бытия, но останавливается на маргинальности, абсолютизируюпространственность сруктуры, в том числе игеографически (что извращено вгеополитику), не решаясбступитьза границу и увидетьво временном многообразии,какэто делает терминал, и мыслить границами,а нетолько одной стороной,поверхностью (Делез), что превращает его существование вбезграничное номадологизирование и территоризацию, хотя поверхностьдвойственна,какнеформально понятая граница, имеет собственную ральность,впространствеболее близкуюковремени и предметности предметного, автономно-знкового, поэтому понимваемого исключительнокакслово, ― тоестьостаютсялибо внутри структуры,на окраине, либо совершенно вне ее, в безграничном, тогда кактерминалоказывается в автономнойс системе,для которой структура — ограниченная сторона, влучшем случае ― «подсистема».Гейдеггер же полагает свою структуру здес-теперь и присутст вующее (онтологизированного в противоречие егосуществу — как присутствиефотсутствие — бытиюдеятельности и основе, выраженную в пмревращенных, в расчлененныхформахкак работа и забота) как региональное, частичное проявление деятельного бытия как усии,единства бытия и сущности, какрегиональное, то есть «онтология».Он боится деятельности, что она разрушит его «бытие» («Письмо о гуманизма»)…

Таким образом ,слово, имеющее собственный предмет какт ело и прелметность,выражаемуювфонемах и их сочетнаии (Рксский Пражский кружок фонологии, с опройнаединстворечевого жестакакжеста, Якобсон), есть плоть,соединяющая предмет, внешний означаемому (при всей его условностик означаемому,способности их оборачиваться, и становится символизацией предмета, любого ужекак элементов деятельности), так и отношение к иному и Иному как смысл деятельности,азначити всего,которое поэтому реальноне толькосамо, но и для-Другого, субъекта и человекакк субъекта (узкоепонимание смысла, рспространяемого/ распространяющегося как осмысленность и порждающего\ся мвсль., основаннуюна взаимодействии с Иным. Смысл полагает\ся в человеке в частности, какего внутреннее другое\иное\Другой, в-себекаксамоизменение (Развитие\преодоление), и собственное для-себя (тело, душа, дух).

Возвращаяськавтономии иаутономииотношений идеальное-материальное (как сторон оборачивающегося мате-реальногои Ид-деального,Ид,в их определенности связей, пополняемых вдля-себяобратными связями в подсистему),коснемся строения знака в его аутономии,часто преувеличенной (как у лакана, вбессознательном, структурированном как язык,разрывающем символическое и реальнроеза счет интериоризации,гомогенизации гетерономного, воображемого) кактолько воображаемого, а не стороны, элементадеятельности как деятельноси, реализующей воображение (во-ображение), полагающейтакреальноекак реальное и подчиненную символу реальность символического, понятого редукционистски, какозначающее, хотя об этом речи им не ведется Можно сказать, что это ― пример нровой ситуации эпохи, векаХХ!. Если средние века (краткое вРоссии, практически отсутствующее Средневековье) как проявление подавления. Гемонии как отвлененного и абсолютизированного, стало Эксплуатацие вситуации для-себя, развернувшейся вэусплуатация для-другого (Обернувщего и отчуждающего форму продукта, товарную, от содержания,рентного)Гегемонию (, то ХХ. Век стал на основе автономизации ранеекритикуемой (Маркс) идеологии в систему прежде всего знакового подавления — использования-опоредрвания, его принципиирования. ХХ! Веквсеболее переходит (В видеиформатики,оторванногно й от кибернетики) в символическое Домнирование засчетего многозначности, оборачивающейсясимулякрами,пустыми знаками (Делез,Бодрийяр (,включая спекулятивность денег,оторванного от сязанного вещно капитала и оторванности продуктавоторванности от товарной формы), нотак, что осуществляетсягетерономная и социализирванная (за счет сообщественной и общественной, единящей природы символа),Идолизации сиволов,часто в в форме популярности и сверхобеспеченности, чтоотрывает форму от видаи делаетсивол практически гипостазированным знаком. Об этом ― речь впереди. В частности, как увидим, это выражается в утрате мелодического лада вразноречивой, полифоничной реальности, что делает мелодию личности изолированной как изолирован индивид,а потому- иабсурдной (сторона и способ единсва абстрактного, в попытке воссоединитьабстрактное и абсурдное (что у Малевичабыло лишьсторонойнадвещного, суп-РеС) в личности какличном и сичной целостной деятельности (и личностности совместных и совокупных сообществ, в преодоление социальному), потому и свободной как бытие свое и основаличности ее бытия, цклостности и цели увуоснове роста/становления в смопреодолении в иное и Иного. И в Ином и для него как деятльности.смысла в смысле и осмысливающей, без чеонет не толькодуховного\духа\мудрости уву ихувенчания,но под угрозу ставится само существовании е сущего и просто существующего.

В знакен как элементе, предметности предметного (слоя,стороны предметности взаимо\деействуемой с деятельностьюцельной как ее компонент,работа вчастности, из-готовлениеиз-делия) центральную роль играет скрытое, значимое,как предел значительности/незначительностим, проявление и выражение значения в исходном знаке для-себя. Он естьсодержание знака,не столько как тело его,акакплоть, в себе имеющаядушу, выражающуясякак дух,и выражениекаквнешнееформы содержит в себесущностьвуачествесмысла. Сущность полагает смысл,без которого ано бессмысленна, как сущность здесь, гдедоминирует ее Другой должендоминировать как4 существо других и Других, сущих, над принципиируемым другим, полагаемая из существования (что осталось скрыто для Сатра, не сделавшего вывода из ситуации выбора и превратившего его,как и Камю, вабсурд и только)в отличие от в-себе,гдесущность полагает существование (в синкретизме Востока, часто протвиовпосттавляющего сущность, сущностьБога,его усию, существованию,сводимую к его энергии в мире и Запада,считавшего сущность си существование неотличными, Форма), имеющеезначимость, полагающее смыслкак сущность человека в частнрости,как ре-ализацию его врожденной свободы исредства еереализации в обратимости и нерасторжимости средстваяцели. Смысл жизни полагается именнро как ее значимость, смысл деятельности в Другом, других, другом, Ином и для них,а не просто в фактежизни, что неизбежно ведет только к Богу (Франк, Е.Трубецкой), а надолю целовека оставляеттолько жизнедеятельность,оторванню от ееосуществления и осуществования в самостоятельное начало. Значимость выражается, а нередуо принимваетформу,способную обособляться и отчуждаться в оформленное и бес-фоменное, что тоже может статьпредметом одухотворенного (модерн). Одущевленного (часто понимаемого предсталяемого какосмысление, но сводящегоавтономиюего какигру) и, в перспективе Новой классики,осованной на деятельности человека ич человеческой деятельностикак бытия,полагающегость сущего и существование существующего (что в абсуродной формебыло выражено Протагором), в смысл, как способ целостности бытия как его цельности (старщими славянофилами сводившегося к знанию толькооснованному н7а религиозной веретолькои соборности,вне мира, только,хлтя последнее-есть ведущее)цельности бытия и как пороявлении целостности бытия во всем как основы реальности всего и реальности Всего как Иного в деятельности через деятельнсть и в деятельности как максимуме и критериуме дви жжения, процессов, их обобщающей и превращающей в средство\сверхцельвозведения к ихсобственному бытию (что и делает человеческуюдеяфтельность не тольког в деятельность для человека),в чем как всёвовсем не только и не столько единство (оно разноречиводо противоречий\границ, преодолимых и преодолеваемых терминалом), нль и не толькоОдно (Шеллинговский Абсолют,увнтовская вещьв себе, противоречащая черезотрицание, а не преодоление и самополагаемая , по существу отчужденная от деятельности кактаковой,действиеАбсолютного Духа Гегеляво всем романтиков. Крайность метафизики всеединства — принцип Лосского, что все имманентно всему,что засавляет егоабсолюизироватьинтуицию (Чувственную,рациональную, мистическую,пропущено мррациональное. Эстетическое) так, что его духовные »деятелатели» в «Идеал-реализме», отрывающем одну сторону предметности от всехдругих,оказываются в ситуации беспредметнойдеятельности, бесредметности. Поэтому представленностью реальностю в-себе как тела (минимум живого вещества, минимумаплоти, какувидим,доминирующей в России над телом как предметнгость, деятельность и действительность, основа реальностивсего и тела тоже) шипостазированного в его автономии знака (иД-деально-Мате=ре-ального) какдвойственный смысли осмысленность для -0себя в-и (И)ном,определяетсяо-значающим и о-значемым с разныхсторон,какминимум другого и для-Другогобытия знАчимости (так преодолевающего господство значИмости в пласте «в-себе», сводящегоего ктолько предмету предметглго)… Тем более это важно для для-ДУргого (см. ниже) и есть способего для-себя.,хотя и частичный, вплотьдо частного. Именно значимость становится основанием Тождественного среди Других и другого,тождество которого опосредовано различением (а нетолькоразличием и Разлишанием,что есть не опосредованные крайности Дерида) какраз-Личного в осуществлении всегда нетождественногосебе,опосредующего,в частности,действенно в-себесвоёи своё для себя вДругом, в другом и и (И)ном как соственнроеиное так, что его тождественность есть не простое тождество (какуФихте), но полагается как действие, хдесьполагаемое и полагающееся какдеятельность,вееоборачивании от деятельнсти вообще, здесьдейст-витель (вита) действуеткак собственная реальность, а не толькокак основание реальности. Этим, скрыты, Тож=дественный отличаетсяототождествленного,в минимуме- в типичном вареанте идентификации, идентитчности, и от персонификации, внешней,формальной,а потому неподвижнойивыражающейсявчастичнголсти роли,отличной от персонализации увусредстваолицетворения,выражении личности в еевоплощении как лИкности Иного, на чтоспособен дишь терминал, не просто терминализируемый (даже не определяемый) в урезанной от пойэтностиэтносности (среде) человекосущесство. Дажев символе Иное нео-значено и нена-значено, что проявится позднее в системе разночинного обществабудущего какего средствопосредник, «чен».в не чин и му-чин-ник и «чел»,не смотря на не вполне приемлемые разговорные оннотации, носвязаннеые с творчеством,каквысшим про-явлением деятельности и ее цельности, уоторому должны быть подчиненыеероды,в иды и стороны.Поэтому противоречивость тождественного предполагаеткак идеалполифоническуюразно речивость (что Цапкин утверждает на основе анализа паталогий какнезавершенных актовмтоителмтваличности,»Личность как группа, группа какличность») Правда с распадом симфонизма как гипертрофированной цельности полифонизма,в противореяии\единстве нетождественного и тождественного, додекафонизма и верлибризма, видимо, возникает новый мелодизм каквершиналадов и доминирующийлад лад, о чем ешеюудет речь. Это существенно, посколькуосновой выраженияз знаАчимости как существарольиграет нетолько морфология,разворачиваемя в синтаксис и прагматику, в чельности деятельности,вобпатном отношении становящийся и основой семиозискакаксодержаниесемиозиса, но и фонетика, не случайно Малевичемпредметно соединенная с буквой и нотой всвоеобразную музыку, в поэзии проходящуюстадии массива, аластов,глыб, что пополняет и дополняет развертывание изобразительнойстороны,каквеса,скорости,траектории (видимо, связанной с мелодией. Единство при опосредовании и опосредствовании (активгном) значимого (сержцевины знАчимости и значИмости на уровне для –себя,отсылающего уже кВ-себе, преходяще, агосподство означающего, какпринцип, утвержадемого пстструктурализмом при условии «отложенной Реальности»,Деррида,лищают реальности, дажеголосовой, звуковой,само означающее,сводят его кграфам, невыявленному началу графологии. Раз-личие, разрыв кончно же, кончно,есть вариант границы,любовного соития,разлрма, трещины,― всего того, что началаисследовать фрактальная геометрия, что, видимо,скажетсянаразвитии тензорного анализа, понимания матриц не тольк сточки сохранения тождеств,но и динамики различий,ротиворечий. Но о традуктивности и ее перъоде и подчинении трансдуктивности (и ееварианте,ослабленном, трансгрессии и транс-цендентном, какредуцированном к прецедентномц от беспрецедентного, ужеговоридлсь), в тадуктивности цветов, геометрии,музыки математики заложены основания для ихдеятельного,всеобщег использования вдеятельности какт рансдуктивном, Ином., в минимуме — другом и Другом как ихреализации как общезначимого в Ином какНетождественном, тождественном исключительно самому себе вго нетождественрности. В этом Смысле оно есть В-Себе, Для-Себя раскрывающееся вИном и в ином. В инаком в концеконцов,как откровенное (в смыслеоткроаенности) откровенное и откровение сокровенного. Оно именнро мате-реально вкончном смысле и щзначимости. Исходя из этой вертикали,которую можно понимать и какрелигиозную, и вободомысленнически (эстетически и культурологически,и и агностически (в частнсти, деистически и регулятивно, то есть вообще этически (научно и социологически) и философски,то ест,ь а-тьеистически, как исток основа, срежство (посредство и метод) и результат, становящийся вновь цедью в становящейся целЬНости деятельности человека в критериуме (если он не в Гемонии только), и других со-общественных и общественных субъектов в их разноречиыой и противоречивой целосности,вырождающейся вчастичные цели и отчуждающейся вчастичность и частность приабслоютизации и отчуждении кажодй из сторон и осуществлении бытия в ихсуществовании и сущностении при посредствеь деятельноти уву вфсшей форме становления, его виде и содерэанрии. Неосмысленная деятельность бессмысленна, бесцельна бесцельна, бессмысленная немотивированна и незначима,обеони ведут у пропасти отчуждения искусственно покрываемой бессмысленности, паталогиям личности оюбой степени общности. И к абсолютизации одного из уровней общнсоти как средств и оснований деятельности, что ведет канта\гонигму, экс\пдуатайииге\гемонизму идес\потизму, в крайнкм случаедео\потитзма. Эти разрывы, полярности,ведутк столкновениями катастрофичности или застою предыстории,часто как специфическим формам активнорсти горизонтальной, что, при попытках опондвать их вертикально, «зенитно»(на что очень надеялся Гегель иегопоследователь,один из идеологовЕвропейского союзаКожев-Клжевников вобразепредставительно-сословногогосударства ирегулирующих бюрократически-чиновныхобразований) неизбежно ведет к «надирности» вертикали вниз, к тайному, ми стериальному, сетантсткому,еретическому подпольносьи,андегракнду, неформалитету, вообще «подпольному человеку», свободе и личности за счетотрицания,к сокрытости как крайности скрытости, что достаточно верно,ноодноюоко,выраженоДостоквским как «подпольный человек»,вотличие от «человека из подполя№. Но скрытоеведетикскрытости» горизонтальной», пограничью,кулуарности, закрытости,копоративности, элитарности, что также разрушает абсурдитстски и абстракционисттски ежтгуютканьсуществования и сущего,самогоуниверсума, но что преодолеваетсянетолько на уровне пред-метного в-себе, что связывает разобщением,не только,на уровне пополняющего его, мтериально- идеального,идеально-материальным у3ровне предметного, но преждевсего нуровнепредметности ихсущестьвования и сущностения какохваченных/охватываемых, резульатов-истков, всеболеестановящихся средствами целостной человеческой свободнрой оборачивающейсядеятельности, ее какбытия и ее самой уву бытия человека,захватывающего вседругок.Именно в этом контекстеи необходимо рассматриватьструктуру для-другго и для-себя. Значение,какразноречие знАчимости и значИмости в ждля-себя,есть иное згнакаа,его тождественное, положенное и переходящеев другое. В расштоительном и конкретизщированной форме слорва,оно определяетсяА.Гумбольдтом каквнутренняя формаслова,связь,правдаугнего односторонняя, поютому метафизированная и упрощенна,какэргон и энергия; воборачивании эргона вэнерги, для чего необходимо в=себеслова, знак,он не рассмативает, поэтомузнак по преимуществу (вего иконически-образном отношении,какданно=заданный в частности, вслове),также относится кего внутреннейформе,уопосредующему содержаниюкакего выражениесоднойстороны,и сыслнавнутренней стороне. Тогдазнак какпредметное и егоэлемент действительнос тсановитсяэлементом системы, а не частицей,элементарной или фундаментальной, которой надо пичаститься так, что онастановитсяцентром и осью системы, низводяее жо структуры иоппозитно положенных различий,в частнрости,людей. Именно так можно понять Фуко сегосмертьючеловека,не способнорго житьвплоской структуре, за счет частичных, профессионально и социально-отчужденных людей, «чселовеков» бессильныз переддискурсом власти,а погртому к нему свод свится и речь, и всегдачастичная идеология, частичная всегдавчьих-то интересахи засчетчьих-то интересов, и к дискурсу сводится все многообразие «речевых» (производных отлитературныхвшироком смысле, жанолв уБахтина, не считая его абсолютизации речи и невнимания кязыковым оюракзованиям,жаргонам, диалектам,арго,фене, слэнгу, сотцмально-групповых, профессиональных, терминологическмх,офицыиальны, национально-идеоматическим языкам,Ю что огранмчмваеи его мследование героем, автором и персоеажами, не выврдя в рнеалоьность языковую век мкучирв и жанров их. Однако внутренняя формак слова расширяется первоначальнодо внутренней формы произведения Потебней,азатем, до внутренней формы сознания Шпетом , жотя последнее не проявлено до конца, что позволило бы не только ограничить всесилие посредующей структуры в постсруктурализме и феноменологической социологии (Шюц, горфинуель (, но и датьТождественному понимание его опосредовани е вформе офомленного смысла какего выражения во внутреннейречи и внутреннем диалоге,внутреннем голосе (Даймоннии-гении). И осуществило бы понимание взаимодействиядля-Другого и для-себя, его понимания как по по преимуществу для-другого,опосредуемого до Для-Другого какдвесторонысвязей,структур,отншения единой подсистемы совокупной общности социальности-общности и общности-социальности,часто понимаемог исключительно как со-общества (Батай,Деооида, Агамбен и т.л.), до которых надо разложтьобщество, вего нынешнем промежуточном состоянии пониемогоуву исключительно социальная тотальность, хотя подчиненная обществу со-циальность (а не исключительно как егоабсолютизация, со-цивильность в неизбежном соотношении силовой составляющей, полиЦезированности и милитаризщированности, превращения Другого в Чужого, пождежащего не праву и нарвственности, а оломузща закону и нравам. Это особеннохарактернодля Франции с еекультом цивилизации,что выражается в проблемегостеприимства,особенно развитой Днррида. На друго же стороне общество маргинализируетсяза счет маргинальных сообществ, а несо-обществ. Утрата, критика,оазрушение, законничество в общественном и социальном приводят к необходиости принимать иммигракнтов. Всё скаханноепозволяет ввести аспектдля-Другого вконкретные рамки. Так знакозначаемое-означающее, односторонне рассматриваемое со стороны независимости и взаиморазличий означающего, плюоализируется и отрывается вотдельную,часто частичную, реальность, не подчиняющуюсяее сущности как предметного, паоложенной амим ее существованием и источностью иззначения, так,чтоцелостность из-делия любого направления само должно иметь значение,отношение к предметной реальности, и смычл для доугого какиного, создающего и реализующего его какиного, что иной стороной имеет его превращениеужеинестолько вгостя (большего, чем хозяин), ав Друга (Анонсенс)и друга\подругу (влюбом смысле). На это, в несколько преувеличенном смысле указывал Соловьев («Смысллюбви» ―этовосходит негативно к «Анне Карениной», и позитивно ― к»Крейцеровой сонате»Толстого, это братилось в массовоецеломудренное и много сторонне брачность Серебряного века сострой постановкой проблемы плоти («Святая плоть» в кругах невозрожденческих, не проникнутыхязычеством, религизнеого модернизм. Дружбу, ее отношения положил в основание Флоренский («Столп и утверждение истины»). Другая сторона эмансипирующихсяот соци альносиеесобственных отншений, проявилась вдвижениях Шестидесятых,тборьбеза самостоятельность молдодости и молодежи, и имеет обратной стороной эмансипацию старщих от необходимости запрещать. Как мы увижим,именноэти социальные отншения естьоснова социальности, этологической ее стороной вытеснив\шеися за предел ысоциума и составляющиечеловеческую,творческуюсторону обще5ственность в отличиеотсоциальности общества и особенно нуждающейсяв символическом более,чем в знаковом. Именно этот аспект позволяет рассмотреть знаккак признак человыеческого осуществлениясвободы в деятельности деятельной свободы веенелбходимости дистантироваться от необходимости. Свободаесть осознаннаянеобходимость свободы.Но ждяэтого вовсе необязательно разрушать культуру кактоталитарность,как и прирду и подражатьейвобособленном исскустеи литературе,кактехнологии против природы, и законноическом праве, прирожденных (порождениюкаждого),а неврожденнойроду, вкотором преодолевается вид, видовом качеств ечеловека, уже не толькоприспособительном илитолькоприспосабливающем (что характернодля предвстории),но и преодолевающем, не только всвободе и деятеьности, но всвободекакдеятельности. Знак позволяетполучитьотносительную свободуо необходимости, символ-от мира (особенно это важно в России,с ееискаженной иразобщенной, часто первернутой иерархией «миров»)… Сим-воль, автономия смысла,освобоэжает не только от мира,но и человекадлоясамого себя,какдтичности. Это концентрируется вутраченном образе и фигурк внутренне нетоэжественногоТождественного. И этот Тождественный особен тем, что он всегда Иной, и углублен/укоренен не только в=-себе, но и для-0себя…Он предметнее не столько как предмет, каким он может представится Другому,особенноесли он для-себя,но поскольку егодеятельность од анализа, понимания матриц не тольк сточки сохранения тождеств,но и динамики различий,ротиворечий. Но о традуктивности и ее перъоде и подчинении трансдуктивности (и ееварианте,ослабленном, трансгрессии и транс-цендентном, какредуцированном к прецедентномц от беспрецедентного, ужеговоридлсь), в тадуктивности цветов, геометрии,музыки математики заложены основания для ихдеятельного,всеобщег использования вдеятельности какт рансдуктивном, Ином., в минимуме — другом и Другом как ихреализации как общезначимого в Ином какНетождественном, тождественном исключительно самому себе вго нетождественрности. В этом Смысле оно есть В-Себе, Для-Себя раскрывающееся вИном и в ином. В инаком в концеконцов,как откровенное (в смыслеоткроаенности) откровенное и откровение сокровенного. Оно именнро мате-реально вкончном смысле и щзначимости. Исходя из этой вертикали,которую можно понимать и какрелигиозную, и вободомысленнически (эстетически и культурологически,и и агностически (в частнсти, деистически и регулятивно, то есть вообще этически (научно и социологически) и философски,то ест,ь а-тьеистически, как исток основа, срежство (посредство и метод) и результат, становящийся вновь цедью в становящейся целЬНости деятельности человека в критериуме (если он не в Гемонии только), и других со-общественных и общественных субъектов в их разноречиыой и противоречивой целосности,вырождающейся вчастичные цели и отчуждающейся вчастичность и частность приабслоютизации и отчуждении кажодй из сторон и осуществлении бытия в ихсуществовании и сущностении при посредствеь деятельноти уву вфсшей форме становления, его виде и содерэанрии. Неосмысленная деятельность бессмысленна, бесцельна бесцельна, бессмысленная немотивированна и незначима,обеони ведут у пропасти отчуждения искусственно покрываемой бессмысленности, паталогиям личности оюбой степени общности. И к абсолютизации одного из уровней общнсоти как средств и оснований деятельности, что ведет канта\гонигму, экс\пдуатайииге\гемонизму идес\потизму, в крайнкм случаедео\потитзма. Эти разрывы, полярности,ведутк столкновениями катастрофичности или застою предыстории,часто как специфическим формам активнорсти горизонтальной, что, при попытках опондвать их вертикально, «зенитно»(на что очень надеялся Гегель иегопоследователь,один из идеологовЕвропейского союзаКожев-Клжевников вобразепредставительно-сословногогосударства ирегулирующих бюрократически-чиновныхобразований) неизбежно ведет к «надирности» вертикали вниз, к тайному, ми стериальному, сетантсткому,еретическому подпольносьи,андегракнду, неформалитету, вообще «подпольному человеку», свободе и личности за счетотрицания,к сокрытости как крайности скрытости, что достаточно верно,ноодноюоко,выраженоДостоквским как «подпольный человек»,вотличие от «человека из подполя№. Но скрытоеведетикскрытости» горизонтальной», пограничью,кулуарности, закрытости,копоративности, элитарности, что также разрушает абсурдитстски и абстракционисттски ежтгуютканьсуществования и сущего,самогоуниверсума, но что преодолеваетсянетолько на уровне пред-метного в-себе, что связывает разобщением,не только,на уровне пополняющего его, мтериально- идеального,идеально-материальным у3ровне предметного, но преждевсего нуровнепредметности ихсущестьвования и сущностения какохваченных/охватываемых, резульатов-истков, всеболеестановящихся средствами целостной человеческой свободнрой оборачивающейсядеятельности, ее какбытия и ее самой уву бытия человека,захватывающего вседругок.Именно в этом контекстеи необходимо рассматриватьструктуру для-другго и для-себя. Значение,какразноречие знАчимости и значИмости в ждля-себя,есть иное згнакаа,его тождественное, положенное и переходящеев другое. В расштоительном и конкретизщированной форме слорва,оно определяетсяА.Гумбольдтом каквнутренняя формаслова,связь,правдаугнего односторонняя, поютому метафизированная и упрощенна,какэргон и энергия; воборачивании эргона вэнерги, для чего необходимо в=себеслова, знак,он не рассмативает, поэтомузнак по преимуществу (вего иконически-образном отношении,какданно=заданный в частности, вслове),также относится кего внутреннейформе,уопосредующему содержаниюкакего выражениесоднойстороны,и сыслнавнутренней стороне. Тогдазнак какпредметное и егоэлемент действительнос тсановитсяэлементом системы, а не частицей,элементарной или фундаментальной, которой надо пичаститься так, что онастановитсяцентром и осью системы, низводяее жо структуры иоппозитно положенных различий,в частнрости,людей. Именно так можно понять Фуко сегосмертьючеловека,не способнорго житьвплоской структуре, за счет частичных, профессионально и социально-отчужденных людей, «чселовеков» бессильныз переддискурсом власти,а погртому к нему свод свится и речь, и всегдачастичная идеология, частичная всегдавчьих-то интересахи засчетчьих-то интересов, и к дискурсу сводится все многообразие «речевых» (производных отлитературныхвшироком смысле, жанолв уБахтина, не считая его абсолютизации речи и невнимания кязыковым оюракзованиям,жаргонам, диалектам,арго,фене, слэнгу, сотцмально-групповых, профессиональных, терминологическмх,офицыиальны, национально-идеоматическим языкам,Ю что огранмчмваеи его мследование героем, автором и персоеажами, не выврдя в рнеалоьность языковую век мкучирв и жанров их. Однако внутренняя формак слова расширяется первоначальнодо внутренней формы произведения Потебней,азатем, до внутренней формы сознания Шпетом , жотя последнее не проявлено до конца, что позволило бы не только ограничить всесилие посредующей структуры в постсруктурализме и феноменологической социологии (Шюц, горфинуель (, но и датьТождественному понимание его опосредовани е вформе офомленного смысла какего выражения во внутреннейречи и внутреннем диалоге,внутреннем голосе (Даймоннии-гении). И осуществило бы понимание взаимодействиядля-Другого и для-себя, его понимания как по по преимуществу для-другого,опосредуемого до Для-Другого какдвесторонысвязей,структур,отншения единой подсистемы совокупной общности социальности-общности и общности-социальности,часто понимаемог исключительно как со-общества (Батай,Деооида, Агамбен и т.л.), до которых надо разложтьобщество, вего нынешнем промежуточном состоянии пониемогоуву исключительно социальная тотальность, хотя подчиненная обществу со-циальность (а не исключительно как егоабсолютизация, со-цивильность в неизбежном соотношении силовой составляющей, полиЦезированности и милитаризщированности, превращения Другого в Чужого, пождежащего не праву и нарвственности, а оломузща закону и нравам. Это особеннохарактернодля Франции с еекультом цивилизации,что выражается в проблемегостеприимства,особенно развитой Днррида. На друго же стороне общество маргинализируетсяза счет маргинальных сообществ, а несо-обществ. Утрата, критика,оазрушение, законничество в общественном и социальном приводят к необходиости принимать иммигракнтов. Всё скаханноепозволяет ввести аспектдля-Другого вконкретные рамки. Так знакозначаемое-означающее, односторонне рассматриваемое со стороны независимости и взаиморазличий означающего, плюоализируется и отрывается вотдельную,часто частичную, реальность, не подчиняющуюсяее сущности как предметного, паоложенной амим ее существованием и источностью иззначения, так,чтоцелостность из-делия любого направления само должно иметь значение,отношение к предметной реальности, и смычл для доугого какиного, создающего и реализующего его какиного, что иной стороной имеет его превращениеужеинестолько вгостя (большего, чем хозяин), ав Друга (Анонсенс)и друга\подругу (влюбом смысле). На это, в несколько преувеличенном смысле указывал Соловьев («Смысллюбви» ―этовосходит негативно к «Анне Карениной», и позитивно ― к»Крейцеровой сонате»Толстого, это братилось в массовоецеломудренное и много сторонне брачность Серебряного века сострой постановкой проблемы плоти («Святая плоть» в кругах невозрожденческих, не проникнутыхязычеством, религизнеого модернизм. Дружбу, ее отношения положил в основание Флоренский («Столп и утверждение истины»). Другая сторона эмансипирующихсяот соци альносиеесобственных отншений, проявилась вдвижениях Шестидесятых,тборьбеза самостоятельность молдодости и молодежи, и имеет обратной стороной эмансипацию старщих от необходимости запрещать. Как мы увижим,именноэти социальные отншения естьоснова социальности, этологической ее стороной вытеснив\шеися за предел ысоциума и составляющиечеловеческую,творческуюсторону обще5ственность в отличиеотсоциальности общества и особенно нуждающейсяв символическом более,чем в знаковом. Именно этот аспект позволяет рассмотреть знаккак признак человыеческого осуществлениясвободы в деятельности деятельной свободы веенелбходимости дистантироваться от необходимости. Свободаесть осознаннаянеобходимость свободы.Но ждяэтого вовсе необязательно разрушать культуру кактоталитарность,как и прирду и подражатьейвобособленном исскустеи литературе,кактехнологии против природы, и законноическом праве, прирожденных (порождениюкаждого),а неврожденнойроду, вкотором преодолевается вид, видовом качеств ечеловека, уже не толькоприспособительном илитолькоприспосабливающем (что характернодля предвстории),но и преодолевающем, не только всвободе и деятеьности, но всвободекакдеятельности. Знак позволяетполучитьотносительную свободуо необходимости, символ-от мира (особенно это важно в России,с ееискаженной иразобщенной, часто первернутой иерархией «миров»)… Сим-воль, автономия смысла,освобоэжает не только от мира,но и человекадлоясамого себя,какдтичности. Это концентрируется вутраченном образе и фигурк внутренне нетоэжественногоТождественного. И этот Тождественный особен тем, что он всегда Иной, и углублен/укоренен не только в=-себе, но и для-0себя…Он предметнее не столько как предмет, каким он может представится Другому,особенноесли он для-себя,но поскольку егодеятельность одновремнно предметна и свобожна от предмета. Он всегда связан сдругим в смысле инмы и Иным и мира, конфигурации другого, и Других, Плагающих свой мири определяющих мир жоугого какобщезначимый,как неизменное, увумир другой, не толькодлясебя, но скорее в-себе, через Иное и иное как иное,Ю что и подвигаетего кдеятельности в работе и труду, производящем действии, которое должнодоминироват еад трациционным потребляющим. Ногосподствующая в технологическом (а не техническоч) обществеактивность неизбежнооборачивается активностьюпотребления, что регрессирует иобщество, и прирду,и человека. Именно поэтому значение знака должнро статьдоминирующим и урпитизирующим в плане выражениянад планом формы, что соотнесетего прежде всего с Иным более,чем неизбежная (в чем,квк увидим, покоряется необходимость в причинности и причинении какдеятельном), в веществеболее, чем в отвлеченной, астрагирванной массе (физикалистски-сциентистский уклоын, в том числе и в массах «нарлоднеых», что естлибо из изнаальнрое,либо чконечное существование,либо просто в более общем — в массах людей,характерных для тоталитаризма не тольуо автокрвтического, но и эдитарного очуждения, отчуждения элит что в законническом и масскультурном, массинформационном и масспотребляющем состоянии есть выражениегосподствакрайней,нивелирующейбо масс и массивности единживида

новремнно предметна и свобожна от предмета. Он всегда связан сдругим в смысле инмы и Иным и мира, конфигурации другого, и Других, Плагающих свой мири определяющих мир жоугого какобщезначимый,как неизменное, увумир другой, не толькодлясебя, но скорее в-себе, через Иное и иное как иное,Ю что и подвигаетего кдеятельности в работе и труду, производящем действии, которое должнодоминироват еад трациционным потребляющим. Ногосподствующая в технологическом (а не техническоч) обществеактивность неизбежнооборачивается активностьюпотребления, что регрессирует иобщество, и прирду,и человека. Именно поэтому значение знака должнро статьдоминирующим и урпитизирующим в плане выражениянад планом формы, что соотнесетего прежде всего с Иным более,чем неизбежная (в чем,квк увидим, покоряется необходимость в причинности и причинении какдеятельном), в веществеболее, чем в отвлеченной, астрагирванной массе (физикалистски-сциентистский уклоын, в том числе и в массах «нарлоднеых», что естлибо из изнаальнрое,либо чконечное существование,либо просто в более общем — в массах людей,характерных для тоталитаризма не тольуо автокрвтического, но и эдитарного очуждения, отчуждения элит что в законническом и масскультурном, массинформационном и масспотребляющем состоянии есть выражениегосподствакрайней,нивелирующейбо масс и массивности Одиивида, а не Единвида, что создает эдитарность как принцип, что восходит рожоначальнику теории элит, близкому к итальянскому фашизму Парето, пытавшемуся соединить элиты органические,традиционные и политические, интеллектуальные и экономические за счет гереномизации общества до элементарной млциализации. Для нашего исследования важгл, что происходит разрыв вертикали предметности, азначит, и знаковой системы, в которой слои предметности среднего уровня генеалогичечски восходят к означающемуу и нисходят к означаемому при обратном влиянии и взаимодействии, взи отношени,з, но в условияхотчуждения и уву его результат и предпосылка,лслбенно сточки зрения доминирования пространства, происходит ихразобщениевплоть до того, что их отношение переворачивается в ситусах или имеет характерладшафтно-географический, чем воздушный или воднеый, не говоря уже о вписанности в космический универсум, поставщик мыслов и значений, в соседство по ситусам.,порождающие собственные статусы, субкультуры и контркультур, по отношениюкпотерявшей во многом единство (в которой зарождаласьцелостность) культуры,специализированными сторонами которойдолжны стать наука, искусство,религия и философия, но ихвзаимодействие осуществляется не стольуо оргв=анически,сколько фунуционально, на уровне знакового взаимодействия,дажевзаиодействия знаков по преимуществу, что абсолютизирует отчужденнуюцивидизаци. И отрывает творчество вэлитарноезанятие и занятие элтит, обратной стороной чегооказываются массовая «культура», т.е.искусство, средства массовой информации, т.е.наука, массово общество, подчиненное прежде всего равенству масс,т.н закон вместо права и религии, и массовое потребление вместо философии и как философии, подуреплляющие и заменяющие в постомодерне четыреосновных ипдеолгогии, т.г сознания кактакового, напрямую подчиненного замкнутым идеям,сознания упрощенного,чпстичногоманич=пулирующего массами, втом числеэлитарными, например,либералами. Всё это нередко отрывает словаот хнаков, создает не только симулякры, формы без сущности, но и сущности без форм, неосмысленные, неосознанные и общественно не понятые. Всё сказанное можно суммировать в представлении о для другого и Для Другого. Для Другого вчёболее начинает служитьждядругого, вещного,кчему деградирует предмет, а для Другого разворачивается в «различениедрузейи врагов» (Шмидт) как элементарный факт социальности,что неизбежно ведет кдминированиювражды и созданию политтеологи и политрелигий вбезосновности отчужденного,асолютизированного политического, изначальнор в Западной Европе понимваемогокаквойну всех против всехкакестественноесостояние (начиная с Рима), хлья доказано, что социальность, просветляемая и сдерживаемая общественностью,»горизонтальная молидларность» ихначальнее. Всоциальном большедавление инстинктивного, этосного,впрочем, в своей крайности и влиянии на развитого человека преувеличенного Лоренцем. Из массивлов и слоёв не возниувет глыб,больше песок и пыль.

Хнаковость есть автономия и аутономия предметного нга определенном уровне предметности и как таковая есть предметная сторона деятельности в аспекте работы, надстраивающейся,осуществляющейся и выражающкй труд и деятельность как такову. Поэтому в знаке выделяются (обэтом,в частности, мыбужем говорить позже) сторона означаемого, не имеющего непосредственного означающего, означающего, не имеющего непосредственно означаемого, двойного охначаемого и двойного означающегно. Ихреальности сплетены с телом значения, представляющего, и это надо подчеркнуть, смыслуолвня в-себе, выступающего в форме имени, имен, сохраняющихсовместный смысл знака,вкотором господствует предмет, в раскрытии ее,формы,какспособавыражения науровне предметного,то есть отношение имен нарицательных в связи с именами собственными. Здесь проникаетуровень для-Другого и для другого на уровень для-себя,осуществляетсянауровне для-Другого и для-другого, точнее,сущнститсяон в предыдущем, порскольку в предыдущем сущность вцелом предществует существовании.ю, ксли выражаться в европейском,латнизированном, усеченном варианте, торгда как сущностьдолджнаюыть поднята до усии, связи сущности сч бытием,а существование — распространиться в энергейю, действие и деятельность, в зависимостиот доминирования сущнос ти или существования и оаспадения на слои, аналогичные осадочным породам, неорганические и органические, опирающиеся на первичн7ые массивыили вещество как реадьглсь) само становящеесяопорой для гумуса «внтропаоцена», в сочетании носфкеры (Вернадский) и пневамтосферы (Фдоренский, с промежуточной стратосферой,серой страт наиболееустойчивого стратифичмрованного общества, через слои предметной деятельности реализуется в нлыбы предметности. В предмЕтном доминирует речь, письменная и\или устная. В своем основопологающем различении феномена и голоса, деррида неточно указал уровень голоса,;он относится и относима преждевсего, коткровенному, у предметному относится скорее фонетика (как к прЕдмегнсти госпожствует слово, как форма и \или выражение знака, предмета какзнака и дикция высказываний и вы=сказываний, переплетенных втекстуру,аеще несвязный текст (текстиль). Внутренне текст, как материя, связь вещей и веществ в качествепервичного объекта, аобъектом как прежедом, полоэенном в предметьности деятельностью можетстать элемент влюой выделеннойобласти,слое предметности, методологически и методически (как конкретный план действамя-деятельности в качестве акции, что сочетвается с с ввещественным, как прЕдметным в качествеорудия и объекта), выражена как материя , связнеость материала. Отсюда следует, что впрЕдметном, вотличие и кенозисе к предмЕтному,осуществляется словоскорее какзвук, содержащий знак, а во втором наоборот,знак,содержащий свуки г не только, но и содерэание вотличиеот содеожимого и со-держимого. Но речь построена текстуальгл, атекст как таковой может быть построен,точнее, сконструирован иначе и имеет способность преодолевать голосовуюограниченность речи в пространстве и во времени, хотя и лишен риторических преимущест в демонстарции,эксперимента (в первоначальном, риторическом смысле, непосредственного жеста и невербальности (если не иллюстрирован). Поэтому литература оказывается точкой соединения разных аспектов знака, включая и вещество уву вещб, но в прямую противоположность вещи и поЕдметности отсылает к ним как персонажам, героям и авторам, что привожит котказуот них науровне дискурса. Опосредствующее пререворачивается экстремально в опосредующее. Так ромаен, уву нвивысшая форма литературы (литература традиционно не относится к искусству, обычнро так и говорят — литератупа и искусство), и есть жизнь, ее образец,какполагали романтики. Серебряный век изменил точку зрения,жизнь надо парожитькакроман, необязательно и скорее исключая написанный. Знак в своем цельности-разноречии-противоречии, как целосный и цельный в своей нетождественной Инаковости и связи с Инсым,как и с иНым и иНыми (в-себе),каксодержательное имя собственное, м только Бог ведает имена (Лосев, Роенщток-ХюссиЛувман и Бергман и др, что,вчастности связано соснованиямиправославного Имеславия, связанного с именованными числами и множествами,вотличиеот типологизма Запаа, позитивизма и попытками, неудачными Флоренского сохжать социологию имени только наосновании его внешней,фонетической и слоговойфлоиы)), раскрываяс скрыто или скрытно, как двойное означающее, идея,вкоторой телоещероежстоит и часто совместное тело создается или превращается в вещь, предстоит ре-ализация и реС-ализация какпрежепл. Это означает уеносис, прехождение идеи,ее аутономи в гомогенное и гетерогенное, но становление, движение и процессы, осуществляющие\сявсвяхзях и отношениях, уоличествах и си тусах предмтного и в качествах и статусах прЕлметного слоев, жо предмета ф фунрдаментальном смысле, материального какнгаиболеемате-риального,хотя исходно мате-оиальной была самаидея уву ре-альность в ре-альнои. Кеносис, вообще прехождениеидеи (вотчужденной и абсолютизированной фломе политического — идеологии) оборачивается,а не просто переворасивается, гнезисом ее цельнойпредметной реальности, и без нее, вотдельныхслоях,ееоеальность нецельна,искажена,частоотчуждена. Без опоры на материю как способ существования вещества, какпоказадопыт Платона, ничего,кромеотвлеченного и существующего только в диа-логе созерцающих миравечных идей,гипостазированных и отчужденных, ничего создатьнельзя. Хотя Платонвобобщенной,потому иуапрощенной форме и ухватилмлистось предметности, ее раз\о\деленность в разных существованиях, какв диалогежиа-логоса, элементарной формеобщественности (втенденции-школе0), что в условиях еще нрерасчлененного ы полититике слишком резко политии полиса с сильной социально составляющей,компенсируемой свободой свободных, именно в сообществе диа-логоса в минимуме можноудержать идею какотличное,дажепротивоположгле наличному, что понимал отец индукции и публичных диалогов,каковод,извне тервожащих полис (Апология Сократра),вотличиеот богов,его успокаивающихои тейи, что скрывало тайну идей- ихобщественность,каки идеологий,ихэлементарная,простейшая социальность,прЕдметность,что делаетих не аутономными,автономными в смысле идеолога и едологическихтестов,выражающих нетолько дискурс ласти, но и автономного действия,не более,недоходящегодо аутономии индивида,как элементарной частицы (а не лично-элементного,весомого атома)воснове и обращенности у цастицам фунжаментальным, дажене вещам,а потребляемым предметам ккпотребляемым для массивности и для\вследствие участия в масс. Он скорее скалярен и относится к тмполргичкскому,а не именованному мержеству, хотяноминализм и готов даватьимена,в векщниеконечно,каквариант наименования) иъэлементам, посколькуединичноедогически неотличаетсяот общего, чего недьзя сказатьо всеобщем и дажео поминали обобщающего их понятия.Так что дажеЛочувствует себямикробом среди микробовсвоейлаборатории. Скалярность его зависит не от скорости и траектории и веса, аот массы и инерции. Здесь надо отметить, что уэнштейнв масса слшком связанасо скоростью,авес- с пртитяжением,тяготением, то естьсгравитацией, что разщводит его отождествление инерции игравитации достатого далеко, и что похволидл ФФлоренскому,черезгеометрические мнимости,доказывать слишком радикально геоцентризм, о точной фомекоторого уву орбобщенияпервого закона Кеплера в обобщение Коперника, и связжи его сгравитацией Ньютона,какздесь притяжением,ужеговоридлсьб.Поэтому даже знак, дажекавк способ реализации собственного имени в своей форме,опосред (ств)ующийсодержание и выражение имеет экстренситет в направленииЖрогого и другого,осуществляющий\сяв предметной деятельности и придающий текстунекоторую эсцентричность у-себе,кжругим,кдругому или у иному, чо становится риторической,речевойсторонойдажеписьменрного текста,дажеесли это текстот есть писание, а нетолько письмо писаниео Боге какоткровение основанное обычно на откровенном) Боге,Тождественном, тем более о тождественном в ином, и в частносте как иное и вжругоч,другом,предметно действующее существо лбой степени общности. Характерно, что имя Бога обычно тайно, пишется согласными и авраамитстве и есть различие\соединенме Имени Юога и самого юога,особенно характерноедля имеславия (Имя Божиеестьб Бог, но Бог — не Имя Божие,осторожно сформулировал Будгаков), имя поимаетсякакзвуковая икона, но имя этоиграетещеодну роль (при различии имен и метонимий) — оно оставляетБогу возможност не прейти целиуом вмир (что естьопасность в эмаеацмях шеонлатоников), новозывышаться,вчастности,воскресать. и реять «где хощет» (Дух Святой). Двойное означаемоеестстановление, встречадвух сторон,урайностей, полярностей,опосред (ств)ованная ихобщими внутри себя свойствами и увчествами, где происхожит оборачивание означаемого в другом и ином, внезнаковом,но предметном.Делйх,исследуястановление,упрощаетситуаци.ю,говорит о неклм моменте, просто различном с двух сторон кардинально. Но этот аспект означения подчиненозначаемрму какидеальная, идейная сторонастановления, что справедливо,но недостаточно, смещтвает генезис его скенозиою, не смотря на ихвзаимнро=дополнительную, ывзаимообратную как процесс,отношение,взаимо-связь,но неотождествление.Ониособов выражают ещеодин аспект знака, значение как значенное,вотличие от на-значенного в иерархии статусов,гдетекст имеет характер дкумента…Но это относится уже к синтетической форме тождества,различенного в статусе какторждественного в политическом, часто препятствующего,отчуждающеготдт вытесняющего политейноеполитического, со-общественного каксообщественного и общественного,хотя оно и способно выполнять общественные и социальные функции, но не столько каквластьиди руководство, сколько каак у=прадение,своеобразная редактура,в протвоположность цензуре и цензовоимусчтрою общества. Знауи определяются также и по горизонтали, во взаимоотношениии — значимое-незначимое (что есть раскрытие ЗначИмост науровне сокрытого), м это имеет непосредственное отношение к фом ам как формам статуса — состоянию и степени)научной),вообщде к призваниюкаких исходной формы, отчетливее всего различимому в искусстве.онор вырастаетиз сокрытого как предназаначения и его преодоления в фатальных формах детерминации и необходимости. В причинности, их преодолевающей,какдеятельная чвобода т работасвободного их-делателя. Поътомуозначающее, не имеющееозначаемого, точнее, непсоредственного. как терминальное в смысле предела, соотносимо в конечном счете с мате-реальным, и в том числе, с материальным, наполняется материалом, в частнрости, веществом как содержимым и содеожанием, вообще и выражается как энстатичное стасис,выражениеэ статиса, в-себе, уву его дюнамейя, внутреннее движение вплото до становления, фюсисанстасиса,внутреннего. Как постоянство изменеие через иное, внутреннее для-себя, возможности, в том числе потенции вотличие от экстеций, выражающиеся не столько в акте,сколько вакции системы., связанной и с ре-акцией. Но это в-себе содржит, оформляет и выражает всю полноту всех других и иных пластов и движений предметности,его процессов, обратимых непосредственно, опрсредованно, структурно (как в структурализме и больше,в постструктурализме), и системно,каквраскрывшемся из них и ими становлении как становлении иного и Иного. Это выражаетсякаксодержание означаемого без означающего, экс-статического (в отличие от отчужденной формы экстатического) в стасисе. Если энмтптичемкоевообще есть прообраз символа в-себе, то экс-статическое как постижение выходом в иное и Иное есть реализация становлениякакюеспредельного, от которого познание неотличимо и неотделимо, как деятельность,универсальным содержанием которого и есть станоаление через прехождение, в других слоях прЕдМеноГО., како-значение означаемым, в том числе и означаемого, и это есть всеобщее утверждение содержания как системы уни-верчусв, вайси-версума в абстракции. Это и есть стороны стасиса, действительного как результата деятельности и ее истока,средства и метод, реальность которого — в преодолении деятельном, утыверждении и реализации в Ином и как иногоТакова приципиальная система дюбого текста как псиьменно\устной речи и текстуры языка как их реальности и в отношении горизонтальном, и в отношении имеславческом, полноте чтения, и вотношении существования прочитанного в знаковости других слоев предметности, ее прЕдмЕтного. Таково скрытое в себеи вотнрошении для-иного ,к иному, сокровенному (в том числе и в будущем, несводимому к предстоящему какввыражению чушесствующеего и сущего предметного, тождественному сокрытому в его отношении для-себя, откровенному как в-себе. Оно частор скрыто нетолько в смысле не наличного, не данного непосредственно и часто в этом отношении зависит от рвсстояния и открывающегося в нем ландшафта, географическогй однеовременности как стороны осущестления времени, но и сурыто уву определенное эустремальное политическое дейстиве скрытности, подполья, что есть крайность политических прав на тайны личной жизни и т.п и автономии политических объединений. Тем самымобнаруживаются трансцендедентные границы политического, идущие мз 5 го дрлженствующих юыть преодоленными и осуществленными в позитиве предпосылок отношений мдеальное-материальное, обормачивания исходных, связанных в этом с их тмманентными огранмченностями, трудностями прелдолеть рядоположенность Другого\другого, опосредованного и способного у отчуждению отношения Длугой\Другой при засилии другогокак посредника и даже его влияния через отнощение другой\другой как другого, что открывает другой слой, пласт предметности как прЕдметности уву очеовани, выпажаясб химическим языком, по трудности взойти к «кислому», критерийно\кпмимческому, трансцендентальному, из имманентного, ко времени и отношениямидеальное\идеальноекак их мредмтва и посредника. Это делает трансгрессивность субъективнозиллюзорной, разобщающей преждевсего в пространстве, м прогрессивные (и прогрессистские) тенденции, ограничиваютсячисто политическими границами,внешними и внутренними, социальными и партийер-элитареыми, что выражает склонность к регрессии, ксли не фактическрй, что присутствует, то у политической, апм араытках избкжать этого критическим в-себе уничтожением основания уву ограничения, а не средства свободы, что естьотчетливая тенденция либерализма.Поэтому в целом современная элитарность ведет и выпажается в, уву бцдет показано, в продолжении и углублении Декаданса, Деградансе и выражается в ЭпохеВро (д)ждения, утраты ураты свойств в количествах, а качеств (магнитьюд) через ослабление\ослабленность часто непрочных, политически данных, свойств, в количестваъ. Обратное отношение основывается на сокрытом пласте\слое (первое относится у геологии, второе — к археологии)), более непосредственной прЕдметности, которая выражает\ся как условие предмЕтности (в смысле быть предметным, а неторлько вещным, трудность различения чего пронизывает и отягчаетр всю культуру, философии искусство в особенности, века ХХ-го.

Для-себя

На уровне прелиЕтного, как для-другого, в большинмтве случаев абсолюьтхтоуется речь как таковая, сводимая так к политике, и политика, сводимая к реторике втенденции к демагогии, отрицающая общественность каксвлю цндль и наличное ее бытие в качестве ее структуры.\существования. Поэтому семиотика, в частности, в виде грамматологии, костякак синтаксиса, не только ртчуждается, дистантируется от своего содержания, ни абсолютизирует своючастность как науки и частность науки. Наиболееочетливо это видног вдогме структурализма и постструктурализма как №теоретического антигуманизма (Альтюссер), но часто и невещного и несу3 бъектного,не человеческого, а поэтому антисоциального и аполитичного. Это проявляется в понимании знака,какпроисходящего из семантического процесса, по существу истолкованного как называнипе, означивание, и прагматики,осуществления знаковой деятельности, как прагматики. Этим абсодютизируется близкая этимология дифиниедца и дифиниендума в смысле соотношения формы и содержания понятия, перекос в сторону формы, формальности, что зависит от тенденции онаучить гуманитаристику, тогдакакобратный процесс, связанный с развитием дифиниенса, означаемого, содержания понятия, традиционно закрепляемого в науке в форме термина,осуществляется эстетически,как развертывание содержания,означаемого, ьв структурализме и пост абсолютизированогов своей независимости. Видимо, формадизм м фмгуратизм (критикуемое всеми формалистами «прошлое) должны раскрыться во взаимодействии, кон-фигуратизме (что присутствует у Малевича как соотнесение скпре©матического и абстрактного в генезисе мира,какопосредованно раскрытая абстрактность его, что высказоно им философки, но аырвано из целостности частичностью абстракционизма), деятельно пополняемого де-фигуратизмом (разложенного и обомобленногго вдеструкции Гейдеггера, деконструкции Дерриды и иной деконструкции Лакана (). Фтгура есть оболочка формы. Пэтому на комплиментарном и взаимо-дополнительном уровне связей, в их тенденеции,часто отрицаемой, к отношениям в системе\подстистеме предметности как способа деятельности, рсуществляется иное отношение, уомплиментарное, иное толкование семантики (не как «мантики “воскрешения мертвецов» из семы _«могилы», ято раскрывает скрытую предхаданность всемиотике), уву более базовой прагматике «наоборот», порождения прЕдметным премЕтного уву своего иного и, в конечном счете,для себя, как всякое иное (в том числе Жругой, Другое и другие) есть определенные для-иного, и только поэтому и потому только, есть для-себя. Это глубинное Другое окащывается предмНтности для-Дпугого «в-себе», и его семантикак оказывается порождающей, прагматической основой семантики семиотической, уву апвнсвимув — оборачмывкич\ семантикой дивого, воздейчтыи\ на в-себекак иного. Фигуративность выражения, обернувшегося содержанием, обнаруживается не только в его отнгошении к собственно семантике (во внутреннем отношением к прагматике, далеко превосходящей «прагму» даже в кантовом смычле «прагматического императива»+), но и в собственном произрастании и прорастнаии семян-сем. В определенном виде это исследуется в доштческой семантике.Отношение знака оказывается двухслойным, это не толька форма, но и содержание, разноречиво связанное с выражением, илиль опосрело-средство-ван6ноге формой. Модержание и выражение могут юыть содеожательнвит и\или формальными, ято часто ведет уотношениям мате-реального и фор©-мального, что нередко абсолютизировалось в отношениях содеожания и формы вообще, вещества, чодержания, отождествленного с материей, и формы, идеального,отождествленного с идеей. Их безудеожная критика со стораны урайнего формализма — постсруктурализма _ только обнажает справедливость системного подхода кдвум плсатсам, уровням существования семиотического, хнакового, что есть содержание, нь не выражение,латентное в первом, в московско-тартусской школе «вторичных моделирующих форм№, справедливо относя, ъоть и не вполне посоедовательно, чемиотическое к моделирующему и вторичному дополнительно,уву иное первого. Таким образом от формы содержания необходимо перейти к содеожанию флрмы, что обнажитистинноелицо семиотического как средства\посредства совместной деятельности и совместной деятельности людей, ее пласта как работыи метода труда. Знак есть труд иного как другого и рабюота жля иного как в-себе. Не вписываясь в систему деятельности, он, хоть и имеет определенн6ый материал, предмЕтен, оказывается беспрЕдметным, хотя и это имеет определенный интерес в конечнои счете. Это изобличает область вторично-щнакового уву сферу интересов, то есть эмоций и политического, эмоционально соединяющегося\разделяющегося, гот сфкпы арипебностей, чцвстыенности, чувчтв, социального. Так семиотическое оказывается лищь структурным средством, опосредованным\опосредствованным специфической деятельностью как работой внутри общественного по существу и в тенденции, преодолевающего в идеалеограниченности в-себе, социального (что просвечивает в правильном переводе напзвания униги Лиотара «Постмодернистсеий удел»)и способом его существования в Ином как ином именно потому, что это иное восходит к Иному, сокровенному. Но это скрыто как продолжение сокрытого как способа открытости, и как работа по скрытию открытого и его проявлении\ вовне в качестве «откровенного в качестве формы, но именно вовне,как внешности,а не наружности. Последнее существеннее для для-себя. Вэтом слое предметности –деятельности именно последнее оепзввается средством об-наружения соурытого. Как предыдущее легче всегообнаруживается в знаковом, дискурсивном, так и второе — дискурсии (от дискурсии, Флоренский), в способах существования формы, долеющей над содержанием,-чрдержимым и срдержашим, трудом, что преж-стает как полна\ оформленность, лишь частично выражаемая в згаковости и, потому, ее подчиняющая в ег7о нередуцированной, уву ы семиотике, формы,какспособа ауьлглмии,автономии и гомоморфизма семантики,исходно=использующей синтаксис.уву экс-стасис. Так эта семантическая аутономия (относительная у отуровенному, аутономная) обнаруживается как свяхб\разделение, ралиичие\отличие в качестве материи прЕдметного, кгоструктурности. Если говорить отвлеченно, то здесь господствуют отношениия материальное-идеальное. Это более воплощеная форма с преувеличением во-плоти, телесного, с порожднгтни фетищизированного (Маркс), че6 м фломализованное «тело», даже «коммунадьгле тело»и тело формализации, ято отчасти относится и хозяйству как «мистическому телу Софии” (Булгаков), что, впрочем, версит аспект конкретизации и специфичен более для России ее ограничениями на денежную форму.Семантическая автономия с особой остротой подчеркивает, что знак-средство методологии (как и всякой его стороны- знания) и методики (как и всякой его стороны, умения как работы, что отсылает к искусству), средства и посредства целостной деятельности через их осуществление\осутьществление в предметно\вещном. И вечном именно потому,что оно (и вещь) прЕдметны. Но это означает,что уровень сокрытого сокрыт именно потому, что более ограничен, чем пространственное скрытое, предмЕтное, связан с непосредственность посредством непосредственной интенции, средствами которых служат исходные чувства, обращаемые и автономизируемые в чувствах,всмыслеощущения, о-щупления. Поскольку последние есть иноечувствпрЕдметности,они откровенны.Эдесь знаковое — всего лишь средство существования\проявления, откровенное своего-иного, предметного, вовсе не сводимого к вещи, что есть европейский редукционизм (без дедукции, уничтоженной индукцией), а кпредметному как элементу предметности, могущей быть лишь отдаленно связанным с вещество, даже не оформленным до конца в вещь (Гуссердь,Гейдеггер), но уже предметному как предмет упований, анализа (наука),синтеза (искусство, в их взаимодополнении и взаимоотрицании),трансдукции (удержанию неисчезающего) в философии. Поэтому именно деятельность,каквысший тип движения, пре-одоления и становления, есть предмет именно философии и философия как предмет, мысли прежде всего. Как область семиотического есть способ самодвижения пойэтоса деятельности и подчинена ему в аутономии ему и ей как в частности,так и в целом, что огтсылает кего осуществлению, а не только существованию = к Иному,так и область семантики есть только формализованный, формальный, в отличие от морального,способ проявления этоса человека,своеобразной его сущности,связанной с потребностями и чувствами, в том числе вторичными, производными и первичными как их извод до потребности (что есть цельпреодоления в духовной практикевосточнохристианского исихазма,обретения «умных чувств»,вотличие от мистики западной, преодоления ума в чувственности, экстатичности, чувственных видений и чу (в)дес вплоть до самобичеваний и телесных стигматов, что изобличает тоелесность, и вещей как тел,какпределаи истока их мышления), отношение к ойкосу, окружению непосредственного этоса, как иного для этоса (во всех обобщениях и конкретизациях,отдельностях и единичностях) и как способао-существ(ов)ления в-себе. как для-себя, откровения сокрытого и, в конечном счете,самого сокровенногокакпрнедставителяболее высокого в общности и цельности пласта бытия уву глыбы предметной деятельности, предметность которой есть массив, связакнный и с ее активом, и с ее пассивом.

ПрЕлметное в собственном смысле слова «стоит перед» и это стояние само есть определеное действие, является результатом определенной деятельности и имеет смысд только как исток определенной деятельности в е целостности, как откровение нецелостности системы в систоле,собственно эргастуле (действия её уау таковой) и темастуле, дейстие е «в». уву определенной «чкрез» м «чрез» свободы, пополняющей и обеспечивающей е «от» и «для» в деятельности и для нее. Как такая деятельность она опосредована опосредствованием, в котором пространство вновь под-чинено времени и под-чиняется ему, выступая как при-чиность, терминизм в де-терминизме. как форме\способе\приеме\методе пре-одолегия и полагания границ и апкделов и их использования\преодоления. Необходимо отметить, что причинасть эта есть содержание\выражениетого что в системе предстает как «идеальное» на одной стороне, где содержание подчиняет форму через отношение подсистемы к системе, а на другой,как материальное, как подчинение содержания форме через выражение его смысла, логоса через голос., связанный уже как полагающее с «идеальным» как полагаемым. В для-себя осуществляется свзь в-себе как для-себе и для-снбя епе а-себе, для — другого, способ осуществления себя в ином, через иное и для иного. Осознание при-чиной связи в их явлености как отношений для мышления как автономи и раскрытия автономии всего существующего как раз-вертывания его разнообразного и целосьтного соотношения субъективного (аодвижного) и объективного (аребывающего) осуществляется в форме как границе, преломляющей отношения чодержания и выражения, что позволяет целостно выявить стороны предмета как квантого в полях прелметности. Можно, ро обоснованной аналогии, сказать, что проявление пред-мета в поле предмЕтности осуществляется через «квант действия» (Планк), что предполагает действие как квант (деятельности), квант и действие. В плане мефода,творения его содержания в себе и для себя он оперирует знаком как формой и способом сущностения содержания и его о-существления.

Необходимо отметить, что человек (здесь, по существу — еще только индивид как представитель вида,развивающегося в род, в индивидуальность) в своём для-себя находится в отношении обратном, даже опозиционном иному для-себя так, что его для-себя оказывается ведущей стороной по отношению к источному в-себе, хотя и наследует, развивает до иного свои свойства как изначальной свободного, что есть его видовое свойство, а потому и деятельного и свободного потому, что деятельного, существа, что достигает своего наибольшкго развития с оборачиванием в для-другого. Его в-себе есть для-себя и раскрывается именно как для-себя в наивысшей мере. Простое для-себя есть неизбежная разомкнутость внутреннего самодвижения в движение внелшнее, невозможность целиком осуществиться ему в исконном внутреннем самодвижении, поскольку оно есть движение нечто, что означает внешнее ему ничто как преодоление его чтойности, как замеченного еще Аристотелем минимума, предпосылки реалий в тракотовке четырех причин, хотя они и рассматриваются в разобщении и отрыве от более высоких родов деятельности, хотя и с пониманием движения как простого изменения, что только констатируется. Платон вплотную подошел к пониманию иного, но ограничил его только уровнем идей, что характерно для античности с её неразвитой социальной и политической системами, которые вытекают и развивают иные уровни, слои предмЕта и прЕдмета, что заставляет гипостазировать идеи в диалогичности как минимальной социальности (что восходит к методу Сократа) и отчуждать эти стороны прЕдмета\предмЕта в мировую душу, в мировой ум и в единое без единства как разноречия в основе, что трагически сталкивает и Платонизм, и аристотелизм (в прерывистом характере изменения), и русских метафизиков всееденинства до Лосева включительно с проблемой аритмологии. Ее решить можно только рассматривая с точки зрения иного, высшей формой которого является деятельность, в пределе-чудо, связанное с харизмой, в полноте присущей только человеку, как разнообразно истолкуемая «благодать», точнее, «инодать».- и пому для-себя раскрывается имено как отношение к себе как к иному, манифестации Инго и другого и их истоку., как другое, вчастности другое суть-щество и сущест-во, в пределе — существо. В нем суть в тенденции определяет и его вещество, и вещее — слово, что особенно важно в даном рассмотрени, в значительной мере ориентированное на кто? (целевая причина по Аристотелю). Но его характер как связанного с предметом и сокрытность предметности (во многом предмета, с сокрытостью прЕдметного, да и предмЕтного, скрытого) часто и тенденции, в отчуждении превалирует над осуществлением для-себя в восходящей линии, а обрекается линии нисходящей, не сокровеному, а откровенному, понимаемому как открытое, что делает пред-мет изолированным и гипостазирует его в-себе. Поэтому суТщностное превращается в сущность, сУшность, что только есть проявление доминирования для-себя как главного способа существования в-себе. Одновременно юто выявляет двойственность сущносттения — в инаком и в тождественном, их взаимополагание. Они только опосредованы и опосредствованны определенным движением, которое часто (особенно в предыстории) оказывается некоторой формой, превращающейся в способ самодвижения для-себя, в котором сокрывается и часто искажается суТьщество — которое есть для-Другого и требует раскрытия в для-Другого на другом уровне, в другом слое предметности, как доминирования его над для-другого, что не всегда очевидно и скрыто. Ограниченность доминирования формы всегда ограниченой внутренне, создает противоречия в тождественном, которое просто внутренне разноречиво именно потому, что форма обретает собственное движение через другое, обреченное, как форма, своему содержанию, им оформленному, превращаемому в содержимое. В социальности, опирающейся на часто гипостазированное ждя-себя, это проявляется четверояко. — как гегемония, игемония (позволим такое прочтение), гемония и мония, соотвественно — подавление, господство,господинство и подчинение. При чем, их вещная и знаковые пласты не всегда совпадают (что замечено, например, Грамши)… Поэтому для-себя как развивающееся самополагание в инаковом, опредмечивании и распредмечивании, опосредованных «предмечиванием»,но лишь в крайних случаях переходящих в реСифиувцию, цлесообразнее всего рассматривать в крдеятельности, по формальности становящегося трудомайнем случае инаковости — языке как наиболее отвлеченной, абстрагированной форме среди другиф форм , форм деятельности, по формальности становящейся трудом, часто в противопоставлении трудом над содержимым (материалом) и трудом над формой, в доминировании последней нуждающейся в принципиировании для_Другого, хотя детерминистски ихх отношение обратное. Такую форму детерминизма можно назвать «волюнтаризмом».

Язык здесь существует, собственно, в практически не рассматриваемом аспекте «лингваж», при отнесении «лингве» к предмету в его матер-реальости как в-себе, раскрываемом для-себя (системы) и для-себя, восходящего к иному, для-Другого, парле. Речи, что отсылает к четвертой стороне — аутономии как, в частности, внутреннего голоса, внутренней речи (Выготский) и внутреннему диалогу (Библер), что уже есть выход в автономию, генетически и генерически исходную. Условно это можно назвать «парлаж». Здесь не столько речь полагает означаемое, сколько, напротив, означаемое означает речь как язык (в себе, как предмечивание). Здесь важнее голоса (не всегда сочетающееся с логосомами), что дает основание рассматривать эмипирически рассмотренное представление об психических недугах как регрессиях проходимых в становлении личности этапов, вплоть до только констатируемой «полифонии» голосов (Цапкин, «група как личность, личность как група»), без рассмотрения её содержаний, речений, которые, в существе, и определят опосредованно голоса речений. Именно из содержания возникает и автономное самополагание системы взаимополагающихся, взаимополагающих, полагаемых инаковым и полагающих иное (Другое) формальное отношение причинности, до известной степени формирующее всю систему языка как структуру, что есть частность в системне предметного и предметности как специфическая о-формляющая деятельность. И она есть другое для для-в себе как собственное для-себя, чего, почеркнем, не лишены ни для-Другого, ни для-Иного, то есть для-себя прежде всего есть для-иного и, впродолжение\преодоление. В крайности — перворачивани, для инакового (Другого в прогрессии.Здесь, не генетически, но логически, как содержание в иной форме, госпослтвует этическое, научное, индуктивное (особенно в форме расширения теорий), но оно сокрыто, как в Для-другого госпосдствует, в эстетическом как атистическои, под обликом индуктивного — дедуктивное (особенно в смене эстетических концепций., что на среднем уровне комплиментарно, но четверояко по отношению к внутреннему и внешнему, предполагает самостоятельность границы и ее оборачивание. Добавим, что, если для в-себе генерирую формы традуктивные (без изменения общности, по Аристотелю), то в-Ином кртируют формы транСдуктивные, неизмености сеобщности, что характерно только для деятельости в ее самопо-(до)-стижен-ии., философски в противолежании ре©лигиозному, тоже в тенденции трандуктивному, но догматически.

На пласте (не случайно осмысляемом Марксом, в преувеличении, точне, в редукции, в геологических терминах, подобных этому) взаимодействие внутреннего и внешнего, отношения также двойственны, взаимодополнительны — на основе «плитного» реализуется пласт, свзанный со слоем, выражения смысла действия по отношению к вторичному в пути к третичному., как о-смысление в мысли (только в редукционистской феноменологии редуцируемого к сознанию) как деятельного проявления номоса в-себе, его фюсиса в изначальом смысле «растущего» или воз-делываемого, в частности, в из-делии.В для-себя и реализуется иное как полагаемое-полагающее голос-логос иного, в качестве своего другого, как оборачивание голоса-логоса в опосредствованиях взаимодействующих фюсиса и номоса. В этом смысле сущность неприменма напрямую к в-себе, оно предстает как его смысл, юытие, внутрене иное, а Иное, смысл, как значение предельно иного. Как сущность, что видно из диалогизма Платона, скорее соединяюще со-общество в его отличности или, в этическом монологизме Аристотеля (Перевернувшего платнонизм) в первых сущностях его разделяющего, прочитывается имено к сущность, лишь формально-усия, так и для в-себе это — не собствено сущность (сокрытое), а имено усия, бытие как сущность.Поэтому в абстрагировани, отвлечени, выделяется материал и сущность как «предмет», логический, в языковом знаке (форме).

Если рассматривать этот уровень предметности, предметного в наиболее развитой форме, в форме языка (и в его осуществлении, как лингваж), то прежде всего бросается в глаза вертикальная и горизонтальная составляющая знака в собственном смысле слова. Если вертикально можно выделить, как основу, определенный предмет, часто в смысле прЕдметного в смысле прЕдметов по общему признаку, выделяемый как для-себя из тотальности предметногО, в-себе, проявляющегося как многоразличный «голос» логоса, прежде всего чувственный как основа, то это выражается в значении знака., соденияющего чувственное и нечувственное. Последнее и служит основанием разделения значения на о-значающее и означаемое, при значительной не только трасформации, но и дефомации самого значения. Поэтому последнее нуждается в выражении не только для-другого, но и в ином, максимально нечувственной (функционально прежде всего) фоме чувственного, в имени. И прежде всего, в отличие от производного (в предМетном) имени собственном, в имени нарицательном. Голос ставоится самостоятельным, самновится именем, «реком» и «роком» для предметногО. К имени нарицательному, по крайней мере, в русском языке не относятся глаголы и производные от него формы, поскольку они прежде всего есть действия в материи предметногО и им, чаще всего, обусловлены., в его мате-реальности, но определяют, как и в случае своей мате-реальности, самое действие (глагол) и изменение им формы материального как мате-риального в соответсвии с его логосом, при учете, что мате-релльным может стать явление любого слоя или пласта предметного, что превращает «массив» в «глыбы произведенного в деятельности и деятельностью. Поэтому само прЕдметное значение есть идеальное как содержание деятельности, конкретной, в отношении к в-себе как собственному для-себя, превращая и оборачиявая голос в логос собственного значения, никогда не отделенного от операций с именем и находящемуся под влияние этого иного как логоса собственно человеческого, субъективного чаще всего и по преимуществу. Это не отменяет субъективного, как для-себя выделенного как иобъект, и неизбежной объективности субъективного, как результата\ способа деятельности, стороной которой здесь и является субъективное. Но здесь оно приходит к господству, гегемонии, что вражается как «гемон» в имени, часто находящемся в разноречивых отношениях с собственным этимоном слова, который, как известно, по происхождению, есть выражение способа действия с прЕдметом, сущность (логос) прЕдмета, его существенное качество и, наконец, отличительный признак. Если два -первое и последнее, есть по преимуществу, со способ выражения прЕдмета, то вторые, в отличие от голоса и значения первого, есть основа внутреннег,в-себе, в отличие от для-себя, своеобразные гЕлос логоса комплиментарно оборачиваются внутренним светом, кот и сама конструкция в деятельности оборачивается и выступает в деятельности как раскрытие в-себе и для-себя в их для-другого и по преимуществу, как для-иного, то есть в бытии предметногоО в прЕдметном и премЕтном, вполь до осуществления в Предметном, Ином…

Из изложенного явствует, что данная, вертикальная структура знака (а вместе с ней — доминирование одной из его составляющих) в принципировании раскрывается в обычно не затрагиваемых его горизонтальных компонентах. Чаще всего они раскрываются через стороны значения. Но значение господствует над преметОм, по крайней и в минимальной степени в его для-себя, ведущего к в-себе (чего не лишено, по крайней мере и Иное), при чем значение зависит от в-себе предметногоО и призвано раскрыть его логос, в-себе, и, как содержание, выражается в имени и его автономного движения в текстуре лингважа, как его разноречие, аутномомия, основанная на автономии как для-себя. Всякая аутономия связана в дополнительных движенияк как обратимый процесс в становлении и прехождении (генезис и кеностис) с, а автоНомией (для-себе) и автономией для-себя, что раскрываетс как в-ином как предельном для-себя. Раскрытие знаака в-себе, как значения, осуществляется в горизонтали, как знАчимост и значИмость. Певое раскрывается как для-себя значения, второе — ккак — для другого значения. (при чем для-иного есть по преимуществу, имя, хотя и это обратимо — в отношении имени к предметнОму как к иному). В лингваж, в отличие от автономного лингв и лингваж (относящегося к внутрипЕдметному как его другое) и лингве (как его Иному, определяемому, по существу, именами собственными), осуществляется предтеча независимого парле (как лингве), что и значит существование знАчимости в процессе\отношении с знчИмостью знака в системе лингваж, что, безусловно, опосредовано в-себе знака, его значении. Но, собственно, это есть выражение Предметного в прЕдметном и предметнОм, как его зародыше, как его исходное семя (семема). Для аспекта работы в деятельности, тогда как знАчимость более относится к труду в деятельности, а Предметное — к аспекту действия, мате-реально- мате-реальному отношени., в пределе и в неибежной, как угодно опосредованной слоями (предмЕтного) и слоями (прЕдметного) отношении к исходной материальности как веществу по форме.

ЗнАчимость относится к для-себя знака, как имя со скрытым, подчиненным ему значением — к для-иного знача, как тенденция (обратимая) доминирования прлмЕтного над прЕдметным, хотя, в конечном счете, именно последнее определяет смыс выражений первого. знАчимость объединяет все три слоя\пластва вертикакли знака как выражений содержания\смысла знака в его знАчимости как цельного выражения массива прЕдметного в целостно\разноречивой\противоречивой системе предметности как сторон и аспектов деятельности как раскрытия смыслаъ логоса, а в для-другого и всебе, в тенденции, для-иного, в голосе и производном знаке, в котором доминирует значИмость в перспективе для-Иного, независимо от его природы, Предметного, что и есть выражение структуры, раскрывающейся в системе, деятельности, — действия, труда, работы, творчества как бытия иных. Здесь, в для-себя, доминирует труд, и его критерии и принципирования, в отличие от критерИности, критериума для-иного. ЗначИмость соединяет\разделяет массив знакового в глыбность производных общностей, по доминированию определенного имени, что вовсе не отменяет связь между глыбами, что особенно заметно на уровне предмЕтного с доминированием плюрализма над монизмом прЕдметного, что особенно заметно у Нанси (бытие единое- множественное, с особой тенденцией к последнему, что более последовательно раскрыто Бердяевым как «моноплюрадизм»). Значимость более тяготеет к области выражения, но связано с содержанием, часто и в определенных тенденциях, в минимизации к форме и содержимому; первое есть раскрытие сокровенного в откровенном. Здесь связь, в последнем, становится более формальной, доминируют отношения, а связи выражаются в фомальных связя, часто оборачивающихся в содержание, а не форму, подчиняющиее содержание до формальности, что есть абсолютизация содержимого, редукция индуктивного к дедуктивному, более изначального (и исторически, в методе Сократа), прЕдметного к предмЕтномому, более дедуктивному, в истончении трансдуктивного к традуктивному, как, в тенденции, единства\различия индукции и дедукции в подчинении традукции (не изменяющей в умозаключении общности, как, например, в математике). Трансдуктивное, деятельное, превращается, искажается и извращается, что приводит, к регрессии к реСификации, госпосдтву фетишизированного, предметного, над Предметным. При таком переворачивании происходит персонификация Иного в Бога как Предмет или Объект (Ильин, Бердяев),Другого — в вождя\лидера (не случайна редукция харизма до одного только лидера к Вебера), в собственника\хозяина, уже не прсонализированном, знАчимостном, свмысле имени собственного, а имени нарицательного; в превращении единства\различия предменОго до изолированной вещи как фомы пре-метности из предметнОго. Особенно это характерно для позитивистской социологии, больше ориентированной к формализации, исходя из догма «относится к социальным фактам как к вещам» (Дюргейм)., который всё свел к труду и его разделению, асолютизировав один пласт отношений как связи, и другой слой, выражающий иное в связях какотношениях в отчужденной форме тотального единства, к религии, отказываясь от цельной деятельности, в том числе деятельности общества\системы как субъекта в пользу абсолютизации формального. Но это — абсолютизированные, то есть отчужденные формы слоя\пласта социального. Таким образом, знчИмость есть та функция (в отличие от роли), которую осуществляет данный знак, исходя из его знАчимости, припосредстве значения в в виде содержания\выражения (редуцируемой часто к форме\содержимому в отчужденных струкутрах при их доминировании в системе) в системе\структуре прЕдметного. При этом знАчимость оказывается смысло как внутренней формой содержания, а значИмость ÷ его содержанием, как выражением. При чем содержание (значИмое) часто подменяет собой выражение, фунцию знАимого,подменяет и, нередко абсолютизирует, отчуждает его, что есть функция опеделенных преисторических и предисторических общественных форм, довлеющих над деятельстованным содержанием то как трудовые отношения в разделенности (господство прЕдметного, социального). То как работнические отношения в разделенности (отношения предмЕтного, политического) в тенденции доминировани Иного как важдейшего, содержательного как бытие, элемента деятельности в свободном содержнии её, лишь опосредованного, как содержание и выражение над содержимом и формой, структурами и их формами. Обменом и обменом дискурсами, преодолеваемых в пренебрегаемой (Лиотра) наррации, одноременно освобождающей «своё иное», субъектов, очень часто редуцируемых к пероснажам, «предсонажам».Gj’этому очень часто форма отношения оказывается формой связи, формализация редуцируется к ней, и, далее, переносится на отдельные вещи так, что отношения между людьми понимаются как отношения между вещами» (Маркс, «фетишизируются, что есть форма реСификаци, отчуждения, в отличие от реификации как момента опредмечивания деятельности, при чем деятельность критЕизирует, а не только критиует или критеризирует.Именно поэтому оказывается весьма значимым что?, а не когда:, что отливается часто в форму ренты и стоимости в выражении ее трудовой природы, что часто выражается в потреблении, действи, взаимном, на слое где? С сего особым упором на торговле и экономике, перетекающей в финансы, как и дискурсивное, содержимое, часто довлеет над формализованным, идеологиями (подчиняеющей идеи. (последнее анализируется неомарксизмом). В лингваж этого уровня особенно заметно влияние фетешизированной\мифологизированной структуры, исследуемой как таковая, структурализмом (особенно- Леви-Строссом), где методика аналиа подчиняет, заменяет собой методологию, хотя лингваж и доминирует\порождает лингве, как внутренняя полифония (о чем речь ниже), подчиняет\вырастает из квадрофонии политических идеологий и дуализм идей на уровне прЕдметного, как выражающееся в форме\оформленности выражение значимости и знАчимоти, предыдущее подчиняющее, нетождественности взаимопологаюемого\щего смысла и выражения. Именно доминирование предыдущего (не только и не столько господство), ест принципирование для-себя…

С точки зрения лингважа, даже при учете подчиненности их пред-метному, выражающемуся в разобщении\связи с прЕдметным, как вещь (что пытались преодолет, неудачными способами Гуссерл в «жизненном мир», Гейдеггер и Сартр, в звстывшем соотношении бытия и ничто, без становления и признания субъективности\объективности как бытия, так и ничто, как процесса\становления –что признавал уже Гегель — их, необходимо признать доминирование знакового отношения как в предмЕтности собственного имени над означаемым\означающим и доминирования труда над прЕдметным, над действием как существованием и потреблением. Для-себя раскрывается в цельности прЕдметного как лингваж. Имеоо поз ому в нем раскрывается пред—етного, вовсе не данного автоматически, а как откровения в-себ направленного,в частности е, и от прЕдметного, и от, премЕтного, и от Предметного, иного,— со всех слоёв и пластов предметности как их вополощение в предмете как материи — и предмете –постенциальных — и актуальных — возможностей пред-мата, всез аспектов предметности, которая раскрывается и существует в целосной деятельности и деятельности как целосности, что означает, что каждый уровень существует как подсистема, в пределе — структура, которые могут автономизироваться и доминироваь, а не только принципиировать. Так раскрывается для-себя как полагание в ином, во всех его уронях, не исключая и уровень в-себе, как самополагание его, последнего, во времени и пространстве, что есть, по существу, причинность, лишь в крайности сводимая к детерминизму автономизированного, в крайности — аутомеханизированному детерминизму, что раскрывает его не только со стороны детерминации, но и со стороныде-терминизма, как пррывности, как де-терминации извне и де-терминации изнутри, в соответствии с исконним смылом «де» как отрицания и разделения. Это и сесть фунция иного любого уровня, включа детерминизм каждого из них и, одноврменно де-териминация со стороны другого пласта\слоя, что особенбно проявляется Де-термин-изме Иного, как его конечном терминизме, терминальности его преимущественного носителя, человеческой деятельности, проявляющейся как его «харизма», обратной стороной чего (или прямой) является «чудо», «фаум», в отличие от фатума, исходного понятия для де-терминизма.Поэтому в отчужденной форме они проявляются как внешний детерминизм, внешнее причинение — от фетишизма к его оплсредованию своеобразным политеизом — анимизм-тотемизма на Западе и тотемизм-анимизма на востоке), что проявляется также при «вбрасывании» монотеизма, который, однако, меняет формы последних, приводя к индив дуализму и индивидуальизму. Всё это надстраивается мифологизмом как исходной\венчающей форы нарратива. Смысл детерминизма — разделение терминированного, разделенного, преодоление их границы и ограниченности. Но граница есть бОльшая реальность, чем терминированное и детерминированное, она имеет соответственно внутреннюю\внешнюю сторону, что выступает как терм, что и соотносится с терминалами, в том числе, как личностью — скрыто или по преимуществу, так и диперсными (в противоположность дис-персонализированным) группами и со-обществами. Терм, первоначально, разграничительный камен, не более (лат.) Детерминиз, причинность вцелом (как в последствии и строение разно-чинного общества), как частный случай причинности, включающей терминальность, в пределе, в Ином, связанном с никто, а винимуме, с ничто, тесно взаимодействующем как обратимый\необратимый процесс становления\прехождения нигде и никогда как генезиса Иного и способа его осуществления в ничто, логично начинать с наиболее абстрагированного, с языка и его внутреннего, содержания (тесно свзанного с логосом, внутренне выражающем смысл), то есть знака. Знак в структуре, как подсистема (систему преодолевает лишь Иное, Дугое, Инакоое и Ино) — последнее относится, в данном случае, к имени. Впрочем, как форма выражения, оно составляет и разворачивающееся содержание своё в лоне Иного как Кто, подчиняющего/осуществляющего Где, Когда и Что в нерспективе того, что Ничто, Нигде и никогда творческой (а иной и быть не может) деятельности.В этом — его бытие и существование как бытия; и Бытие никогда не тождественно просто с Иным, а всегда нетождественно себе, в чем только его тождество.

Пред-метное, кроме противоречивого тождества себе (в-себе, логос) и для — иного имеет главную особенность — иметь в качестве пред-мета то, что ранее было обозначено как голос, представленность себя в голосе, что и составляет во взаимодействии внутреннюю, собственную через это иное, предметность знака. В этой наиболее общей и абстрагированой форме предмет осуществляется снаибольшей силой как пред-мет, и входит как в полноту прЕдметности, в том числе — в смысле разветки именования в имя. Собственно говоря, эим последним и ограничиваются номиналисты, тогда как реалисты в обернутой, редуцированно, форме выражают то, что реалиями являются лишь стороны деятельности, например, отношение, процесс, становление и генезис, при чем исторически, филогенетически и онтогенетически предыдущее преодолевается в последующем, а последнее, в автогенезе, что и понимается под генезисом, ориентировано на аутогенезис, что представляет собой опрежеденную аутономию, развертываюзуюся затем ,как раскрытие генетического в реальности не столько как реСальности, сколько РЕ-альности, оборачивающейся в деятельности к своему бытию в действительности не столько в выморочном смысле действущего на человека, сколько в откровенном — деятельности человека, деЯтствительности, что, в целом, щире реальности в традиционном понимании редукционистского, реифицированного (а не опредмеченно\распредмеченного) понимания реальности. Попытка снять противоречие реальности и действительности в «мире» (ХХ век) низвелась к их внедеятельному отождествлению. Именно генезис составляет, в лидирующей части, трансдуктивное.

Из структуры знака как наиболее абстрактного проявления для-себя, при принципиировании имени как смысла, глубочайшей сущности, сути, раскрываемого бытия пред-мета и предметного в имени и Имени как носителе его смысла и смысла себя самого, отурывается, с учетом свободной причинности последнего, его ауто-де-терминизма, терминальности терминала, вертикальная и горизонтальная структуры в системен деятельности как наиболее высокого для-себя, и его горизонтальная стставляющая, структура в узком смысле слова как подсистема. Следует отметить, что обычно сис-тема понимается лишь как структура структур, а не их преодоление в более высоком классе существования как свободного бытия, что особенно и высшей мере проявляется в леятельности как бытии и собственном, и структур. Поэтому тайна структур знАчимости и значИмости в языковой деятельности как наиболее высокой здесь виде ее, зависим от соотношений пред-мета и имени через раскрытие их в общем посреднике\опосредовании — значении. Собственно, именованное осуществляет для-себя как собственную свободу, по-тецию в эс-сенцию, вплоть до квинт-эссенции в ином и Ином, не только в И-ном, но и инОм, в номине. Сам предмет как пред-мет, отличное от тождественного (всегда внтренне условного), как пред-мет и пред-метное (взаимно с пред-метами) есть сослагательное наклонение глагола, субъюктив по отношению к нему, по существу, как «объюктиву», философски необходимому, но в автономии языка не проявляющемуся наклонению. Его лучше назвать суждением существования, «эсситив», в соответствии с представлением о связи отношений логических суждений (отношен количества. качества, изменения, существования) с глагольными формами. Соответственно, его Пред-метнмы, Пред-метом как иным, в которо он не только открывает глубочайшее для-себя во всей действительности как ее зону реального в реальности первой, оказывается повелительное наклонение, индекатив, исходящий из определенного имени и осуществляющий\ся в существе как взаимосвязи сущности и существовании, трудовой по преимуществу, через средства в наклонениях (от общего минимума — существования, эссентива). Соовтетсвенно качественная сторона, неразличимая обычно от количественной в предикативе изъвительного наклонения (за редким исключением врмени, особенно в поглощенной форме имперфекта, собственно трансдуктивного), связанная со знАчимостью самой по себе, что в определенной мере связано с ессекатива, точнее, объекатива в качестве предметного) соединяется с обратным отношением взаимодействия с количеством, значИмости. Собственно говоря, грамматические категории находятся в соуращенном и обратном отношении с их философским, собственно категориальным, содержанием, которое только оформлено в автономные формы грамматических категорий как их аутономное содержание. Следует уитывать мнение Аристотеля («Об истолковании») о необходиости перехода от грамматического анализа к категориальному, метафизическому, хотя он, как представляется, излишне их противопоставил, а не рассмотрел как во многом оборачивающий нереход от частного к общему, что породило, в условиях «лингвистического поворота» видимость только языкового, текстуального существования ктегорий, которые сами были оттогнуты от своего лона, делающего их универсальными выразителями и основой универсалий как всеобщностей — от деятельности как высшего способа бытия. Поэтому, в условиях «деятельностного», «праксеологического переворота», постепенно нарастающего в философии и привожящего философию скрывающуюся, услужающую, борющуюся и, наконец, плененную, к аутнономии как теории деятельности, деятельного бытия и бытия как деятельности. Собственно, это уже есть не столько теория, сплошь ставшая (что неизбежно при негативности) , теоСорией и не простая вера, ставшая в реСлигиозных ухищрениях голой Ферой, а теория в собственном смысле, по необходимости и вынужденно называемые здесь феорией и ферой.

Что касается уровня наклонений, то субъективным в собственном смысле слова является именно повелительное наклонение, императив, что проявляется в этнически-сословно-классовом-элитарном распределении , условно могущем распределиться как гегемония, игемония, гемония и мония, при всей условности этих термов. Им и соотвествуют, видимо, иператив, повелительное наклонение, субъектив, сослагательное наклонение, в котором повелению противопоставляются обстоятельства , условия, дополнения и определения. В этом смысле можно говорить о пассивности предобъекта в единстве предмета и объекта (противоречивом) по отношению к индикту, указанию и произвольности последнего в изъявлении, неизбежной относительносй самостоятельности языкового знака, и это справедливо в пределах лингвистики, но не ее функционирования в качестве высказывания, по отношению к принципиированию, конечному, предобъекта и объектпреда. По-видимому, в высказывании как элементе речи (что и отличает ее от «речевых практик» уровня дискУрсивного, а не, а не дИскурсиеивного, речения как лингважа, «речь» самого предобъекта, его «голос» еще не оформился как весть, тонет в вещи и конструирует ее именно по доминированию как вещь, а не только предмет и предметное; в случае утверждения связи, взаимо-зависимости речи как речений, плетения высказываний, если понимать весть вещего вещества (материи, ткани, текстиля, нити и основы иного), как откровенного в разноречивом единстве данного и заданного (что тоже входит в данность), заданного и данного (что тоже входит в задание), то следует неточное определение индикатива (указания) как изъявления тв русском языке, что связано с из-явлением, пополнить грамматически невыразимым «аатрибутивом», «сапопоказом», вы-явлением сущности, точнее, содержания как выражения, что часто подменяется (во вполне определенных условиях простительно, при перенесении сущностного-социального, прЕдметного) сущностью в смысле смысла для деятельности. Это в из-явительном наклонении сведено к одному слову, ему можно противопоставить «из-сущвительность», эссенциальность. По отношению к экзистенциальным суждениям индикатива, сводимым, в существе, (по скрытно. Неявно) к суждениям уществования, хотя по сути — последние есть существование сути (единства сущности и смысла) в суждениях эссенциальных. Последнее особенно выявляет специфику уровня прЕдметного, опирающегося на предметность как предметнОе, его большую связь с «квантами», а не коплиментарными им «полями», даже скорее — с частицами и атомами в их оформленности (не сводимой к формальности) в проявлении и принятии полей-излучений в «кванте действия» (Планк). При таком действии «на» повышается уровень внутреннего, содержания, не сводимого к формализму содержимого, материала, и — способность выразить\ся; изъ-явление в этом смысле оотражает активную функцию языка по раскрытию,явлению неявленного, сутьщностного, правда, часто относимого к простой «сущности как “внутреннему» просто. Изъявленное в языке есть его содержание как деятельности особого рода, прЕдметной деятельности на уровне ее следования за предметом и подчинения предмета, обращения из объпредмета в предобъект, с привнесением определенного повеления, «творения», и субъективности в его собственное движение, как со-слагания, его своеобразного «слогоса”. При этом и слово живет в своем «слогосном» этимоне, корне, который жив только четверояко — действием (существо специфическим признаком (предметом действия, труда)), деЯтсвием, способ деятельности сним) Работа) — отличительным признаком и выделяющим (изменчивым, творчество). [ ? ]э

Таким образом, с этих позиций причинность выступает как объектоориентированная, во взаимодействии его аттрибутивных и индикативных свойств и качеств, и первое, по-видимому, более относится к количественному аспекту, что выражается не только в множественности распро-странения сходных свойств, но и встепени выраженности качеств, по отражает создание у объекта как предмета новых свойств, исходя из имеющихся у него качеств и приобретении им новых свойств, ранее лишь потенциальных не только и не столько для удовлетворения смыслов для человека, субъекта вообще, но и для раскрытия его собственных возможностей, потенций как дюнамей, что осуществляется как манифестация его бытия, а не только существования; на стороне субъекта это оказывается способом его деятельного (а другого и нет) бытия, свободного как иного и по отношению к узко понятым смыслом, здесь тесно связанным с переживанием, порабощенном интересами его существования в низших смыслах, а не только существованием-осуществлением как бытийствующего начала. Пассивная, сопротивляющаяся сторона объекта как предмета часто оказывается его активным началом, элементом субъективости его, его субъектности, неотделимой от существования, неизбежно связанного с процессом, движением, становлением, генезисом. На стороне о-сваивающего, наделяющего (выявляющего) свойствами оказывается пассивной, длящейся, именно субъективная сторона, а активной — устойчивое, в пределе — универсальное, творческая деятельность, проявляющаяся как универсал (содержание реалий), универсалии деятельности, присущие только ей, и другому — в зависимости от нее. Тобъект оказывается пределом субъективности и субъектности. Проявляется это на дополняющих сторонах наклонения глагола, то есть действия, полагающего имена нарицательные у его истоков, средств, процессов и результатов, в повелении и сослагании. В точном смысле полагание есть возникновение из небытия к бытию, из возможности бытия в существовании предметного, предметнОго, в его крайнюю форму бытия. В минимуме оно есть ничто предметнОго как объекта, его непроявленная, не ставшая «чтойность». Императив есть субъективное как свойство субъекта, его субъектность, генерирующаяся в превращении субъектом себя в собственный объект, субъект-субъектное становление так, что оно становится необходмостью даже большей, чем объект; на другой стороне сослагание выступает как презентация объективности, субъективация деятельности как реальности при обращении ее из действительности в пересозидаемую реальность. Но именно сослагание, как слагание элементов деятельности оказывается объективной составляющей, становится субъектным. С стороны пред-мета, понимаемого в минимальности и редукции, как вещь, вполне применимы представления о причинах Аристотеля — причине материальной (но шире — содержательной), формальной (способа выражения, а не только формы), движущей — как деятельность в акцентированном к труду, а затем — и работе аспекте) и целевой, связанной с собственно осуществлением, «опредмечиванием» бытия как цели и «распредмечиванием» (Маркс) объекта деятельности, что подчеркивает его природу как пред-мета, его таковую «натуру», порожденность предшествующей — с стороны метода, подчиняющего и создающего мефод деятельности, что взаимно и определяет качества и свойства, положенные методом. Именно так может быть преодолен гносеологизм, присущий европейской философии и проникающий — через устойчивое о отождествление всего существующего как бытия, и даже, в пределе (спекулятивный реализм и материализм) как объекта, за счет выявления методологической и мефологической составляющих деятельности как детерминат и одностороннего гносеологиязма, и во-многом, сменяющего его онтологизм, чего не ожидал впервые отметивший эти крайности европейской и русской философии (для начала ХХ века) Бердяев. Небытие и ничто (укон и меон в понятиях Булгакова) оказываются сторонами пред-мета, полагаемого как объект данного процесса деятельности, лишь в крайней, идеализирующей, а не только идеатизирующей, абстракции, отрываемой от предметного в его полярности — мате-реального и иде-реального, независимо от слоя\пласта предметности, даже материально-идеального (пласт) или идеально-материального (слой), редукции и абсолютизации, что часто прииводит к представлению об Абсолюте. Ничто и никто на этих полюсах оказываются взаимо-связанными и опоср (е)дствованными где и когда, а не только предварительным — становлением — что вынудило Гегеля признать чистое бытие тождественным чистому ничто, что и стало камнем преткновения всего экзистенциализма (не исключая и Гейдеггеровский).

Данный уровень опосредования, связанный с неименными, глагольными формами (включая и причастие, и наречие), определяет способы деятельности как способа раскрытия существовани как процесса. Более высокий уровень, слой, относится, собственно, к собственнно лингважу как диахронии, по лтношению к «симхронии) предыдущего и “хронии» более глубокого. Оносится он к уровню непосредственно синтаксической, вливающейся в переплетение речей (что, по Франку, есть «материк» сознания, его совместности),но никогда не утрачивающему окончательно признака непосредственности, затруднение, поставившее в тупик Сартра, признававшего «тотальнсть» исторического «бытия», что неизбежно при отказе полагания качестве бытия предметной деятельности, не только бытийствующей и со-бытийствующей, но и прирастающей в бытии, без чего бытие — чистая абстракция на уровне изящной словесности. Однако это имеет определенные основания — автономия речений представляется самоподвижным предметом не только в конечном счете, но и по существу, что в инверсии нередко представляется обратным отношением — язык «есть наличное бытие коллектива, к тому же, самоговорящее его бытие» (Маркс). Или, в еще более радикальной форме — «человек есть существо не мыслящее, а мыслимое, не говорящее, а говоримое» (Деррида), что есть только переведение в слой пласта более исконного слоя языка. Но это подводит к вопросу о способе существования этого (не окончательного, предварительного к «гумусу”, «почве») слоя — он основан на производных формах существования речений — и основаны они именно на местоимениях как по форме, так и по существу — а именно, я, ты, вы, они (не считая родовых вариантов и возвратных, зависимых непосредственно, а не только опосредованно, через нарицательные имена), пополняющие принципиальную структуру пластовой де-терминации, разрыва континуума существования. На это обращают внимание Франк, Розеншток-Хюсси, Бубер, Поршнев. Но связь с прЕдметным и предметнЫм сокрыта, как, тем более, на уровне предмЕтного и, особенно Предметного, не только скрыта, но и сокрыта. Поэтому в-себе само оказывается сокровеннным и требует откровения, а не только открытости сенсуальной в любом ее аспекте, в том числе Безмолвия. За пределами сокрытого и скрытого также таятся скрытое и сокрытое, вплоть до сокровенного в линии к Сокровеннному. Сокрытая ткань прЕдметного и предметнОго представляются как связь достаточно свободная отдельных чувственных единиц в доминировании речений, как в произволе предмЕтного кажется произвольной наррация Предметного как Объекта, что методически допустимо для исследования переплетений дискурсов, но что должно иметь ввиду и план нр-ратио, нар-рации в перспективе его подчинения Иному.

Для-себя представляется как потребность и чувство, а не чувство, потребность (включая и чувственность сенситивного и сенсуального, выражающих чувство актора и его чувство интегрированности\дезинтегрированности с Другими, что превращается в чувство интегрированности\дезинтегрированности с предметом, делающим подчиненную сторону реифицированности предметнОго в отчужденноо\отчуждающую реСификацию, что заставило Маркса особенно подчеркивать, что надо говорить «о человеческом в человеке, в противоположность вещи». Французские материалисты выразили это как материальный интерес (но только в одной из связей, не в отношении), что было углублено до потребностей Марксом, хотя и мало — о сенситивных и сенсуальных (Сорокин в певых выделил лишь одну сторону). Здесь сущность представляется целиком (а не лишь отчасти) внутренним, при-сущим как существо, то есть именно как сущность, определяющая существование, и для-себя обнаруживается как господствующее, доминирующее, а не только принципирущее, начало, что омертвляет содержание, в-себе, до простого содержимого, материала. Если в текст (иле) предмЕтного определяются дискурсы, доминирующие над принципирующими речениями местоимений структуры вопросительного, утвердительного и отрицательного, при простительной для грамматики пренебрежением повествовательным (восклицательным), то в пласте прЕдметного, в его ткани главную роль играет именно речь — прямая и косвенная, безличная и личная. Последняя доминирует, что сокрывает, оставляет втуне, все остальные.повороты детерминизма, терминизма и де-терминизма в причинности в целом. Однако причинность опирается и выражается именно в хронотопе как его содержание, становящееся формой выражения. Так прЕдмет соединяется и выражается в предмЕте, хотя часто отношение обратное, предмЕт выступает как прЕдмет для более высокого уровня, то есть пласта предметности.

,

Реальность цивилизаций

Деятельность и цивилизации

Деятельность, как известно, есть субстанция человеческой жизни, есть бытие. Как действительность, она есть реальная, содержательная субстанция всего. Обращаясь к ней, можно раскрыть особенности цивилизаций в человеческом обществе планеты Земля.

Ядро деятельности — отношения между субъектом, актором действия, и объектом, страдательной стороной акта. Из этого акта возникают все особенности деятельности людей и культурно-цивилизационных типов. В самом грубом виде мы имеем (среди других субъектов)человека и (среди других объектов) — вещь. Именно в их отношениях коренятся возможности производства, общественной жизни, духовных представлений,— всего того, что впитывает в себя личность, вступая в деятельность, в мир, чем она руководствуется в деятельности, что своей деятельностью создает и поддерживает, — нельзя же отношения к миру понимать только как платонические, отвлеченные. Бесспорно, было бы глубоко ошибочными попытаться вывести все общественные, природные и человеческие реалии из указанного отношения непосредственно, без учёта качественных переходов и оборачиваний. Общество много богаче, но оно не могло бы существовать, не осуществляясь в ментальных, политических,. социальных и вещных действиях, не обретая в их взаимосвязи динамейи (возможности) и энергейи, действительность дальнейшего функционирования. Из них вещные являются основными, без них иная деятельность ущербна, но без других ущербна и вещная детельность. Только развитие деятельности даёт основание совершенствованию всего общества, его исторического прогресса; любое общественное изменение доказывает свою благотворность или разрушительность влиянием на непосредственную деятельность, в которой свершается мир как единое и целое. Мир, в свою очередь, есть обстоятельства деятельности, становящиеся сами объектом деятельности и существующие до тех пор, пока дают простор деятельности.

Личность опосредует глубинные для нее, прежде всего её собственные, субъект-субъектные отношения на одной стороне, социальные отношения — на другой политические на иной и духовные, включая отношения к самой себе — на третьей. Это и делает личность единством устойчивого и подвижного, выражением противоречивости общеисторического и сиюминутного. Однако основой в исходном, наиболее простом отношении остаются субъект-субъектные оношения, и их посредник — отношения к с объектом — все остальные измерения личной жизни, как правило, вне её отчужденных форм, свободны в пределах, не разрушающих, а укрепляющих этот корень — основу, хотя бы личностными, на философском жаргоне «субъект-объектными» и потому основными, могут быть любые отношения, хотя чаще всего это — отношения по производству непосредственной жизни (а жизнь производится сама собй, через себя прежде всего), так уж сложилось у человечества до сих пор. Собственно говоря, это и есть свобода, основое ее условие. Поэтому можно сказать, что любой вариант общественной жизни и личных отношений, цивилизации, истории, реальны до тех пор, пока осуществляется действие между человеком и миром природы. Жизненным нервом бытия человека являются отношения его как субъекта к нему же как к объекту его же самого; отношения внутреннего противоречия его предметности. Не случайно на Руси мир природы считался и считается основным, исходным, в нем осуществляется субъект-объектное отношение, акта реального, прежде всего мате—реального преобразования природы, что не всегда на пользу обеим сторонам или же прибыток недоплачивает недостаток. Среди природого необходимо отметить именно отношения челоека к самому себе, что создает особю природу, человеческую. В ней сама природа приходит в отношение к себе самой, чего нет в иных природных явлениях. Поэтому чеовека нельзя сводить только к его природной (как и субъективной) составляющей, Он есть не индивид только, или только инивидуальность, не человек только, но личность, носитель вечного, бесконечного, самопричинного, творящего. Тем более важны фундаментальные способы его отношения к иному, тому, что положено как объект, в чистом случае (и особенно — в России, и в ней в первую очередь), понимаемое как личность, как «на-личное» (и общество как «на-личность»).

Особенности связи субъекта и объекта воздействуют на весь облик общества вообще и конкретных обществ, цивилизаций, в частности не только в качестве внешнего основания, но и как общая парадигма отношения человека к реальности как элемента действительности и способа полагания действительности его собственной — будь то реальность вещная, социальная, политичесая, духовная или самоотношение индивида. В то же время отношения человека в качестве субъекта к объекту не так просто, как может показаться с первого взгляда. Объект, предмет деятельности, включен во многие системы, миры, целостности — природные, социальные, политические, духовные. Он отражает и особенности ландшафта, растительного и животного мира, осваиваемой данным народом территории, а также взаимодействует с наследием предшествующих поколений и будущих, с прошлой деятельностью индивида, тысячами нитей с ними связан. Последние охватывают целые регионы и эпохи, определяют этос жизни народа. Само деятельное субъект-объектное (чаще всего рассматриваемое созерцательно, только в одном его аспекте — познавательнм) отношение, его деятельное опосредование, его общие закономерности, являются важнейшим фактором, мучительно пробивающеимся к доминированию в истории общечеловеческого единства, опирающегося на различия в цивилизациях, нациях и регионах.

Обратимся к выявлению некоторых наиболее значимых моделей субъект-объектных отношений, как сторон деятельности, ею полагаемых, конкретизаций мирских в связи с отдельными регионами планеты.

Любому непредубежденному взгляду открываются достаточно существенные особенности Запада –Западной и части Центральной Европы, англосаксонской Америки; Востока — Китая, Индии, Индокитая, отчасти — примыкавших областей исламского Ближнего Востока; региона Востока Европы и Севера Азии, исторически связанных с Россией, и народов предысторических. Границы каждого из выделенных регионов неоднократно менялись; внутри каждого из них могут быть выделены «субрегионы», выражающие собственные варианты и противоречия «ведущих типов», их «размывание» на границах. Тем не менее, в каждом из регионов эмпирически наблюдаются особенности, связанные не только с особенностями территории, но выражающие также неповторимые черты общественной организации, цивилизации, деятельности, личности.

Что касается региона Востока Европы и Севера Азии, то есть России, то характерные черты жизни здесь связаны со своеобразным мирским «равноправием», параллелизмом субъекта и объекта (не только природы, но и другого человека как иного и его самого как субъекта самого себя), их космического пересечения с сохранением самостоятельности в деятельности; собственно говоря, это — вязь субъект-субъектная. На Востоке важнейшим моментом является углубление субъекта в самого себя, в социальность, в божественность и осуществление деятельности, поскольку она совершенно необходима, а то и полное даосское «недеяние» в мире, пренебрежение объектом. Запад — настойчивое утверждение субъекта в объективном (вплоть до полной субъективации) и обращение к самому себе, к другим, да и к социальным обстоятельствам лишь поскольку они объективны и вызывают вопросы миропреобразования. Если выразить отношения субъекта и объекта в при полагании мира схематически и. полагая за 1 сложность, а за 0 простоту, то Россия — это 1-1, Восток 1 — 0, Запад 0 — 1 и преисторический Север и Юг 0-0. Бесспорно, что все четыре аспекта жизни, а следовательно, выражаясь языком науки, все четыре отношения субъект-объектных отношений необходимы для каждого, даже для каждого действия какего принципы, но одно из них доминирует в то или ином регионе, цивилизации, личности, определяет характер целого и тенденции его развития.

Одним из первых на особенности восточного и западного мироотношения обратил внимание в русской философской традиции П.Я. Чаадаев. Для него тысячелетние основания народной жизни вдруг оказались «странными», что стало свидетельством неповерхностности назревающего в начале девятнадцатого века кризиса тадиционализма. Он пишет в «Апологии сумасшедшего»:»сосредотачиваясь,углубляясь, замыкаясь в самом себе, созидался человеческий ум на Востоке; раскидываясь вовне, излучаясь во все стороны, борясь со семи препятствиями, развивается он на Западе.»(Чаадаев П.Я. Сочинения. М.,1989. С. 145.) И только для российского ума не находится здесь места, — таков удел исследователя, обратившегося к изучению оснований собственного мышления; таков удел общества, вступившего в полосу глубокого кризиса оснований и общественного подъема.

Будущее цивилизаций –всех—зависит от глубокого осознания чтырехмерности, четырехапектности лежащией в их основании деятельности как этоса человека как такового, необходимости сочетания в ней гонии, гении, гееннии, ургии, которые, конечно, осуществляются, но неявно, побочно, часто даже подавлено. Развитие всех цивилизаций и человечества в целом зависит от перехода от принципов различных (вышеотмеченных) типов к доминированию ургии, непосредственно творческой деятельности, отношения 1-1 с приращением в самом акте деятельноси субъекта, что, как дейстительность, есть ближайшая реалия, онтомен цивилизации и личности российской, хотя часто в ней подавляется обстоятельствами, осуществляется спорадически, отрывчато. Доминирование творчества над производством, присвоением и потреблением — насущнейшая задача всего человечества, каждого класса, политической общности, природы и отдельной личности. Именно так, а не декларативно, как у евразийцев, домены реальнсоти становятся личностями (и это — процесс, и процесс исторический, а не географический) для нового уровня отношений между ними. Иными словами, необходимо рассматривать реальность не только синхронически, диахронически, симфонически, но и аутически, с точки зрения ее внутренне детерминированного развития. Для цивилизаций это означает, что до высшей своей стадии они должны дойти, исходя из внутренних закономерностей, а не только усвоения иного, что касается и реальности и личности в целом.

Судьбы народов

Ставя вопрос о судьбах народов, исследование встречается с тайной. Прошлое как будто известно; будущее — полнится загадками творчества и катастроф, еще не осуществившимися возможностями, пронизано неожиданным. И только осознание присущих данному народу способов собственного существования и освоения исторической «целины» может дать хоть какие-нибудь намеки на предстоящее, почву для прогнозов и предположений.

Различия в облике, характере, поведении, приемах организации совместной жизни народов многочисленны; среди них важнейшую роль играют те особенности, которые связаны с его судьбой не случайно, выражают его историческую специфику. «Разделение судеб» народов не в последнюю очередь зависит от сложившихся и веками закрепившихся способов взаимодействия каждого из них со средой обитания, с сопредельными народами, с собственным прошлым и будущим, с приемами социализации человека в социальное целое, взаимодействия различных сословий, классов, слоев, и групп, моделями самоорганизации целого и личности. Внешние факторы, историческое наследие и предчувствия воздействуют на общество лишь в преломлении через внутреннюю целостность и составляют вместе способ существования,»этос» жизни, исторического «поведения» народа.

В качестве решающего принято выделять разделение общественного труда, распределение обязанностей между социальными группами, техническое совершенство и т.п. Озабоченные созданием благ, различные социальные группы воспроизводят народное целое, доказывают незряшность своего существования; интегрируясь в целостность заслуживают звание народа — наднациональное единство. Сосуществование людей, сословий, социальных групп в рамках народа, восстановление цельности последнего является немаловажным для социальной жизни. Нередко можно сказать: именно способ «распределения» народа по социальным группам, «атомизации» его до отдельных индивидов (включая состояния в виде «толпы», множества различных, количества, «малтитьюда» (Спиноза, Гоббс) — и дополнительного процесса восстановления единства, включая состоянияв виде можества, многообразия, «магнитьда» (чтосоставляет систолу и диастолу существования высшего типа общности — народа), определяет его исторические судьбы. Во второй фазе его группы и индивиды подчиняются необходимостям, навязываемым природой, экономикой, логикой дела, экстериорны, индивидуализированы (как личности), в первой действует механизм воспроизведения целостности, интеграции разнородного, через идивидуацию, интериоризацию существования…

В Европе и вооще в странах атлантической цивилизации долгое время процессы атомизации превалируют над процессами интеграции — так осуществляется возникший во времена Крестовых походов этос индивидуации, «рыцарски-буржуазный» этос телесности: собственность по существу до сих пор остается фактически латами, мастерской, броней индивидуализированного человека. В этом — существенное отличие от «дружинного» этоса славян, особенно восточных, поскольку латник здесь — облачение временное, чрезвычайное; в остальное время собственность служит не столько для «облекания» тела, сколько для проявления своих сил. Тысячелетие христианской Руси этос «собирания роади сохранения» был ядром российского общества, и общество это было основой социальности непосредственно, как ценное само по Себе, в отличие от раблезианской телесности европейца, бегущего без оглядки от ужаса «глада и хлада» атомизированного изолированного субъекта. Для россиянина собственность — собирание того, что он может дать обществу, и плотность социальных связей обеспечена ею, и социальные связи, а не простое избегание «глада и хлада» как кошмара повседневности обеспечивают ему интеграцию в целое. Иными словами, как мы увидим ниже, целое есть основа бытия российского человека и не только целостность с природой, характерная для язычества и Киевской Руси, не только социальность общины как основа Руси Московской, не только иархизированная «по горзонтали» в избе и дворце социальность Империи, но и социальность позднейших времен призваны восстановиться и преобразиться в цельности бытия будущей России как аспекты ее существования, уже преобразившиеся на основе еще невиданной и неслыханной целостности человека — личности не только как рефлекса его социального положения и его преодоления в восстановлении целого, но и как истока и основы бытия универсума и истории.

Запад характерен отсечением прошлого в стремлении к будущему преуспеянию, в том числе географически, отделением и использованием остального мира (анимизация); Восток харктеризируется неотрывностью от прошлого, причудливым соседством и переплетением династий и нашествий (тотеемизация); Юг тонет в в фетишизме повседневных потребностей; Россия характерн тем, что она развивается сквозь все перипетии её нелегкой судьбы без отрыва от прошлого и без отставания от будущего. Её опора — вся ее история и география. Но побочное для других народов система воспроизводства целостности общественной жизни и в осуществлении высших идеалов при неуклонном, но не всегда посильном (а сейчас эти силы становятся неограниченными) сохранении целостности личности является причиной того, что в России господствующее посвеместно отчуждение: фетишизация и анимизация и тотемизация не стали столь жесткими и грубыми. Целостность и цельность для России — повседневность и ныне вполне достижимый идеал. Однако для этого необходимо преодолеть мифы России и о России и восстановить в правах и составной части (промышленность, сельское хозяйство) первичную экономику — экономику дара, в том числе и духовного.

Иное дело, что целостность в Росси часто (практически всегда) в превращенной форме выражалась не просто как человек человеку не «Другой», а «Друг» (Анонсенс) и «Иной»(Авангарх), но и в том, что неизменно вырисовывались тотемизированные образы Большого Друга, иерархизированной личности, дающей по видимости все блага. Эта тенденция, преодолевается с ростом самосознания личности, − рассуждая по-ленински. Он рассуждал так о классе»в себе» и «классе для себя», что сыграло свою историческую роль но, уже её отыграло (может сыгратьи вновь!). Личность-субъект как минмальная (а потому и максимальная и оптимальная) социальная единица сама может дорасти только до осознания своих экономических, социальных и духовных и политических интересов (из дебрей потребностей), − другие интересы и ценности личности нуждаются в работе всех предшествующих, нынешних и будущих интеллектуалов, интеллигетов, разночинцев по внесении созанания личности в личность. Политическая теологизация, подорванная устранением социальной и экономической теологизации, характерной для России, − ослабляется, и на первый план выходят механизмы автономного поддержания единства и использования государства для того, чтобы «мир не стал окончательно адом» (Соловьев). Поэтому единство личности, её деятельности, и единое как принцип реализуется во всех проявлениях российской жизни и есть существо всех ее реалий. Запад практически утратил сознание и бытие единства различных сторон жизни человека и общества; Восток по существу никогда из него не выходил. На Юге стороны личности еще не проявились. Россия на протяжении своей истории поддерживала единство своего бытия, однако оно постоянно находит себя в более или менее глубоком разделении. Поэтому именно в России подспудно и постоянно действуют реалии- онтомены, онтосы как единство разнообразных сторон бытия, не оторванных друг от друга, как явления-феномены Запада, сущностное единство Востока и сенсуальное единство Юга, − напротив, здесь постоянно и настойчиво осуществляется усийное бытие и существование в перспективе усийного начала как неотделимого ни от сущности (ее понимание во многом отчуждено от человеческого начала, интегрирует его в универсальное, а не универсальное интегрировано в личность), ни от существования, по существу не гарантированного от овещнения, самоотчуждения человека, ни от чувства. Иное дело, что это выражается в заметном пульсе развития России. Крайности сущностения помимо существа-усии и сверхдолжного единения заметны даже для непредубежденного исследователя. Подвижность взаимосвязанных начал реалий российской жизни в конечном счете является задачей бытия каждого человека; отпадение, отчуждение человека или класса от единого, связующего все реалии начала, непременно приводят к частичности и сектантской обособленности такого лица исторического действия — так было, например, при абсолютизации прикрытого − классового. Но и «эпохэ» такой частичности неосознанно действует в общем направлении к возвышению единого как существа любой реалии и всех их вместе взятых. Однако эти «эпохе» на современном этапе развития должны быть осмыслены в их «коренном» смысле — как частичности в отношении к конечному «эону» − внепространственному, вневременному, внечастичному. Именно этот оборот диктует нам современная история и России, и мира. Сквозь эпохэальное − историческое и географическое — всё более раскрывается их эоническое, вечное предназначение, сокровенное для России единое, ее сокровенное и её роль как сокровенного всего мира.

После пещер

Всё человечество прошло стадию первобытную, доисторическую. Её модели сходны у всех народов. Именно особенности раскрытия и освоения наследия этого периода определяют особенности рассматриваемых типов обществ, социальности и мироотношения различных народов. Различия можно рассмотреть на классическом примере — платоновской мифологеме пещеры.(Платон. Государство. Кн.ХП. 514а2-517а7).Символ пещеры моделирует отношения между первоначальным, в данном случае — первобытным − и сменяющим его социокультурным и личным космосом. Исчерпавшее свои возможности прошлое представляется тесной пещерой. По существу, это есть сенсуальное, сенс. В ней сидят спиной к входу люди; они видят смутные тени существования, отбрасываемые в свете Красоты, Добра, Истины и их существа − Единого как Бытия. Вокруг них иерархически оформляются идеи сущего, противопоставляемые насыщенному материей (и потому требующего предметной деятельности) существованию. Освободившиеся люди покидают первичную пещеру и осваивают реальный мир. Способ освоения мира может быть различным. Выделение аспекта Добра (существования) отличает европейский тип освоения жизни, особенно в его опосредованности юридическим влиянием римской цивилизации, соединяющей человека теснее всего с его собственностью, чем с другими людьми. Близость внесоциального раскрывает мир как непосредственно данный, «несокрытый» (Хайдеггер М. Платон об истине.// Время и бытие. М.,1993, С. 345-360), лишь отчасти прикрытый безличным, социальным. Но и в нем должна светиться истина бытия, понимаемая чаще всего как «ничто». В целом можно сказать,что Хайдеггер абсолютизирует остраненную фрму отчуждения. На этом пути сокровенное низводится до ничто, тогда как в действительности ничтожествует именно несокрытое, проявляя себя как ближайшее, и потому по-видимости, несомненое благо. Вполне очевидно, что подобная аберрация приводит к абсолютизации европейского телоса (Гуссерль), понимаемого как ориентация на вещь, а не на ее вовлеченность в духовное как начало предметности, всё более и более в истории подчиняющуюся единому началу и концу — духовному. Поэтому для Европы все более важным становится пересмотр самого телоса человеческого существования, подчинения его бытию, не имеющему границ и оборачивающему само представление о бытии (в отличие от бы-тия), к личности.

Несокрытость как принцип требует выявления источника несокрытости, о чем Хайдеггер не пишет явно. Он придерживается призыва Гуссерля «Назад к самим вещам». Но ни Гуссерль, ни Хайдеггер, ни Сартр не задаются вопросом — откуда берется интенсиональность сознания? Мы скажем — из интенсивности личностной истины; однако личность Европе почти неизвестна, растворяется в автоматизах персонификаций, поз, ролей, позиций и идентификаций. Европейцу бытие всё еще дано, а не задано; но входит в силу, как уже говорилось, новый телос человечества, всегда близкий российскому человеку — бытие задано. Этот телос, первичный посыл, — вперед, к самому человеческому бытию, бытию человеком, к самому себе. Но человек должен для этого стать личностью позитивной, а не только негативной, и привести к личному бытию народы, человечество, планету.

Иерархия ценностей в Европе в достаточной степени конвенциональна, допускает широкое сомнение и личное мнение — лишь бы они вели к Добру. Космос как бы разделен на «парцеллы». Клеточки человеческого бытия, и центром каждой из них является индивид. Место его обитания — это замкнутая в-селенная, и целый мир единого, красоты и истины таятся за его горизонтом, требуют усилия по их достижению.

* * *

Иной аспект открывшегося космоса освоен Востоком. Важнейшая сторона здесь — иерархия сущего к Истине, отчужденной и выродившейся в знание «откровения» (не как деятельности бытийствующего человека, а как послушания радостного от него),понимаемого чаще всего как монотеистический Бог или иерархия богов, как деспотический царь или запредельный принцип. Высшая истина — гарант жизни человека и успешности его дел; послушание, покорность ведет человека «по дороге тех, кого Ты облагодетельствовал,— не тех которые находятся под гнетом, и не заблудших.» (Коран 1,6-7). Но послушагие — существование, действие и должжно просветлиться до свободной деятельности, бытия. Ничто не истинно, если не совпадает с волей высшей Истины — Аллаха, Брахмана, Дао, Неба. Любое частичное бытие должно найти себе место в иерархии к Истине, и этим только может заслужить себе место в жизни.

* * *

Россия тысячелетней историей выстрадала своё право на истину другого рода — истину, восоединяющую неизбежный источник, движущую силу и существо всего следующего, как живых ценностеей выявляяемого в ней связи мира, Красоту, Благо, Истину (в порядке принципности и в порядке доминирования) в их внутреннем, деятельном Единстве. Под Любовью можно понимать её выссшее проявление — эрос в деятеельности, возводящий её до грании чуда; Лосвен считает им весь мир и теряет очетлливость понятия, теряя егго ззаа существовааниием. Эта истина не эпохейная, когда за истину принимается более или менее прикровенное явление, точнее, выступающее как откровенное и несомненное, чем, впрочем, может быть представлено и неэоническое единое, а истина как откровение сокровенного. Откровенное, выражаясь откровенно, является то, что открыто и животному; прикровенное и прикрытое− несокрыто и социализированному человеку, что характеризует его историческое развитие. Сокровенное — начало синтеза и предназначения человека как блюстителя нечастичного и невременного, призванного все существующее направить к сущему, сокровенному для обитателей природной, растительной, животной, социальной и исторической предыстории, обреченности вещам и людям. Истиной становится полнота ответственности каждого, что выражается как просветленность природы, персоналистичность общественности; и такая истина еще не проявлена для каждого, лежит по иную сторону сознания как сокровенный человек, сокровенная общственность и сокровенная природа Онна есть основ проявляющегося деятельрости его бытия как личности. Они проявляются в мире все еще стихийно, драмами экологии, социальные потрясения и личностными трагедиями, «быаниями» немнгих оободдных и вообще рраспросттрвнено в вооббражении как «бы-тие». Можно сказать, что и истина вне сокровенного конвенциальна — это то, что принято считать истиной до тех пор, пока в ней не проявится само сокровенное, котрое есть не сенсуалистическая, релятивистская, конвенциональная, а интенсиональная истина (в отличие от экстенсивной по существу истины «интенсиональности»).Для Руси её мирское предназначениие есть проеекция в мате-реальность Блага, правильно понимаемого Платоном как высшее, при восхождениии Единству (а нне просто умозрителльному еддиноому илли Перводвиигателю Аристотеля), что еть движенни и процесс, вкллюючающиий деятельность человека, в кооторой, в отлиичие от подчиинненнныхх уровней ее, господствуетэнергейя осуществляется и появляется эросическая природа человеческого деятельного бытия, которая и есть личность. Благо как суть и цель Единства, само оно и его движение, способ существования в конечном счеете, -любовь, становящаяся основой личнной, бытийной деятельности; всё это проявляется в Руси и России (латентно — в Православии вообще, Византии также), но в Русии и России на собственнной исторической и этнической почве как разных уровней мир, (а не сконструированный для пользы, в которую выродилось добро, работой, в которую ыродилась деятельнность, wor (k)-ld в поисках своей части — рe (a)ce), как спосб бытия и основа его для человека и со-общества, составляя структуру способа существования, ступени развития ии доминиирования и восхождения деятельности к к оборачиванию к доминированию мира, и без того пнимаемого как областьчеловеческого труда, в котором, как земледелльческом, жива и развиваетсяя личность и бытийнаяя детельность, свободное Едиинство.

* * *

Красота остается уделом народов языческих, не ступивших еще на путь исторического развития; в красоте усматривается непосредственность жизни, не отягченной отвлеченными ценностями. Суть красоты — вовлеченность\отвлеченность от прагматического блага, которого всегда не хватает и которое всегда частично по отношению к целостному человеку. Необходимо отметить, что долгое время наивысшие завоевания человечества достигались тогда и постольку, когда и поскольку возникала ситуация нехватки, «ничто»(Хайдеггер, Сартр), но очень часто не из полноты бытия, просветления сокровенного единства напрямую; частичные откровения в очень большой мере искажались болезненностью эпохэальной неудовлетворенности существованием и взысканием целостности, эоничности и лишь частично ее восполняли. Модерн более ориентирован на геничность, воспроизводсво потребленного, здесь нехватка классово распределена и само производсто распространяет дефицит потребления вещей с однойстороны, ценностей — с другой. Постсовременность характерна политикой ничто,организацией нехватки, провокацией субъективности нехватки (гонической), а также субъективности как субъектности, принадлежности, что сделало буржуа не субъектом труда, а субъектом собственности (геенния), напрашивающегося на перераспределение. На другой стороне — геенческой — субъект нехватки объективности, социальности — соврменный интеллектуал. Будущее, бесспорно, за субъективностью ургической, интенсивной, товорящей от полноты сил и способностей — ей должно стать доминирующей, принципом, подчиняющим иные субъектности и объектности. Меоничность, «небытийственность» лежит суровой печатью на практически всех произведениях религии, искусства, науки и философии. Она провоцирует эпохальность и «эпохэ» (Гуссерль), что привязывает человка в исследовании к вещам, а не к нему самому во всей истории\ те-ории его незавершенного развития. Нельзя возводить меоничность в принцип − необходимо именно обнаруживать за этими отчужденными: остраненными, превращенным и привращенными (искженными) и извращенными формами становящееся в пространстве и времени, целокупности причинности присутствие не только вещей, но и самого человека, его эоничности, что важнее присутствии вещей (что есть, как представляется, ошибка Хайдеггера, сводящего человеека к любому наличому бытию — необходимо всё сводить, с осторожностью, к наличному бтию человека) и раскрытие единства всего человеческого, первые ростки которого ощутимы уже в исходном, еще почти неисторическом на-личии Красоты. Однако красота, как принцип характерная для народов, только входящих в историю, уже свидетельствует об интуициях единства, еще не опосредованныь благом и истиной. Но уже Гераклит свидетельствует, что «всё едино». Иное дело, что единство следует понимать как единство деятельности (всегда творческой). Единство деятельности личности любого уровня –единичной, особенной, всеобщей, неотдавая преимущеста (в отличие от Карсавина и еварзийцев отдающих прироитет производным личностям, идущего сверху вниз, надо идти снизу вверх) ни одной из них. Они должны вращаться вокруг общего центра тяжести — деятельности как совместной деятельности всех, вокруг предметности (четырехмерной) как средства деятельности для всех, неотдавая приоритета ни производству, ни потреблению,ни присвоению, ни распределению. Это выражается как принцип в доминировании непосредственного деятеля, его итенсивной истинности, в отличие от интенсиональной (политической), конвенциональной (социальной) и экстенсивной (сенсуалистической), часто называемой классической, хотя подлинная классика еще впереди, в области интенсивной, утверждающей истины, тайны и основы всякой иной и её завершения, на что потребуется научная революция, ставящая во главу угла саму (твор)деятельность. Она из отчуждения труда, протвопоставленного твордеятрудности с господством присвоения над производством, присвоения над распределением, распределения над производствоми соответстующими формами отчуждения — остранения, превращения, искажения и извращения приобретет форму возвращения как необходимую в твор-дея-трудную форму, а не форму тварчества, товарчества и товарищчестдва.

* * *

.

Четвертая грань жизни послепещерного человека — Единое. Оноесть целостнотьдеяеьности, в ней выражается. Суествует и подводит. Целостность мира и в синхронии, и в диахронии, в симфонии и аутии, его слиянность с обществом и личностью, стремление к глубокой противоречивой гармонии, окрашивает и постижение истины как согласия этих (и иных) реальностей, и постижение неизбежной иерархичности бытия, и форм красоты (фетишистской, анимистической, тотемической, мифологической) как социального и твардеятельнностного (этосического) прежде всего. Они должны служить единству мира, общества и личности, видеть в этом свою цель. Посредником между макрокосмом-природой (красота) и мезакосмосм (общесто истина\благо микрокосмосмом-личностью (жизнь) должно быть сообщество как носитель блага, и действие их на человека — прежде всего и главным образом духовное. Посредником между природой и личностью должно быть сообщество как носитель истины и блага, и действие их на личность главным образом духовное. Но история насилия — последний оплот господства царства необходимости над царством свободы и её существом — империей времени, в которой только и возможна личность. Его дни сочтены — исчерпываются ресурсы насилия, основанного на первичном телосе человечества — обреченности вещам, обреченности богам,обреченности природе,обреенности себе как человеку, индивиду, индивидуальноси, но еще не как личности, что проявляется как отчуждение человека, его остранение, превращение, искажение и извращение. Sola Ipse! -К Самому Себе — вот принцип глубокого духовного переворота, который скрытно идет на наших глазах. Солипсизма боится только индивдуалист, в котором солипсизм есть страх одиночества, но не личность, построенная и глубоко усвоившая, превратившая не в имущество, а в собст-венноеи своё то, что она может сделать. Солипсизма боится верующий, перелагающий на бога то, чо способен сделать и сам. Солипсизма боится не вышедшее из предпосылок Я, утверждающее себя за счет покорения и, если не удастся (да и по существу)уничтожения Другого и Других, не понимая и не общаясь с ними как с иными, не полагая их иными. Духовное в истории сменяется собственные формы: природную, социальную, политическую, личностную. Бесспорно: принятие и развитие того или иного аспекта духовного как ведущего опирается на осуществление всех иных и связано с особенностью условий, в которых данное общество существует, но чаще всего духовная деятельность призвана восполнять ограниченность конкретных условий, компенсировать «недостаточность» естественно возникших механизмов жизни. Призрачная «естественность» чаще всего служит отчуждателям и отчуждению для достижения своих частичных целей, делая их самих частичными и отчужденными одержимыми, а отчуждаемых — призраками. Реальность «естественно» возникших механизмов, поддающихся описанию как детерминированные непосредственно условиями деятельности человека соседствует и взаимодействует с механизмами, описываемыми в терминах реального,— в целом они и составляют цельную структуру жизни данного народа, при чем она, независимо от ведущей стороны, составляет целостность — реалии\онтомены\онтосы жизни данного народа.

Исследование специфики истории каждого народа требует раскрытия реалий\онтоменов\онтосов, определяющих способ существования, циклического воспроизведения единства каждого народа и его распадения на совокупности отдельных индивидов. Реалии эти определяют специфическое лицо данного народа (и иных личностй и наличностй; для личности наличность подчинена и на сама сокровенна) и выражают данную ему историю как судьбу, как нетривиальное единство мира, общества и личности.»Реалии» одновременно служащие и для описания судьбы народа, и как средства его консолидации служат «категориями» только для данного народа (или в зоне его влияния) и, видимо, в известных исторических пределах. Исследование в данном случае не имеет права «изобретать» собственные категории для исследования интересующих его феноменов,— первоначально они должны быть порождены самой жизнью и потому носить название реалий, должны быть выделены самой социальной действительностью, выявлены в неосознанной и неотшлифованной форме стихией жизни, языка, повседневности и лишь затем стать основой, реалией философского дискурса и сикурса (Мир умир! М.,2009), в нем раскрыть свою многогранность и существо. В порождаемых обществом представлениях закрепляется реальный опыт совместной деятельности и активности личности; длительным и затрагивающим разнообразные обстоятельства, несходные социальные группы и индивидов использованием опыт этот очищен от наносного и случайного. Главной задачей становится прогноз применимости существующих реалий к будущему, для чего необходимо осознать способы взаимосвязи с основаниями народной жизни и пути изменения этой последней.

Четыре пути

Уже в древности произошло разделение кочевников Дикого поля, ремесленно-купеческих народов Западной Европы, земледельческого по преимуществу региона Европы Восточной и неисторических народов Африки и Севера.

В условиях обостряющегося недостатка земель и социального напряжения народы Западной Европы вынуждены были искать иные способы существования. Так на принявшем решение о Первом Крестовом походе Клермонском соборе римский папа Урбан П говорил:»земля, которую вы населяете, сдавлена отовсюду морем и горными хребтами, и вследствие того она сделалась тесною при вашей многочисленности: богатствами она необильна, и едва дает хлеб своим обрабатывателям. Отсюда происходит то, что вы друг друга кусаете и пожираете, ведете войны и наносите друг другу смертельные раны. Теперь же может прекратиться ваша ненависть, смолкнет вражда, стихнут войны и задремлет междоусобие. Предпримите путь ко Гробу святому; исторгните ту землю у нечествого народа и подчините её себе».(Роберт. Иерусалимская история. Цит.по: Стасюлевич М. История Средних веков. Т.Ш. Пг.1915.С. 79-80.) Неудача Крестовых походов, других попыток найти новые земли для сохранения устоявшегося способа существования расселением означали кризис цивилизации в Западной Европе. Необходимо было перейти от освоения новых земледельческих массивов к использованию «вертикальных» пространств, «объемов» жизни, к усложнению сословной структуры и созданию способных на сравнительно небольшом участке наладить достаточно продуктивное хозяйство общин, то есть городов, и к укреплению бюргерских отношений. Традиционное общинное земледелие распадается, заменяется структурами собственности, все более подчиненными городу. Восстанавливается и обогащается юридическое наследие римской цивилизации.

В степных пространствах продолжается непрерывно-ритмичное движение кочевых народов. Прочно связанные с кровными родственниками ближайших поколений и почти такими же кровными узами со своими стадами, подгоняемые их плодовитостью и ограниченностью кормов к поискам новых пастбищ, жестко ограниченные иерархизированным «силовым» государством, кочевники представляют на протяжении всей истории источник тревог для народов оседлых. Освоение пространства «горизонтов» жизни отличает скотоводов-кочевников от ищущих места в «вертикалях» не только своих, но и иных стран скитальцев-купцов, бродячих ремесленников, странствующих рыцарей и монахов-миссионеров, а слабая связь с определенным местом «пространством», землей — от обществ земледельческих

Русь с самого зарождения была страной преимущественно земледельческой. Ни один из сопредельных народов не свзан с землей прочнее, чем восточные славяне. Ни один не сохранил её в той полноте, в какой это удалось — вплоть до девятнадцатого века, а если считать и по менталитету, то и поныне,— чем восточным славянам и соединившим с ними свою судьбу народам. Именно связь с землей позволила им выстоять и против натиска кочевников, и против проникновения европейцев. В древнейшие времена все славянские племена,— и южное, и западное ответвления,— представляли собой специфически земледельческий тип оседлости. Однако южное ответвление попало под сильное и прямое влияние Византии, а западное — государств германских, что связано со значительной устойчивостью земледельческого этоса, но заметно изменло характер их бытия.

Впрочем, земледельческая оседлость — не специфическая этническая черта славянства. Еще во времена Карла Великого германские народности,— в отличие от западных, романизированных, унаследовавших римскую цивилизованность,— в ходе колонизации на Восток, а затем и взаимодействие германцев с западными славянами наложили на это общество печать, различимую на протяжении все его истории как «тевтонский дух», склонность к культуркампфу и восприимчивость к европейским новациям.

Земледельческая оседлость характерна тем, что жизнь каждого человека в существе целостна, охватывает почти что все необходимые занятия. Она позволяет даже отдельному человеку жить достаточно самостоятельно, не растворяясь в племени, нации, народе или сословии. Личное начало порождается земледельческим трудом постоянно и упорно, в то время как ремесло индивдуализирует человека, связывает его особенным занятием, а кочевое животноводство — растворяет как индивидуальность в орде, из которой его может вырвать лишь случай или сильная власть. Именно возможность значительной личной и семейной самостоятельности вынуждает в славянском обществе структуры надиндивидуальные развивать в напралении средств интеграции людей в целое не только для совместных работ или отпора набегам, но и для сохранения социальной жизни как таковой. Именно она обеспечивает достаточную широту взглядов и способностей личности, ее социальных навыков, совместных действий в обстоятельствах чрезвычайных и, наконец, поддержания единства страны. Наконец, только совместными действиями возможно освоение новых просторов для земледелия, без чего всё еще невозможна устойчивость данного типа общества и обществ, на его основе исторически складывающихся. Механизмы эти черпают свой авторитет не столько из прямой и каждодневной необходимости — их корни надо искать в духовных традициях, в особенностях мироотношения, способов понимания реалий природных, общественных, личных.

Второй путь, путь кочевания, влияет исторически и на народы Индии и Китая, создавая этос сожительства и соседства нашествий и династий; до сих пор этим странам удается инкорпорировать новации без серьезного ущерба для традиционного этоса жизни коренных жителей. Даже борьба с колонизаторами или внешней интервенцией велась в традиции — непротивления злу силой или конфуцианского сопротивления несправедливости. Специфически земледельческий этос России в его существовании под захватчиками-татарами не позволял им вмешиваться в дела русского общества, и беспрецедентная борьба с Золотой Ордой велась не столько воинскими усилиями, сколько освоением земледельческим государством новых способов интеграции народов и народностей по земельному принципу, что не позволило расширению границ стать в собственном смысле слова колонизацией. Сравнить это движение можно только с испанской Реконкистой, наиболее чистым проявлением рыцаского этоса; впрочем, именно его упадок и представляет собой типично западное явление — отрыв от истоков как только они становятся меньшим источником благополучия.

Четвертый путь — путь сохранения исконных способов существования − избран народами неисторическими, оставляющими за собой право искать в мире первичную гармонию с окружающей средой и выражающие её как принцип поклонения в красоте силам природы и покровительствующим им мифологическим существам. Здесь господствует принцип удачи как проявление необходимого поклонения надличным (если здесь можно говорить о личности) силам и умению правильно организовать свою охотничье-собирательскую деятельность, (если здесь можно говорить о деятельности). Даже скотоводчество и земледелие (Африка) имеют характер простого содействия силам природы при строгой увязке с духами-хозяевами скота и земли. Поэтому даже новации, прихордящие из первого мира для таки обществ носят разрушительный характер, создавая этос прернаселенности и меджплеменной вражды, когда под вопрос ставятся традиционные способы организации универсума и поведения человека в нем. Скорее всего, новации эти так или иначе приведут к разделению на городской, европеизированный этос и, к сожалению, зависимый экономически от него этос жизни сельской, что не принесет благосостояния и гармонии ни тому, ни другому.Иыыми словами,адЗападом царствует Рок товарных отношений,над Восоком — Фатум богов и тадционализма, над Югом — Фортуна исконных занятий, над Средмирием — Россией — Судьба как судьба Личности. Забота России — судьба личностй — Вселенной, Человечества, Народов, Классов, Людей, подразумевая порядок возрастания ответственности.

Единство России

Единство, чего естественно в некоторой мере не лишены и иные регионы мира, но чаще в форме Единого ― что стало особым предметом их богословствования и камнем преткновения философии вплоть до полного его отрицания в постмодерне, что было абсолютизированное оторванное в Единое сначала Платоном, затем неоплатониками, особенно Плотином и Проклом породившее много заблуждений Ареопагита, как важнейший принцип философии всеединства в России, преувеличивающей все-единство в ущерб различиям и разноречиям, что нашло свое отражение в альтернативной концепции аритмологиии, как важнйший принцип русской и российской жизни. Оно включило и противоположность ради него, включаая и односторонности социально — расколы), ее непоосрреддственно данную (иногда частично)мирную природу, осуществляется на всех его уровнях как начало всаимосвязной целостности, то есть он может быть раскрыт и в личности как единичности, и в целом как общественном сочетании частей, и в отдельной общности.и в понимании мира как целого Целесообразнее всего начать рассмотрение именно с последнего случая, с непосредственной данности личности общности, для чего и из чего она опирается на свою плоть, в пределе — тело и в них реализует сотворяет свою первичную, общностью, мiром данную душу (человеческое бытие психического) и именно потому, что эта ситуация для российской истории является древнейшей, исходной. Она связана с тем, что всё реальное существует в реальном единстве, что и возможность есть его бытия в цельной человеческой деятельности. Все реальности получают свою реальность от Единства и сами есть единство в многообразии проявление единства, хотя сама отдельная реальность есть не только Единство непосредственно, но Иное, и движение, в т.ч. деятельность есть способ достижения Единства как Иного.Это ¬— трагический предел рационализма, основанного на формаальности логики, формальности жжизни и труда, отношений, оосноованных на тождестве, перерастающей в массовость и тоталлитариззм. Такого раскола не избежала и Россия, но ее единство побеждало. Иное, как откровенное (здесь в полном, а не только отчужденно-религиозном смысле) И наполняет, наполняется и исполняется деятелььным личносттным поступающим бытием какс содержаниием. Все реалии обретают свою рееальность от Единства в его конкретизации — где? что? когда? как?, которые ведут реалию к Единству, которое есть не нечто пребыывающее (как у неоплатоников), а становящееся в бытии, собственное имя бытия заслуживает лишь человеческое деятееельное бытие, по отношению к чему прочее ¬— предпосылки и возможности бытия как «двИдеятельность» существующего и сущего, по отношению к которому человеческое свободное сознательное поступающее деятельное бытие есть становление Иного, то есть актуально Единства какк уже актуального Бытия и гго проявления, реальности в реальностях. Поэтому оно есть бытие в человеческом деятетельном бытии и существует, как его бытие, реализация потенций многообразных взаимосвязанных реальностей и их реальная единая связь. Это прояляет (ся) в свободной цельнойй дятельности личности и раскрыает потенциально личностный, свободный (не «вообще», как у оксидентала, а к развитию, совершенству), характер. Это заметтил еще Лосев, но он опредделил это как вещь — «личнность внутрь». Поэтому главный вопрос из определения реалии, от которого зависят остальные и меняются остальные — вопрос Кто? То есть вопрос о деятельном бытии, водителем которого является человек.

На примере малых сообществ, единств общинного типа хорошо различимы основные закономерности социальных реалий, продолжающие действовать и на уровне общенародного, и на уровне личного с одной стороны, а с другой сохраняющие свою силу в любом другом сообществе, уже утратившем непосредственную связь с древней (исходный тип единства) земледельческой основой. Часто именно отсутствие такой связи с основой делает механизмы воссоздания единства особенно деспотичными и даже разрушительными,— оторванность от внешней необходимости, «самостийность» социального может заметно подточить устои жизни, разрушить самостоятельность составляющих его сообществ меньшего уровня и личностей. В этом — одна из трагических особенностей российской истории, исток господства в ней мечтательных надежд и склонности к силовому и политическому решению вопросов, по самому существу не поддающихся силовому и политическому решению. С особой силой возможность «отлета» общества от своей основы проявилась при социализме, в котором до предела дошла «социальная самозаконность общества» (Булгаков С. Душа социализма. Новый град. 1932, №3.С. 35.), устраняющая требования личности и личностного смысла, ставшие особо необходимыми в веке ХХ!м. Но единствоследует понимать не как отвлеченное начало, а как начало предметное, основой существованияи предназначенностью которого является творчестве в непрерывной связи с деятельностью (её моментом), сдеятельнсстью внеперерывнойсвязи с трудом (её моментом), присвоением (его моментом) и потреблением (его моментом), которое и предсталяется деятельностью. Возникает ложное представление, что человек не способен проследить пути своей деятельности, бессилен передт тотальнстью природы,социальности,общественности,своего мышления. Но в современности и передлцом будущеговопрос, проблема, парадокс закючается в том, что без такого переворота в сознании уже не могутсуществовать ни природа, ни человек, ни общество,ни мышление. Наступают времена перобытного — новобытного — хаоса, и к этому надо быть гоовыми во всей ответственности.Цельное, что ееще лучше выражает суть Единенного как нуждающегося в человеческо деятеьности и н него на-целенной, России проходит и аккумулирует этапы красоты и добра\добра (именно понимание добра как товара заводит в тупик Запад) и наступает черед истины и мудрости.Именно такоепонимание — через красоту, дбро,истину и мудрость — позволит личности взойти на подобающее ей — и исторически необходимее! — место как деятельно-бытийствующего существа всего и справится стотальностью исторического существования, передкторым отступили и сенсуалисты, и рационалисты, и эссенциалисты, и экзитенциалисты. Усовно такую точку зрения и исследовательскую прогамму (минимум) и программу-максимум (без оглядки на мечту Средневековья) можно назвать квитэссенциализмом. Она должна раскыть тайны позирования, гипостеризации, персонификации и авторизации, господстовавшие в истории, социальной системе и жизни личности в диахронии, синхронии, симфонии и аутии.

Иными словами, суммируя и предвосхищая предстоящее, можно сказать, что принцип бытия русских, России и, особенно новой России есть мир во всех значеениях этого слова. Во-первых, наличие в мире (планете). Во-вторыых, быытие в миръе, понимаемоом как иное и, как мир, исходящий из равноправия всего, миромъ соединяемого, особенно в перспективе актуальной и потенциальной действительности, откровенной и существующий в человеческой деятельности и для деятельности. Это — первое единство России. Второе, двустороннее единство России — мiр социальный, прикрытый и скрытый, осонованный на общественности и по мирности (как отношению между людьми) чуждающемуся насилию, чаще всего выражающемуся как насилие социальное. Это — целостность России, и миръ в своём быытии служит существованием второму, что характерно для периодов торжества православия и проповиди характерной для него любви. Третье Единое России, бытие общественного существования, сокровенно, духовно и выступает в двух ипостасях мvра _ доминировании внутреннего (что приводит к отчужденным формам духовности) и становящегося сейчас мvра внешнего, что противвостоит извращенно-отчужденной форме власти. Развитие России идет по восходящей, но и здесь присутствует иное — мудрость, подготавливаемая сейчас духовно. Мир обеспечивает это единство как разноречия. Ранее, в предыстории, господствовала мирная деятельность, мир представлял основное содержание деятельного бытия; сейчас нарастает оборачивание к бытию в мире деятельному и бытийственному, руководствуемому иным, в котором иное обеспечивает совершенствование Единого, не истекающего из некоего центра, а как эманация человеческой деятельности. Ндинство мира основано на мирной деятельности (часто поглощаемой трудом) и для мира. Отсюда мирный труд (как форма деятельности)_, а самый мирный земледельческий, «мы»-р как обществоцентризм и негативность к социальности и мир как основа творческого деятельного человеческого деятельного бытия, то есть деятельно существующей целостной (мvрной) и в человеке,и всё более — в зреющем обществе личности как цельного человеческого бытия в его наибольшем развитии и максимуме прав по отношению к миру и ответственности за него. Единство России мирно и деятельно, второе нарастает.Россия в точном смысле мировая держава, средомирие.

Но именно сильное единое российского народа определяет тот факт, что оно позволяет отдельным социальностям и личностям далеко от него отстранятся и вести собственное существование, часто мало связанное между собой. Единство древнего космоса позволяло людям созерцать не только единичное — до чего Западная Европа дошла только к периоду наивысшего подъема феодализма, при переходе к абсолютным монархиям как принципу связи отдельного и единичного, — более того, руссий взгляд на космос позволял различать единственное в частичном, в том числе — и бытие отдельной личности не только из стремления «выделиться», что спровоцировало и привело к активизму запдного европейца. В социальных отношениях, все более господствующих в России после принятия христианства в трех ипостасях: социальное как единство жизни, как единство работы и как единство производства (Московская Русь, Российская империя и СССР), единство общества обеспечивается как раз через особое усиление единства составляющих его социальностей и, с исчерпанием ресурсов классового деления общества для дальнейшей жизни и накоплением определенного потенциала, центр тяжести переходит уже с «личности»-класса на собственно личность, что весьма выделяет Россию среди других капиталстических, буржуазных государств. И здесь связность различных, атомизированных, находящихся еще во власти исторических предпосылок личностей обеспечивается единым механизмаом мiра — этот механизм действвал практически во всей истории России и его, как гаранта сердцевины теперь уже национального (становящегося таким!) единства, отменить невозможно без утраты всего исторического наследия России, не только промышленного, но и социального и политического.

Единство универсума для российского человека проявляется не только во взаимопроникновении — на условиях предельной независимости самодовления — человеческого, природного (сути) и социального (собственно социального и политического), сущностящегося, а ткже духовного (существенного) как их высшего выражения и средоточия, но и в том, что принципом и способом существования единства этого есть и исходное ¬— любовь (эрос), красота (дохристианская эпоха) и добро, так и истина,к доминированию которой всё более приходит современность, прежде всего истина личности как особи, так и сообществ, и, наконец истины, в которых в сжатом, но решающем виде воплощается вся ее история, так и история универсума во всем переплетении его реальностей (часто упрощенно понимаемы как объкты, вещи). Основываявь на единстве всего, а не радикальности тоталитрзирующего «всеединства» (классические русский философы от Соловьева до Шестова), любовь, красота, добро и истина оказываются «у себя», превращаются в механизм обеспечения связи людей и и сообществ, не подчиняющихся, а использующиих социальность,не господствующей, как это имеет место в трех других сторонах света, а развивающихся самостоятельно, прежде всего как осуществление деятельного лчностного поступающего бытия, раскрывая друг в друге истину, добро и красотуи их итк и онову — любовь, эрос в их собственном единстве и цельности и как самостоятельные принципы единства, при чем не только Единства (гипостазиооваанного неоплатоникам в Единое, потерявшее сязь с миром), но и в полифоничной разноречивости единтств иных, вплоть до мельчйших, реализующихся в человеческом деятельном бытии, в его личностной деятельности и деятельности совокупных свободных личностей, единств иных уровней. . Однако, это — сквозная тенденция истори Руси и России и одна из них основных; на их основе должна обновиться, возникнуть новая личность, деятеьность, дуух (и не тоольько его овещенное, предметное сознание) — и она должна продолжить наилучшую тенденцию из всех возможных (мессим, а не пассим). Если всё иное — дороги, то мессим — Путь, открытый России как ближайшая возможность, но для всех других народов несколько отдаленная, хотя и искомая. На этом пути Россия должна проявить Единство мира и универсума как мир человеческий, деятелльнный, его рельность и реальноость его как деЯтельствительность, возвести человека и все сущее к планетарному сознанию духа, к софсти-мудрсти как основе ээпохи торжества любви, эроса, а не его вырожденной, сексуальной формы «либидо» (Фрейд). Это означает не господство, но превалирование целого над частями; на уровне личности — превалирование обновленного мvра над разорванностью мысли, происходящей от всегда фрагментарного внешнего предыстории. Древле мvром помазали для сошествия на человека Св.Духа, в современности это — присутствие духа цельности и единства, проявляющегося тем более, чем более острые формы приобретатют разноречия и противоречия личности. Центр тяжести подвижного Дви-деятеьного Единства всё более переносится на личность-человека, и единства личностей-свободных со-обществ, народов, человечества и всего универсума, становятся для нее опорой и сами они приобретают все более личностные черты. В этом они отлиичаюются от насильственной (как фора ддетеринизма), исходящеей и преисторического этологизма связности структуры социалльной, формальной и сремящейся к всё большему дроблениию, что вызывает отчууждение, фрагментразацию и принуждению (чаще неоткровенному), социалльности, начиная с приннудителььой социализациии рождаюющегося целььны, общественным и свободным, ребеннка.

* * *

Соврменное человечество охвачено бездеятельностью, забвением деятельности, с господством ее абсолютизированых, и потому тчужденных, сторон — активизмом (в англосаксонской традиции, восходдящей к латыни с орывом публичного и частного, action и является термином, означающимм «деятельность», без внуттренней структуры и социоориентированнуюю, см. Парсонс) и трудом, работой и потребллением, разрушительнми поотдельности) как целостностью человечекой, общественной человечественной и универсальной жизни, то сть жизни мирскОй, как в России. Утрата перичной деятельности преращает всю историю впредысторию, а срединноую эпоху, как неополитический перекос, без опоры на преимущественно этологические основания превращает Росси в Евразию, частное, в огранииченный «Русский мир», а нее средиземлие, и не средимирие, какой она и дожна, и призвана, и обязана, и в существе и была и будет. В этом — одно из проявлления её Единства. Утрата цельной деятельности приводит приступам активизма, к терроризму, к апатии, к господству отчуждения во всех сферах общественной и личной жизни. Вся планета подготовила и подготовлена к революционному перехду к её бытию именно в качестве планеты, элемента Солнечной системы и Галактики, а человечества — к «персонализации»,восстонавлению целостнсти деятелности как «бытия», а не ошибочно называемого иим существования, всё еще в значительной мере безличного, непределенно-личного, обезличенного, несобственного «бытья», «бывания» которое есть и не может не бтьни чем иным, как цельной человеческой деятельностью, а не преимуществом, привилегией одних (в том числе цивилизаций, народов, культур, видов), и недостатком, нехваткой других, что неизменно ведет к искажению и извращению форм существования. Переворот, фактически преображениие, поскольку потребутся изменение (совершенствование и форм власти, и форм собственности) займет дела не одного (по меньшеймере трех) поколений людей. И важно наать как можно раньше, не упускать исторические шансы всего человечества, дп и природы, каждой отдельной пред- м прото- личности, отчужденных и маргинализированны в человекосуществе. Бытие всё еще «бывает», оно должно бытийствовать, тоесть быть.

Единство как бытийный принцип в России, основа нкогда не исчезавшего в нней проявлениия поиска блага (труд как свободна деятелность), обественности как со-общественности, свободной взаимного отношения, а не принудителлььноой социалной связи. И любвии в качестве свободной личности, не сведенной ни к индивидуальности в умме, ни к индивиду в прииЕде, ни к человекосуществу, но нередко отрованному от них, составлляют яддро её исторического в целом, но наруаемого предысторическии вллияиями и эксцессами, проявленями разорванной цельной лчности как соби рода, Единму, иноогда проявляющемуся дисперсно, инногда — наично, а иногда риторически или социално эксплуатируемому для подавления и выгоды. Но, тем не менее, сохраняется в зачительном и нарастающем влиянии общество человеческое (которое можно отличить от отчужденно-видовой со-цИ (а)вилизации, вырождающей человека в гражданина и делающего услоивием его существованиея законопослушность, о чем — ниже). Это — окончателное развитие предыстории, первонначално помаемой как история войн, потом — царей, империй, революций, событий и, накоонец, вещей, как образца цивииизации и её дстиженя. Вещная фоорма и вещепорожждение сттановяяттся заменой сддержателногоо челловеческого творчества. Мир распадается на собств (ещ)ник (ц)ков и вНещи, вЕШЬи, чо абсолютизиирут спекулятвные реалисты, под реаллностяями пнимающие уже даже не объекты (онни еще подразумевали действие), выроившиеся ии агрессивно подчинившие своей форммой человека, а содяще, как мы уввидим, реальнсти к рес (вещь)альностям даже без слледов человеческого мира как реальности, действительно исчезающей без его деятелььноости, как всегда процессуалной деЯТствителности его. Она есть проявление есовершенной (без деятелности как бытия и вооплощеня бытия) плоти существуещего, в котором скрыто его завещанное человеку бытие. Единство естьь несовершенная поть, соедииняюшщая реальности, а не отчуждающе, раззобщающее, как вещь, что есть тлен и останки, труп существования. Призвание человека — ппрдолжит и возвершить торжество плоти, как единства в движении, в том числе, как жизни.

Можно к будущему единству идти разными путями, и каждый из них не тольк законен, но необходим. Но путь вперед самый радикальный — к истокам, к самым обездоленным и духовно краям. Необходимо интегировать присущие прошлому и современности мировоззрения — субъективный идеализм, объективный идеализм, объективный материаизм и субъективный иатериализм, соответственно их методы — объяснения, умозрения,откровения и постижения — как зоны творчества не только в России, но во всей истории, всей и и во всем мире. Без разноречивого, внутренне противоречиво, единства всего существующего, сущего\сущего и бытийствующего невозможо не только существование мира,но и подлинная история человечества. Онопогибнет в собственных предпосылках и условиях, не став внутренне опосредющем разноречия начале, тоесть личностью.Можносказать, что истекшая история человечества подтверждает тезис, что бытие есть, небытие есть может быть. Но Бытие — преодоление и опоседование небытия, и вся истекшая история может быть обобщена как кига «Генезис», становления человека человеком. Наше время можно определить как начало Исхода. Надо осободиться от рабства и рабства прежде всего своиим потреебностям.

Миф о России

(до всего есть дело)

Россия окружена мифами, то есть представлениями отчужденными, основанными не на сути дела, вв собственных ограниченных интересов и распространение своих представлений на весь универсум как Другое и призванных поддержать тождественность Своего. Существо их — ее агрессивность, склонность к завоеваниям и к прнуждению.Ситается, что России есть дело до всего. Эти мифы необходимо обернуть,перевернуть,обратить и вернуть к истокам и за их пределы — они основаны на том, чо российское, российский образ человека, жизни, деятельности есть момент, сторона, аспект в жизни всех других народов не потому, что Россия вездесуща.но потому, что мир, цеельная деятельность, единство в общественности, а не социальном принуждении, личностное начало, рзличными родами эксплуатируемое, отчуждаемое, разделемое и угнетаемое у других народов (что не свидетельствует, что отчуждения и принуждения, как частностей частного, нет в Руси и России), есть существо, жизненый нерв российского человека и его ядра — человека русского.У других народов это более отчуждено, искажено и превращеено, но осуществляется как «бы», как быть-тие, как «бывание» Здесь они ближе всего к осуществлению как осуществляются в России с особой, развивающейся от истоков впрастории и предыстории,настойчивостью, а не обрывается прогрессом и не пребывает в равнодушном соседсте с новым (Восток). Россия есть оплот Бытия. «Русский мир», зауженная до «мира русских», что есть превращенная форма понимания вопроса, — по существу идея упадочничекая и провокационная. Русские особенно отличались всемирной отзывчивостью (Достоевский о Пушкиине), что было проявлением и мира как основы ее развиия и существования, особенно и первоначально как земли (а не сосбственности на нее), и развитем-проявлением ее традиционной духовности. Идея же «Русского мира», в зауженно-политических трактовках, слишком этнична и тянет назад, к старым, во многом несправеддливым, счетам, которые были подведены уже тем, что Россия сама объявила о своём суверенитете. (1990). Мир — не только русский, мир как основа существования в исконном виде — русское. И русско-российское умонастроение, мироотношение взникает не вследствие вездесущности России и русских, а потому, что существует единство рода человечекого. В этом смысле Россия экстерриториальна и вездесуща, как материковый образ жизни, не подчиняющий себя торговле и собственности, власти и мифу. Можно сказать, что Россия не подчинена бытующему о ней мифу, даже в скорлупе бытия — быте. Но долгое время существующее отчуждение — извращенная власть, осуществвляющая идеи,— самма порожждала мифы и мифолоогическое соознание, препятствующее адекватному самосознанию. И эти мифы принималисьь за действительное о России. Иное дело,что до сих пор ей недоставало самосознаия и сознания ее мессима как страны, а не стороны света, ее средимирного положения и призвания. В этом смысле ее призвание — не экспансия, а культурное мирное творчество, творение мира и миров. Она проиграла — и не могла не проиграть! — холдную войну. Она обязана выиграть великую культуру, культуру Живагоского человека, и это должно стать мирным доовором ее в глобалистских натисках и атаках на последний земной материк, среди движущихся континентов, остатке Пангеи, «материке-океане» (евразийцы), в отличие от всех других океанов, всё более становящхся внутренними морями — кроме Арктики, будущего России, если следовать мысли первого «геополитика» — Мечникова, делящего культуры на речные, морские и океанические. В целом же глобалистика есть созанаие, распространяющее своё на иое как чужое и испытывающее ответные страхи; грядущая планетаристика, ближе к которой более всего Россия с ее традицией космизам (в-селенная, которая и есть мир — стставная космоса), и она преодолевает ограниченности ограниченного сознания. Можно сказать, что Россия существует не только в собственных, ей присущих границах (сейчас она практически в доимперских границах), но и как «рассея», рассеянность бытия и в бытии, хотя её близость бытию требует преодоления норманизма власти, византизма церкви, печенегщины переселенчества, западненщины собственности и симфонийщины (продолжения византийства), идеократизма евразийства в бытии совокупной личности, мезачеловечества межу природой, воплощаясь в обществе (оно и есть своеобразная природа и общество)в его отношении к микро (одновременно — макро и меза) бытию отдельой личности и бытия отдельной личностью. России, стране эмигрантов и автохтонов, переселенцев, предстит осознать свойэмигрантско\иммигрантский этос, ощуть в себе жиое биение крови первопроходцев (как на русском Севере и Сибири), позаботиться о своей стране как месторазвитии.

Миф о России складвался долгие солетия, и эта «видимось нас» должна нами приниматься к сведению, а нестановится самосозананием, Дефицит самосозанания — самый острый стимул России к мышлению, по дагнозу Хайдеггера, практически утраченному в Европе. Поэтому особенно важно развенчание — словом и делом — мифа о России, который Европа и Америка, и присоеинившаяся к ним Украина — воспроизводят механистически, без проникновения в суть дела. Россия — великое зеркало всего мира, и в ней он может рассмотреть свою собсвенную судьбу.

Представляетя, чот России до всего есть дело, кроме себя. В действительноси, эот каждому всё еще есть дело до всего, кроме Себя, а не подменяющегоего «себе». России предстоит обернуться к Себе Самой. Представим, что это — её новый миф. На эот раз е толко мифологичный, но и реальный, сотвтетсвующийнетолько её ценностям и интересам\интересам, но и прямым витальным осбенностям не её и толькоеё самой, но и всего мира в целом, всего человечества, всей истории. Надо идти от мифа к логосу, логическому самопониманию, и далее, к мудрости, софосу, тем более на мировой родине (от Мекки через Иерусалим, Афиы, Кнстантинополь, Киев — к Москве, Втоому Ирусалиму.И мифы о России развеятся, как только ею самой будет преодоллено мифологическое мыщлеение, проистекающее из отчужденного извращения властии, не столько мыслящей идеями, сколько их порождающей и им подчиняющей, как только будет осознанна особенность России, заключающаяся в её всеобщности, общечеловечности не политической, но культурной и духовной.Характерно, в связи с этим, на чем была остановллена русская философская мысль, и от чего исходит в философском аспекте, данное исследдованиее. Датировать этот разрыв можно репреессиями против последнего русского философа — Лосева (1930), который отстаивал миф как всеобщую форму мысли о чуде — суще ствовании мира и личности. Однако миф есть отчужденное сознанние, и чуудо не может быть всеобщим, а существование личности невозожно на основе теологического аргумента, что тоже есть отчужденное сознание. Развитем мысли, но в частной форме эсттики, стало твоорчество Бахтина, уже отказавшегося от прямого утвеерждения личности, и делающего правильный вывод о поступке и человеке, но раскрывающего их в форме литературного анализа иалога и полифонии на частных примерах. Что касаается самой России, то евразийство, как эмигрантское сознание, чреезвычайно ограничило её бытие «месторазвитием», а не деятельными особенностями. Ей противопставилоось марксистское понимание, ограничивающее личностное начало в доминированиии труда. Но уже в лоне самого советского марксизма вызревала оппозиция, отстаивающая интересы общества от государства и деятельности (Коган, Дёмин, Буева, Плетников) ккак начала труда. Но это былло в потенции. Отчетливее это проявилось в психологи (Выготский, Гальперин, Леонтьев), ориентированные на деятелььность, но тольько как ппреедпосылку труда, его составляющую. Мы же полаагаем именно деятелность, и не только социальую (Вебер,Щюц,Парсонс,Плетников), но свободную, как основу бытия общества и личности. Как представляется, эта традиция наиболее предстаавлена в России, и хотелось бы, чтобы это не былло мифом, новым мифом о и для России…

Реалии России

Русское миро-воззрение

Неповторимость российского миро-созерцания основывается на гармоническом сосушествовании мира природы как таковой?(миръ) и предмета труда, общества, сообщества людей, мiра прежде всего как людей (что, впрочем, приводит к известной поверхностности лиц) и как услвоий социальной и нравственной жизни человека и самого человека прежде всего в его цельности (мiръ), а не только функции социального целого.Необходимо добавить мvр (через ижицу) как состояние и образ внутреннего мира человека. Все эти стороны соединены жизнедеятельнсотью человека, но во многих случаях не сама активность и не её часто незначительная («ритуальная» в широком смысле слова) цель оказываются главнцыми целями её, а именно совместное бытие природы, сообщества. личности в мирском едином (мiр) существовании, выражаемое в не всегда рационально эксплицируемых ценностях (мvр). Они основывались на открытости всему иному, всему человечеству (мир) и провозглашались как универсальное состоянияе, противоположное раздору (мир). Многозначность и центральность мира в российской жизни позволяет выделить его как мировоззрение как таковое, как миро-воззрение. Оно общо всему савянству и русскому, восточнославянскому его ответвлению в особенности, великороссам, белороссам и малороссам, что позволяет говорить о русском миро-воззрении как базовом для самого русского народа как этического типа.Миротворчество славян уходит в глубины веков и связано, видимо, с его своеобразным геограическим положением «В центре Евразии»; без ориентации на мир невозможно было существование этноса на главном пути переселения народов, это касается и того факта, что мир для славянина важнее собственности,чем он отличается пракически от всехиных народов и создает своеобразнй «нестяжательный» облик его деятельности, направленной прежде всего на гармоничное развитие мира и занятие своего места в мире,- но его русский уже не уступит никому. Иными словами мир — специфический способ деятельной интеграции савянина во всеенную, которую он не покоряет и не удиерживает, а собирает, преображает, нянчит.

Основной характерной чертой мира является то, что это живое, расличенное целое и оно неотдеимо от истины. Мир есть истина, смерть — ложь. Несущий смерть — всегда лжец. Поэтому противоположность миру есть не стоько война или борьба — они допустимы и даже, в оборонительноом ключе,- необходимы, а ложь, неправда. Истина есть живое существо (свидетельство Флоренского), сама жизнь, и уверждение жизни, даже жизни врага — есть истина. Надо окончательно изолгаться, чтобы стать врагом мира окончательно. Истинно то, что «Есть», «Естина» не за чей-то счет, а по себе. Поэтому мир всему дает место. Такое отношение к реальности отразилось в российском понимании истины как сосуществования познающего и познаваемого и не «заочно», а совместно, внутри круга познания. Истина — прежде всего «естина», то, что есть и в отношении внешнего, и самого познающего. Поэтому мир есть, его не может небыть, пока существует хоть что-то, хоть один человек. Он органически, как органы цельного живого существа понимает единство природы и мира, сообщества и человека в истине и основывающихся на ней родах и видах деятельности, внутреннего мира человека. Мир неотделим от человека, и именно человек должен заботится о нем (главная «забота», если выражаться языком Хайдеггера), и это и есть его, человека бытие, а поскольку забота эта есть живой процесс взаимодействия в живой, конкретной человеческой форме, а ею является деятельность, то человеческое мирное бытие деятельно. В отличе от метафоры механизма, машины на Западе, и метафоры организма на Востоке, в России ближе метафора личности. Здесь не только род , видовое различие, индивидуальное отличие, но и личностное качество имеют значение.Органическое, включающее личность, понимание истины отражает особенность мироотношения и деятельности («мирной» по преимуществу, не активистски-агрессивной) в миръе, когда вмешательство в бытие объекта и в бытие субъекта должно соответствовать сущности каждой из сторон и наносить её «самобытности» наименьший вред, более того, ее развивая.Человк и мир равновелики, равноценны друг другу. Однако самобытность мира действует только тогда, когда он собирается циклически, иначе он омертвляет пустым единством реальность. Мирское начало требует поддержания (и это — призвание человека), пополнения, дела, только тогда в нем будет мир — не смотря на неизбежные беспорядки за его всегда ограниченными пределами.Это личностное миро-понимание коренится в глубочайшей древности и претерпевает эволюцию в сторону всё большего доминирования духовных и идеальных ценностей за счет выделения и развития различных её сторон: природого, социального, духовного, личностно-идеального начал.

Для личности как социального существа — или социума, мира, как совокупности личностей,— важнейшее значение имеет отошение к материи как веществу с одной стороныи высшим духовным ценностям с другой. Во времена дохристианские на Руси языческие представления синкретически выполняли одновременно и личностно- и социаьно- и природоориентирующие функции, духовно «окормляли» человека. Доминировал «миръ» как космос, вселенная. С принятием христианства последнее полновластно и со все вощрастающей силой господствует в области социального и ценностного, духовного, сохраняя по существу слабо, поверхностно даже христианизированные представления в области отношения к материальному как «миру Божьему», а к миру (мiр), людскому как к церкви — основе социальности и «народа Божьего». Материальное влечент вниз, к плоти, к частноисторическому, дольнему, разобщенному; духовное, напротив, возвышает до вселенского, трансисторического — но не может отменить и материальных потребностей, хотя за социальным видит мужское, женское, детское, зрелое,(мiръ) а история выступает как набеги и налоги. Но со временем решающее значение начинает приобретать личностно-духовное начало (мvр через ижицу, что отсылает частично к мvропомазанию), что особенно сказывается в подспудно развертывающемся «персоналистическом» перевороте. Бесспорно, все эти коллизии разворачиваются в лоне большого мира, мира как универсума всех народов. Однако такой мир для русского, для русского миро-воззрения, сам должен зиждиться на мире, на равноправии народов и искоренении бесправия и нищеты, угнетения. Мир здесь — не обобщение, не категория, а личностное целое, в котором ни для кого не должно быть обиды и утеснения и всякий должен развиваться по сбебе, из своео личностого целого.

Именно в России мир во всех его перипетиях, отмеченных выше, является той призмой, тем средоточием, в котором преломляются и фокусируются все остальные дела и отношения непростой жзни. Поэтому можно говорить об уникальном российском мировоззрении, миро-воззрении, а специфического мировоззрения не лишены и другие народы, но здесь — с точки зрения мира не только как состояния спокойствия мирного труда как основы и цели жизни. Это — взгляд на мир изнутри. Другое дело, что, когда говорилось о мифе о России, отмечалось, что для нее характерен особый ракурс воззрений на себя — как бы со стороны, со стороны окружающего мира, что трагически приводит к недостатку самосознания, исходящего из собственных оснований. Это относится не толькок самой стране «Россия», но и к составляющим её классам и отдельным личностям. Всяк здесь как бы «посторонний» себе смотрит на себя часто «со стороны», что приводит, в частности, к склонности россиян глядеть на себя не с точки зрения своего, а с точки зрения униженного, оскорбленного, горе мыкающего, обиженного. Россиянин, особенно русский человек, как бы постоянно «на миру», под перекрестным взглядом других; и даже социальное расслоение часто переживается как несправедливость и покрывается только еще большей несправедливостью как проявлением собственной, противостоящей миру воли.И это — особенность русского миро-воззрения –оно двусторонне. Наилучший исход всех жизненных перипетий для русского человека — «почить в мире», как результат непостыдного жизненного пути.

С «распылением» мiра (общины) как непосредственной реальности, мирские механизмы не только не ослабли,но в значительной мере усилились, превратившись в нравственный и общественный регулятив бытия; отпадение от него неизменно ведет россиянина к острым коллизиям нечистой совести, включая пороки, пьянство, лихоимство, стяжательство, немотивированнуюпреступность, жестокость и небрежность в личных отношениях. Иными словами, российский народ, именно для которого особенно характерно миро-воззрение, есть народ прежде всего публичный,открытый, с широкой душой,о чем неизменно свидетельстуют непредвзятые наблюдатели.

Миро-воззрение развивается от природоцентризма к социоцентризму и далее, к персоноцентризму (мvр), и трагические изломы российской истории конца прошлого — начала нынешнего века, при всей их противоречивости, подотавливают мирную «персоналистическую» революцию, о которой мечтали еще в начале двадцатого века взамен кровавой революции социальной, которая и свершилась. Можно только надеяться, — и надежда эта красной нитью проходит предложенные Вам страницы,- что обетование Третьего завета, христианства Тртьего тыячелетия, хрисианство Христа-человека с одной стороны, назревшая (и не только в России, но и по всей планете, но в России подготволенная более всего и в ней эта потребность особенно остра, её исконной персоноцентричностью) революция сознания, вовлечение в него не только ближнего круга «мирка», но и широкого круга мировых забот без необходимости вторжения в него кризисов и войн, пастоятельно требующая более философского взгляда на вещи от каждого и, наконец, требование осознанной выработки и проведения в жизнь собственных моральных и философских позиций, словом, требования первичной данности сознания (часто выступающие как религиозные), эстетически понятое единство мира, сциентистски постигаемое его многообразие и этические требования, а также назревший мировоззренчески-философский переворот, присутствия в мире в полноте отетственности, — изменения эти пройдут в соответствии с собственной логикой, не замутятся, не исказятся, не надломятся военными, конфронтационными, конфликтными и иными катаклизмами. По существу, российское миро-воззрение к этому более всего соответствует; иное дело, что историческая тотльность остраненного, превращенного, искаженного и извращенного (вообще отчужденных форм, подделывающихся под содержание) сознания стоит на пути назревших мировых задач. Собственно говоря, именно отмене этойтотальности как общеисторической угрозы тоталитаризма и истока отчужденного сознания и должен быть посвящен новый период истории. Миро-воззрение и содействует, и препятствует решению эих задач; препятствует в своих конкретных формах. Но человек часто более доверяет конкретому,наглядному, чем существенному, глубинному. И поскольу тот или иной человек на земном шаре стремится разрешить пробемы мирно, он попадает в состояние, в котором россиянин находится постоянно, с чем и связаны особенности российского миро-воззрения. Они проявляются, как уже говорилось, и в религиозном (национаизм), и в эстетическом (либерализм) и в этическом (технократизм) и в философском (Либертаризм, подменяющий собой персонализм) сознании и политической ангажированности. Отмеченное заставляет делать постоянный акцент на российском человке как носителе и результате воздействия русского миро-воззрения, делает исследование «персоналистичным», что касается, с точки зрения миро-воззрения, не только человека, но и иных явлений реальности, то есть личностноцентричным; однако оно разворачивается, как было заявлено, не только и не столько с религиозной точки зрения (что было сделано в нчале ХХ столетия), сколько в четверояком единсте религиозного, эстетического, этического (научного) и философского начал бытия с раскрытием явного доминироания одного из них в разных явлениях российских реалий и с явным доминированием одного из них в разные периоды истории России. (В частности, перечисленные аспекты есть отчетливо заметные этапы ее развития и восхождения в исследоании от абтрактного к конкретному).А также они доминируют у разных людей и народов и в разные периоды его жизни.

Исследование реалий России может быть развернуто со стороны ее объектиых оснований, условий их возникноения и и осуществления. Однако такой подход в соответствии с изложенным выше пониманием реалий (Что?Где?Когда?Как?) может быть разернут и в религиозном, географическом, и историческом и праксеологическом планах. Задача, стоящая перед нами, заключается в выявлении центрального звена этих перекрещивающихся исследований, извлечении квинтэссенции (Пятой сущности), то есть человеческой сущности, попечение о которой представляет собой сокровеннейшее России и, в том числе, еще не раскрывшее свои возможности для человека, для себя самой, для всего человечества. Россия никогда не утрачивала связи с бытием, особенно с человеческим (деятельностным) бытием, была страной прибежища бытия, поэтому встающий перед ней вопрос, вслед за вопросами: «кто виноват?», «что делать?», «с чего начинать?» звучит как вопрос — «как быть?», единственно законный вопрос не только онтологии, но и философии в целом, как и самой жизни. Сейчас он вновь с особой остротой стоит перед человечеством вообще и Россией в первую очередь. Поэтому автор считает свою работу, предлагаемую на суд читателя, прежде всего философской. И ставит в центр ее российского человека, оставляя в стороне вопрос от том, присущи ли отмеченные здесь реалии, черты, свойства, всем ее представителям и представителям других народов, и всегда ли, что потребовало бы особого исследования.

Начинать подобное исследование можно по-разному: теологически, начиная с души и ее проявлений как предполагал начать исследование Русской идеи Бердяв), феноменологически, начиная с явлений духа, соцологически, начиная с деформации души, герменевтически, начиная с душевного. Все эти методы вплетены — явно или неявно — в ткань исследования. Нами избран путь гомилетиеский, основанный на принципах взаимодействия явлений в ткани мира, а она представляется человечески-бытийной, о чем будет сказано в своём месте. Он начинается сифонически, в хороводном начале, с наиболее «громкого», откровенного, монологического, телесного, плотского; переходит к более прикрытому, голосам более душевного, диалогического регистра; и регистра прикровенного, душевного и переходит к сокровенному самому по себе, голосам полифонии, духовному. Нелишне будет напомнить, что автор оставляет за читателем выбор ответа на вопрос о природе тела, души и духа, их религиозном, агностическом, свободномысленнеческом или а-теистически-безбожном понимании, сохраняя только дань традиционной терминологии постольку и настолько, поскольку и насколько сами эти явлении сохраняются, выражаются в функции, и проявляются исторически и логически, и иначе, без насилия над языком и истиной, выражены быть не могут. Особенно это касается вопроса о субстанциальности или несубстанциальности плоти, души и духа. Поскольку в России, как об этом будет сказано в своём месте, история пребывает в «снятом» виде в современности, то автор счел возможным отдавать дань традиции, оставляя особым исследованиям и мениям просвещенного читателя характер отмеченных явлений.

* * *

Над народами, столь сильно связанными с землей, как народ российский, обстоятельства географические господствуют с какой-то мистической силой. Их особенности позволяют нередко проявиться разным аспектам народной и личной жизни. Нередко даже временные отношения проявляются как пространственные. И пространство теснее связано с представлением о теле (как время — с душой). В принципе феноменологию некоторых народов можно начать иначе, не с пространственно-вещественного, но всё равно с этим они прикосновенны и в этом основаны. Вследствие этого представляется необходимым начать рассмотрение реалий России именно с тела, с его деятельного существования в мире

Всечеловеческое: Человек стихий

Человек хорический (архический).Стихия земли

Прежде, чем говорить о специфике российского тела, необходимо выявить общеисторические корни его происхождения. Выделяя тело, душу и дух, ап. Павел (1 фессалон.5;23)опирался на представления своего времени, не знавшего истоков человеческого бытия во-первых, и основанного на отрицании античности, в которых эти предпосылки господствовали и развивались. Как о таком общечеловеческом корне и истоке истории из преистории, как стадии развития человека, общества, культуры\. Как специфике народов и отдельных людец за счет доминирования этого начала (никогда не отрывающегосчя от других составаляющих, как об условии философского\. психологического (научного), эстетического, да и религиозного подхъодов, где превалируют разные стороны существования человека и человечества так, что через специфическое, например, психорлог ическое четырехтомия либо проявляется (эстетическое), влияет, либо формируется, испытывает влияния), либо осуществляется (религиозное), либо становится основой более высокого существоания, бытия (философское). Но в основе его лежит исходное, гюлетическое, вещественное, архическое (от архе — основа), в пределе― архаическое существоание, пребывание человека. Этот период и состояние можно назвать Архантикой. В этихусловияхчеловек развивается под воздействием формы проявления архэ ― стохейонов, стихий, взаимодействует с ними и их преодолевает в свою пользу. Особенно это характерно и выпукло проявляектся ыв условиях преистории, становится основой.опорой.отпорой ранней предыстории и никогда не покидает человечество, часть которого иногда \(племена, группы, люди) пор доминированию к нм и сводятся как к принципу изначальному.Пре-бывание человека характерно вззаимодецствием со стихиями (последовательно) земли, воды, воздухаи огня, эссенций, в результате посхождения он становится квинтэссенцией и вступает в предысторию.

Человек земли

Исходно бывание человека\. Этапа землт, связано с формированием его тела. Всё живое живо активностью, самостоятельным, идущим изнутри, движением, возбуждением, как специфическим движением воз-буждения, пробуждения от традиционной спячки земли в ее самополагании вотносительном, детерминируемом прежде всего извне, но проходящем внутреннее, покое, «подвижном покое» (Лосев). Внутреннее определяется прежде всего беспокойством жизни, неизбежном не только для ее сохранения и поддержания, но и собственной активности как таковой, для первых двух неизбежной.Живое движимо стремлением подчинить внешнее как условие его существования, но они оказываются внутренним возбуждением, развивающемся впоследствии в по-Будь-ждение. Формируется сома, впоследствии становящаяся соматикой тела. В своём «жизненном порыве» (Бергсон), собственно, еще преджизненном возбуждении, сома сталкивается с внешним\. Но еще какединичным, синглом, сингулярным, проявляющимся как первичный протознак в триединстве смысла (внутреннего) значимости (поверхностного), значИмости, фиксированного на поверхности и значения, соотносимого с собственно внешним. Так проявляется раздражимость, первичным способом взаимодействия внутреннего и внешнего на основе формирующейся, проявляющейся в своем значении, преднерваня система реагированияЮ в которой предзнакоборачивается, внутренне становится значением, смысл наделяется значением для внутреннего, а внешнее наделяется смыслом для жизни. Сингл оказывается теперь сигналом, требующим обратной связи. Так формируется оборачивание\. Призванное сычыграть большуюроль вдеятельности. На основеоборачивания формируется предвнимание, обращенность к важному дляжизни,из которой оплотнится бывание. На этом уровне можноещеговоритьо проявлениях в человеке того, что в живом как возбуждающемся в единстве с раздражимостьюпонимается как тропизмы — фототропизм, стреление к свету, геотропизм, стремление (первичное) к земле, химотропизм,стреление к пищекаквнешнему условиюсуществования, самополагания в движении, и специфический,создание условий совместного существования,размножение и образование колоний совместности, что вполедствии выразится как социальность,каксуществоание жизни в качестве самополагаемого нетолько изнутри, но и вовне. Именноблагодаря первичному, делящемуся размножению, живое не погибает в первом поколении под воздействием реды,а сохраняется и размножается делением, что сохраняется впоследствии в делении половых клеток на более высоком уровне. За счет проникновения в землю осваиваются все новые пласты,роды земли. И,хотя живое возникловокеане, собственно живым оно становится при проникновении в землю, а предшествующая эпоха определяется палеонтологами как «криптозой», скрытая жизнь О жизни в собственном смысле слова в водеговоритьеще преждевременно. Освоение земли является исходным и для жизни, становящейся способной к актономному, активному,аутогенному существованию, предбыванию, но способна уже к самому быванию за счет выявляющейся системы возбудимости,основы нервной системы,определяющейсуществование всего живого, хотя бы на основе обратного действия, оборачивания, возбудимости внутреннегог внешним, что создает избеганиекак первичнуюактивность наоснове оборачивания возбуждения и ответа на раздражение Возникает вторичное движение, а не толькопервичное,еще неотличимое от возбуждения и его распространения вовне.

Человек земли ― человек исходный и, поэтому, неотменимый и способныйк обоснованному,основанному и основательному развитьию, в отличие от людей,трагически от земли оторванных или оторвавшихся, что происходит в условиях падкойна безосновательное,но связанное природными ресурсами. Сырьем,хотя бы в сознании людей,в пределе― грубо социализируемых детей ―параноидноеразвитие без намеченного и целесообразного, определенногоценностями, предела.Трагизм цивилизации, как мы увидим,заклюцается в ее двойственности, милитаризме вовне и цивильности внутри, агрессивности как принципе, при чем агрессивность проникает и вовнутрь. Социальностьторжествут над человеческой общественностью. \в этоотношении люди, имеющие корни, хотя быкультурные, разрушаемые цивилизацией, способны создать культуру, мирнуюкаквовне, так и внутри,основаннуюна прочном фундаменете,а в определенных случаях, и цивидизацию, оберегающую и развивающуюкультуру. Не случайно на исходных уровнях говорят о культурах живого. Человек земли укоренен в самой прочной стихии и из нее, как из почвы, развивается к вершинам совершенствования, не подменяя его бездушным, автоматизированным развитием,предпочитающем основания в вещах,а не веществе\. В форме, а не содержании и, на основеабсолютизации формы впадающей в крайности отчуждения и жесткой, этосной социализации. Впрочем,всовершенствании людей земли, возвышающихсясоснованием черезвсе стихии,есть своё,исторически преодолимое и преодолеваемое в предыстории отчуждение ―за совершенствоание дажеза совершенное и его средство принимается элита, власть как средство совершенствоания,хотя она часто служит не средством его а,ограниченная узким пониманием ее людей, препятствующаяему, власть, превращащаяся из естественно возрастающей человеческой общественности в социальную силу, хотя не способна сделать это доконца, поскольку и человека земли есть опора в земле, не только в еемертвых ископаемых, но и в живой природе. Именно открытием живой природы в которой и с которой живет человек земли (проявляющегося, в частности, вспецификерусского естествоиспытания), вотличие о т признания прирожденными прав только челвека (Просвещение), человекземли обнаруживает свою свободуи вытекающие из нее свободы и права врожденными, истекающими из самыхосновахжизни не толкоееорганикинео и того, счем она связана.развязана, с землей Их до конца отчудить невозможно, это ― изначальная свобода,воплощенная уже возбудимости живого и, на уровне челочвек, становящаясяего существенным, видовым, специфическим не только свойством, но и качеством, часто в различныхобществахостраняемом, извращаемом,првращаемой и звращаемом (характерно, что в последнемсохраняется акт половойлюбв, хотя и не всегда вблинарной связи,чего нет в другихформах отчуждения). Человекземли естественно производящ,естественный и исходный производитель,вотличиеот добвающих мертвоеиз-под почвы добывателях илифабрикующих изнихчасто противоестественных (включая и основанной на добывании электричествасредствах массовойэлектронике и информатике). Естественнуюпроизводительность земли заметилиеще основатели политэжкономии, физиократы, почитающие ееединственно производительной силой,от чег не мосгли отказаться и последующие политэкономы в формепотребительной стомости\.ни последующие экономисты,называяэто «предельной полезностью» (австрийскаяшкола). Человек земли — естественный производитель (включая и сырье, а не природные ресурсы) содержание по преимуществу, ограничивая и денежнуюформу хозяйстывенным содержанием, вотличие и роположностьгосподствупроизводстваформы (вплоть до пустыхсмулякров,Бодрияр), что безосновно, беспочвенно и естьотрыв и абсолютиязация иных гюлетических начал от земельной основы, что выражается в экологическом и национальном терроре цивилизаций ав такжевгосподстве социальной формы структур над человеческим,общественном содержанием \. Вотличие от земледельческой систкемности, общественности и человечности, хранимой и развиваемой культурой и доженствующей ее охранять предоставлять средствадля содержания формальной цивилизации. Исток свободы — неизбывная возбудимость, условие ее осуществления в среде — раздражимость как освоение внешних условий, осуществление вовне и внутри — реактивность, что создает внутреннюю сигнальную\. Знаковую систему целостности сомы ее бывания как дальнего прообраза бытия, того, сто станет тропом — поворотом, как мрдификации тропизма непрямого реагирования, опосредованности ― как тропа (и скептического\. И предриторического– прообраз тропа, фигуры,. образа, ммфа и символа. На уровне человека земли формируются первыеп общие ― фетиши, воплощающие общее сообществу, обществу, с ним совпадающему и всеобщность природы в различном, осознаваемое как ее одухотворенность. Здесь, вотличие от последующего фетишизма какгосподства вещного, собственно.вещественного форма подчинена,а недовлеет в фоме,выражает содржание,связь, а не остраненно разграничивает и подавляет этим. Он соединяет различное\. Не уничтожаяразличения, в этом проявляется тропизм сообщества\. Выражаемый каклюбовьЮ проявляющаясяс особой и индивидуализированной силой у человека воды. Пока что особая форма любви прорявляется в поколенчестве — дружбеюношей, терминальном обществе собственно личностном живых терминалов этого периода, в отличие от простого опыта терминальности смерти и маргинальнрости обратной терминальности рождения, торжества существования как бывания\. Уже восходящему к бытию, что остраняется и отстраняется как терминальное на следующем этапе, тогда как рождение и смерть становятся из естественного основойчеловкеа воды.Человек земли, перешедший на поверхность, почву жизни, на землю, есть человек естества, в том числе при-род-ного, в том числеродовог и рождающего, что вполедствии искажается вплоть до противопоставления.соединения конекретного имх познания (ср. «конкретную метафизику» Флоренского) их вокружюающем отчуждении Просвещения и познавательности математизированного естествознания, как и любовь — в отвлеченной форме эстетического созерцания.вотличие от конкретности любви к человсвеку как таковому, конкретному и конкретности отдельного человека как человечества,ношения в душе спасительног8о начала любви в отличие от абстрактной веролояльнорсти. Язык землянина, а человек зхемли — землянин в строгом смысле слова, не имеет означающего. Точнее, оно подчинено означаемому и служит утверждением общественного состояния человека, его чувствам. И предостережения от обратногоЧеловек земли архэичный в строгом смысле слова.Как это будет показано ниже. Это — человек Средиземлия. Континентальный человек, более того, человек Среднимирия. Онователь геополитики, Мечников,выделяя народы речные, морские и океанические не мог и предположить выделения народов континентальных, меньше зависящих от торговли и экономики, самодостаточных всвоём народном хозяйстве, независимых, преимущественно общественных, а не ретроградно — этосных.Они сочетают другие гюлетические качестчва с основательностью, принимают то, что сделало первобытное социальное стадо человеческим обществом — попечение о детях, человеческое отношение к женщинам, попечение о больных и заботу о стариках,следующая стадия вернуласьк этосным отношениям, доминированию социального как отчужденной формы\. Хотя и контролируемых следующей стадией, хотя и последняя в своей потенциальной общественности носит отчужденный характер и пополняется следующей стадией, хотя тоже в отчужденных формах Высшая стадия также не лишена отчуждения\. Хотя на исходной отчужденипе сводится всего лишь к остранению (термин Шкловского, в расширенном варианте) как свыражении опредмечивания природного, которое пмревращается в реихикациюотношений при господстве социального, что подводит к вопросу о человеке воды. Когда другие — стохейонные, (эссенциальные,) экзистенциальные квинтэссенциальные ― производные и, как Антей, в отрыве от архэики теряю силы и погибают.

Человек воды

Если человек земли есть по преимуществу гюле как сома, вещество как существо, первичнро общественное за счет табизированнон\. Отрицательно определенное от животного царства и положительно-фетишизмом. Антропологи сошлись на мнении (в фориулировке Фролова), что человек стал человеком, когда пересталубивать стариков и детей, решать споры насилием и насильно овладевать женщинвми, что есть первичное, негнативноопределенное общество, то человек воды определяется социально, насильственно, внутри общества и за его счет, поскольку положительно этотс человека еще не определен и позволяетопределяться за счет общества также, но внутренне, негативнро. Он есть индивид, тело, в отличие от врхэйя, определенное извне т существующее внешним, формаьльным. Дажелюбов, раскрывающее внутренне, внутренне преображаюую челбовека (Соловьев) он переносит во внешний план, формализщует как внешнюю красоту, привлекательность, не раскрывая за ней содержание, любовь. Любовьпревращается в формальное вожделение, секс, не имеющий содержания и в целом случайно порождающий новое. Человек воды прежде, чем формали зовать любовь, форитруется как потребитель. Наиболее существенная увждодневная, удовлеьворяемая исключительно индивидуально потребность — вода. Ожидание ее и поиск ее требуют воли как терпения. Остальные потребности могут быть ужовлетворены и удовлетворяются общественно. Потребность в воде развивает иные потребности, первонрачальнро как их индивидуацию, а затем, на основе освобождающейся воли, порождает новые\\.ю чмсто индивидуальные потребности. Но оги нуждаются в удовлетворпении и столь велики, что не могут быть осуществлены в средствах идивидуально. Дейчтвенная, потребляющая сторона деятельности становится господствующей, что,какпримитивное содержание\. Содержпгтн желаний, порождает форму их удовлетворения, форму антиобщественную, фориу подчинения. Предпосылки этому есть уже в самом обществе — половозрастное разделение триуда,еще не имеющееустойчивых формальных признаков, но определяющее систему аторитета сташим,дюбовно- человекопроизводящуюв влюбви женщины и охрапняюще=-продуктопроизводящуюиужчин, обви и красоты соответственно. Потребность, желание и воля ставят индивида как индивида в исключительное положение вличностном, моральном обществе, на чем основана его этика, способ обитания. Индивид оказывается внутриобщественно этологическим сушеством, еще не вполне или, скощее, уже. Он оборачивает первичные запреты,такб, на себя и в свою пользу, фетишизирует себя и свое, превращая его в собственность, сексуализирует, такжеформализует\. Люблвь, ронвращает красоту мужчины в гипертрофированную мужественность, превращает детей и территорию обитания,ранее бывшие пользованием, во владение и иерархизтруетобщество насилием, превращаемым во власть. Формальная структура связана с желанием дистантироваться ри природы насильственным переаспределением потребления в зависимости от желания и дистанции отобщества с использованием его желанием и потребностью подчинения,осуществлением воли. Но общество не исчезает,оно обеспечивает содержание этих формальных структур, хотя его система свободы каждого вусловияхсвободы всехнаоснове взаимных отношений подчиняется структуре, частичному, фориплизованному ¬ социальности Сам жеиндивид, яеловек воды,зависим от жидкостей своего тела,от пит ья,утонченного и пищи,усваемоц такжевжидком виде\.всеболееутонченном. За ихсчетобеспечиваются отвердевшиесоуи — мышцы\.какединство желания и воли Начинает представляться, что желание и воляесть суть человека,еосущество, распредпеленные междуразными людьми и взаимно ограничиваютдруг друга и люди различаются рдни ― люди воли,другие ― желания, соответственно формируется представление об источникаъ желания воли и врое желания, одушеиндивида,аструктура делает индивидами многихпроявлениях внутреннего, на основе нервной системы и как ее всадника ― души, у одних сильнее. Удруги соабее. Душа жепонимается у многих народлвкаккровь, и ее орган― якрдце. Побеждает анимизм,даже табу и фетиши наделяются, вместе с иерархией и собственность душевной силой ― манна на языкеполинезжийцев \(Фрейд). Но душаещепонимается в смысленекой тонкого вещества (а не энергии,какпозднее). Индивидуация флормализует ранее внутренне организованное гюде (чкрытую и находящуюся вдеятельном отношении с миром сому в мире сому) в сому,тело,лронднляемое извне, несамостоятельнрлель ролявлений потребностей,гтпертрофированныхвжеланиеВоля нревращается при этом в произвол,что особенно обостряет власть и наилие в социальности, еще более формализует подчинрение и,ппреждевсего,самого властителя.Его преждевсего,каки всеэвсоциальности, определяет не радость рождения\. Арольивоположное ― срахсмерти как явление терминальнрое,лишающеевлаги как элементарной формы желания и воли. Отсюда из рнеегомподствовавшихчувств и вместо нихгосподствуют аффекты.Аффекты ―неосущистивщиес\, заторможенные, прескрибированные чувства, на них видна формализация любви и красоты. У человека земли любовьвсеобща, есть связь всего в гаромонии, и не только половой; она раскрывает внутреннюю, содержательную, красоту в ее проявлении вовне, ек ысегда совершенном. Для человека воды любовь формализуется до сексуальных отношений, в которых внутреннее и внешнее низвордятся дополовогно низа, связанного с выделениями естественными во-первых, жидкостных во- вторых- влажном семени (еще Фалес утверждал, что всеиз воды, аргументируя к тому, что семя животного―влажно), увлкднения влагалища и, главное, развития плода воколоплоджной жидкости. Рождение переживается как утратапренатальной безмятежности в первичном океане, воплощенном во внутриматочнойжидкости, как смертьиз наслаждения встрадание оголенноготела (Ференцен). Соответственно формализуется и ограничивается красота, онаподменяется внешней привекательностью и всё более становится функцией и продолжениремсексуальности. Сексуальность сегментируется до крайних форм (Фрейд) и становится траги ческой проблемой культуры ― от Плаоорвского эроса до эротизма («вятой плоти) Серебряного века т сексуальной революции ХХ века. Происхордит противопоставление сексуальныхролей и вне секса, что превратило любовь в аффект (Декарт,Спиноза,Сартр). Подобно этому асё большее значение приобретают различия, расколы, размежевания,ранее преодолеваемые содержательно, любовью и красотой. Нв место любви приходит ненависть (Ср.Эмпедокл) и выражающая, и выражающаяся в аффектах. Общественное состамавляет в этих условиях содержание, душу, кровь социальрной структуры, формально оформленная насилием, кровь проливающую. Всё это дает основания дляорганизмических метафор социальногоцелого (абсолютизированной структуры) от Гоббса до Спенсера, предполагая зп иерархией функции общественног8о питания, продвижения соуов (пищеварение). В конечном счете,основой становится гормональный обмен, обеспечивающий во многом аффекты. Разрывы и различия опосредуются главным образом силой, почерпнутой у общества какосуществление уже не только пользования природой, но и владения ей, чтро означает уже не партнерские, а насильственные меры. В любом случае различия и противоречия опосредуются, то есть углубляются вплоть до разрывов, а не посредованийв культуре, каку человека земили. Но и человек воды вынужден опосредовать протитворечия, хотя и ассимметричнро, в свою пользу, эгоиститчески. Здесьон не может воспользоваться тем содержанием, которое существовало ит в котьтором существовало общество человеуа земли ― культурой. Однако здесь она, не могущаяоторваться от народных корней и связи с ним, поскольку именно ему она адресована, хотя в отчужденной форме,частично, обращаетс\я внутри и для иерархмческих «верхов», но должна «стекать» и до земли. Основой детельности человека воды есть «открытие» формы,оформление, например, отсечение лишнего в обработке камня. Вообще он основан на ограничении― крайности оформления―например, избранных, но ―именно вследствие крайностей ограничения―возникает неизбежное стремление к преодолениюграниц, «рстекания» структуры,изменен ия границ владения. Человек воды ― скиталец, в отличие от человека земл и, странника дажевсвоей стране. Реки, моря,океаны,ранее бывшие естественными пределами, «краями№ пользования становятся уже преодолимыми и средствами преподоления и связи различных частей владения и между владениями, часто (азиатский способ производства) ― средством влияния на общество,человека земли, ккак гарантия социальной структуры на систему, в которую она вписана по мере превращения социальной структуры за счет ее внутреннего противпоставления и различия внутри ради общества ― в противопоставление себя обществу и его разделению, что обеспечивается и обеспечивает диктат разного рода силы, в отличие от силы как способа связи людей с собой и природойзасчетопосредования противоречии и различий. Речь, которой пользуется человек воды, ьесть господство означаемого, его доминированиенад реципиентом, есть приказ и закон. Ответныйдиалогический компонент направлен от означаемого к означающему, который при этом ритуализируется. Скрытая конфиктность неизбежно ведет к риторике и трорповости, поворотам речи, аппеляции к общему, общенеобходимому и только им и держится, поскольку нуждается уже не тольков моральности как законности, но и в лигитимности,оправданию. Так риторическиформируются представленпия о благе\благе, раскрывающимся на следующем уровнекак реальность и провозвестик символическогог. Но для человека воды благо ―власть, избавляющаяот связей со всем сущим, с его опасностями действия,труда, работы,границы, что выражается в «протоблагах» ― сокровищах и товарах.Жажда превращается в алчность, а омертвленный труд,часто в формах роскоши, становится не только внешней формойсоциальных отношений, хотя содержание его неизбежно общественно, превращается в элемент ненасытимого богатства. Мнртвое есть форма,господство формы,социального, над общественным, капитала кК омертвленного труда, есть фактор смерти и мир смерти вместо терминальности рождения ― терминакльность смерти и страха ее. В воде жить нельзя. Либо тонуть,Либо грести к берегу.Либо идти вброд. Если государства речные обеспечивали ирригацию и их богатством было зерно; народы морские основывались на торговле и развивали ремесло, промышленность, то океанические основаны на движении денег, финансов, предельнорй, доведенной до численной абстракции» формальности социального. Финансы всеболее становятся целями для самих себя,спекуляциями. Симулякрами (Бодрийр), произволом, которого не терпит жестко организованная социальность, особенно жоведеннаядосвоих пределов ―классовых и национальных противоречий, которые впоследствии обернутся формамисвязи и взаимодействия как группы и народы. Цикл идет, по-видимому (чего не заметил открыватель этой закномерности Мечников) — Юга- на Запад и, видимо, на север, к континентальной самодостаточности. Первичность человека земли, общества, неизбывна и цикл истории восстанавливает его права на новом уровне, о чем свидетельствуют, например,экология, прекращение прогресса, ресурсный кризис, без чего человек воды теряет свою основу — формальность,зиждющуюся на инфраструктурах, перемещениях,особенно водных.Течения и обмеления, наводнения денежных потоков формальнро, как тривиальная вода (парадокс бриллиантов и воды Смита) и поддерживается лишь запрудами монополий и монопольныхцен. Естественный предел развития капитализма классического ― паровая маши на. Электричество― уже самсоотрицание капитал изма в империализме, нарастающем господстве состояний (в зависимости от ихвеличины). Создание персональногокомпьютера (Макинтош) и Ворд-системы !1985) и создание Интернета кладут естественный предел капитализма. Его миссия (1889-1989) Как и миссия Америки (1889-1989) и социализма (1889, Второй интернационал -1989)можно считать исчерпанными,они уходят в фундамент нового Человек воды\. Доминировавший, но не исключающий другие системы, завершается. Технология,начавшаяся ветряными мельницами, в своем развитии преходит в противоположногсть ― втехнику как часть хозяйства, лишь опосредованного финансовой своей стороной. Но уже с самого начала человек воды, социальнорй структуры, не только не мог существовать вне обшественной системы, ее использования и подавления\.без человека земли,а точнее,своего земельного, земного начала, но и без болеевысокого, воздушно еначала и людей воздуха Соматик не можетсуществовать без психики, за счтодноготолько интеллектуального поведения, общего с высшими приматами, за счет раз-ума, ума, прилагаемого только к одному, и особенно — при домин ировании надумом раз подсчитывающего разз-ума (что стало трагическим противоречем позднего Гейдеггера, для него и тогда неразрешимым)…Хорикческое ограничивается соматикческим, ограниченным количественно и формально (эссенциалист, стохеик),и преодолевается пневматиком, ограниченным качественно и неформально, что завершается пневматикой,содержательным и, потому, беспредельным.

Человек воздуха (экзистенции)

Воздух является еще более насущной и настойчивой, ежесекундной потребностью, чем вода, но пока что удовлетворяется непосредственно и неограниченно. Он является стихией душевнорго человека, психика, и на этом уровне происходит опосредование и ограничение жестуих, часто отчужденных и отчужденно осуществляемых иенленций соматики, ее превращенных форм, основанных в свою очередь, на моменте деятельноси хорика — опредметивании и прежде все5 го, опредмеченном выражении коллективно добываемого и потребляемого предмета, продуктак и средстыва су3ществования — пищи и его предметного опосредования — копья и копалки, заострения вещи, «интенции» ее и фетишизированного «остранения» как первичной культуры. Именно на абсолютизации этих предметностей и первичных различиях хориков строится жесткая структура внутри системы общества, социальность, противоречия и отчуждения, их порорждающие, опосредуются, но и выражаются, в псюхике. Для псюхика, псюхики, характерно роддержание огня как центральная деятельность. За его счет, во-первых, расширяется время света, а его еискусственный характер делает это продолжение собственным достижением. В результате расширяется зона сознания, регулирующего господствующую ранее стихию воли. Ярзнание поддерживается искусственным светом, и его поддержание становится важной функйией сознания. Совместность огня создает новое сообщество, во многом восстанвливающее и пазвивающее общественность хорика,онаоснована уже не толькона специфическом «антиэтосе»,»контрживотной» этосности хорика, что негативностьюделает возможным проявление социальности как самозаконности общественного в оторванности и противопоставленноси человеку так, что уже человек становится полагаемым, превращенным существом, но необходимо сохраняющим общественное начало уже потому, что соматикак без хорики, отношения с внешним, существовать не может. Психик дистантируется от насилия, сексуальности, собственности и власти, часто их не имеет, что реактивно создает проблемы их регуляции и освобождения и естественного развития, что созжает ограничения в псюхике и у псюхика — идеологии, политику, в существе направлнную на политейю, совместную жизнь в различиях и разноречиях, и им соотвествующие раз витые формы еультурной жизни, но в всё еще продолжающемся (особенно в наше время) внешнем, часто остающимся лишь частично осознанными, опосредованными и окультуренными формами социальности. Политейя пока что осуществляется в частичной, часто отчужденной, искаженной форме (лишь средства) политики или даже политиканства, что особенно заметно в отношениях между сообществами-социальностями, в наследие первоуцльтцрной жизни еще центрированными не человечески, а доминировании формы, формы их организации — языку, происхождению, территории,традиции (в отличие от трансдукции), внутренней истории — в противостоянии Иным, понимаемым еще как Другие и, в тенденции — Чужие.Это приводит к отчуждению — искажению содержания формой. Стихия воздуха позволяет оторваться от стихии леса,ротолды, характерных для соматиков (в противоположность архэ земли хорика) и неизбежной, как отмечалось, тотемизации души, понимаемой в первичной форме, как развитые, гипертрофированные потребности, необоримые желания, действующие как инстинкты и естественно соединяющие общност с общностью диких (какдики и они сами) животных.Душа понимается только как иное предмета вожделения,ей коррелятивное и выделяющее — прежде всего индивидуально, а на этойоснове и совместно, но негативно к обществу — противоположшое иным тотемам (которые часто беспощадно истреблялись (- начала Дистантированиеот начал социальности и социальнойрегуляции формальными, внечеловеческими началами, позволяет определиться душе положительно, не животно-этосно, человечески. Психик естественно анимист,Ю для него тотем — человек в различной общнорсти, хотя часто они оказываются искусственными и по первичному происхождению и назначению — опосредующими, стабилизирующими, динамизирующими, гармонизирующими и преодолевающими соматическоре Вещная форма истончается, максимально освобождается до сознательной,основанной на воздушнеом,словесном и производном бытии,ыполняющее функции осознания, со-знания,самосознания и просознания. Впоследствии на основе большей аутономиии нетелеснгого развивается мышление как движение дляума, но оно неявно присутствует и у психика. Стихия возждуха естественна для языка, на основе речевого течения которого в образовании полифонии общения\разобщения и формирования аутонормии (в чакстности, внутренней речи, Выготский, что, какполагание смысда, есть восхождение к пневматике), формируется уже собственно человеческая душа, не предзаданная и непредопределенная, формирующаяся по свободе и требующая свободы существования и осуществления не только как №осознанная необходимость»(Спиноза,Энгельс, Каутский), формальная, поскольку служит внешней форме и внешней формой, нео и какосознанная необходимость свободы. Но она еще связана формальным, вещностью и незшими формами предметности, чир выражается в несколько вещном отношении к людям как «Другим», миру как лрцгому и доминировании понимания своей цельности и цельности деятелности уву тождественность телу, соме. Предпосылка проявляется как содержание в новой форме, хотя последняя есть ее новое содержание. Так формируетсяф новый тип отчуждения-искаженное. Оно призвано быть прелдолено в политейности, новой, разноречивой общности, сообщности как более содержательной общественностпи, и подчиненная форма, даже средство этого ― политиак, которая господствует ныне, в конце предвстории, в своих отчужденных абсолютизированных формах, часто дажене предпосылки, а собственной псевдологики. Психик, человек воздуха — индивидуальность, но часто не положительно,за счет самоопределения в свободе к призванию вдеятельности, бытийственно, а за счет ограниченноси и специфйичности, часто и недостатков окружения общения, через еоторую он более или менеевободно, с нарастанием последнего (можно выделить полную общественность –в отличие буржуазной социальности ― Маркса до отсутствия заданной сущности вообще ранее существования ―за счеё чего?― у Сртра) по мере расширения горизонта общения и самоопределения, автономии)в пределе ―аутономии) в общении. Индивидуальность положительная проявляется в работе, отличающейся от соматического труда не столько приложением телесных, сколько психических сил (на что справедливо обращает внимание Арендт). Здесь всё большее доминирование приобретает не столько обмен трудом (по его затратам и воспроизводству к его способгности), что подчиненно сохраняется как неизбежность, сколько содеожание его, выражаемое часто как обмен услугами, что присутствовало и в классической политэкономии в понимании потребительной (впоследствии превратившуюся в австрийской школе в потребительную) стоимость\. Собственно,способность производить жизнь и труд,как «услугу, оказываемую товаром», в обиен на астрактную стоимость, «услугу, оказываемую товару» в ее взаимосвязи с конкретностью потребительной. Но фактически, помимо человека, №фетишизированным товаром», что стало открытием Маркса. Это относит труд к социальности, структурности связей, всегда разобщенных и формализованных, превращающих человека в роль, домнирование индивидного над индивидуальностью.Довление предпосылки, вещной формальности (минимума предметности) создает сложные опосредования обмена услугами,ещетолько в перспективе могущей стать обменом деятельностью, к их реификацииТоварная форма преврашает политейное общение и совместную деятельность в работу, в которой уже больше психического, чем физического (на что справедливо указывает Арендт), но крайне ее формализует, не только ращделяет труд, но и его раздробляет.Всё это повышает роль общения, но крайне его формализует и перегружает психику адаптивными функциями, хотя по существу должны доминировать адаптируюшие и первые им подчиниться. Это — психик в строгом смысле слова. Но на больше опосредована стихией воздуха ― языком, хотя зачастую в чрезвычайно отчужденной, извращенной форме. Обмен услугами имеет тенденцию кболее высокой форме — обмену деятельностью и тенденции целостной свободной чорвместной деятельности, но это требует уже Мы-шления, в отличие от майн-д (моё) ― включительно,а не исключительно, комплиментарно, включая хросное (хоровое). И совместное начала. Стихия воздуха позволяет пополнить уровень опосредования труда орудием, но и орудия работой души. Это и есть речь. Из отдельных дисперсных часто случайных обменов словами и вычказываниями, она становится постоянной и часто приобретает функцию не средства и способа, а формы и орудия, что делает возможным его отчуждение в структуру, что абсолютизировано структурализмом и постсруктурализмом — уже вформе игры, что тоже имеет определенную структуру. У псюхика в субстанции воздуха, как его эссенция и эссенция общения, вписанного в цельную деятельность, хотя часто и подменяющего,отчуждающего ее уву особая активность, реализуется первичная многополярность, вкоторой экзистент приобретает — получает или присваивает, создает чвоюэссенцию, сущность. Лектичность, доминррование означаемого ак безвластно-общественноеотношение сменяется у соматикак дивалектичностью, противоречивостью, отношения разрываются на несовпадающие и оборванные связи, диа-лектика есть господство означающего,., проявление силы, власти, собственности, сексувльности. Они надстраиваются над отношениями орудиепроизводства (зрелый), собирательства (женщина), охота (мужчина (, потребление (ребенок). В пределе социальный господин ― всегда ребенок. Но в психейероль кардинально меняется — потребление становится знаковым, и пс ихик (в отличие от иных персонажей) сохраняет детское, воспринимающее. Это делает его сознание не просто условными рефлексами и инстинктами,господствующими (именно в этом,генетическом, последовательности) на низших стадиях, а открытым для содержания началом, которое начинает все болеегосподствоать над физиологической формой уву нарастающее содержание, психика, исток, способ существования, результат и основа дущи.Вообще же у психика на основе адаптации другого (лишь в неоспективе-иного) доминирует адаптивная функция, трможение — над возбуждением, интеграция над ассоциацией, работа (элемент деятельности) — над свободной деятельностью, бфтием, существование (как ранее сущность) — над бытием, осуществление существования, сформированной сущности — ингрессивное (хотя оно выше регрессивного) — надтрансгрессивным и свободлй деятельности,гдесамополаг8ание в деятельности опережает саму деятельность. Трансгрессия здесь заключается вобреченности миру, форме жизни, в опсении трансгрессивного как жизнь и мир,наличное, непосредственного и потому «классичногор» (в старом понимании классики) господствуют над оборачивающимся пере-ступающим пре-сознательным началом, поэтому и мышление еще зачаточно, определено фиксирующим,констатирующим сознанием, влучшем случае — синтезирующем,но не спонтанному и самосознанию в свободе. Поэтому и речь ещеограничивается диа-лектичными через опосредование рассудочными, лектичными, началами. Они и создают со-общение со-общества, в которое могут вторнаться извне или в различиях означаемые и означающие, но уже в инверсивной форме просббы или приказа, а не жалобы и повеления. Общение (нерасчлененно и неисследованное определенное в структурной лингвистике как «парлете», просто разговоры и совершенно не исследованное) оказывается формализовано структурой речи, что отличает ееот неформального общения пневматика. Внутри двойственной, желающее-желаемой, что выражается в эмоциях аффективно-тормозящей, что выливается в чувства, души, что составляет ее начала, вэкстериорной форме5 по отношению к этим интериоризациям, которые могут экстериоризироваться, опредметиться в общественном бытии, можно выделить четыре типа знака, не сводимые к их простой двойственности и исходной лектонно-диа-лектонной Хв лектоне начало другое,исходно диалектическое-сама деятельность)…Так обрпзуеттся и раскрывается интегративная функция сознания, уву подвижного осуществления лвойственно-противоречивой, животно (бессознательно)-соообщественной душт в ее специфической деятельности самосознания. Нл интеграция предполоагпнь тнтегрируемое и им предшествуется, воспроизводит его.Ломино иных слов, какждое из которых либо внутренним изначающим соединено с внешним означаемым, либо, напротив, внутренним означаемым соединено с внешним означающим, что создает интегральное противоречие, противопоставление внутреннего и внешнего мира,а также опосредованных значимостью (действие (и значИмостью (претерпевание, состояние),интегрирующее мир в деятельности и захватывающие первые два в деятельность внутреннюю и внешнюю, находящиеся в иаДнйствии друг с другом, можно выделить четыре явления языка, имеющие особуюприроду. Во=первых, это двойное означающее,ознпачающее\означающее, выражающееособую специфику языка как такового. В существе это есть идея, самообосовываемое значение, функция уоторого — преобразовывать мир в целом, роевращать его в Иное, поскольку он имеет языкоаое бытие, она действует в сознании как устойчивое образование, хотя и имеет и собственный генезис, и само порорждает означаемые и означающие. Ф существе это — знак, достигший автономии идаже аутономии и представляющий терминальное к наличному миру существование,его бытие, в частности бытие того, что еще нет в мире. Например, таким является идея трансцендентного бога, бессмертной дущи, абсолютной материи,господствующего независимого внешнего мира.Понятые толькокакобъект, предмет вне деятельностиЮтерминальносьт\. Они абсолютизируются и искажают сознание, стягивают его к себе и становятся его фесткими регуляторами, огранияивая свободу, которая и порождает сознание, и превращается в нем в деятельность. Их доминирование, а не принципирование — мдеологии, специфические искажения-отчуждения психика, психей и психики По своей природе идея представляется ясгой, отчетливой, очевиднойи совершенно понятной. Именно еа такие отчужденные мдеи ориентрировался Декарт, как на самоочевидности…Гл она производна, отчуждена и ограничена, есть абсолютизация и частичность формы, связанной с гегеилнией мира, для психика и психики очевидной, но только в этих пределах и как кажимости. Вообще же идея есть результат процесса идеализации, определенного действия, необходимого дл\ деятельностиЮ на этот раз и в особенности совместной, есть акт мышления на основе спонтанной, в том числе самосознающей как действие, ориентированной на внутреннее, активности сознания. Оно становитсягосподствующем на следущем уровне, здесь же представляет высшее в психике и психейе, поэтому доминирующим, результатом и основой синтеза, через который осуществляется деятельность сообщества и его связь с внешним, предметом деятельности. Она выступает в качестве не столько индивидуального, сколько совместногосубъекта и является таковым как противоположность, сторона противоположности, обращая предмет деятельности в объект. Вообще мышление психика кварторично, на пересечении противоположностей, что их обостряет, но и субъективизирует, но обращение отношений совместной деятельности требует всего лишь индивидуализацииЮ что обратной стороноцй требует персонализации идеи, что, вобщем, ведет к формированиюличностиЮ ре-форму ее из оснований, но часто ― к персонализации идеи в вожде. Другие стороны квадролога ― означающеебез означаемого (имеющее содержание в себе) ― артефакт, предмет искусства, близкого к хорическому как предмету чувства,Ю скорее―чувственногго созерцания,понимания, и означаемое безозначающего, точнее, свертывающее означающеевсебе―факт, предмет науки, паспространяющий в освобожденной форме тотемизм (и этику как свое существо) на сущности объекта как предмета,соотносительно стем,какартефактестьпродолжение анимации и обращенк существованию. Как натурфилософия от представлений о бестелесных божествах перешлок математике, божественности чисел―еще Проклпоказал, что числа есть боги, каксамоотносящееся едино-миножественное чвление,так и искусство эвлюционизирует к нефигуративности (включая невещественность), что выражает в чистом виде предметность (и именно ее)как математику всего сущего. Обаони входят в состав деятельности как работа и труд, как субъектное и объектное,от субъективного в существе,обернутого до объективного ― идеи и обращенногокобъектному,положенному в предметекак объект,обернутого в объективное. Последнее касаетсячетверьойстороны кварты общения какциркулирующей речи,изменяющей сам язык и сообществокаксо-общение. Это двойное означаемое. Оно есть акт. В нем и происходит и осуществляется творчество, для которого и в котором реализуются другие стороны квадриума. Но в пределах одной только психики, психейи, души как содержаия сознания,отношения обернуты, и откровенным (и в смыслеоткровения, втом числе и \бога\. И заменяющей его природы), как постижение, выступает идея,основанная в преодоление тождества,закона мышления,на единстве и борьбе прежде всего своих сторон, как искусство основано на отрицании рипмцания, самоосуществления воли, исключенного третьего, а наука — на соотношении количества и качества,исключенного третьего. Факт основн на преодолении\. Снятии (как и предыдущие) действующихв двух низших уровнях достаточного основания ―беспредельности творческой деятельности в отличие отограниченности становления внечеловеческой активности (в том числе ограниченной, отчужденной активности соматика.Отчуждение всегдаесть ограничениеи ограниченногсть. Акт порождаетслова и язык и использует их для себя, при всейкажущейсяаутономии языка. Акт как элемент деятельности раскрывается как акция и, в существе,раскрывается ккак филосоствование, не всегда раскрывающаяся в философии, как и идеализация, эстетизация и морализация. Обернутоесостояниеи превращает ихв предметность отвлеченную, разделенную, что представляет собой возвращение культуры ксебе\.но в опосредованном, специализированном виде, что превращает (призвано превратить) государство соматики в цивилизацию психими,оборачивающей закон силы во внутреннее егоограниченре- закон права и, глубже, свобод,которые не должныотрыватьсяот общечеловеческой чвободы, нбыть способом ее обогащениязасчет культуры. Как выяснил Блок, цивилизация первоначально означало переводдела из военного (вообще силового) вгражданское производство, что дает новуюсвободулбщества, однакочакстичное,общества гражданского,которое вписанор и опрается наобщественое кактаковое. Однако противоположность этадинамична, сила,социальностьвторгаются в гражданское,и частооказываются фактором взаимодействия цивилизаций,особенно с ослабленнойчеловекоуентричной культурой, чтос связано такжес различиями языков и уонфигураций идей. Особенно оасно отчуждение в психологическое, вавтоматизированную активность (что связано и с технологиями, применяющими человекак,вотличие от техники, применяемой человеком),не переходящую в акции внутри цельность деятельности как осуществления и основы человеческой чвободы,его видового качества. Интеграция разобщенных сторон оказывается на стороне психеи и души как пассивное,объектное осуществление ее действий. Идеи же,абсолютизируясь вследствие слабости самого политического и как способ, всееще несовершенный и отчужденный, воплощающий политейю в политике и власти,всего лишь средствах, в противовес разноречивому взаимодействию,выражается в политических идеологиях, всегда частичныхзасчет подчинения,аневзаимовлияния, идее,всегда частичной и упрощающей. Всего же возможны и сущестувуют, как бюудет показано ниже\. Четыре основные политические идеологии―от наиболее близкой к основе, социальная, основанная на абсолютизации развития социального (васпекте производства\. Доминирующего сейчасогбмена, распределения и потребления, что также влияет на другие идеологии и в политике представленакак политэкономия, эконмика, финансы,хозяйство,но в существе― социальные) и создание новогопорядка переворотом, консервативная, более связанная с наукой-этикой, полагающаяся на закономерное течение жизни и ее прогресс (находящаяся вкризисевсвязи с кризисом прогресса и социального дарвинизма),――либеральная, считающая,что сама политика,хотя и в современном, протворечивом,отчужденном кэкономике, виде (что делаеьеесродство сэстетическим) всерешит и общностная, от национальной до общечеловеческой, считающая,что идеи установят порядок. Это — аспект психического, психологически подчиняющ\егося соматическому, но восходящего уже кпневматическому, духовному,преодолевающему разобщения. Маркс спараведливо доказывает зависимостьидеологий (недиффиренциированных) от социального, чводя его классово-экономическому через социальную идеолоию, но переносит его на еще не слишком развитое духовное. Можно предположить,и об этом будут речь ниже,существование композитной идеологии, идеологии человека как врожденно свободного существа,от уоторой остальные ― отвлечения и абстракции,опосредованиячеловеческойдеятельнстью как правом свобды возвершющем всюдлительную историю завоевания прав ― правао на свободную деятельность. Нзовем эту сверхидеологгию «фриберализм». Психик,человек воздуха,актуалзирован какдыхание (вдутое самим Богом), «душание»,непрерывное и снабжающее,через кислород, кровь и всеорганы живой энергией,становящейся внутренним. Воздухсоздает определеннуюатомосферу, духовную в том числе. Воздух- естественная среда речи и общности людей. Он соединяет всё живое. Человек воздуха уже человекне столько хорического действия, водного труда\.авоздушной работы, в том числеработы профессиональной,всеболееспециализирующейся и отчуждающейся в активность, что особенно требуетсинтеза на следующем уровне.Иначе его покорять кондиционеры, противогазы,загрязнения и изменения климата. Работа всё более делает минимальным труд, но вовсе отменить его не может, как необходимую компоненту всякой деятельности. Именно влияние разделенного трудаЮ социального на работу, а также связанное с ним раздробление работ составляют основу редварительного, политического состояния того, что должно стать полимтейей, атомосферой совметно-распределенной леятельности, распределяемой политически в подчинении его общественному, политейному, но находится еще в отчужденном, преимущественно раздробленном состоянии и, часто, вотчуждении элитам, что также создает отчуждение, особенно характерное для истории России. Сознание при этом не только есть сознание внешнего, синтезирующее-анализирующе мир начала, проекта деятельности, но и традуктивное (Аристотель), что сказывается в господстве музыки, геометрии, математики, богословия, не меняющих своюстепень всеобщности при преобразованях. Они и становятся обращенными к себе, интенсиональными в отличие от экстенсиональнеых форм сознания, что не различалось методологически у хорика. Сознание становится спонтанным, что дает возможность для творчества, в том числе и его элемента, проективной деятельности (Гейдеггер, Сартр), но к ней далеко не сводится и имеет орудием, сводясь к форме.Поэтому возникающая на основе творчества ―а деятельность всегда является творчеством― мышление лишь с долей условности и огрубления, отчуждения в постижения природы, можно назвать формальным. В норме в нем доминирует согдержание.

Пневматика. Огненная стихия

Если предметом сознания является ближайшее окружение, обусловленное, часто абсолютизированное в «жизненный мир» отрицающий принципиальную терминальность,трансграничногсть любойдеятешльнсти, осогбенно на границе Иноо, что,содной стороны искажает деятельность,ставя вещь в центр этого мира («назад, к мамим вещам»; что характерно, именно вещи становятся «чвми», а сдругой — человек теряет своё свойство терминальности, неборязни и преодоления смерти в частности,жизни на грани и ганицевообще,что сатановится всё болеевостребованным), Для Гуссерля, особенно Гейдеггера, для последнего в алетейе стало камнем преткновения), то мышление преодолевает сознание и выражается в уме, лишь одним из приложений становится природно ориентрированный разум, что естьобеднение ума. Мышление выходит за узкие рамки «жизненного мира» и позволяе5т обобщать, что всегда было трудностью для феноменологов. Обобщение непосредственно развивается из конкретности хорика и с нею неразрывно, хотя представляет собой развитие интегративной функции психика, всегда ограниченной спо

собности к интеграции. Это есть ассоциация, доминирование временных связей. Они непосредственно основаны на ориентации, ориентационной деятельости (Гальперин) станов\тся способом существования и средством ассоциации и ее целью. Но происходит последнее при выходе за узкие рамки жизненного мира, в мир, изначально (до его искажений и отчуждений) как космос. Пневматика должна пониматься в том смысле, что космос есть дело духа, дело синтетическое. Под пневмой, дыханием, понимается не только и не столько дышание человека воздуха, сколько сила, соединяющая человека с космосом. В понимании пифагорейцев пневма ―дыхание космоса, одновременно и разделяющие егог, и соединяющее. Дыхание соединяет человека с космосом. Но космос открывается ему в другом измерении ― прежде всего ккк свет, начало огнистое. Огонь,как свет, дающий всему видимость,очевидность, организует огнистое, самополвижное и одухотворяющее начало в человеке, его сознании,как признак его принципиальноц всеобщности.Всеобщность выражается в целостности открывающегося космоса, отдельнгось (сходство) ― в наполняющих его явлениях, частным случаем которого являются отдельные вещи, и единичностью оказывается сам человек. В восприятии человека присутствует его перспектива «от себя», неудачно названная Флоренским «обратной». Она обеспечивает включение человека в созерцаемое, обеспечивает его уникальное место в космосе как самостоятельное включение в него. При этом происходит «оборачивание»; человек начинает понимать себякак носителя всеобщего, а не только «хорическоего», конкретного как единичного. Он стаовится конкретен. Как кдиничный. Но конкретность чаще всего выражается в отношении к обществу, как его конкретизация и, затем уже — космосу, как его конкретизация и конкретизация себя. При этом происходит становление «прямой» перспективы ― в уосмосе появляется конкретное вплоть до единичности. Парадокс разрешается созданием содержательных ворм особеннеого, что включает такще «вертикальную» перспетиву, взгляд извне, взгляд божественный. Он призван воссоединить противоположность человек и космоса. Каких общую санкцию неба, небес как всеобщего. Но существо человека ― его неостановимая деятельность, и возникает четвертая, синтетическая (как прообраз и существотрансдукуции) ― параллельня перспектива, определяющая путь человеческой деятельности (в религиозной и непоследовательной форме выражена даосизмом). Именно она и является источником и генезисом других перспектив, как предметная деятельность, в том числе предметная деятельнсть светового восприятия, зрения, сопорой нанеизбежное―ощущение―ощупление. Как ужеговорилось, неттакого рода деятельности, который бы в той или иной форме не былсязан с вещым, как вещная деятельность ―с идеальной. Вещь есть эйдос; идея есть существующий кК предмет эйдос. Поэтому вещь есть главным образом предмет, лимшь сводимый в отчуждении к вещи. Параллельная пер-спек-ива шотовит предметную деятельность и является ее результатом, поскольку не только соединяет иные перспективы (в акции предметой деятельности), но, тем же самым разъединяет их.Разъединенность мира, особенно при абсолютизации из космоса ярагмениов ― Бога, общества, природы, а затем и человеканеизбежны в развитии предыстории и должны быть преодолены в торжестве соединяющией различимо свободной творческой человеческой деятельности, ликвидации их взаимного отчужденияф, связанного прежде всего с первичной частичностью деятельности. Освоение мира идет прежде всего традуктивно (Аристотель), что подразумевает сохранение уровня общности суждений в умозаключе6нии так, что дедукция и индукция оказываются ее частными случаями, средствами формальными для ее содержания. Развитие традуктивности идет от представления о Боге как единстве космоса, от теологии как иеории божественной деятельности,отчуждающейся о конуретной человеческой всесовершенством, всвемогуществом и т.д. Но присутствует и человеческое сообщество,сообщество пользующееся языком (Синхронии, де Соссюр),говорящее.но главное ― переход от говорения к увартетного кчногообразию человеческой деятельнсти. Белый, Бальмонт, Малевич разработали теорию (и практиковалив поэзии) идею неразрывнгости словf Поэтому язык пневматика развивается, по-видимом³, не столько симфонически (Уарсавин), он оставляет человека в одиночестве, сколько полифонически, многозвучно.голосно даже предположить обосованную аналогию ладов полифонии, необходимой в многообразном, и вэто единеом мире в его космической первичнгости (искаженной затем доксографами) с законами полифонических ладов ― от гармонии натуральной ―любовной, смеховой ,ритуальной1(включая и труд как ритуал) и заупокойной; полифонические лады модального ряда, распределяющего всё многообразие мира божественного, природного, социального и человеческого по важности и значению, ими имеемым; ладов полифонии тональной (значимости) с выделением человеческого начала и начал, связанных с человеческими по тону выражения существования и ладов полифонии мелодической — по проведении единства и прерывности смысла\. Судьбы среди предыдущего. \последнее наиболее соотнсимо (не исключая прочего) с огнистой стороной человеческого существования в бытии, с началом смысловым,духовным…Собственно, Ветхозаветнеый Бог поступил двусмысленно, когда смотрел, ккак Адам нарекал, называл и наименовывал все сущее (что соответствует порядку развития языка) но опущенео главное ― осмысление каждого из сущего\.его отношение к человеку, а значит, и самим себе в раскрытии предыдущего (Быт. 1;18) и самого человека к самому себе, что и привело к неосмысленности грешности и равнодушиюк собственной судьбе, отстранению от \богна. Но полифоническое многолосье.звучье оставляет и отдельного человека, и вещь со своим уделом, что приводит ихк автономии, а человека дажекавтономии, суть которй ― осмысление (главный результат мышления\) себя и всего сущегокак идеальностей и идей, что порождает\ся смыслом. В аутономии обществ, основанном на отдельном человеке, так развивающим свои исконные личные качества, обращенных и на иные явления, вы ценности, руководители и результаты деятельности. Так формируется вертикальная пер-спе5к-тива, свет человеческого огня жизни, души,тела. Надо сказать, что «обратная» перспектива ведетк видениюкачеств,и своих тоже, выражает анимизм на новом уровне; «прямая ― соотносится с количествами, первоначально понимаемыми как боги (особенное), что характерно для платонизма,особенно ― неоплатонизма, что числа естьбоги,поскольку в них идеальное (количество) определяется идеальным) их обобщением, Прокл). Лишь затем выделилась математика как идеализация существующего. «Обратнеой» перспективе соответствует еще одна традуктивность ― геометрия (как преобразование преисторического фетищизма. Н и теологию в неотчужденной форме можно понимать как проекцию первоначалной, связанной прежде сего с предметной деятельност конкретной душевности на всеобщееи всесильное, кК параллельное в существовании с миром. В результате все проекции сводятся к деятельности рассудка, выделяющего внешнее более внутреннего, созерцание более, ченм деятельность,.отчужденной формы сознаиы, ориентированной на неподвижное более, чем на движение. Он и приводит к поэтапному выделению отдельных сторон первоначального космического мира м мир искажает\. Дажеотчуждает, мышление сводит к частному и внешнему, обедняет ум, искащает и реифицирует ценности, сбивает формимрующиеся на них цели. Традуктивные формы — теология, музыка, геометрия, маиематика, сами есть деятельности и их стержень, поэтому они и стягиваются как редоточия к деятельности наиболее свободной для соего времени, к наиболее бестелесному, духовному. И всякая деятельность руководствуется им, но в более всеобщей форме. Поэтому деятельность следует отнести не только к традуктивному, но и к трансдуктивному\. Непреходящему как наиболеетворческому. Если говорить условно, на аристотелевском языке, это уже эфич, но его следует понимать неотрывно от предыдущего\\\. Как огонь ума, несущий свет. Пневматическое ― это ― квинтэссенция человека, но неотрывная от его мниенции сенса, экзистенции\эссенции (они взаимодействуют) и выражают суть человека\. Которую, подобно схоластам, невозможно свести только к птой стихии, квинтэссенции, человеческой душе как субстанции. Субстанцией она являтся в своём самоопределении, самодвижении,аутономии и автономии. От первичного костра ― к обжигу, металлургиик пару, электричеству и электричеству\. Ядерному распаду сорхрняется преемственность огня. Но прежде всего в оценивающем человеческом мышлении и уме, носителе смыслов и синтезирующих ихценностей, ставящих цели, присутствует вечно живой огонь, пневма.Пневма должна быть живая, порождать дух по образу и подобию которого мы соворены, и быть дыханием жизни (Быт.1;7) Человек пневматики ― это уже образ, не только и не столько возможность, сколько деятельность, и потому он подобие (бесподобие) Творца, что сам творит деятельностью чудеса\. Включающтеьворение не з ничто (что есть только преживание), гл из нИчто так, что совершенствуется, обретает полноту своего существования само существующее, входит в полноту своего бытия, что невозможно без деятельности личности и личности как деятельности, формой чего и является образ. Выражением образа является мvф ― чтобы отрназить его универсальность как формы,наполняемой исторически разным содержпниеи, но всегда касающегося личности (даже если она, как в науке,отрицается). Лосев считает, что мир — чудесная история личной жизни, а без нее нет никакой дипскурсии, используя более кдачный термин Флоренского. Осуществленный миф ― легенда, воплощение личности в образ и даже преожолнгтн нго. Именно поэтому можно говорить о пневматике как «квинтэссенуии», что он из-делывает новое (в любой области) новую эссенуию,новое существование, преодолевает себя в деятельности и творит деятельностьв себе, то есть осуществлчет дело, анне только потребительное действие. «Дело надо делать ,господа, дело» (Чехов) Но оно всегда затрагивает и ценности,и хорическое. Опирающейся на хорическое, на плоть, посветленнуювысшим и его не потерявшим\. Как высшее частотеряет н7изшее и остаётся в безвоздушном протранстве, в костре инквизиции.

Соответственно можно считать, что арете (добродетели) элементарного человека нвиболеебыли развиты вантичной древности, но не только вантичном мире в узком смысле слова,но и во всех домонотеистических, домировых религиях, что соответствует земле — мужество, воде-справедливость,воздуху-сдержанность (что часто присутствует и в дыхательно-риторических и артистических практиках, включая исихазм и русских «воздыханцев»), огню — мудрость. Нажо отметить, что русские,каксамый земледельческий изнародов (о чем ниже) более всего укоренены в существовании, что означает,что прочие элементы не только не отсутствуютунего, но получают своюосновательность,основностьи целостность,в отличие от народовнеукорененных, витающих над»ничто» «небытием» или стремятся у нему (Индия). Отсюда- распространенная символиувчерного, как символа земли как начала\.зарождения, адама ветхого и нового., а не небытияРусский народ в особенности,и в преображаемой форме российский, есть народ наиболее земледельческий из всехостальных (о чем ниже),и потому наиболее укорененный в существовании ― пто обратной стороной имеет и вохможность цвести и всем остальным ступеням элементов. Опора на вещест-во (а не на изолированнуювещь) делает предметность системной, не только индивидной или только индивидуальной, не только человековидной, но и охваченной деятельностью и деятельностью целостной, то есть в существеличной,поскольку целостная деятельность есть,какбытие,основа и имеет условием личность разного уровня общности, хотя исторически до сихпор личностьбольшего уровня отчуждала\сь засчетличностей меньшего уровняобщности, что , что св\зывает его с одной из крайностей тоналностиЮ додекафонии, мелодичности одного звука, но это ведетт к верлибристике,как мелодике в чистом виде,соединяющей духовно разноречивое, что есть необходимое начало мудрости какпродуктадуховности и идеального, связи и реализацииустойчивыхидеаловкакосновная цель,так,что остальныегруппируются вокруг нее искажало природу России и пре6уменьшала изначальногсть еецелостности и личностности. Производные началаосуществлялись засчет не стольаффектированных эмоций и чувств, не слишком обезличенного сознания и мудрости,не оторванной в целом от основы и не отчужденной слишком в отвлеченный закон (чем грешитдуховностьЗапада) или абсолютизированные книги (чем гершть восток или фетишизированный Танах,что относит Ветхий заветк южно-северному, меридиональному,хотя и в резко дефетишизированном образе Бога. Малевич отразил симвр=волиуц земли в «Черном квадрате», что отражало новуючертув преемстве с символиуой цветаврусскойиконе –вней черного цвета нет, но он символизируетначало, почву, исток,зарогдыш, идею,границу старому. Квадрат на плоск4ости аналогичен кубу,наиболееустойчивому,платоновской традицией приписываемому по форме атому земли. Вообще геометрические фигуры Маоевич считал первичными идеями, как музыуц языув ф звуковом выражении — первичныс=м мышлением, что подводит к идеетрадуктивности Аристотеля о неизменныхв умозаключениях общностях, что пополняется идеями Хлебникова о числе и поэтичности математики и связи с цветом, видимо,также вэлементарныхформах — синем, красном, зеленом — традуктивных,если добавить черный. Додекофония как элементарная,но еще тональная мелодикаотдельных звуков напрямую феде. Отсюданедалеко до трансдукции, прирастании всеобщности (в том числе «всеобщего труда», Маркс,кактрудаинтеллектуального и в содержании идеального, где содержание доминирует над формой, с той разницей, что рирастание всеобщности основано на универсальности универсалий,собственно,единственныхуниверсалий сакмихпосебе, элементов творческойдеятельности,воснове не изменяющихся,аизменяющихи самопреодолевающих своесодержание, которое не только хдесь господствует над формой, но и есть порждение формы как саморазвивающегосясодержания. Оно пог форме есть идепльноеего содержание — опосредование идеалп т= и его плоти — Иного, что представляет основное содержание цельной свободной деятельности и реализуется в ней увуее бытие, что и есть реальность деятельностиэ Геометрика малевича с идеей первичных абстракций обратным ходом ведет к конкретности фрактальности,самоподобия, вычшими проявлениями которой считаются нерваная система\. Система кровеносная,легкие и мозговая кора человека. Но деятельность творческая,оборачивающаяся,роступающая есть наивысший ее пример, поскольку самоподобие здесь не столько фрмально,уподобие,сколько содержательно. Поэтому высшим проявлением архэземли человека земли есть его тело, расширенно понимаемое какплотьл.

.

Российское тело

Традиционно рассмотрение тела начинают с отличения его от вещи. Для российского, русского человека на первый план выходит их сравнимость, сродство, в частности, как начал деятельного бытия. Вещь прежде всего «есть», что вводит ее в сферу миръа. Она поэтому обладает минимальным мирским свойством, которое впоследствии приведет к пониманию ее как своеобразного, в иерархии бытия,»существа» существования.Она заведомо обладает, пусть ускользающее малой свободой, свободной существоания Она имеет некоторую «суть», несводимую к её к отчужденной данности, в своей крайности приводящей к отчужденной «открытости». Она есть некоторая суть существования, и поэтому она при-суть-ствует и есть в на-личности. Поэтому сенсуальное данное вещи не есть нечто случайно её определение, а выражение ее собственного, пусть еще предварительного, предпосылочного бытия. Бытие есть движение существующего; любое существующее есть движение, хотя бы для-себя. Поэтому на-личность есть «поза», которое можно понять как «по», способ существования вещи, так и её «за», скрытую связь в миръе и ответственность за нечто в миръе. Поза про-ясняет вещь как минимум тела, но минимум, лежащий по другую сторону разграничения, пока не проявится бытие, а проявляет его человек, носитель бытия в наивысшей мере. Но, как тело, он тоже имеет»позу»(как увидим далее — роднящую её с телом.

Способ существования–но еще не как существа, полагаемоего не собственным существом (животное), а «сутью», а как позы есть её «эст» («есть» по латыни). Так она впоследствии будет основой эст-тетического, минимального способа человеческого действия и общества. Эст есть её способ быть среди другого, её «жест», роднящий её с человеческими способами бытия, более высокими по самой своей сути.Наконец, вещь обладает материей, сенситивной данностью, хотя природа находящегося за сенситивным, «материальным» (Беркли, Ленин) вещества еще очень проблематична и вариативна. Наконц, вещь всегда охвачена стихией, поскольку всегда есть лишь часть существующего.

Можно предположить, что вещь имеет некоторый архэ, часть породившего её специфического движения, стихии, и является, в свою очередь, некоторым стохейоном, началом другого или сходного движения, и это — другая сторона его существования в качестве архэ. Эти начала взаимосвязаны, но истинный характер причинности таков, что тот минимум свободы — свобода существования или несуществования служит «призмой» в лучах причинных потоков и они никогда не распространяются монотонно. Поэтому существующая вещь неизбежно есть некоторое начало и некоторый конец (что впоследствии раскроется как эрос и танатос), а её специфическое движение порождает определенную возможность, в человеческой деятельности превращающуюся в динамейю, возможность. Таким образом, как данное, нечто дано как заданное, то есть один из предметов человеческого бытия; вне его рамок данное так и остаётся неданным. Заданное — условие раскрытия данности, поскольку задано бытие, а бытие, то есть суть существующего, должно раскрыться как заданное, как минимум, как загадка. Данное как данное — о (т)страненный, отчужденный тип отношения, безбытийственный, как минимум — без движения, а даже покой есть некоторое движение и без движения ничто существовать не может. В движении приоткрывается суть заданного.Поза и эст — откровение заданного, часть его. А оно откровенно от уже бытийствующего, от деятельного человеческого бытия. Открытость открытого не дает ориентира в отношении к вещи, и представляет собой чувственный мираж, призрак, фантом,- или, напротив, кумир, вписанный в мифологическую отчужденную систему, например, фетиш, суть которого внешняя, отстраненная от вещи. Вещь — прежде всего вещь, в аспекте её деятельной предметности, и лишь затем — объект, если понять его правильно, как усийное, эйдетическое основание совершенствования вещи — здесь объект выступает по-российски, как равноправный субъект в деятельности и порождает общее — из-делие, в том числе и познания или искусства, религии, науки философии, наконец. Данность — равнодушное соседство с вещью, выморочное состояние человеческого бытия, отчуждение. Русское на-лич-ие, личностное отношение к вещи проясняет ее при-суть-ствие и выражает заданность вещи, подчиняя им открытость через откровенность вещи человеческому бытию. На-лич-ное при-суть-стиве должны привести к внутреннему позы и свободного движения-эста, сути вещи, единству стохейона и архэ — веществу, что составляет в особенности для российского миро-воззрения, в основе гюлетического, саму вещность вещи. Раскрываемую в откровенности.

Итак, вещь — то, что на-лицо и при-суть-ствует в позе и эсте, явленна сенсом («чувством», если учесть вторичность и производность «чувства», как и «смысла» в сенсе, их заданность) и есть стохейон и архэ. Поскольку отличия человеческого тела от вещи неочевидны, то начать следует, видимо, с основы — стохейона (сокрытое), которая одновременно, во взаимодействии, есть архэ (прикрытое) не только тела, но и самих себя как таковой. Надо сказать, что в таком виде вещь еще не есть предмет сенса, то есть чувственности, поскольку она основана на сокровенном (а также прикрытом и сокрытом, существе и сущности), то есть сути существующего, и дано тольео как «ре», вещь в её единичности, ощутительной, а не материальной (понимая под материей минимум реальности, данность ощущениям в их взаимосвязи) непосредственности.С точки зрения реалиста, мате-реальное — некоторая «матёрая» реальность, а для русского это значит, что она связана с веществом, гюлетическим в вещи, что делает её «вещей», способной раскрываться в иных, более сложных реальностях, что и есть «независимое существование» ощущений (Ленин). Традиционный реализм и ограничивается таким, чувственным существованием вещи, потому не способен подняться до бытия, невещного, преображающего данность и видящего данность со стороны преображения, «деонтологизированном» представлением о вещи и основывает на нем свои спекуляции, особенно «спекулятивный реализм»; поэтому его спекуляции не могут превзойти бытие вещи, а значит, абсолютизируют её; «рес-ализм», или истинный реализм видит в этом только начало постижения и бытия вещи как в ней самой (ее «суть», способ движения как основу существования в пространстве и времени), так и во всех иных реальностях, не исключая и человеческую деятельную реальность, в которой вещь, «рес» открывается и становится основой откровения сокровенного и, как таковая, не сводится к открытому, которое всегда кем-то открыто и с какой-то целью. Сама вещь скрыта, прикрыта и сокровенна, что есть её бытие в качестве архэ иных реальностей, где она испольняет роль стохейона, дюнамейи человеческой деятельности, источника её архи-тектоники и со-сто-ятельности. Всё сказанное распространяется на человеческое тело не потому, что оно есть вещь, но потому, что вещь — есть человеческое тело в зародыше, его пребытии, предпосылке, предпосылкой здесь является и человеческое бытие, и его предпосылки могут быть рассмотрены как некое пребытие, с точки зрения уже посюсторонней разграничения вещи и тела. В равной мере, как уже отмечалось, это относится к а-летейе, «немертвому», хотя всякая открытость есть сторона закрытости и имеет определенную реалию –как? где? когда? что? Немертвость именно имеет смысл преемства человеческого бытия существованию вещи, но такому преемству, которое оборачивает себя в иное и, как иное, есть откровенное вещи. Но откровенное всегда пытаются подделать или недомыслить, единственный критерий — участие в человеческом деятельном бытии, когда оно обращается, но не возвращается к существованию. В то же время при-суть-ствие есть часть при-существления, обратной стороны прикрытого, и на-личное — сокрытого в его массовой форме «раз-лич-ения» (ср. с «различием» Деррида), но человеческое бытие остаётся сокровенным, сокровенным в России.

* * *

По могуществу и вездесущности стихии (стохейон) бытия, природы в частности, беспредельны. Безгранично всесильное проявления естественных возможностей универсума. Настойчив произвол природного в рамках причинности; безмерны противоречия и разноречия сил и стремлений космоса. Один только может управлять и противостоять ему — человек, часть этого космоса, его ничтожная песчинка, частица, во всём ему подобная на первый взгляд. И в этом заключается глубинный парадокс. Бытие противостоит бытию, укрощает его стохейон и кладет в архэ своей человеческой деятельности, своего бытия. И если до сих пор борьба со внешним считалось господствующим во всей Ойкумене, то сейчас главенствующим становится вопрос о гегемонии собственного бытия человека над онтологически предшествующими типами бытия. Именно в освобождающейся от пут зависимости прошлым тысячелетием своей историизаключается пафос человеческого бытия, новый этап его главенства над истекшей историей, принесшей ему заметое владычество над природой. Непосредственно это выражается как эмансипация собственного тела, главного орудия деятельности человека; оно всё более заявляет о своих правах, правах телесности как суьъекта труда, правах на свободную деятельность, лишьстороной которой является подчиняющийся необходимости труд.Поза человека составляет его смысловое ядро, это занятая им поза по отношению к универсуму и впервые утверждает предпослыки его собственного мира. В этом заключается его эст к универсуму. Поза его подвижна, чем проявляется его собственная свобода, свобода тела, преодолевающая свободу быть, зародыш всякой свободы и ее непременное условие. Вообще всё, касающееся тела, есть вопрос о существовании, и человек достигает за внешней данностью суть вещи, раскрывая её как предмет. Первичный эст, раскрывающий существование как смысл (здесь минимальный, но и все более широкие олицетворения с общностями и саморазвитие выражается как смысл). «С-Мы-сл» полагает человека данного как особь, имеющего нечто с «мы», что, как мы уидим позднее, особенно отличает россиянина от индивида-западника (Оксидентала) и индивидуальность Востока (Ориентала). Особенность позиции человека в условиях сути смысла — его осуществления как человеческого существа, и это относится как к позе (далее раскрываемой как тело), так и руководящей им деятельности (развертывание эста). С-мы-сл имеет еще одно значение, далее по нарастающей принимающее всё большее значение — к «мы» относится и сама вещь, приобретая при этом форму объекта, имеющего субъективные качества, поскольку он сам становится предметом деятельного попечения человека,- этим россияни отличается и от оксидентала, считающего объект низшим уровнем существования. «за» сенсом (се-мы читаем как «это», так и употребляем, в отличие от англосаксонского понимания как «смысл», полагающего смысл первее материи, ре вещи и всей предметности), и от ориентала, полагающего господствующим объектом традицию, божество, нечто сверхчеловеческое, которое, несомненно, существует, но как человеческое, что характерно для России в отличие от «сверхчеловеческого» по пероснификации оксидентала и сверхчеловеческого по субстанции ориентала, и «сверхчеловеческого» как сверхъестественного у меридионала (южанина, подразумевая и северные первобытные, предисторические народы).

Это — первичное откровение вещи в котором, как во всяком откровении, встречается сутьь и открывающее не только и не столько его, сколько себя. Будучи рассмотренным как предмет, вещь становится объектом эста как движения; эст открывается как жест. Не составляет затруднения видеть, что такоетребование трансисторично, но сложились условия для освобождения собственныхтворческих сил человека, и они проистекают из способностейе его мыслящего тела. В позе (по-за) смысл совпадает, точнее, поглощает значение, но различие это открывается уже в первичном эсте, жесте, флективном, направленном к себе, действии, направленном на присвоение (в особом случае россиянина руководимом по-имением, опосредующем не только потребление, но и способы совместного делания своим) и потребление. В допоступательном случае значение предмета еще не выявлено отдельно и осуществляется лишь как специфика жеста, его целесообразность и ориентированность (Гальперин), и это — элементарный деятелльностный акт. Но деятельности еще не хватает его существа и сущности, а значит, и суть его зачаточна. Деятельность сведена к действию, и им ограничивается. Таков жест флексии, движения к себе, захватывания. Теловек действует по закону смысла –для-самого-себя, то есть по позе эста.

Всёё это делет проблему тела особенно острой и сталкивается с вопросом — способен ли человек, его тело, куниверсальной деятеьнои, в конечном счете, по зконам красоты, добра и истины. Мы считаем, что именно человек,его плоть, персть и прах (подразумеая под этим отелесненное вещество) как воплощения и зоны претоворения космическимх сил сами есть мерила красоты, добра и истины и всё ещее подневольный (под действием необходимости) труд придают отчужденные формы и телу, и труду. Особенно замето это России, где действуют два ряда причин — погруженность в природную стихию праха , вещества (а не ре, материи),(а в России природная стихия, под господством земли, как наиболее теллургического общества, о чем ниже, ближе всего телу, чем в любой другойстране мира), вынужденная приодой озабоченность телом (в том числе в наследии земледельческого общества), и крайне высокая по этим и иным, в том числе историческим, причинам социализация плоти, с одной стороны угетают человека, с другой — показывают меру его сопротивления этим силам и способости его творить по законам природы, общества и человека, то есть красоты, добра и истины. Они здесь осуществляются по преимуществу не «после» удовлетворенных перых потребностей, а наперекор неудоветворенному, и онтология российского тела, тела плоти, персти и праха выражают первичный — исторически, логически, симфонически (полифонической) и аутически — аспект российского человека, его отошениек красоте, поскольку тело именно и имеет непосредственное отношение к природе, и исторически отношение к природе есть исходное (язычество), и симфонически тело есть ткань природных сил и веществ, сложносотканная материя бытия, и аутически, поскольку именно оно, своим самраскрыием, становится осовой для сех иых свойств и качеств человеа и общества, если подходить полфонически, гомилетически.Прах как тело в России — элементы, агрегации,персть — состояния — инстинкт пищевой, половой, безопасности самореализации. Российское тело не не подавляет инстинкты, оно направлено на их реализацию в реальности и служит их условием напрямую, а не косвенно и «вобмен» на полезную деятельность и под этим условием, как это сложилось в иных цивилизациях; такова специфика земледельческого общества, а Россия — практически единственное земледельческоеобщество по существу. В равной мере и отмеченные нами положения тела — флексия (прах, плоть), способность произвольно изменить положение органа, дефлексия (персть, воля) — произвольно придать ему инее положение и рефлексия (плоть, мощь), произвольно использовать гибкость органа для оращения себе на пользу в свободном режиме и не отрываются друг от друга, а восходят к знакам, понятиям, символам, что (не всегда явно) лежит в основе рефлексологии (Павлов), науки, способной найти решение психофизической проблемы, неразешимой в условиях репрессивной культуры ориентальца, оксидентальца и меридиональца. Реальность человека меньше зависит от реификации, овещнения, если сознание, носитель отчуждения, менее отчуждено, например, направлено на реализацию, а не только конфоронтацию, есть выражение внутреннего, как плоть, в которой осуществляется и внешнее, и внутреннее. В целом можно сказать,что народы четрех стран света, хотя часто и свободнее во внешних, публичных проявлениях своей активноти, но более сжаты, скованы,репрессированы социальностью, моральостью, легальностью, производительностью., чем россиянин и в подавляющем свом большинстве не видят в сковывающем орудия освобождения, тогда как россиянин более свободен сам, как личность, но ему не хватает необходимых средств актиности — а именно он только и знает деятельность как форму выражения свободы, а не активности, всеголишь как средствадостижения целей,- поэтому внешнее угнетение часто зонамеренно поденяет ему средства, канализиря деятельность в произвольном направлении. Добавим кстати,что ленинизм и большевим немало сделали для социаьной науки, часто чисто практически вявляя закоомерности социальной деятельности особенно среди масс, в своей социальности сведенных («массы») к почти чтотелесным потребостям и отпрвлениям (о чем ниже).

Вообще отмеченные проблемы связаны с тем, что в России культура тела мало связана с репрессивным психологическим аппаратом, что, с однойстороны,налагает отпечаток некоторой «некультурности», а с другой — ызывает репрессии политического характра. «культуркапф и т.п.Однако можносказать, что в целм культуратела российского человека во мноом предвосхищает её у эмансипированного от репрессивной культуры человечества, хотя влияние это должнобыть взаимным — могие выработанные репрессивных культурах формы являются способом разития человека и разрыв россиянина с ними не столь широк, как кажется. В целм же российский человек ближе к телесной социальности античности; для него важна поза, жест, мимика, что нередко ызывало обвинения со стороны европейцев в «византизме»,»азиатчине» россиянина, хотя в действительности это были самостоятельно выработанные социализированные телесные пластики.

Тело в его непосредственной данности праха земного только по видимости ораничивается кожным покровом; в действительности оно сплетеноиз всех космических сил и веществ, в потенции включает их все, хотя в реальности составляет только часть — дабы тем более господстовать над остальными. Поэтому тело следует понимать универсально — как единое тело универсума, лишь одна из выделенных частей которого — плоть (космическое), персть (социобиологическоеначало) и прах (вещественное) человека, с-плоченное, соединстленное органическое единство сущего, для господства над инм обладающее волей, преодолевающй боль воздействия внешнего и претворяющую ее в в волю господства как волю свободно распоряжаться своими силами и мощь, способноть телом своим, умножая его силы орудиями, покорять силы природы. Но и плоть — не всегда отдельное тело. Прежде всего, она — «сплоть» органов, далее она — незримое единство человееских тел в их протиостоянии комосу и, наконец, эрос, переплетение не только рождений, но и смертей. Плоть, таким образом, сочетает всё тленное в живое единство, расчлениемое лишь внутренне, и потому нетленное в существе. Флексия особи как особности (в плоти как общности) реализует первичную свободу существования — свободу тела, и создает возможность для превращения стохейона (любой природы, вещного) в архэ и совершает шаг к созданию из-делия, действительного мира человека. Однако флексия еще не характеризует только человека; для этого необходимо развитие действия и раз-лич-ения значения и смысла в их сложной связи. Пока что они соединены в сути вещи, и этим характеризуется плоть человека, которая, для россиянина, первичнее и значимее его узко понятого органического тела. Без плоти его тело есть прах.

Плоть

Прежде всего, человек—плоть изначальная, исконая, сотканная из тех же самымх стихий, веществ и сил, что и космос. Она дерзко от него отделена, ему противопоставлена. Выделенность эта основана на способности человека сосредотачиватся, объединяться, с-плачиваться вокруг собственного ядра: праха (тела), души (персти), главное — духа, основы самостоятельной жизни,— и становиться плотью («сплотью»). Наглядно это выступает как Человеческое Тело и совокупное тело Человечества. Оно способно противостоять силам космоса (на что западная вселенскость способна только непрерывными действиями и нагромождением технологий) внутренним единством органов и организации, сплава души и силы духа, их более совершенным составом (по крайней мере, во время жизни), чем все стихии: природные, социальные, психические, духовные; взятые вместе и порознь. Побеждая внешнее за счет более высокой внутренней организации, гармонии органов, тело способно противостоять космосу как сила, сравнимая с ним не столько по могуществу, сколько по подвижности, «неуловимости», способности найти собственную «геодезическую линию» в безбрежности «мировых линий» вселенной. Поэтому человеческое тело есть микрокосм, в котором действуют собственные стихии — преображенные стихии макрокосма; в теле присутствует « хаос», выступающее как прах, собственное ничто тела — использование и преображение элементов макрокосма, результаты которого употребляются телом, и это не только физиология, но и духовное преображение всего космоса. Российское тело отличается большей одухотворенностью, в отличие от тела технологической цивилизации, где господствует интеллект, по существу общий человеку с высшими млекопитающими. Дух в последнем случае выступает как важная сторона интеллекта, но тело для него является скорее орудием орудий, что налагает на тело функции универсального приспособления, хотя и высшего по совершенству.

Макрокосм не исчезает с появлением тела. Напротив, даже закономерное и известное в нем таит опасность и сокрушительные угрозы,оформляясь технологически, сохраняет власть над человеком — наперекор самовластию последнего. Внешнее в целом оказывается хаосом по отношению к микрокосму: необходимо их взаимоустроение и взаимопроникновение, что осуществляется через основу действия — ощущения, фундамент иначе безосновных (несущеествующих как самодвижные начала) души и духа. В них весь макрокосм представлен человеку не как непосредственно, жестко и жестоко действующая сила. Появляется возможность воспринимать его как мир, идеально, еще до того, как он проявит свою матереальну мощь, с одной стороны; и осмысливать такие явления, которые иначе не воздействуют на тело, с другой. Многообразие восприятий космоса, а главное, мате-реальная (что особенно важно для оксидентальцев), смысловая, то есть вещественная (как у русских) и традиционно-значимостная (ориенталы) подчиненная действию человека, компонента отношений с космосом, превращает космическую среду в мир, что зависит от совершенства тела и совершенства способов манипуляции им; последние, по-видимому, у человека достаточно высоко организованы, чтобы осваивать космос во всем, или почти во всем его многообразии. Однако достижение мира всегда частично, исторично, конкретно: бытие-вмире- всегда есть страдание, и основой бытия человека является фундаментальная опора человека — его действительность, которая теперь становится не способом выражения «а в действительности», а способом человеческого бывания –деятельности, в отличие от действий (отчужденная и абсолютизированная форма существования — и именно существованием, не существом озабочен западный человек) и актуализации бесконечнх ритуалов Востока. Гипертрофия нтеллектуального ведет к слабости миро-воспириятия, к склонности во всем видеть среду обитания, что противоречит назревшему во всем мире повороту к духовному — несловесно только понятым высшим ценностям, − повороту, который Россия совершила в глубокой древности и готова завершить его, свершая вновь. Искусство превращать срадание в наслаждение (без излишеств садомазохизма, что присутствует как опасность абсолютизации) есть искусство космическое, унаследованное русскими и созданное ими самими на основе эллинского прецедента…

Техника — ничто без энергии, и именно последняя становится все более значимым началом в технологиях. От силы человеческих рук энергия отличается, прежде всего, своей космичностью — это освобожденные из связанности вещами (сочетаниями стихий) стихии огня, воды, воздуха, земли. Они способны преобразить мир в соответствии с замыслами человека. Если обратиться к исходному пониманию слова «энергия» — то это вообще способность, поэтому не только силы природы, но и способность их воспринять и их модифицировать является энергией, мощью. В целом энергейя как действительность возможностей его, — важнейшая составляющая этоса человека как исходно живого существа — другими составляющими является динамейя, в отличие от энергейи, возможность вообще; деятельная действительность, осуществление и реалии=зация энергейи. Это — преодоление смертности человека и преображения тела в плоть, которая уже смертна не как тело, а как плоть. С исчерпанием ее энергей и динамей.Можно сказать:»человек сам смертен», что после оборота человечества превратит смерть человека в сознательный акт окончания жизни. До сих пор ими были лишь «терминалы», которым эросное мировосприятие противопоставляет маргиналам и «централам» хватающимся за отчуждение и его воспроизводящие не только для других, но и для себя. Иными словами, в этос человека входят «наперекрестье» энергейе и динамейе и в преодоление бинарной оппозиции в пользу самой позиции, которая неперывно порождает свою и иного оппозицмиию) и ее самодвижения, «эрос» и «танатос». В речи человеческой, которую не смогли понять как оснрву человеческого в истории и географии ни Гуссерль, ни Деррида (см. «Голос и феномен», где речь остается идиомой), они проявляются как возвышающееся, приходящее, «пойэма» и преходящее «патэма». Но в изначальности, которая требует уже не терминов, но терминалов, то есть не разделения, но соединения разделенного через искусство стояния на границе (К чему призван зарождающийся в России Живаговский человек, о чем ниже), мы можем открыть неиссякаемую пойэму, пойсис всего человеческого бытия, даже, подобного Иисус Христу воплощеного как Слово, что только средство человеческого бытия в его прирастании и самопреодолении «человеческого, слишком человеческого» (Нитче, хотя здесь надо прелостеречь против видового понимания самопреодоления человека, но как Обращения его к Себе), космично становится опорой для вечного расцвета его. Для этого человек должен развить свои жесты до деятельности и научиться по-ступать самостоятельно (а не вынужденно), обращаться к себе и преодолевать себя. Однако, не следует отчуждаться даже в космосе — исторически это отчужденное представление и в данномтексте означает лишь первую ступень Оборота человечества к своим истокам. Именно замыкание в исконности, животных предпосылках и первобытных формах отчуждения заключается трагедия предыстории и ее призвание — их преодолеть

Поворот России к высшим ценностям связан и в дрвности, и в современности, впрочем, как и для всего мира связан с необходимостью «обращения» от тела к праху, персти и,через них, к плоти. Плоть есть эросное начало, начало любви,- в отличие даже от довольнотипичной ненависти к оружающему миру,- переживания и дейсвтия в контексте вего многообразия телесных проявлений космоса, аслаждения космическим как своим телом. Даже способствующие этому органы чувств способны преобразиться в свособы эросической сязи с универсумом, особенно с человеческим униерсумом и средства производства, технологии могут стать эросическим органом человечества кК единого целого. Тело же, выделенная исторически часть плоти есть носитель страдания, танатоса; вся его история есть история боли и избегания боли. Частичное всегда ущербно. Однако тело есть носитель потенций, возможностей, дюнамейи, подвижного начала, и само это подвижное в дюнамейе естьпреодоление танасического, хотя и за счет его умножения — усталости, старения, отвращения к жизни.Тело страдает, плотьнасслаждается. Плоть, даже в единином явлении кК отдельная плоть есть начало эросическое, энергийное, плодоносящее и нельзя приносить его в жертву телу, началу потребляющему, разрушающему, дюнамическому. Единственное оправдание телу, дюнамейе в том, что его активность, часть деятельности, привносит новее возможности в торение.(вос)производит человеческую активность, иначе невозможную. Современный человек, по-видимому, достиг такого уроня дюнамического (ключая и природое) господства, что способен обратиться вв эросическую плоть, действующую, трудящуюся энергейически не столько ради продоления своегосуществоввания, но и дя космической радости прибывания бытия и своего собственного, и сего сущего. Иное дело, что совокупное тело скапливает дюнамические ресурсы ради всё большего производства «скорби» (Деррида)Таков удел танасического по своей природе капитализма, «с-капит»ализма», торжеста накопленного, смертного, оскопленного, над торжествующй красотой эросического, всего совершенства которогомы еще не знаем. Будущее России — жизнь в радости, и это проистекает из всего сокровенного ее — и всего мира — поворота, надвигающегося и уже происходящего. Обращении к жизни через смерть, терминально.

Возникновение дистанции в отношении к космосу, мира, обратной своей стороной имеет необходимость действия по дальнейшему «обмирщению» космоса для его дальнейшего освоения в целях собственного существования человека и совершенствования, создания, восстановления и развития духовного — высокой степени организации, дающей возможность воспринимать мир как нечто целое и как нечто существующее, по существу, творящее его как окружения тела. Обмирщение космоса было необходимостью в истекающей предыстории человека; достигая онтологической зрелости он должен действовать свободно, воплощая все истинное, красивое, доброе, что только возможно в мире и помимо него и, главное, своё собственное, если он не отчужден и не частичен. Тело тоже не может быть отброшено в сторону, это не телесность как функция языковых практик и это не «практика», порабощающая человека, персть — это необходимость свободы для свершения человеческо предназначения. Пред- назначено оно может быть четверояко — Богом, природой, обществом и, наконец — это глубинное и изначальное — самим Собой.Танатически тело отстраняет окружающее, полагает дистанцию — миръ,- тогда как эросичесски, как плоть, человек включает в свою целостность и неогранические орудия, прах, преращаяих втело совоупного человеа. Однако такая позиция таит опасность отчуждения в гюлетического человека, но осознание себя в своей особности прахом перед лицом универсума, общества, себя самого (а в предварительной и отчужденной форме — перед Богом) преодолевает гюлетическую настроенность и позволяет развиваться частным способностям — исторической преемственности и сенсу. Не только физически, но и духовно, человек призван эросически включить всё сущее. В России, с её неотстраненостью от праистка — космоса, человеческоетело воспринимается не как телесность, а именно как плоть, в которой возвеличены, пееведены на новй уовень, просветлены и прах, и персть, как оплотненная конкретность космического, ными совами — гомилетически, как диалог сил природы, космоса и чеовека.

Господство над мировой средой не отменяет всесилия космоса; его силы продолжают действоватьть в мире. Действие может быть направлено на утилитарный интерес в широком смысле слова, на поддержание физического (и духовного) существования для творчества — бытия — физического и духовного в первую очередь. Действительно, условием утилитарного действия и его следствием является неутилитарное, целостное освоение мира, осуществление и удовлетворение потребностей духовных сверх необходимого для действия, интеллектуального минимума. Понимание мира и его истолкование как целого, пронизанного космическими стихиями и силами и человек в космосе неотменим и незабываем, проникновенность его человеческими уилиями и отношениями, неотменимы и незабываемы, — бесспорная предпосылка правильного фюсического воздействия на него в целях совершенствования собственного существования как тела мысли о мире. Однако недостаточно только мировосприятия, но необходимо и понимание, переживание достаточно гармоничного (через борьбу) отношения микрокосма с макрокосмом — нередко через мезокосм (общество и технику); и мировосприятие, хотя по значимости и вторично к существованию тела, но это то вторичное, которое становится первичным, ведущим, значимым — и имеющим потому фундаментальный смысл для человека, не ограниченного бренным существованием в природной среде. Это дано не только первичной интуицией, не только пониманием и объяснением — три исторически и логически последовательные формы отношения к универсуму,− но и постижением, открытием своей судьбы. Существование тела коренным образом зависит от его бытия и в себе, и для себя, и в собственном ином (в духе), и это — важнейшая черта онтологии тела, по существу — регионального способав первую очередь — российского. Одухотворение тела — насущная потребность всего человечества, как и поворот к одухотворению всего космоса, непосредственно открытого именно в России. Онтология российского тела, по существу, — региональный способ действительности тела. Но он проникает и глубже,- для россиянина челоечесто — не отвлеченное множество, а некая реальная целостность, что лишний раз влияет на распространенный миф, что России до всео есть дело.

* * *

Онтология каждой из сфер существования универсума автономна, зависимо-независима друг от друга (на что указывал еще Николай Гартман), но космическое бытие связано с духовно-космическим, природное — с душевным объективно, эстетическим; социальное — с этическим, душевным субъективно и индивидуальное — с телесным, и идеальным. Тело не лишено всеобщност, плотского начала,но нодано как идеальное и идеал и, ак таковое, составляет сознание человека. Однако сознание это поглощено вещами,особенно у оксидентала или богами, как у ориентала; плоть здесь томится в теле. Так люди этого типа оказываютс не вшедшими из первичного («юго-северного», меридионального) отношения к плоти как «могиле души». В России тело пререживается как то, что «обречено могиле», но только оно; плоть по существу бессмертна, «растворится в мире» (Толстой), что характеризуется и российским понятием о святости, а душа понимаетс как отношения к мiру (Пастернак). Будущее ставит вопрос об интересе к микрокосму со всеми его вторичными наслоениями природного, социального, телесного. Духовная, душевная объективно и субъективно, телесная стороны онтологически реального разделены абстрактно; в действительности они пересекаются, и телесно-онтологическое — самое простое образование в ней, не говоря уже о том, что в мире этом все телесно, даже малейшие проявления духа, так как дух — ничто без движения телесного, то всё же и телесное есть проявление духа,— таков принцип реалистической онтологии, не делающей различий ни перед чем сушим— ««всё реально!» Реально прежде всего не вырожденная телесность,не обиологизированное тело, но плоть, соединяющая в себе тело, душу и дух. Поэтому в реалистической онтологии наиреальнейшее — это действительность. Типы онтологического господства, до сих пор, как это уже видно, ведут от духа (преисторическая мифология) к душе (в особенности язычество и христианство), телу (Новое время и его распад) и, дальше, микрокосму, понимаемому как воссоединение на новом уровне и преодоление частичности истории и географии. В целом на поверхности проявляется деградация: от духовного — к разумному (сторона духовного), далее — к рассудочному, затем к сознанию, ныне — к самосознанию (что актуально в современной глобалистской неразберихе) и, далее, к Само сознания, что свидетельствует о развёртывающемся воссоединении человеческой истории. Конечная действительность — человек в его самодеятельности, действительности и будут преодолено отчуждение человека и региональные онтологии как наука об отчуждении.

Плоть россиянина отличается от тела оксидентала тем, что она — личностная, всегда чья-то плоть. И человек отвечает — не только перед собой, но и перед другими и за других — за свою плоть. Не случайно именно в России осуществлялись особожестокие репрессии по отношению к телам челоевеческим; сама плоть была носителем человеческого начала.Оксидентал владеет телом как собственник и печется о нем, как о рабочем скоте; россиянин — соработник плоти, как части космических сил и они — в одной упряжи. В целом современное состояние «обладания» телом моно характеризоать как рабовладение — более или менее великодушное. И только россиянин сотрудничает телу личностно, как воплощению космических сил. Он ближе новой классике, вопрос о которой стоит с особойостротой после модерна, постмодерна и модерна посмодерна, — это классика личностная.

Классика предстоящей эпохи — личностная, космическая классика, возвращение человека к себе обогащенным всей историей человека. Её существо −− свобода над всеми прочими исчерпанными типами классики, образцов для подражания и парадигм действия людей, что означает и внешне классическое «стояние» человека — рядом и наравне, под вилянием и преодолением этого влияния любого явления жизни и бытийственном творчестве всего сущего как соразмерного человеку и человеком же полгаемого в основу своего бытия.Можноыделить классику античную — соответствие человека космосу; патристическую (незавершенную) — соотвтетствие человека Богу; Естетственнонаучную — соответствие мира самому себе; Немецкую — соотетствие мира человеку; русскую (литературную и философскую) — соотетствие человека миру. Последняя, предстоящая классика (минуя детали) — соответствие человка самому себе. Но, парадоксальным образом, основа, соответствие человеа самому себе, будет постоянно преодолеваться бытием человека как собственной действительности, включая, как моменты, все другие кассики. Именно в этом, хотя и частично, исторически и заключается классичность в человеческой истории — классичность античной культуры времен Перикла, классичность Отцов церкви,.классической механики, классичность классической политэкономии и классической немецкой философии (не обращающей внимания на человека), классической русской философии, классического марксизма, и, допусимо или нет сказать, классичность феноменологии, вершина которой приходится н неданее время. Личностная классика —соразмерность человека себе как носителю беспредельного духа, личности. И сознание ее — самосознание не только в существовании в наличном, но и в задачах будущего, создание собственного, личного мировоззрения и судьбы. Здесь философия станет опираться на саму себя , как познание Само, и вынесет в историюисторию все нужное, все частичное, свои преисторические формы в мифологии, религии, искусства и науки.Здесь человек станет на самый край своего существования и обретет бытие, преодолевающее само его существование, даже тело — в бытии. Именно с опорой на переосмысление своего тела как плоти начинается — и уже пре-похапоха, классическая эпоха Отцов церкви, классическходит преобразование души и духа. Поэтому вопрс о плоти, а не о отработавшей свое раблезианской телесности, становится в порядок дня и онон обязательно переживаетсяпереживается на актуальной грани существования и несуществования, в том числе человечества, планеты, России) — но достаточно, хотя и не вполне поставить вопрос философски — каждому из еще оставшихся человеков среди одержимых и призраков, хотя путь этот не закрыт и для них — через свою одержимость и призраность и их преодоление. Словом, минимизаторское понимание человека как телесности в ее обреченности вещам должно быть преодолено. И в этом — коренная задача России. Плоть — едва ли не самое важное в ее сокровенности и самой сокровенности.Именно для России характерна ориентация не столько на тело, сколько на плоть, соединяющую в себе тело, душу, дух при главенстве духа, — прах, персть и плоть.

Со становлением человека, его выделением — никогда не полным — из космоса, сама деятельность становится ценностью. Действие в первую очередь создает более прочное, иногда слишком прочное, единство человека с облекающим его космосом — мир человека как природного существа. Захваченность одним только миром,— без связи с космосом в его тайной противоречивой гармонии, выражающейся в разноречии природного, душевного, духовного, что признается всеми философскими концепциями хотя бы в потенции, — означает упадок человека, его обреченность открытому и удаленность от прикровенного (социального) и сокровенного (духовного). Такая ситуация есть его безбытийственность, обреченность существованию в одной только плоскости и деградация всего его существа к задачам поддержания хотя бы минимального достигнутого уровня существования. Вопрос о человеке, многими полагающийся как способ сопротивления, оборачивается как вопрос о том, как его заманипулировать совсем.

Онтология тела ущербна без онтологии души и духа, не только служащих телу, но и возвышающих его и самих себя. Отсюда — наблюдаемая во всех культурах тенденция к углублению во внутреннее, сокровенное и внешнее, откровенное; отсюда — не имеющие непосредственного утилитарного значения действия и деятельности: ритуалы, искусство, непринужденное общение, свободное творчество духа, души и тела. Единство микрокосма и макрокосма утверждается в борьбе; уменьшение (но не исчезновение) хаотической компоненты (компоненты творческого ничто) в разноречивых отношениях того и другого, — важнейшая тенденция; она имеет предел и есть лишь начало разноречия и противоречия. Парадокс, абсурд и являютсяявляются мотивом, движущей силой и стремлением упрочить самостоятельность каждого живого существа, раздор и единство макрокосма и микрокосма в соединяющем их мире человека.

Тело, имеющее ощущения и производные от него способности и действующее в макрокосме как микрокосм, которые соединяют в себе мир мате-реальный, в зависимости от ситуации вещественный, душевный, или духовный, и есть плоть, − тело, руководствующееся не только своими потребностями (вещественное) и социальными интересами (душевное, родовое отношение к миру), но и духовным отношением к основам мира. Потребности возникают как результат высокой организации тела, непрерывно как бы растворяющегося в космосе и кристаллизующегося из него; ощущение понижения организованности выражается в переживании собственной и мира ущербности. Собственно, сам мир есть ограниченность, самоотчуждеие (остранение) человека.

Вопрос об орудии со всей остротой ставит вопрос об исходном даже для тела — о человеческой свободе, имеющей исток в свободе тела. Свобода просветляет тело до плоти, а не плотности. Тело ограничивается от внешних влияний, в нем обнаруживается душа как человеческоечеловеческое качество жизни и самовитое в том, в чем он пребывает — социокосм. Он всегда конкретен и формация души становится самовитой, когда душа, прикрытое и прикроенное, своим самодвижением ее преодолевает в свободе воли, и это — преодоление душевного –дух человеческий, сокровенное. Свобода тела, в которой она проявляет саму себя — это три фазы не только действия (на западе подмененного латинизированным актом и бесконечной активностью, лишь таящей в себе — и то только вероятно — поворот к деятельности) но и самой деятельности. На западе человек — только возможность, всеми силами цепляющаяся за жизнь, русский человек привык опираться на собственную деятельную действительность, и ныне в России происходит потаенное движениедвижение перехода от имперской и социальной вестернизированной «активности», поверхностно захватившей ее народ, к действительности самого бытия. В России сё еще слишком много «свободы для»(Фромм), и мало свободы «от», не говоря ужео свободе «через» и «Чрез». Поэтому, что касается тела, то его свобода — в флексии, свободе изгибаться и поворачиваться (плоть); в дефлексии, свободе прекращать действие и возвращаться в более или менее исходную позицию имноженной (мощь) и рефлексии, способности прерывать действие не только в заботе о себе (основа субъекта у Фуко), но и в способности прервать действие ради мысли и основании флексии на неповторимости нового действия, превращающего ее в деятельность (воля).В ре-флексии чеовекстановится иным, отсавляя себе собственное и порождая ничто возможного будущего становления иным. В этом, кроме прочего, зиждися и возможностьпонмания,вамодействия синым, втом числе живым существом и совсем существующим кК иным нетлько себе самому, но и его самого ему самому, то есть преобраззования существующего в сущее для него. В ре-флексии осуществляется поступок; непоступающее действиене есть еще деяельность,носуществование, поступающее — бытие человека, поскольку тоькодля него касане себя есть ре-флексия. Еще тоько де-флексивная, действующаясторона деятеьности (характеная для присторических народв, меридонаьцев) несет тчуждение и является отчуждением; даже птребление является действием, а не элементом деятельности, гипертрофиорованном в отчуждении,подчиненном в истинном быии, при господстве быия как деятеьноси. В целом же телесное есть начало флексивное, присваивающее, хотя уже здесьь — в мощи и воли начинаются дефлексивное и рефлексивное начала, поучающие развитие далее, при разворачивании специфически человеческой деятельности самотворчества — основы его бытии и её высшей формы.

Над потребностями чаще всего господствует духовный план, охватывающий вселенную как целое, — телесное становится частным случаем решения проблематичности существования человека (частный и высший тип тела) в мире. Тело превращается в одухотворенную плоть. Макрокосм осмысляется, в нем осознается цельность как мир человека — своеобразное (и всегда конкретное) духовное, «договор» о взаимодействии макрокосма и микрокосма, природы внешней и внутренней, сущестования, сущности и их противоречивого внутреннего единства — бытия. Они выражаются различно в религии, в искусстве, в науке, в философии, хотя и стягивается к единому центру — человеку. Мир мёртв, ексли не просветлен идеальным, духовным, — продуктами высших родов и форм деятельности мыслящего существа. Но без этого тело связано лишь ближайшими отношениями и ему не хватает мощи для расширения зоны своей действительности в мире.

Сила\Мысль\Мощь

Плоть человека существует волей в мире на основе борьбы, противостояния, преодоления,взаимоопределения внешнего и внутреннего, решающим фактором которых является мощь. Непосредственная сила тела вторична и сравнительно невелика по сравнению с могуществом облекающего со свех сторон космоса. В целом плоть противоречива: утверждение тела вносит хаос (небытие, точнее, инобытие) в макрокосм, но через этот хаос как зияние проявляется не только утилитарная польза для человека, но также и высшая красота космоса, его свобода, котрая породила человека, порождается чеовеком и им олабыть порождена,- недостижимая без вмешательства человека. Сила тела основана не столько на откровенном, физических данных (как у животного), сколько на сокрытом (социальном в конечном счете), способности плоти воспринимать макрокосм и прикладывать его силы, преображенные деятельностью в решающем месте в осмысленной форме, параллельно одним мировым линиям и пересечении с другими мировыми линиями напряжений, то есть по геодезической линии и осуществлении сил самого космоса.Но только в прдысториичеловек озабочен тем, что скрыто от него, прикровенное; в истории он ищет сокровенного, то есть самого себя. Существа через исторически конкретное — сущность, феномен, откровение, очевидное, в чем предысторически человек наивно искал для себя основание — «вовнеоснование» и только. Надо быть самоосновным, деятельным и искать также несамоосновного, нуждающегося в нас. Но в нас прежде всего нуждаемся мы сами. Иными словами экзосмос (Бердяев) микрокосма, его распространение вовне, основаноосновано на идеальном эндосмосе, восприятии макрокосма, его идеальном присутствии в плоти человека, просветленными душой, перстью и духом,плотью в собственном смысле слова, а также — и в плоти общества. В точках их пересечения образуется ядро мира, охватывающего в определенной, устойчивой или изменчивой конфигурации все ральности: духовный, мате-реальный, социальный и знаковый универсумы, то есть создает действительность. В этом воля, будучи и по происхождению, и по направлению, дефлексивной, деятельной, обнаруживает свои вольные или невольные границы, становится рефлексивной волей как воля человека

Если флексия — только подготовление к восходу человеческого бытия, то следующий акт, дефлексия, его органон. Он основан на движении от себя, на что, как известно из зоопсихологии, способен только человек. Это уже действительный жест, переходящий в силу (работу) и мышление (труд) и активность (мощь). Здесь значение выделяется от смысла, хотя ещёобслуживает его. Но значения отдельных трудовых действий развёртываются в знАчимость её для всего иного, и даже — для другого, а человеческая осмысленность (вполне в духе значения этого слова у неокантианцев) начинает охватывать человеческие сообщества и выражатьсься в значИмости. Из такого сообщественного развертывания труда, подчиняющего уже действие потребления, возникает новый стохейон — коммуникация, соответственно двойная — вещественная и невещественная (языкова). Их связь часто забывают, приписывая значения и смыслы лишь языку и знаковым системам, а не их прародителям — труду над внешним. Человек в своей позе становится независимым телом, а его жесты — эстами иного, то есть предмета деятельности: вещи у ориентальца, предмета у оксидентальца. Возвышение значения над смыслом делает жизнь человеческой особи значительной для Другого, превращая постепенно Другое в Иное, объект из-делывающего усилия человека. Силала мысли возвышает человека досущего, он уже не просто существует. Он сам себе становится стохейоном, источником силы в опредлеленной форме. Дефлексия делает его дектатором природы, но это — если сила соразмерна сушествованию вещи и мысль направлена уже не только на смысл, но и на значение, понятое не только в модусе обладания, но имения. Жизнь человека персти, одушевленного психического начала, а оно одушевляется несводимостью к животному в его прошлом, становится значимым существованием, сущностением сущего и для самого человеческого со-общества, еще в преисторических и предысторических формах, и для общественности, в его преистирических и предысторических формах. Отчужденные формы, возникающие здесь из абсолютизации частностей — культ силы (Характерно для ориентальцев), культ мощи (особенно технической), характерно для оксидентальцев, культ вещи (магия), характерная для меридионалов и идея преобразования природы всей для человека (Федоров, Мичурин, русские космисты и естествоиспытатели), её преображения (русские мистики. В более общей форме — мистика и мифология, по крайней мере особо развитая у первичной исходной цивилизации россиян — эллинов (считая первичной цивилизацией русьских и вторичной- русских; сейчас формируется третичная — российская, если и только если рассуждать по Тойнби).

Деятельность — реальность физической и духовной мощи тела — в целом распределяется по четырем аспектам: гонии, гении, гееннии и ургии (таков деятельный этос человека и общества). Гония основана на потреблении уже существующего и ожидании воспроизведения потребленного в ходе естественных процессов космоса (макро, микро, мезо). Гения требует активного участия самого человека в воспроизводстве потребленного, при чем необходимо организовать условия его возникновения. Геенния исходит из участия человека в творческом преобразовании (эгоцентирическое мышление) микрокосма через необходимое для этого преобразование макрокосма и именно для преобразования этого последнего. Ургия есть творческое проникновение в космос (не только существующий, но и могущий быть!), а значит, и в микрокосм (здесь даже больше в могущий быть, чем существующий!) и обнаружение новых их свойств, которые создают новые интересы и новые потребности, ставит новые задачи совершенствования мира с точки зрения микокосма и макрокосма.Ургия — это теургия, теллургия, металлургия, драматургия, хрургия, демиургия, — преде всего, Ведущей стороной является микрокосм. В целом история человечества идет от гонии к ургии,самосозиданию человека с его оборотом к совершенствовании космоса, примирению тотальности экзосма (европейский человек) и эндосма, понимаемого чаще всего социально (Восток); доминирование ургии, все еще подчиненной, случайной стороны деятельности, чаще всего выпадающей немногим, в будушем несомненно, хотя ограничено сейчас вопросом главным образом вопросом о природе и ее «охране»; макрокосмом, совершенствованием природы, но это уже осуществляется. Перспектива — в переносе ургии на личность, ее творческое саморазвитие, но и здесь обнаруживаетя гоническое—тесная связь с потреблением ресурсов человека как одухотворенного существа. Однако и в древнейших культурах присутствует ургическое, оно связано с извечным для человека и человечества решением творческих задач, с духовным. Всему этому содействует нарастающая мощь человека, и в первую очередь — мощь его собственного микрокосма, мышления, творчества. Господство значений и значимостей породило особые формы мышления ориентальцев — отношением всего к общине, оксидентальцев — к сенсуально (материалистически) понятой природе, меридональцев — к значению; русские попытались (и довольно небезуспешно) синтезировать эти начала вне отчужденных форм, доходящих до анимизма, тотемизма и фетишизма, выдвинув на первый план развивающийся смысл.

* * *

Собственная сила тела человеческого существа может обеспечить только гоническое отношение человека ко вселенной; необходимо вещества и силы противопоставлять им самим — создать орудие, и это невозможно без мышления. Отношение орудие/мышление открывает новый пласт космоса, его подоплеку,прикрытое, не открывающуюся непосредственно органам чувств. Тем самым делается первый шаг в направлении открытия целого космоса, расширяющего отношение микрокосма/макрокосма как мир не только и не столько чувственно, сколько духовно данный. Дух не сводится к мышлению, он преодолевает мышление, превращает его в своё средство. Мышление орудийно, дух — творящ. Мышление дефлективно, деятельно, дух рефлексивен. Мир раскрывается в своей многослойности (постижимости как вещественное, живое, т.е. одушевленное, душевное как социальное и духовное), и духовная компонента заявляет в конечнм счете исторически и логически о своей ведущей роли даже в орудийной деятельности. Орудие/мышление — основа генийного действия, соучастия в создании вещей. Геенийно оно оборачивается в отношение мышление\орудие, с иной ведущей стороной, то естьот прикрытого, наследуемоо соцально, прикровенному, в котором участвует уже и политика, — в этой перспективе мышление\орудие разрастается в технику. Однако долгое время это отношение лишь умножается количественно; без назревшего качественного перехода техники в орган духа прогресс техники опасен…

Орудие повышает мощь плоти и создает особую область существования, за которую целиком ответственен человек, мир, его «второе тело» — опредмеченную деятельность. Уже оно само есть орган тела. Техника первоначально существует как господство над людьми, над рабом и крепостным, как телом Другого. Освобождение человека делает Другим технику сначала механическую, а затем и электронную, что требует развития другой компоненты мощи — энергии. Техника ургийна лишь по отношению к природе и, собственно, через технику только и возникает узкое представление о макрокосме как природе прежде всего материальной,— что оборотной стороной имеет непонимание целостности мира, взаимосвязи всего сущего.После остранения человека возникают условия ля его далнейшего отчуждения — искажения и превращения. Возникает ограниченность понимания «законов» вещества по сравнению со спонтанностями, действующими в космосе как идеально-органично-материальном универсуме, где материальное — лишь дно реального бушующего океана спонтанностей. И ещё предстоит восстание спонтанностей — освобожденных личностей. Это уже будут ответственными за все (а не «настроенные», в лучшем случае, как рояль — у Хайдеггера) лиКности. Ответственные даже за судьбу божеств.В этом смысл новой классики, в архаическом и первых движениях модернизации их движении к которой мы состоим. Но для этого необходимо снятие отчуждения в том числе, его крайней формы — формы извращения, когда плоть представляется следствием, а тело — причиной. Особенно она характерна для России, где социальная плоть находится в перверзивных отношениях с властью, представляющейся единственным носителем духа. Вся исория России является историей борьбы с таким извращением, характерным, впрочем, нетоько для неё.

Техника проникает и в идеальное, знаковое (что только субстрат идеального) как субстрат социального, и в микрокосм: современный мир — это технология, сам смысл которой истекает из господства над веществом, но не над духом — содержанием идеального и его значением. Проникновение техники в духовное, идеальное, субъективное, — серьезная угроза автономии человека по отношению к делу рук своих. Победившая техника означает превращение космоса, природы, человека в машины по производству типического, тогда как в реальности они глубоко нетипичны. Но они же могут стать основой нового расцвета воли человека к преобразованию к�