Плоть

Прежде всего, человек—плоть изначальная, исконая, сотканная из тех же самымх стихий, веществ и сил, что и космос. Она дерзко от него отделена, ему противопоставлена. Выделен-ность эта основана на способности человека сосредотачиватся, объединяться, с-плачиваться вокруг собственного ядра: праха (тела), души (персти), главное — духа, основы самостоятель-ной жизни,— и становиться плотью («сплотью»). Наглядно это выступает как Человеческое Тело и совокупное тело Человечества. Оно способно противостоять силам космоса (на что за-падная вселенскость способна только непрерывными действиями и нагромождением техноло-гий) внутренним единством органов и организации, сплава души и силы духа, их более со-вершенным составом (по крайней мере, во время жизни), чем все стихии: природные, соци-альные, психические, духовные; взятые вместе и порознь. Побеждая внешнее за счет более высокой внутренней организации, гармонии органов, тело способно противостоять космосу как сила, сравнимая с ним не столько по могуществу, сколько по подвижности, «неуловимо-сти», способности найти собственную «геодезическую линию» в безбрежности «мировых ли-ний» вселенной. Поэтому человеческое тело есть микрокосм, в котором действуют собствен-ные стихии — преображенные стихии макрокосма; в теле присутствует « хаос», выступающее как прах, собственное ничто тела — использование и преображение элементов макрокосма, результаты которого употребляются телом, и это не только физиология, но и духовное преображение всего космоса. Российское тело отличается большей одухотворенностью, в отличие от тела технологической цивилизации, где господствует интеллект, по существу общий человеку с высшими млекопитающими. Дух в последнем случае выступает как важная сторона интеллекта, но тело для него является скорее орудием орудий, что налагает на тело функции универсального приспособления, хотя и высшего по совершенству.

Макрокосм не исчезает с появлением тела. Напротив, даже закономерное и известное в нем таит опасность и сокрушительные угрозы,оформляясь технологически, сохраняет власть над человеком — наперекор самовластию последнего. Внешнее в целом оказывается хаосом по отношению к микрокосму: необходимо их взаимоустроение и взаимопроникновение, что осуществляется через основу действия — ощущения, фундамент иначе безосновных (несуще-ествующих как самодвижные начала) души и духа. В них весь макрокосм представлен чело-веку не как непосредственно, жестко и жестоко действующая сила. Появляется возможность воспринимать его как мир, идеально, еще до того, как он проявит свою матереальну мощь, с одной стороны; и осмысливать такие явления, которые иначе не воздействуют на тело, с дру-гой. Многообразие восприятий космоса, а главное, мате-реальная (что особенно важно для ок-сидентальцев), смысловая, то есть вещественная (как у русских) и традиционно-значимостная (ориенталы) подчиненная действию человека, компонента отношений с космосом, превращает космическую среду в мир, что зависит от совершенства тела и совершенства способов манипуляции им; последние, по-видимому, у человека достаточно высоко организованы, чтобы осваивать космос во всем, или почти во всем его многообразии. Однако достижение мира всегда частично, исторично, конкретно: бытие-вмире- всегда есть страдание, и основой бытия человека является фундаментальная опора человека — его действительность, которая теперь становится не способом выражения «а в действительности», а способом человеческого бывания –деятельности, в отличие от действий (отчужденная и абсолютизированная форма существования — и именно существованием, не существом озабочен западный человек) и актуализации бесконечнх ритуалов Востока. Гипертрофия нтеллектуального ведет к слабости миро-воспириятия, к склонности во всем видеть среду обитания, что противоречит назревшему во всем мире повороту к духовному — несловесно только понятым высшим ценностям, − повороту, который Россия совершила в глубокой древности и готова завершить его, свершая вновь. Искусство превращать срадание в наслаждение (без излишеств садомазохизма, что присутствует как опасность абсолютизации) есть искусство космическое, унаследованное русскими и созданное ими самими на основе эллинского прецедента…

Техника — ничто без энергии, и именно последняя становится все более значимым нача-лом в технологиях. От силы человеческих рук энергия отличается, прежде всего, своей кос-мичностью — это освобожденные из связанности вещами (сочетаниями стихий) стихии огня, воды, воздуха, земли. Они способны преобразить мир в соответствии с замыслами человека. Если обратиться к исходному пониманию слова «энергия» — то это вообще способность, по-этому не только силы природы, но и способность их воспринять и их модифицировать является энергией, мощью. В целом энергейя как действительность возможностей его, — важнейшая составляющая этоса человека как исходно живого существа — другими составляющими является динамейя, в отличие от энергейи, возможность вообще; деятельная действительность, осуществление и реалии=зация энергейи. Это — преодоление смертности человека и преображения тела в плоть, которая уже смертна не как тело, а как плоть. С исчерпанием ее энергей и динамей.Можно сказать:»человек сам смертен», что после оборота человечества превратит смерть человека в сознательный акт окончания жизни. До сих пор ими были лишь «терминалы», которым эросное мировосприятие противопоставляет маргиналам и «централам» хватающимся за отчуждение и его воспроизводящие не только для других, но и для себя. Иными словами, в этос человека входят «наперекрестье» энергейе и динамейе и в преодоление бинарной оппозиции в пользу самой позиции, которая неперывно порождает свою и иного оппозицмиию) и ее самодвижения, «эрос» и «танатос». В речи человеческой, которую не смогли понять как оснрву человеческого в истории и географии ни Гуссерль, ни Деррида (см. «Голос и феномен», где речь остается идиомой), они проявляются как возвышающееся, приходящее, «пойэма» и преходящее «патэма». Но в изначальности, которая требует уже не терминов, но терминалов, то есть не разделения, но соединения разделенного через искусство стояния на границе (К чему призван зарождающийся в России Живаговский человек, о чем ниже), мы можем открыть неиссякаемую пойэму, пойсис всего человеческого бытия, даже, подобного Иисус Христу воплощеного как Слово, что только средство человеческого бытия в его прирастании и самопреодолении «человеческого, слишком человеческого» (Нитче, хотя здесь надо прелостеречь против видового понимания самопреодоления человека, но как Обращения его к Себе), космично становится опорой для вечного расцвета его. Для этого человек должен развить свои жесты до деятельности и научиться по-ступать самостоятельно (а не вынужден-но), обращаться к себе и преодолевать себя. Однако, не следует отчуждаться даже в космосе — исторически это отчужденное представление и в данномтексте означает лишь первую ступень Оборота человечества к своим истокам. Именно замыкание в исконности, животных предпо-сылках и первобытных формах отчуждения заключается трагедия предыстории и ее призвание — их преодолеть

Поворот России к высшим ценностям связан и в дрвности, и в современности, впрочем, как и для всего мира связан с необходимостью «обращения» от тела к праху, персти и,через них, к плоти. Плоть есть эросное начало, начало любви,- в отличие даже от довольнотипичной ненависти к оружающему миру,- переживания и дейсвтия в контексте вего многообразия телесных проявлений космоса, аслаждения космическим как своим телом. Даже способствующие этому органы чувств способны преобразиться в свособы эросической сязи с универсумом, особенно с человеческим униерсумом и средства производства, технологии могут стать эросическим органом человечества кК единого целого. Тело же, выделенная исторически часть плоти есть носитель страдания, танатоса; вся его история есть история боли и избегания боли. Частичное всегда ущербно. Однако тело есть носитель потенций, возможностей, дюнамейи, подвижного начала, и само это подвижное в дюнамейе естьпреодоление танасического, хотя и за счет его умножения — усталости, старения, отвращения к жизни.Тело страдает, плотьнасслаждается. Плоть, даже в единином явлении кК отдельная плоть есть начало эросическое, энергийное, плодоносящее и нельзя приносить его в жертву телу, началу потребляющему, разрушающему, дюнамическому. Единственное оправдание телу, дюнамейе в том, что его активность, часть деятельности, привносит новее возможности в торение.(вос)производит человеческую активность, иначе невозможную. Современный человек, по-видимому, достиг такого уроня дюнамического (ключая и природое) господства, что способен обратиться вв эросическую плоть, действующую, трудящуюся энергейически не столько ради продоления своегосуществоввания, но и дя космической радости прибывания бытия и своего собственного, и сего сущего. Иное дело, что совокупное тело скапливает дюнамические ресурсы ради всё большего производства «скорби» (Деррида)Таков удел танасического по своей природе капитализма, «с-капит»ализма», торжеста накопленного, смертного, оскопленного, над торжествующй красо-той эросического, всего совершенства которогомы еще не знаем. Будущее России — жизнь в радости, и это проистекает из всего сокровенного ее — и всего мира — поворота, надвигающе-гося и уже происходящего. Обращении к жизни через смерть, терминально. Для этого небхо-дим эрс, любов, которая «оборачивает и обращщает страдание не только в наслаждение (ча-сто в соврменном мире низводящееся в “удовольствие»), но развивает в радость, как осу-ществление не ттолько эроса, но и прреодоление танатоса, что игнориирровал в поозздний период Фрейд, не возвысившиийся над «принципом удовльствия”, до «реальности радости».

Возникновение дистанции в отношении к космосу, мира, обратной своей стороной имеет необходимость действия по дальнейшему «обмирщению» космоса для его дальнейшего осво-ения в целях собственного существования человека и совершенствования, создания, восста-новления и развития духовного — высокой степени организации, дающей возможность вос-принимать мир как нечто целое и как нечто существующее, по существу, творящее его как окружения тела. Обмирщение космоса было необходимостью в истекающей предыстории че-ловека; достигая онтологической зрелости он должен действовать свободно, воплощая все истинное, красивое, доброе, что только возможно в мире и помимо него и, главное, своё соб-ственное, если он не отчужден и не частичен. Тело тоже не может быть отброшено в сторону, это не телесность как функция языковых практик и это не «практика», порабощающая челове-ка, персть — это необходимость свободы для свершения человеческо предназначения. Пред- назначено оно может быть четверояко — Богом, природой, обществом и, наконец — это глубинное и изначальное — самим Собой.Танатически тело отстраняет окружающее, полагает дистанцию — миръ,- тогда как эросичесски, как плоть, человек включает в свою целостность и неогранические орудия, прах, преращаяих втело совоупного человеа. Однако такая позиция таит опасность отчуждения в гюлетического человека, но осознание себя в своей особности прахом перед лицом универсума, общества, себя самого (а в предварительной и отчужденной форме — перед Богом) преодолевает гюлетическую настроенность и позволяет развиваться частным способностям — исторической преемственности и сенсу. Не только физически, но и духовно, человек призван эросически включить всё сущее. В России, с её неотстраненостью от праистка — космоса, человеческоетело воспринимается не как телесность, а именно как плоть, в которой возвеличены, пееведены на новй уовень, просветлены и прах, и персть, как оплотненная конкретность космического, ными совами — гомилетически, как диалог сил природы, космоса и чеовека.

Вообще говоря, Вл. Соловьев со склонностью к трихотомичности, характерной для Х1Х века и идущей от попыток Преодолеть диа-лектику Гегеля, даже не замечает, что воля произ-водна и бессмысленна без любви, что, собственно, и есть четвертая, изначальная и основная ценность из трех (истина, добро, красота). Что породило неисчеслимые (часто смешные) трудности в «Оправдании добра» и софиологии, которая есть, по существу, философия старой девы («девы» в Евангелиях) (а не «жены»), всё ожидающей в конце концов соединения с му-жем (подразумевается, но нигде не пишется, хотя из богословия известно, что «жених» (еще не муж) — Христос. Отсюда — разрыв в воззрениях при его переходе к христологии. И это привело к трудностям с православием и разрыв в эротике Серебряного века — любви христианской и любвии половой с разными склонениямии, в том числе — любви к народу, что иногда самораз-рушается в любви к революции (это было и в 60-е в остальном мире). К вопросу о четтырех-томичностти сущего вплотную подошел Гейдеггер, но видел её только в «четверице» бытия. Впрочем, к вопросу о роли любви как опосредовании и содержании воли, что есть, собствен-но, переход страдания в наслаждениие (мучительный вопрос «Воля к власти»), превращает его в проповедника «любви к судьбе» (фатуму, точнее), распределение людей на страдающиих (исходно — традиционных христиан), и наслаждающихся сверхчеловеков. Их разделяет воля к власти, собственно, гимн наслаждениию над страдающими и умножающими их страдания; нет даже намека ходя бы на любовь к воле или самой власти, они есть полупозитивисткая машина; нед даже любви к самому себе (что обычно мало отделяется от пошлого самолюбия, должна быть освобождена как форрма отношения и средство оотношения к Иному, кооторое, поэтому, проявляется как Иное, а не Другое и просветлить самолюбие).Вообще ужасна сама привычная, «выделяющая», а не соединяющая форма «любовь К», будто нет других форм, среди них — высшей, «любви для».

Господство над мировой средой не отменяет всесилия космоса; его силы продолжают дей-ствоватьть в мире. Действие может быть направлено на утилитарный интерес в широком смысле слова, на поддержание физического (и духовного) существования для творчества — бытия — физического и духовного в первую очередь. Действительно, условием утилитарного действия и его следствием является неутилитарное, целостное освоение мира, осуществление и удовлетворение потребностей духовных сверх необходимого для действия, интеллектуаль-ного минимума. Понимание мира и его истолкование как целого, пронизанного космическими стихиями и силами и человек в космосе неотменим и незабываем, проникновенность его человеческими уилиями и отношениями, неотменимы и незабываемы, — бесспорная предпосылка правильного фюсического воздействия на него в целях совершенствования собственного существования как тела мысли о мире. Однако недостаточно только мировосприятия, но необходимо и понимание, переживание достаточно гармоничного (через борьбу) отношения микрокосма с макрокосмом — нередко через мезокосм (общество и технику); и мировосприятие, хотя по значимости и вторично к существованию тела, но это то вторичное, которое становится первичным, ведущим, значимым — и имеющим потому фундаментальный смысл для человека, не ограниченного бренным существованием в природной среде. Это дано не только первичной интуицией, не только пониманием и объяснением — три исторически и логически последовательные формы отношения к универсуму,− но и постижением, открытием своей судьбы. Существование тела коренным образом зависит от его бытия и в себе, и для себя, и в собственном ином (в духе), и это — важнейшая черта онтологии тела, по существу — регионального способав первую очередь — российского. Одухотворение тела — насущная потребность всего человечества, как и поворот к одухотворению всего космоса, непосредственно открытого именно в России. Онтология российского тела, по существу, — региональный способ действительности тела. Но он проникает и глубже,- для россиянина челоечесто — не отвлеченное множество, а некая реальная целостность, что лишний раз влияет на распространенный миф, что России до всео есть дело.

* * *

Онтология каждой из сфер существования универсума автономна, зависимо-независима друг от друга (на что указывал еще Николай Гартман), но космическое бытие связано с духов-но-космическим, природное — с душевным объективно, эстетическим; социальное — с этическим, душевным субъективно и индивидуальное — с телесным, и идеальным. Тело не лишено всеобщност, плотского начала,но нодано как идеальное и идеал и, ак таковое, составляет сознание человека. Однако сознание это поглощено вещами,особенно у оксидентала или богами, как у ориентала; плоть здесь томится в теле. Так люди этого типа оказываютс не вшедшими из первичного («юго-северного», меридионального) отношения к плоти как «могиле души». В России тело пререживается как то, что «обречено могиле», но только оно; плоть по существу бессмертна, «растворится в мире» (Толстой), что характеризуется и российским понятием о святости, а душа понимаетс как отношения к мiру (Пастернак). Будущее ставит вопрос об интересе к микрокосму со всеми его вторичными наслоениями природного, социального, телесного. Духовная, душевная объективно и субъективно, телесная стороны онтологически реального разделены абстрактно; в действительности они пересекаются, и телесно-онтологическое — самое простое образование в ней, не говоря уже о том, что в мире этом все телесно, даже малейшие проявления духа, так как дух — ничто без движения телесного, то всё же и телесное есть проявление духа,— таков принцип реалистической онтологии, не делающей различий ни перед чем сушим— ««всё реально!» Реально прежде всего не вырожденная телесность,не обиологизированное тело, но плоть, соединяющая в себе тело, душу и дух. Поэтому в реалистической онтологии наиреальнейшее — это действительность. Типы онтологического господства, до сих пор, как это уже видно, ведут от духа (преисторическая мифология) к душе (в особенности язычество и христианство), телу (Новое время и его распад) и, дальше, микрокосму, понимаемому как воссоединение на новом уровне и преодоление частичности истории и географии. В целом на поверхности проявляется деградация: от духовного — к разумному (сторона духовного), далее — к рассудочному, затем к сознанию, ныне — к самосознанию (что актуально в современной глобалистской неразберихе) и, далее, к Само сознания, что свидетельствует о развёртывающемся воссоединении человеческой истории. Конечная действительность — человек в его самодеятельности, действительности и будут преодолено отчуждение человека и региональные онтологии как наука об отчуждении.

Плоть россиянина отличается от тела оксидентала тем, что она — личностная, всегда чья-то плоть. И человек отвечает — не только перед собой, но и перед другими и за других — за свою плоть. Не случайно именно в России осуществлялись особожестокие репрессии по отношению к телам челоевеческим; сама плоть была носителем человеческого начала.Оксидентал владеет телом как собственник и печется о нем, как о рабочем скоте; россиянин — соработник плоти, как части космических сил и они — в одной упряжи. В целом современное состояние «обладания» телом моно характеризоать как рабовладение — более или менее великодушное. И только россиянин сотрудничает телу личностно, как воплощению космических сил. Он ближе новой классике, вопрос о которой стоит с особойостротой после модерна, постмодерна и модерна посмодерна, — это классика личностная.

Классика предстоящей эпохи — личностная, космическая классика, возвращение человека к себе обогащенным всей историей человека. Её существо −− свобода над всеми прочими ис-черпанными типами классики, образцов для подражания и парадигм действия людей, что означает и внешне классическое «стояние» человека — рядом и наравне, под вилянием и пре-одолением этого влияния любого явления жизни и бытийственном творчестве всего сущего как соразмерного человеку и человеком же полгаемого деятельно в основу своего бытия и эт-того последнего — что подспудно оосуществляось во всей предыстории — теперь явно и по-следдовательно — в раскрытие, деятельное воплощение потенций бытия всего другого, что ттак всё бллее становится Иным. При этом реализуется, восходит на новую стадию и любовь, дажже гонимая любовь к себе и самолюбие. Любовь к е деятельному бытию окончатеьно пре-ображает не олько плоть в мире, она сановится плотью мира, и просветляет саму плоть (в от-лиичие от ождественного себе тела), что традиционно совершается в России, но подспудно, и что позволяет нам говорить об российском теле как о плоти Именно поэтому, как можно будет увидеть ниже, именно деятельная любовь, всегда бывшшая идеалом Православия и российской культуры, жизни, становится основой и «оборачивается и обращается» в деятельность как любовь, приннцип и доминус Новой классики Можноыделить классику античную — соответствие человека космосу; патристическую (незавершенную) — соотвтетствие человека Богу; Естетственнонаучную — соответствие мира самому себе; Немецкую — соотетствие мира человеку; русскую (литературную и философскую) — соотетствие человека миру. Последняя, предстоящая классика (минуя детали) — соответствие человка самому себе. Но, парадоксальным образом, основа, соответствие человеа самому себе, будет постоянно преодолеваться бытием человека как собственной действительности, включая, как моменты, все другие кассики. Именно в этом, хотя и частично, исторически и заключается классичность в человеческой истории — классичность античной культуры времен Перикла, классичность Отцов церкви,.классической механики, классичность классической политэкономии и классической немецкой философии (не обращающей внимания на человека), классической русской философии, классического марксизма, и, допусимо или нет сказать, классичность феноменологии, вершина которой приходится н неданее время. Личностная классика —соразмерность человека себе как носителю беспредельного духа, личности. И сознание ее — самосознание не только в существовании в наличном, но и в задачах будущего, создание собственного, личного мировоззрения и судьбы. Здесь философия станет опираться на саму себя , как познание Само, и вынесет в историюисторию все нужное, все частичное, свои преисторические формы в мифологии, религии, искусства и науки.Здесь человек станет на самый край своего существования и обретет бытие, преодолевающее само его существование, даже тело — в бытии. Именно с опорой на переосмысление своего тела как плоти начинается — и уже пре-похапоха, классиче-ская эпоха Отцов церкви, классическходит преобразование души и духа. Поэтому вопрс о плоти, а не о отработавшей свое раблезианской телесности, становится в порядок дня и онон обязательно переживаетсяпереживается на актуальной грани существования и несуществова-ния, в том числе человечества, планеты, России) — но достаточно, хотя и не вполне поставить вопрос философски — каждому из еще оставшихся человеков среди одержимых и призраков, хотя путь этот не закрыт и для них — через свою одержимость и призраность и их преодоле-ние. Словом, минимизаторское понимание человека как телесности в ее обреченности вещам должно быть преодолено. И в этом — коренная задача России. Плоть — едва ли не самое важное в ее сокровенности и самой сокровенности.Именно для России характерна ориентация не столько на тело, сколько на плоть, соединяющую в себе тело, душу, дух при главенстве духа, — прах, персть и плоть.

Со становлением человека, его выделением — никогда не полным — из космоса, сама дея-тельность становится ценностью. Действие в первую очередь создает более прочное, иногда слишком прочное, единство человека с облекающим его космосом — мир человека как при-родного существа. Захваченность одним только миром,— без связи с космосом в его тайной противоречивой гармонии, выражающейся в разноречии природного, душевного, духовного, что признается всеми философскими концепциями хотя бы в потенции, — означает упадок человека, его обреченность открытому и удаленность от прикровенного (социального) и со-кровенного (духовного). Такая ситуация есть его безбытийственность, обреченность суще-ствованию в одной только плоскости и деградация всего его существа к задачам поддержания хотя бы минимального достигнутого уровня существования. Вопрос о человеке, многими полагающийся как способ сопротивления, оборачивается как вопрос о том, как его заманипулировать совсем.

Онтология тела ущербна без онтологии души и духа, не только служащих телу, но и воз-вышающих его и самих себя. Отсюда — наблюдаемая во всех культурах тенденция к углубле-нию во внутреннее, сокровенное и внешнее, откровенное; отсюда — не имеющие непосред-ственного утилитарного значения действия и деятельности: ритуалы, искусство, непринуж-денное общение, свободное творчество духа, души и тела. Единство микрокосма и макрокосма утверждается в борьбе; уменьшение (но не исчезновение) хаотической компоненты (компоненты творческого ничто) в разноречивых отношениях того и другого, — важнейшая тенденция; она имеет предел и есть лишь начало разноречия и противоречия. Парадокс, абсурд и являютсяявляются мотивом, движущей силой и стремлением упрочить самостоятельность каждого живого существа, раздор и единство макрокосма и микрокосма в соединяющем их мире человека.

Тело, имеющее ощущения и производные от него способности и действующее в макрокос-ме как микрокосм, которые соединяют в себе мир мате-реальный, в зависимости от ситуации вещественный, душевный, или духовный, и есть плоть, − тело, руководствующееся не только своими потребностями (вещественное) и социальными интересами (душевное, родовое отношение к миру), но и духовным отношением к основам мира. Потребности возникают как результат высокой организации тела, непрерывно как бы растворяющегося в космосе и кристаллизующегося из него; ощущение понижения организованности выражается в переживании собственной и мира ущербности. Собственно, сам мир есть ограниченность, самоотчуждеие (остранение) человека.

Вопрос об орудии со всей остротой ставит вопрос об исходном даже для тела — о человече-ской свободе, имеющей исток в свободе тела. Свобода просветляет тело до плоти, а не плот-ности. Тело ограничивается от внешних влияний, в нем обнаруживается душа как человече-скоечеловеческое качество жизни и самовитое в том, в чем он пребывает — социокосм. Он всегда конкретен и формация души становится самовитой, когда душа, прикрытое и прикроенное, своим самодвижением ее преодолевает в свободе воли, и это — преодоление душевного –дух человеческий, сокровенное. Свобода тела, в которой она проявляет саму себя — это три фазы не только действия (на западе подмененного латинизированным актом и бесконечной активностью, лишь таящей в себе — и то только вероятно — поворот к деятельности) но и самой деятельности. На западе человек — только возможность, всеми силами цепляющаяся за жизнь, русский человек привык опираться на собственную деятельную действительность, и ныне в России происходит потаенное движениедвижение перехода от имперской и социальной вестернизированной «активности», поверхностно захватившей ее народ, к действительности самого бытия. В России сё еще слишком много «свободы для»(Фромм), и мало свободы «от», не говоря ужео свободе «через» и «Чрез». Поэтому, что касается тела, то его свобода — в флексии, свободе изгибаться и поворачиваться (плоть); в дефлексии, свободе прекращать действие и возвращаться в более или менее исходную позицию имноженной (мощь) и рефлексии, способности прерывать действие не только в заботе о себе (основа субъекта у Фуко), но и в способности прервать действие ради мысли и основании флексии на неповторимости нового действия, превращающего ее в деятельность (воля).В ре-флексии чеовекстановится иным, отсавляя себе собственное и порождая ничто возможного будущего становления иным. В этом, кроме прочего, зиждися и возможностьпонмания,вамодействия синым, втом числе живым су-ществом и совсем существующим кК иным нетлько себе самому, но и его самого ему самому, то есть преобраззования существующего в сущее для него. В ре-флексии осуществляется по-ступок; непоступающее действиене есть еще деяельность,носуществование, поступающее — бытие человека, поскольку тоькодля него касане себя есть ре-флексия. Еще тоько де-флексивная, действующаясторона деятеьности (характеная для присторических народв, мери-донаьцев) несет тчуждение и является отчуждением; даже птребление является действием, а не элементом деятельности, гипертрофиорованном в отчуждении,подчиненном в истинном быии, при господстве быия как деятеьноси. В целом же телесное есть начало флексивное, присваивающее, хотя уже здесьь — в мощи и воли начинаются дефлексивное и рефлексивное начала, поучающие развитие далее, при разворачивании специфически человеческой деятель-ности самотворчества — основы его бытии и её высшей формы.

Над потребностями чаще всего господствует духовный план, охватывающий вселенную как целое, — телесное становится частным случаем решения проблематичности существова-ния человека (частный и высший тип тела) в мире. Тело превращается в одухотворенную плоть. Макрокосм осмысляется, в нем осознается цельность как мир человека — своеобразное (и всегда конкретное) духовное, «договор» о взаимодействии макрокосма и микрокосма, при-роды внешней и внутренней, сущестования, сущности и их противоречивого внутреннего единства — бытия. Они выражаются различно в религии, в искусстве, в науке, в философии, хотя и стягивается к единому центру — человеку. Мир мёртв, ексли не просветлен идеаль-ным, духовным, — продуктами высших родов и форм деятельности мыслящего существа. Но без этого тело связано лишь ближайшими отношениями и ему не хватает мощи для расши-рения зоны своей действительности в мире.