Create post

Валерий Дроздов Плоть

Плоть

Прежде всего, человек—плоть изначальная, исконая, сотканная из тех же самымх стихий, веществ и сил, что и космос. Она дерзко от него отделена, ему противопоставлена. Выделен-ность эта основана на способности человека сосредотачиватся, объединяться, с-плачиваться вокруг собственного ядра: праха (тела), души (персти), главное — духа, основы самостоятель-ной жизни,— и становиться плотью («сплотью»). Наглядно это выступает как Человеческое Тело и совокупное тело Человечества. Оно способно противостоять силам космоса (на что за-падная вселенскость способна только непрерывными действиями и нагромождением техноло-гий) внутренним единством органов и организации, сплава души и силы духа, их более со-вершенным составом (по крайней мере, во время жизни), чем все стихии: природные, соци-альные, психические, духовные; взятые вместе и порознь. Побеждая внешнее за счет более высокой внутренней организации, гармонии органов, тело способно противостоять космосу как сила, сравнимая с ним не столько по могуществу, сколько по подвижности, «неуловимо-сти», способности найти собственную «геодезическую линию» в безбрежности «мировых ли-ний» вселенной. Поэтому человеческое тело есть микрокосм, в котором действуют собствен-ные стихии — преображенные стихии макрокосма; в теле присутствует « хаос», выступающее как прах, собственное ничто тела — использование и преображение элементов макрокосма, результаты которого употребляются телом, и это не только физиология, но и духовное преображение всего космоса. Российское тело отличается большей одухотворенностью, в отличие от тела технологической цивилизации, где господствует интеллект, по существу общий человеку с высшими млекопитающими. Дух в последнем случае выступает как важная сторона интеллекта, но тело для него является скорее орудием орудий, что налагает на тело функции универсального приспособления, хотя и высшего по совершенству.

Макрокосм не исчезает с появлением тела. Напротив, даже закономерное и известное в нем таит опасность и сокрушительные угрозы,оформляясь технологически, сохраняет власть над человеком — наперекор самовластию последнего. Внешнее в целом оказывается хаосом по отношению к микрокосму: необходимо их взаимоустроение и взаимопроникновение, что осуществляется через основу действия — ощущения, фундамент иначе безосновных (несуще-ествующих как самодвижные начала) души и духа. В них весь макрокосм представлен чело-веку не как непосредственно, жестко и жестоко действующая сила. Появляется возможность воспринимать его как мир, идеально, еще до того, как он проявит свою матереальну мощь, с одной стороны; и осмысливать такие явления, которые иначе не воздействуют на тело, с дру-гой. Многообразие восприятий космоса, а главное, мате-реальная (что особенно важно для ок-сидентальцев), смысловая, то есть вещественная (как у русских) и традиционно-значимостная (ориенталы) подчиненная действию человека, компонента отношений с космосом, превращает космическую среду в мир, что зависит от совершенства тела и совершенства способов манипуляции им; последние, по-видимому, у человека достаточно высоко организованы, чтобы осваивать космос во всем, или почти во всем его многообразии. Однако достижение мира всегда частично, исторично, конкретно: бытие-вмире- всегда есть страдание, и основой бытия человека является фундаментальная опора человека — его действительность, которая теперь становится не способом выражения «а в действительности», а способом человеческого бывания –деятельности, в отличие от действий (отчужденная и абсолютизированная форма существования — и именно существованием, не существом озабочен западный человек) и актуализации бесконечнх ритуалов Востока. Гипертрофия нтеллектуального ведет к слабости миро-воспириятия, к склонности во всем видеть среду обитания, что противоречит назревшему во всем мире повороту к духовному — несловесно только понятым высшим ценностям, − повороту, который Россия совершила в глубокой древности и готова завершить его, свершая вновь. Искусство превращать срадание в наслаждение (без излишеств садомазохизма, что присутствует как опасность абсолютизации) есть искусство космическое, унаследованное русскими и созданное ими самими на основе эллинского прецедента…

Техника — ничто без энергии, и именно последняя становится все более значимым нача-лом в технологиях. От силы человеческих рук энергия отличается, прежде всего, своей кос-мичностью — это освобожденные из связанности вещами (сочетаниями стихий) стихии огня, воды, воздуха, земли. Они способны преобразить мир в соответствии с замыслами человека. Если обратиться к исходному пониманию слова «энергия» — то это вообще способность, по-этому не только силы природы, но и способность их воспринять и их модифицировать является энергией, мощью. В целом энергейя как действительность возможностей его, — важнейшая составляющая этоса человека как исходно живого существа — другими составляющими является динамейя, в отличие от энергейи, возможность вообще; деятельная действительность, осуществление и реалии=зация энергейи. Это — преодоление смертности человека и преображения тела в плоть, которая уже смертна не как тело, а как плоть. С исчерпанием ее энергей и динамей.Можно сказать:»человек сам смертен», что после оборота человечества превратит смерть человека в сознательный акт окончания жизни. До сих пор ими были лишь «терминалы», которым эросное мировосприятие противопоставляет маргиналам и «централам» хватающимся за отчуждение и его воспроизводящие не только для других, но и для себя. Иными словами, в этос человека входят «наперекрестье» энергейе и динамейе и в преодоление бинарной оппозиции в пользу самой позиции, которая неперывно порождает свою и иного оппозицмиию) и ее самодвижения, «эрос» и «танатос». В речи человеческой, которую не смогли понять как оснрву человеческого в истории и географии ни Гуссерль, ни Деррида (см. «Голос и феномен», где речь остается идиомой), они проявляются как возвышающееся, приходящее, «пойэма» и преходящее «патэма». Но в изначальности, которая требует уже не терминов, но терминалов, то есть не разделения, но соединения разделенного через искусство стояния на границе (К чему призван зарождающийся в России Живаговский человек, о чем ниже), мы можем открыть неиссякаемую пойэму, пойсис всего человеческого бытия, даже, подобного Иисус Христу воплощеного как Слово, что только средство человеческого бытия в его прирастании и самопреодолении «человеческого, слишком человеческого» (Нитче, хотя здесь надо прелостеречь против видового понимания самопреодоления человека, но как Обращения его к Себе), космично становится опорой для вечного расцвета его. Для этого человек должен развить свои жесты до деятельности и научиться по-ступать самостоятельно (а не вынужден-но), обращаться к себе и преодолевать себя. Однако, не следует отчуждаться даже в космосе — исторически это отчужденное представление и в данномтексте означает лишь первую ступень Оборота человечества к своим истокам. Именно замыкание в исконности, животных предпо-сылках и первобытных формах отчуждения заключается трагедия предыстории и ее призвание — их преодолеть

Поворот России к высшим ценностям связан и в дрвности, и в современности, впрочем, как и для всего мира связан с необходимостью «обращения» от тела к праху, персти и,через них, к плоти. Плоть есть эросное начало, начало любви,- в отличие даже от довольнотипичной ненависти к оружающему миру,- переживания и дейсвтия в контексте вего многообразия телесных проявлений космоса, аслаждения космическим как своим телом. Даже способствующие этому органы чувств способны преобразиться в свособы эросической сязи с универсумом, особенно с человеческим униерсумом и средства производства, технологии могут стать эросическим органом человечества кК единого целого. Тело же, выделенная исторически часть плоти есть носитель страдания, танатоса; вся его история есть история боли и избегания боли. Частичное всегда ущербно. Однако тело есть носитель потенций, возможностей, дюнамейи, подвижного начала, и само это подвижное в дюнамейе естьпреодоление танасического, хотя и за счет его умножения — усталости, старения, отвращения к жизни.Тело страдает, плотьнасслаждается. Плоть, даже в единином явлении кК отдельная плоть есть начало эросическое, энергийное, плодоносящее и нельзя приносить его в жертву телу, началу потребляющему, разрушающему, дюнамическому. Единственное оправдание телу, дюнамейе в том, что его активность, часть деятельности, привносит новее возможности в торение.(вос)производит человеческую активность, иначе невозможную. Современный человек, по-видимому, достиг такого уроня дюнамического (ключая и природое) господства, что способен обратиться вв эросическую плоть, действующую, трудящуюся энергейически не столько ради продоления своегосуществоввания, но и дя космической радости прибывания бытия и своего собственного, и сего сущего. Иное дело, что совокупное тело скапливает дюнамические ресурсы ради всё большего производства «скорби» (Деррида)Таков удел танасического по своей природе капитализма, «с-капит»ализма», торжеста накопленного, смертного, оскопленного, над торжествующй красо-той эросического, всего совершенства которогомы еще не знаем. Будущее России — жизнь в радости, и это проистекает из всего сокровенного ее — и всего мира — поворота, надвигающе-гося и уже происходящего. Обращении к жизни через смерть, терминально. Для этого небхо-дим эрс, любов, которая «оборачивает и обращщает страдание не только в наслаждение (ча-сто в соврменном мире низводящееся в “удовольствие»), но развивает в радость, как осу-ществление не ттолько эроса, но и прреодоление танатоса, что игнориирровал в поозздний период Фрейд, не возвысившиийся над «принципом удовльствия”, до «реальности радости».

Возникновение дистанции в отношении к космосу, мира, обратной своей стороной имеет необходимость действия по дальнейшему «обмирщению» космоса для его дальнейшего осво-ения в целях собственного существования человека и совершенствования, создания, восста-новления и развития духовного — высокой степени организации, дающей возможность вос-принимать мир как нечто целое и как нечто существующее, по существу, творящее его как окружения тела. Обмирщение космоса было необходимостью в истекающей предыстории че-ловека; достигая онтологической зрелости он должен действовать свободно, воплощая все истинное, красивое, доброе, что только возможно в мире и помимо него и, главное, своё соб-ственное, если он не отчужден и не частичен. Тело тоже не может быть отброшено в сторону, это не телесность как функция языковых практик и это не «практика», порабощающая челове-ка, персть — это необходимость свободы для свершения человеческо предназначения. Пред- назначено оно может быть четверояко — Богом, природой, обществом и, наконец — это глубинное и изначальное — самим Собой.Танатически тело отстраняет окружающее, полагает дистанцию — миръ,- тогда как эросичесски, как плоть, человек включает в свою целостность и неогранические орудия, прах, преращаяих втело совоупного человеа. Однако такая позиция таит опасность отчуждения в гюлетического человека, но осознание себя в своей особности прахом перед лицом универсума, общества, себя самого (а в предварительной и отчужденной форме — перед Богом) преодолевает гюлетическую настроенность и позволяет развиваться частным способностям — исторической преемственности и сенсу. Не только физически, но и духовно, человек призван эросически включить всё сущее. В России, с её неотстраненостью от праистка — космоса, человеческоетело воспринимается не как телесность, а именно как плоть, в которой возвеличены, пееведены на новй уовень, просветлены и прах, и персть, как оплотненная конкретность космического, ными совами — гомилетически, как диалог сил природы, космоса и чеовека.

Вообще говоря, Вл. Соловьев со склонностью к трихотомичности, характерной для Х1Х века и идущей от попыток Преодолеть диа-лектику Гегеля, даже не замечает, что воля произ-водна и бессмысленна без любви, что, собственно, и есть четвертая, изначальная и основная ценность из трех (истина, добро, красота). Что породило неисчеслимые (часто смешные) трудности в «Оправдании добра» и софиологии, которая есть, по существу, философия старой девы («девы» в Евангелиях) (а не «жены»), всё ожидающей в конце концов соединения с му-жем (подразумевается, но нигде не пишется, хотя из богословия известно, что «жених» (еще не муж) — Христос. Отсюда — разрыв в воззрениях при его переходе к христологии. И это привело к трудностям с православием и разрыв в эротике Серебряного века — любви христианской и любвии половой с разными склонениямии, в том числе — любви к народу, что иногда самораз-рушается в любви к революции (это было и в 60-е в остальном мире). К вопросу о четтырех-томичностти сущего вплотную подошел Гейдеггер, но видел её только в «четверице» бытия. Впрочем, к вопросу о роли любви как опосредовании и содержании воли, что есть, собствен-но, переход страдания в наслаждениие (мучительный вопрос «Воля к власти»), превращает его в проповедника «любви к судьбе» (фатуму, точнее), распределение людей на страдающиих (исходно — традиционных христиан), и наслаждающихся сверхчеловеков. Их разделяет воля к власти, собственно, гимн наслаждениию над страдающими и умножающими их страдания; нет даже намека ходя бы на любовь к воле или самой власти, они есть полупозитивисткая машина; нед даже любви к самому себе (что обычно мало отделяется от пошлого самолюбия, должна быть освобождена как форрма отношения и средство оотношения к Иному, кооторое, поэтому, проявляется как Иное, а не Другое и просветлить самолюбие).Вообще ужасна сама привычная, «выделяющая», а не соединяющая форма «любовь К», будто нет других форм, среди них — высшей, «любви для».

Господство над мировой средой не отменяет всесилия космоса; его силы продолжают дей-ствоватьть в мире. Действие может быть направлено на утилитарный интерес в широком смысле слова, на поддержание физического (и духовного) существования для творчества — бытия — физического и духовного в первую очередь. Действительно, условием утилитарного действия и его следствием является неутилитарное, целостное освоение мира, осуществление и удовлетворение потребностей духовных сверх необходимого для действия, интеллектуаль-ного минимума. Понимание мира и его истолкование как целого, пронизанного космическими стихиями и силами и человек в космосе неотменим и незабываем, проникновенность его человеческими уилиями и отношениями, неотменимы и незабываемы, — бесспорная предпосылка правильного фюсического воздействия на него в целях совершенствования собственного существования как тела мысли о мире. Однако недостаточно только мировосприятия, но необходимо и понимание, переживание достаточно гармоничного (через борьбу) отношения микрокосма с макрокосмом — нередко через мезокосм (общество и технику); и мировосприятие, хотя по значимости и вторично к существованию тела, но это то вторичное, которое становится первичным, ведущим, значимым — и имеющим потому фундаментальный смысл для человека, не ограниченного бренным существованием в природной среде. Это дано не только первичной интуицией, не только пониманием и объяснением — три исторически и логически последовательные формы отношения к универсуму,− но и постижением, открытием своей судьбы. Существование тела коренным образом зависит от его бытия и в себе, и для себя, и в собственном ином (в духе), и это — важнейшая черта онтологии тела, по существу — регионального способав первую очередь — российского. Одухотворение тела — насущная потребность всего человечества, как и поворот к одухотворению всего космоса, непосредственно открытого именно в России. Онтология российского тела, по существу, — региональный способ действительности тела. Но он проникает и глубже,- для россиянина челоечесто — не отвлеченное множество, а некая реальная целостность, что лишний раз влияет на распространенный миф, что России до всео есть дело.

* * *

Онтология каждой из сфер существования универсума автономна, зависимо-независима друг от друга (на что указывал еще Николай Гартман), но космическое бытие связано с духов-но-космическим, природное — с душевным объективно, эстетическим; социальное — с этическим, душевным субъективно и индивидуальное — с телесным, и идеальным. Тело не лишено всеобщност, плотского начала,но нодано как идеальное и идеал и, ак таковое, составляет сознание человека. Однако сознание это поглощено вещами,особенно у оксидентала или богами, как у ориентала; плоть здесь томится в теле. Так люди этого типа оказываютс не вшедшими из первичного («юго-северного», меридионального) отношения к плоти как «могиле души». В России тело пререживается как то, что «обречено могиле», но только оно; плоть по существу бессмертна, «растворится в мире» (Толстой), что характеризуется и российским понятием о святости, а душа понимаетс как отношения к мiру (Пастернак). Будущее ставит вопрос об интересе к микрокосму со всеми его вторичными наслоениями природного, социального, телесного. Духовная, душевная объективно и субъективно, телесная стороны онтологически реального разделены абстрактно; в действительности они пересекаются, и телесно-онтологическое — самое простое образование в ней, не говоря уже о том, что в мире этом все телесно, даже малейшие проявления духа, так как дух — ничто без движения телесного, то всё же и телесное есть проявление духа,— таков принцип реалистической онтологии, не делающей различий ни перед чем сушим— ««всё реально!» Реально прежде всего не вырожденная телесность,не обиологизированное тело, но плоть, соединяющая в себе тело, душу и дух. Поэтому в реалистической онтологии наиреальнейшее — это действительность. Типы онтологического господства, до сих пор, как это уже видно, ведут от духа (преисторическая мифология) к душе (в особенности язычество и христианство), телу (Новое время и его распад) и, дальше, микрокосму, понимаемому как воссоединение на новом уровне и преодоление частичности истории и географии. В целом на поверхности проявляется деградация: от духовного — к разумному (сторона духовного), далее — к рассудочному, затем к сознанию, ныне — к самосознанию (что актуально в современной глобалистской неразберихе) и, далее, к Само сознания, что свидетельствует о развёртывающемся воссоединении человеческой истории. Конечная действительность — человек в его самодеятельности, действительности и будут преодолено отчуждение человека и региональные онтологии как наука об отчуждении.

Плоть россиянина отличается от тела оксидентала тем, что она — личностная, всегда чья-то плоть. И человек отвечает — не только перед собой, но и перед другими и за других — за свою плоть. Не случайно именно в России осуществлялись особожестокие репрессии по отношению к телам челоевеческим; сама плоть была носителем человеческого начала.Оксидентал владеет телом как собственник и печется о нем, как о рабочем скоте; россиянин — соработник плоти, как части космических сил и они — в одной упряжи. В целом современное состояние «обладания» телом моно характеризоать как рабовладение — более или менее великодушное. И только россиянин сотрудничает телу личностно, как воплощению космических сил. Он ближе новой классике, вопрос о которой стоит с особойостротой после модерна, постмодерна и модерна посмодерна, — это классика личностная.

Классика предстоящей эпохи — личностная, космическая классика, возвращение человека к себе обогащенным всей историей человека. Её существо −− свобода над всеми прочими ис-черпанными типами классики, образцов для подражания и парадигм действия людей, что означает и внешне классическое «стояние» человека — рядом и наравне, под вилянием и пре-одолением этого влияния любого явления жизни и бытийственном творчестве всего сущего как соразмерного человеку и человеком же полгаемого деятельно в основу своего бытия и эт-того последнего — что подспудно оосуществляось во всей предыстории — теперь явно и по-следдовательно — в раскрытие, деятельное воплощение потенций бытия всего другого, что ттак всё бллее становится Иным. При этом реализуется, восходит на новую стадию и любовь, дажже гонимая любовь к себе и самолюбие. Любовь к е деятельному бытию окончатеьно пре-ображает не олько плоть в мире, она сановится плотью мира, и просветляет саму плоть (в от-лиичие от ождественного себе тела), что традиционно совершается в России, но подспудно, и что позволяет нам говорить об российском теле как о плоти Именно поэтому, как можно будет увидеть ниже, именно деятельная любовь, всегда бывшшая идеалом Православия и российской культуры, жизни, становится основой и «оборачивается и обращается» в деятельность как любовь, приннцип и доминус Новой классики Можноыделить классику античную — соответствие человека космосу; патристическую (незавершенную) — соотвтетствие человека Богу; Естетственнонаучную — соответствие мира самому себе; Немецкую — соотетствие мира человеку; русскую (литературную и философскую) — соотетствие человека миру. Последняя, предстоящая классика (минуя детали) — соответствие человка самому себе. Но, парадоксальным образом, основа, соответствие человеа самому себе, будет постоянно преодолеваться бытием человека как собственной действительности, включая, как моменты, все другие кассики. Именно в этом, хотя и частично, исторически и заключается классичность в человеческой истории — классичность античной культуры времен Перикла, классичность Отцов церкви,.классической механики, классичность классической политэкономии и классической немецкой философии (не обращающей внимания на человека), классической русской философии, классического марксизма, и, допусимо или нет сказать, классичность феноменологии, вершина которой приходится н неданее время. Личностная классика —соразмерность человека себе как носителю беспредельного духа, личности. И сознание ее — самосознание не только в существовании в наличном, но и в задачах будущего, создание собственного, личного мировоззрения и судьбы. Здесь философия станет опираться на саму себя , как познание Само, и вынесет в историюисторию все нужное, все частичное, свои преисторические формы в мифологии, религии, искусства и науки.Здесь человек станет на самый край своего существования и обретет бытие, преодолевающее само его существование, даже тело — в бытии. Именно с опорой на переосмысление своего тела как плоти начинается — и уже пре-похапоха, классиче-ская эпоха Отцов церкви, классическходит преобразование души и духа. Поэтому вопрс о плоти, а не о отработавшей свое раблезианской телесности, становится в порядок дня и онон обязательно переживаетсяпереживается на актуальной грани существования и несуществова-ния, в том числе человечества, планеты, России) — но достаточно, хотя и не вполне поставить вопрос философски — каждому из еще оставшихся человеков среди одержимых и призраков, хотя путь этот не закрыт и для них — через свою одержимость и призраность и их преодоле-ние. Словом, минимизаторское понимание человека как телесности в ее обреченности вещам должно быть преодолено. И в этом — коренная задача России. Плоть — едва ли не самое важное в ее сокровенности и самой сокровенности.Именно для России характерна ориентация не столько на тело, сколько на плоть, соединяющую в себе тело, душу, дух при главенстве духа, — прах, персть и плоть.

Со становлением человека, его выделением — никогда не полным — из космоса, сама дея-тельность становится ценностью. Действие в первую очередь создает более прочное, иногда слишком прочное, единство человека с облекающим его космосом — мир человека как при-родного существа. Захваченность одним только миром,— без связи с космосом в его тайной противоречивой гармонии, выражающейся в разноречии природного, душевного, духовного, что признается всеми философскими концепциями хотя бы в потенции, — означает упадок человека, его обреченность открытому и удаленность от прикровенного (социального) и со-кровенного (духовного). Такая ситуация есть его безбытийственность, обреченность суще-ствованию в одной только плоскости и деградация всего его существа к задачам поддержания хотя бы минимального достигнутого уровня существования. Вопрос о человеке, многими полагающийся как способ сопротивления, оборачивается как вопрос о том, как его заманипулировать совсем.

Онтология тела ущербна без онтологии души и духа, не только служащих телу, но и воз-вышающих его и самих себя. Отсюда — наблюдаемая во всех культурах тенденция к углубле-нию во внутреннее, сокровенное и внешнее, откровенное; отсюда — не имеющие непосред-ственного утилитарного значения действия и деятельности: ритуалы, искусство, непринуж-денное общение, свободное творчество духа, души и тела. Единство микрокосма и макрокосма утверждается в борьбе; уменьшение (но не исчезновение) хаотической компоненты (компоненты творческого ничто) в разноречивых отношениях того и другого, — важнейшая тенденция; она имеет предел и есть лишь начало разноречия и противоречия. Парадокс, абсурд и являютсяявляются мотивом, движущей силой и стремлением упрочить самостоятельность каждого живого существа, раздор и единство макрокосма и микрокосма в соединяющем их мире человека.

Тело, имеющее ощущения и производные от него способности и действующее в макрокос-ме как микрокосм, которые соединяют в себе мир мате-реальный, в зависимости от ситуации вещественный, душевный, или духовный, и есть плоть, − тело, руководствующееся не только своими потребностями (вещественное) и социальными интересами (душевное, родовое отношение к миру), но и духовным отношением к основам мира. Потребности возникают как результат высокой организации тела, непрерывно как бы растворяющегося в космосе и кристаллизующегося из него; ощущение понижения организованности выражается в переживании собственной и мира ущербности. Собственно, сам мир есть ограниченность, самоотчуждеие (остранение) человека.

Вопрос об орудии со всей остротой ставит вопрос об исходном даже для тела — о человече-ской свободе, имеющей исток в свободе тела. Свобода просветляет тело до плоти, а не плот-ности. Тело ограничивается от внешних влияний, в нем обнаруживается душа как человече-скоечеловеческое качество жизни и самовитое в том, в чем он пребывает — социокосм. Он всегда конкретен и формация души становится самовитой, когда душа, прикрытое и прикроенное, своим самодвижением ее преодолевает в свободе воли, и это — преодоление душевного –дух человеческий, сокровенное. Свобода тела, в которой она проявляет саму себя — это три фазы не только действия (на западе подмененного латинизированным актом и бесконечной активностью, лишь таящей в себе — и то только вероятно — поворот к деятельности) но и самой деятельности. На западе человек — только возможность, всеми силами цепляющаяся за жизнь, русский человек привык опираться на собственную деятельную действительность, и ныне в России происходит потаенное движениедвижение перехода от имперской и социальной вестернизированной «активности», поверхностно захватившей ее народ, к действительности самого бытия. В России сё еще слишком много «свободы для»(Фромм), и мало свободы «от», не говоря ужео свободе «через» и «Чрез». Поэтому, что касается тела, то его свобода — в флексии, свободе изгибаться и поворачиваться (плоть); в дефлексии, свободе прекращать действие и возвращаться в более или менее исходную позицию имноженной (мощь) и рефлексии, способности прерывать действие не только в заботе о себе (основа субъекта у Фуко), но и в способности прервать действие ради мысли и основании флексии на неповторимости нового действия, превращающего ее в деятельность (воля).В ре-флексии чеовекстановится иным, отсавляя себе собственное и порождая ничто возможного будущего становления иным. В этом, кроме прочего, зиждися и возможностьпонмания,вамодействия синым, втом числе живым су-ществом и совсем существующим кК иным нетлько себе самому, но и его самого ему самому, то есть преобраззования существующего в сущее для него. В ре-флексии осуществляется по-ступок; непоступающее действиене есть еще деяельность,носуществование, поступающее — бытие человека, поскольку тоькодля него касане себя есть ре-флексия. Еще тоько де-флексивная, действующаясторона деятеьности (характеная для присторических народв, мери-донаьцев) несет тчуждение и является отчуждением; даже птребление является действием, а не элементом деятельности, гипертрофиорованном в отчуждении,подчиненном в истинном быии, при господстве быия как деятеьноси. В целом же телесное есть начало флексивное, присваивающее, хотя уже здесьь — в мощи и воли начинаются дефлексивное и рефлексивное начала, поучающие развитие далее, при разворачивании специфически человеческой деятель-ности самотворчества — основы его бытии и её высшей формы.

Над потребностями чаще всего господствует духовный план, охватывающий вселенную как целое, — телесное становится частным случаем решения проблематичности существова-ния человека (частный и высший тип тела) в мире. Тело превращается в одухотворенную плоть. Макрокосм осмысляется, в нем осознается цельность как мир человека — своеобразное (и всегда конкретное) духовное, «договор» о взаимодействии макрокосма и микрокосма, при-роды внешней и внутренней, сущестования, сущности и их противоречивого внутреннего единства — бытия. Они выражаются различно в религии, в искусстве, в науке, в философии, хотя и стягивается к единому центру — человеку. Мир мёртв, ексли не просветлен идеаль-ным, духовным, — продуктами высших родов и форм деятельности мыслящего существа. Но без этого тело связано лишь ближайшими отношениями и ему не хватает мощи для расши-рения зоны своей действительности в мире.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About