Create post
Architecture and Cities

Мемориал погибшим в городе Беслан 01-03 сентября 2014 года

Я начинала готовить данный материал для своего проекта Мамадец! к годовщине трагедии в школе номер один в Беслане, но по причине, которую я озвучу ниже, оставила текст.

Когда я проводила рисёрч и искала материалы в интернете о мемориале, я не могла найти ничего, что рассказало бы мне непосредственно об архитектуре комплекса с точки зрения психологии, а именно, отправных точек и внутренних посылов архитекторов на создание данной конкретной формы. Даже немецкое бюро, создавшее памятник, в описании ограничилось лишь тем, что форма мемориала создана на основе памятного венка — традиционного для России атрибута похорон и почтения памяти умерших.

В итоге я кинула клич о том, что хотела бы получить комментарий архитектора, знакомого с этой конструкцией. И получила ответ, откуда не ждала, и, главное, которого не ждала. Мой любимый и уважаемый друг, взрослый опытный архитектор выразил мысль о том, что память, особенно, о таких событиях и их последствиях, увековечить в камне или любом другом материале невозможно. Задача это неподъёмная и ненужная. По его словам, лучшее, что могли сделать в Беслане — построить на месте трагедии новую школу и, тем самым, дать погибшим детям новую жизнь в смехе и надеждах на будущее новых учеников.

Публикую этот незаконченный материал сейчас вследствие сложных внутренних перипетий по поводу войны между Азербайджаном и Арменией, из–за которой мы уехали из Баку неделю назад, где провели весь карантин, и с которым меня связывают самые теплые чувства и воспоминания. И хоть город физически был не затронут, и вряд ли будет, война есть война. В горячих точках, в головах и сердцах людей, в информационном поле.

Я никогда не встану на эту сторону и не найду оправдания жестокости и ненависти на политической почве, из–за которой люди теряют себя и своих близких.


Осенью прошлого года мы совершили поездку на автомобиле Москва-Баку-Москва, так называемый, roadtrip — сначала в тандеме с друзьями, которые по ходу открыли выставку в Баку, а затем поженились в грузинском Сигнахи, а на обратном пути уже самостоятельно — я, Бен и наш сын Макс.

На пути из Москвы мы проехали через Волгоград и Элисту, после чего перед финальным рывком в Азербайджан, мы на скорую руку поужинали и отметили день рождения Бена в дагестанской Махачкале. Очень жаль, что большинство из природных и культурных красот Дагестана мы видели только в темноте, но буду надеяться, что это был не последний наш раз в республике.

На обратном пути, когда мы выезжали из Грузии по Большой военной дороге и заезжали в Россию через Владикавказ, совершенно незапланированно я решила узнать у Бена, далеко и долго ли нам будет ехать до Беслана.

Для меня Беслан всегда был городом-мифом; легендой с трагической фабулой.

Я хорошо помню, как сидела с папой в каком-то “замызганном”, как он любил называть такие места, кафе рядом с томским автовокзалом — кажется мы собирались поехать куда-то или только что приехали откуда-то. Мы сидели на железных стульях с обитыми красной поддельной кожей круглых сидушках и пили кофе “три в одном” из пластиковых стаканов — традиционный для Томска того времени напиток. Вроде бы ели чебуреки или беляши. Наверняка ели — папа их ест при каждом удобном случае, даже если параллельно он матерится и полушуточно задает то ли мне, то ли в никуда вопрос, из чьего, на мой взгляд, мяса сделан этот чебуречный фарш. Не уверена, что он шутил на эту тему в тот день. Или это было утро. Но я хорошо помню, что он молчал и периодически поглядывал наверх, в угол, — туда, где висел старый телевизор. Еще я очень хорошо помню яркий свет в кафе и серость за окном. А также пластиковые вилки и ножи наших соседей по кафе. Часто бывает, что в подобные травматические моменты сознание запоминает детали — из моего собственного опыта я могу предположить, что таким образом психика защищается и перемещает фокус внимания на незначительные, казалось бы, мелочи. Удивительно, что шестнадцать лет спустя я помню этот момент так ярко. В 2004 году мне было восемнадцать. Начало сентября, мой второй год в университете. Тогда казалось, что моей взрослости нет предела, сейчас же я понимаю, что восемнадцать — может быть и социальный маркер вступления во взрослую жизнь, а в каких-то культурах и полный ее расцвет, однако сейчас я могу сказать точно — я была ребенком. И происходящее на экране того телевизора — а это был второй день террористических действий — я в силу наивности или неготовности или неосознанности — кто его знает теперь — воспринимала как картинку, возможно даже, как кино. Но я хорошо помню то липкое чувство ужаса, которое наполняло меня внутри — ощущение давящего на голову потолка, воющего изнутри страха и почему-то одиночества — по ощущениям схожее с тем временем, когда еще в дошкольном возрасте родители периодически оставляли меня на пару часов дома одну.

И вот пятнадцать лет спустя я оказалась в тридцати или пятидесяти, как выяснилось, километрах от Беслана. Мы перекусили в кафе в центре Владикавказа, очень красивого и уютного города, который мне, кстати, напомнил Томск, и приняли решение заехать в тот самый мифический город и увидеть школу номер один.

Когда мы заехали в город, начинался закат. Полуторагодовалый Макс засунул в автокресле раньше своего положенного времени, и я вздохнула внутри с облегчением — большим, чем обычное облегчение, которого бывает у измотанной после долго дня мамы, когда она украдкой, подпитываемая чувством вины, радуется, что ребенок наконец-то уснул и теперь можно немного отдохнуть.

По пути к школе я виновато смотрела на прохожих из окна дорогой арендованной Audi A3. Я пыталась всматриваться в лица людей и в то же время прятала свои глаза от них — мне было стыдно. За свое видимое благополучие, за туристическое любопытство, за то, что перекладываю на этих людей свои страхи и предполагаю и предугадываю их мысли, навечно теперь жертвенные, как мне кажется, хотя откуда я могу знать.

Когда мы подъехали к месту, я опешила — странное слово, но другое мне подобрать сложно. Я не ожидала увидеть то, что увидела там, — и снова, сгорая от стыда, я поняла, что ничего не знала о том, что со временем стало с местом трагедии.

Мы решили, что пойдем смотреть меморил по очереди — у нас не было другого выбора. Интуитивно ощущалось, что его бы не было в любом случае, и не только потому, что Макс спал, и кто-то из нас должен был оставаться с ним в машине. Мы оба понимали и в этом понимании молчаливо слышали друг друга, что этот опыт должен быть интимным, не прерванным чьим-либо присутствием.

По дороге из Беслана мы долго молчали. Мы ни разу не обсудили увиденное и не подняли тему между собой или с кем-либо еще.

Отказываясь от изначальной идеи описать увиденное, оставляю вас наедине с собой в этом месте.

Чуть больше фотографий и технического описания мемориала здесь.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About