О книге Глеба Смирнова «Artodoxia», в которой рассказывается о том, что язык — это Бог, а призвание человека — быть художником, чья обязанность — доставка посланий свыше и уход за словом.

Автор занимается тем, что выпускает из рукавов журавлей. Все это действо — не просто перфоманс, но приглашение: мы приглашены совершить превращение, увидеть в себе высокого, обнаружить внутри художника, рассмеяться, освободиться, выйти из рутины рутин. Книга — такая вечеринка с участием грандиозных гостей. В гости пришли: Гуго Сен-Викторский, Иоанн Солсберийский, Рабан Майнцский и Винсент де Бове (послушайте саму музыку их имен), Платон, «переродившийся в красоте», сотрудники и участники эпопей, богословы, еретики, писатели, музыканты, герои цветущей готики — и это лишь малая часть той компании, которая собралась здесь, чтобы обсудить насущный вопрос «веры в бессмертие, обретаемой деяниями в сфере духа».

Гости представлены в виде цитат, которые они оставили, отбывая в Элизиум — специальное место, куда, согласно античным источникам, отправляются просветленные души поэтов, ученых, живописцев, музыкантов, философов и прочих жрецов искусства. Там они продолжат излюбленное свое занятие — общение с другими светлыми людьми, жившими в разные эпохи и на разных широтах. И это мечта, которую автор пишет как полотно, строчка за строчкой, афоризм за афоризмом — вот бы нам выйти из этой высуши-душу одномерной действительности и войти в пространство культуры. Сидеть там за разговорами в приятной компании и не знать никакой скверны. И чтобы это была такая новая мировая религия: искусство…

Так она уже есть! — и нагадана была еще в Средневековье, говорит наш волшебник с заговорщицким видом, мол, сейчас будет выверт. И точно — нам показывают рай Алигьери, мы всматриваемся и обнаруживаем… отступника! Мама дорогая, откуда он взялся-то, как занесло? Что это еще за прохиндей — у Данте, законопослушного нашего католика? Какое-то странное духовное лицо, к тому же еще и пророчествующее! «А сбоку воссиял мне Иоахим, пророческим он духом одарен».

Автор говорит: так это ересиарх. А? Глава ереси, если в общих чертах. Жил себе этот Иоахим (Флорский) в итальянской глухой провинции, был настоятелем небольшого монастыря, занимался учеными штудиями (всякие там изучал «погашающие параллели»: падение во грех «погашается» распятием Христа, нецеломудренность Ева «погашается» чистотой приснодевы Марии и т.д.) и вдруг — озарение: «Бог проступает человечеству постепенно». Ого. И еще: «лица Троицы проглядывают в самом движении и становлении человеческой истории». Сначала — Отец, затем — Сын, а потом будет Дух: «первая эра была временем рабов, вторая — сыновья, третья — будет эра братьев». В первой эре господствовал страх, во второй — вера, в третьей — милосердие.

То есть, получается, что мы как раз в ней и находимся, в этой самой третьей эпохе. Добрались, добрались! Путь был нелегким, но мы справились, объясняет автор на разных примерах. И теперь «Дух веет где и как хочет, и в том числе в отрицании всех предыдущих форм религиозности». Никаких больше войн. Догмы не нужны. Будьте творческими, будьте художниками. «Религия артодоксии давно существует де-факто и объемлет всю планету культурного сообщества: в нее обращены во глубине души все гуманистически мыслящие люди».

Это, в общем, и есть доказательство Бога: искусство. «Как же так?» — возмущается человечество. «Мы же решили, что Его нет! Договаривались, совещались всем миром, ну что это вы в самом деле». Но автор подготовлен к такой реакции. «Так умудриться не быть, как нет теперь Бога, — одному Богу под силу», — парирует Глеб Смирнов, выпуская из рукава очередную невольницу — лети, журавль, лети. «Бог отдыхает невидимкой (и неведимкой!) от вековой фетишизации. Наконец его оставили в желанном покое, не тянут за рукав по мелочам, не делают из него идола для «почестей казенных», не просят навести дождь на поля или молнию на чужую голову, не винят его в ниспослании бед и кар, не прикрываются им официально в войнах и в беззаконии…» Дальше автор совершает логический кульбит и показывает нам, что в эпоху Духа становятся синонимичными Бог, Язык и Время, Deus sive Tempus sive Lingua. Что слово, иначе говоря, это Бог. И наша роль — заботиться о нем; владеть языком — это и есть наша молитва. «Человеческая история, в лучшей своей ипостаси, есть история Логоса, в просторечии она называется историей искусств».

…Вот такие разговоры ведутся в книге «Artodoxia», где философ с рукавами, полными журавлей, встречает своих друзей. Он пригласил не только гостей из далеких эпох, но и ныне живущих, «всех этих “помазанных высшей властью и гуляющих сами по себе” несуразных беспокойных людей, этих растяп и разинь, “этих заколдованных личностей” (как побаивался на свой счет Дон Кихот)… этих индивидов, предавших здоровые инстинкты… и готовых ради сомнительных услад искусства объявить войну всем и вся, нищенствовать и голодать, и идти на всевозможные саморазрушительные жертвы». Все, кого называют в простонародье «художниками», приглашены на эту большую пирушку.

А пока они идут, автор вот о чем размышляет. Каково быть созидателем в нашем мире? И отвечает: тяжко, ох, тяжко. Работы для писателей мало, художники сидят в каморках, подбирая крошки, вокруг люди говорят на мертвом языке — и если бы это была латынь. Но нет, это язык приблизительных слов, бытовой язык, который «аморален, поскольку аморфен». Он «неряшлив, несамокритичен, заезжен, тяготеет к плеоназмам и инерции: “трижды вареная капуста”, как язвили греки». «Говорящие на мертвом языке люди недаром легко обходятся без искусства и поэзии, плавая в жижице прогорклых слов». А ведь Сократ перед смертью предупреждал, что «неточность языка дурно сказывается на душах».

Но ничего-ничего! — успокаивает человек с птицами. «Искусство производит чистку языка от налета, восстанавливая активность его зачуханных нервов». На борьбу с «закисанием» речи, Бог всегда призывал самых чутких и духовно-предприимчивых из людей — иначе говоря, художников.

Так что Логос нам в помощь! — заклинает автор. Будем держаться все вместе. Безымянные юродивые, херувимские странники — соль земли, идите скорее сюда, на пир духовидцев, в Элизиум, таинственное, чудесное царство, в «котором мы признаем свое отечество», несите своих журавлей, свои мысли, способные окрылять умы. Ведь «искусство как было, так и остается единственно возможным, помимо любви, раем на земле».

Такая вот артодоксия.