Антон Лемесев — журналист, музыкальный обозреватель, автор серии подкастов о современной музыке — от техно и брейкбита до джаза и contemporary classical — «Бюро Лестер» и ведущий «Музыкального бюро» на радиостанции «Говорит Москва». Сотрудничал с MTV Russia в качестве пишущего автора. Кроме профессиональной журналистики, Антон занимается также литературным и музыкальным творчеством.

Музыкант-импровизатор и историк философии Юрий Виноградов поговорил с Антоном о миссии музыкальной журналистики, потреблении популярной и классической музыки, а также о его творческом объединении и сетевом лейбле «Бюро».

Юрий Виноградов: Как музыкальный журналист ты делаешь обзоры на музыку разных направлений и жанров. Часто ли бывает, что в тебе конфликтует музыкальный журналист и любитель музыки? Приходится ли тебе заставлять себя слушать музыку, жанры, направления, которые тебе лично как меломану неинтересны или не нравятся?

Антон Лемесев: Конечно, у меня есть свой набор предпочтений и вкусов, свои жанровые границы, свой набор направлений и стилей, за которыми мне интересно следить. Им я отдаю большее предпочтение. И напротив, есть территории, куда мне даже и не хочется соваться, потому что я понимаю, что в них пока мало что смыслю. Однако я никогда не ставил себе каких-либо жанровых границ.

Ю.В.: Тебе часто присылают на ревью свои релизы начинающие или опытные, но не слишком известные музыканты?

А.Л.: Да. В целом часто обращаются с совершенно разными просьбами. Мне приятнее быть первооткрывателем, чем работать с измученными журналистами музыкантами.

Ю.В.: Расскажи о своем небольшом проекте, нет-лейбле. Так правильно говорить? Ты затронул тему не измученных вниманием музыкантов: на твоем мини-лейбле как раз издавались не слишком утомленные вниманием критики и публики музыканты вроде Josh Kormik, doru belu и другие, твой друг, джазмен Артем Крикунов издавался…

А.Л.:…да и ты сам там издавался. Нет-лейбл, творческое объединение, как угодно. Сама идея появилась в 2016 году: сделать площадку для издания знакомых музыкантов. К тому времени у меня уже было достаточно знакомых музыкантов, к которым можно было обратиться с таким предложением. Кроме того, хотелось помочь им продвижением, рассказывая о них, ставя их музыку на радио. Тогда передачи на «Говорит Москва» у меня еще не было, но по счастливому стечению обстоятельств она появилась вскоре. Еще я хотел разнообразить контент в своем паблике «Лестер», чтобы там были не только рецензии, но и презентации оригинальной музыки.

Такие модели использовались и другими людьми; иногда они даже не были оформлены как единая концепция. Например, журнал «Метрополь», когда он еще так назывался, тоже устраивал премьеры релизов. Но у них не было Bandcamp’а, а я остановился на этой удобной площадке: там доброжелательная аудитория и гибко настраиваемая ценовая политика — от бесплатных раздач и name your price до указания конкретной суммы; там можно красиво оформить альбомы…

Оказалось, что за небольшую сумму в 2 доллара можно предлагать музыку отечественных музыкантов всему миру с определенным успехом.

Ю.В.: Внимание отечественной и зарубежной музыке уделяется обозревателями неравномерно. Чаще на соответствующих русскоязычных площадках публикуются альбомы и рецензии на альбомы зарубежных исполнителей. Кажется, что писать об отечественной музыке до сих пор зазорно — все подлинное, хорошее, качественное будто бы где-то там, за рубежом. Такой вот провинциализм в отношении к нашей музыке, которой интересуются меньше, чем могли бы. В связи с этим два больших, очень общих вопроса: как ты относишься к отечественным музыкантам? И замечаешь ли подобную асимметрию?

А.Л.: Масштабы выпуска музыки в России и во всем мире просто несопоставимы чисто количественно. Речь идет как об официальных релизах, так и DIY. Даже если суммировать всю музыку, которая плодится во ВКонтакте, а плодится она в геометрической прогрессии…

Ю.Л.: Чем дальше, тем больше?

А.Л.: Да. Я хорошо помню начало 2010-х годов. Русская музыка был представлена в ВК локальными группами, которых на тот момент было немного. Не было развито такое движение, как лоу-фай-группы, — группы, часто состоящие из одного человека, который и записывает всю музыку: клавиши, бас-гитару и прочее. Даже таких групп тогда почти не было. С тех пор музыки в России стало больше, стало больше интересной музыки. Но все равно пока ей еще сложно «перебить» окружающий фон.

В культурном плане среднестатистический российский слушатель скорее слушатель европейской или американской музыки. «Русский» слушатель, тот, кто слушает преимущественно отечественную музыку, в меньшинстве. Все потому, что и музыки у нас меньше, и по качеству она хуже; кроме того, 90-е не прошли даром — нам долго, хоть и не прямолинейно, вдалбливался в голову постулат, что на Западе музыка круче. Например, я сам стал осознанно слушать нашу музыку только в конце школы. И то только отдельные группы, в соотношении 90% зарубежного, 10% отечественного. Если попробовать сейчас вывести это соотношение, то оно, допустим, будет 80 к 20.

Не может Россия тягаться с западной музыкой, ведь популярная музыка в России стала развиваться недавно, она только сейчас начинает проходить те пути эволюции, которые на Западе пройдены давно. Мы слишком долгое время были изъяты из мирового музыкального контекста, это даёт о себе знать, эта отсталость.

Ю.В.: Я не готов подписаться под столь сильным утверждением…

А.Л.: Мне так кажется. Когда во всем мире было британское вторжение, мы это вторжение восприняли единично, не было массовой истерии по этому поводу. Когда в мире был панк-рок, у нас панк-рок слушали минимально. Пост-панк — та же история. Только с электроникой у нас более-менее совпало. И то… Я не говорю, что у нас не слушали и не знали The Beatles; знали и слушали, но это не было культурным феноменом, проживаемым в масштабе страны. Вот поэтому паблики сейчас и пишут чаще о зарубежных музыкантах: просто потому что у них больше релизов, больше истории, и это просто перебивает наш российский музыкальный фон.

Многие до сих пор не знают, где найти и послушать хорошую русскую музыку. Даже про такие сто раз обговоренные лейблы, как ГОСТ ЗВУК, не все слышали. Хотя мне кажется, что ГОСТ ЗВУК — это та самая достойная электронная музыка, которой в России долгое время не было, точнее, которая была представлена лишь отдельными, разрозненными музыкантами.

Если говорить о музыкальной журналистике в России, то её становится все меньше и меньше…

Ю.В.: А интересно ли людям вообще читать о музыке?

А.Л.: Мне кажется, что да. Я в целом больше занимаюсь аудио, форматом подкастов, который некоторое время назад хоронили как пережиток нулевых. Часто говорили, что подкасты — это прошлое, основная площадка — YouTube с видео. Однако я занимаюсь этим и вижу, что людям интересен этот формат: они слушают, отзываются, обсуждают. Иногда даже обсуждают прямой эфир на радио — казалось бы, совсем анахронизм! А это означает, что есть запрос на аналитические материалы о музыке или на сочетание музыки и аналитики.

Ю.В.: Всегда есть в рамках культуры силы, противодействующие изменениям. Сила, способствующая, благодаря современным медиа, переходу от структурного к визуальному, переходу от аналитического мышления к мышлению-восприятию, быстрому и преимущественно ассоциативному или эмоциональному мышлению интернет-серфера, уравновешивается реакционными культурными силами, выступающими как охранители deep thinking и deep reading. В культуре всегда возникают противодействующие механизмы и противоположный запрос.

А.Л.: Да, есть люди, которым не интересны рецензии, которые не будут тратить свое время на их чтение. Например, на хип-хоп портале The Flow даже сами авторы сайта писали, что рецензии не нужны, мол, вы сами можете все послушать, зачем же вам об этом еще и читать? Возможно, это связано с тем, что вырос уровень слушателя, он теперь сам может судить о музыке, сориентироваться самостоятельно…

Ю.В.: Музыкальная журналистика, развивающаяся вместе с развитием газет и становлением музыкальной профессии, изначально выполняла функции своеобразного капельмейстера при буржуазном классе, т.е. была наемным советчиком. У многих буржуа не было времени на то, чтобы разобраться в музыке, хотя классическая музыка по классовому происхождению самих композиторов преимущественно буржуазна. Становящееся на ноги буржуазное сословие — торговцы, мелкие производители, хорошо оплачиваемые наемные сотрудники делали деньги и формировали анонимный рынок потребителей; музыкальный журналист экономил время и силы культурного буржуа, квалифицированно советуя, что ему слушать и что об этом говорить и думать. С этой функцией музыкальной журналистики тесно связана функция музыкального просвещения. Кроме того, музыкальная журналистика также выполняла функцию критики, т.е. познания, исследования, описания, сопоставления и затем уже оценки.

Каковы сейчас, на твой взгляд, в нынешних условиях функции музыкального журналиста? Что он может и должен делать? Какова его миссия?

А.Л.: Во-первых, надо отделить музыкальную журналистику от музыкальной критики. Музыкальная критика — это нечто большее, чем обзор альбома, его содержания, рассказ о тематическом и смысловом наполнении. Это использование определенных музыкальных терминов, знания о структурах самой музыки. Это история не про мой блог, он скорее играет роль советчика и помощника, как ты верно подметил.

Мне кажется, что сейчас играют большую роль субъективные мнения, а не объективные знания. Мой блог субъективен. Я, конечно, стараюсь говорить взвешенно, но если мне музыка не нравится, то я ее стараюсь просто не упоминать.

Функция музыкальных блогов, обзоров, подкастов, как мне кажется, это экономия времени человека. Время в XXI веке стало одним из основных ресурсов, его может не хватать или человек может не знать, на что его потратить, что еще послушать. А когда тебе что-то преподносится в готовом формате, уже пропущенном через чье-то сознание, в обрамлении слов, отклика, то проще прийти к музыке, потратив меньше времени. Послушав подкаст, человек потратит меньше времени, чем на самостоятельный поиск.

В своем блоге я стараюсь знакомить с музыкой, приводить человека к музыке или даже музыку к человеку.

Ю.В.: Я вижу тут некоторую проблему. Ты сказал, что в своем блоге транслируешь субъективные оценки и предпочтения, но при этом ты помогаешь с помощью трансляции субъективной точки зрения сэкономить людям время, избежать дополнительных усилий, помогаешь с меньшими затратами найти что-то свое. Таким образом, твои субъективные оценки должны иметь интерсубъективное значение, т.е. иметь значение не только для себя, но и для других. Как это происходит? Быть может, у тебя все же есть метод, с помощью которого ты аргументируешь свои оценки и предпочтения, сообщаешь им общезначимый фундамент?

А.Л.: В своих рецензиях я изначально отошел от голословного «хорошо» или «плохо»…

Ю.В.: Это заметно. Ты никогда не говоришь, что «я просто так чувствую».

А.Л.: В центр рецензии я стараюсь поставить проблему. Если это, например, рецензия на группу «Утро», то я могу говорить о проблемах самоопределения группы, её мировоззрении, ощущении перспектив и движении от собственных истоков, традиции. Если это обзор на африканскую музыку, то я говорю не о том, что слушать ее — прикольно и весело, а о том, что это интересная альтернатива западной традиции, к которой мы привыкли.

Оценка, пусть и субъективная, может быть заманчивым «блестящим фантиком», который приведет слушателя к музыке.

Ю.В.: Я думаю, говоря, что ты субъективен, ты имеешь в виду, что ты не догматичен.

А.Л.: Возможно, да. Я не хочу что-то навязывать, какие-то готовые мнения. Я субъективен в выборе проблемы; один выделит такую проблему, другой выделил бы иную проблему. Объективный текст про музыку? Это, быть может, лишь текст, где разобраны сухие факты, и то… Факты нужно как-то перетасовать. Это отдельные дебри, в которые я не лезу.

Ю.В.: Всегда остается вопрос, в рамках какой теории мы музыкальные произведения рассматриваем. Для любого факта нужна теория, язык, в рамках которых факт можно описать. Теория — это глаз, поле зрения, в котором только и можно увидеть факт. Если мы описываем произведение в рамках акустической теории — это одно описание, в рамках традиционного учения о гармонии — другое, и так далее. Разный теоретический инструментарий, разные методы работы с ним, разное описание. Какая точка зрения будет более «правильной»?… Такой вопрос некорректен.

А.Л.: Я хотел упомянуть в связи с тем, о чем мы говорим, тему важности книжной культуры. Книга приводит человека к знанию, к анализу, она помогает сформулировать мысль, формирует интеллектуальные потребности. Я пришел к подкастам от литературы, от книги, так как я еще, кроме подкастов и работы ведущим, занимаюсь написанием литературных произведений — рассказов, новелл.

Мне кажется, что идеальный слушатель — это человек, которому привита книжная культура, человек, который готов что-то вдумчиво и методично изучать, внимательно рассматривать какой-то вопрос.

Связь формата подкаста, музыки, литературы мне представляется важной.

Ю.В.: Для европейской культуры — а русскую культуру я считаю частью условной глобальной Европы — собор, фуга, роман могут выступать в качестве метафор структур личности. Человек, личность строит себя по образу, скажем, собора, где есть разные уровни, слои, он устроен многопланово и иерархично. Книга, классический роман, в силу его сложного внутреннего устройства, также может выступать в качестве подобной метафоры, поэтому многие культурологи именно изучая роман и — шире — способы письма, построения текста, пытаются разгадать загадки европейской и мировой культуры.

Отказ от книжной культуры, от интеллектуального прошлого и настоящего Европы, заставляет обратить внимание на другую метафору — метафору человека-блина. Такой человек скользит в мышлении по поверхности, он быстро реагирует, легко вычленяет поверхностные связи, но он не способен углубиться, он не способен на анализ и поиск глубинных закономерностей. Он не может остановиться, сосредоточиться.

Классическая музыка крайне требовательна к способности слушателя мыслить, анализировать, создавать связные нарративы, она — плоть от плоти европейской интеллектуальной культуры, культуры книги. Как ты соотносишь классическое/академическое и популярное? Считаешь ли, к примеру, коммерческую музыку вторичной, неподлинной, а классическую — настоящей, выражающей саму суть музыкального?

А.Л.: Слушатель бывает разный. Несравненное преимущество музыки популярной в том, что она легче находит язык со слушателем. Возможно, она слишком часто оперирует эмоциями, эмпирикой человека, чувствами. Если нам хочется найти в музыке товарища, который поднимет настроение, посочувствует, если мы хотим услышать голос, не оперный, который трудно разобрать, а именно простой человеческий голос, то в этом плане у популярной музыки больше возможностей.

Но музыка академического толка, музыка классическая несравнимо богаче, интереснее, продуманней, чем все то, что появляется в рамках популярной музыки. Современная популярная музыка больна ритмом, больна самоповторами, больна лупами, зацикленными небольшими последовательностями. Лупы везде — от хард-рока до техно и драм-н-бейса. Как объект для познания классическая и современная академическая музыка заманчивее.

Конечно, ритм интересен, полностью отказаться от него значит погрязнуть в скуке. Я сам слушаю много ритмичной музыки. Мне больше всего нравится сочетание ритма и изобретательности.

Ю.В.: В работе с ритмом тоже можно проявить изобретательность, взять хотя бы того же Мессиана с его несимметричными ритмами…

А.Л.: Это один из любимых мною авторов, в свое время я специально покупал его «Квартет на конец времени».

Ю.В.: Когда ты заинтересовался классической музыкой и почему?

А.Л. Я никогда не был далек от музыки классической, от музыки академической. Наряду с моим интересом к рок-движению 60-х и прог-року 70-х годов, я слушал классиков: Бетховена, Моцарта, Вивальди, австрийских и немецких композиторов. Постепенно я двигался в сторону современности.

Ю.В.: Из прошлого в настоящее?…

А.Л.: Да. Такой путь мне казался наиболее обоснованным и удобным. Я и музыку начинал изучать ступенчато: современную музыку начал слушать после того, как переслушал в школе группы 60-х — 70-х годов.

Мне очень помогла в понимании классической музыки XX века книга «Дальше — шум» Алекса Росса. Это прекрасный пример научпопа, журналист использует правильную терминологию, правильно рассматривает музыку. Книга стала моим ключом для понимания некоторых процессов в XX веке, для понимания некоторых авторов, композиторов нововенской школы и других. Или наших соотечественников — Шостаковича и Прокофьева. Они для меня — новейшее открытие, мне, к примеру, последнее время интересно изучать струнные квартеты Шостаковича. В них, как мне кажется, его талант в полной мере отразился — масштабный замысел при минимуме использованных инструментов, каждый инструмент заставляет прочувствовать гармонию и сам себя.

Двигаясь от классиков начала XX века, от атональной и серийной музыки, переступая через минималистов, я пришел к вопросу, который задал себе и который ранее слышал от других людей. Вот раньше, мол, была музыка, раньше сочиняли симфонии, раньше действительно играли на инструментах, появлялись великие композиторы, а где все это сейчас? Мне стало интересно, что представляет из себя этот обособленный музыкальный мир сейчас.

Мне захотелось ответить на этот вопрос в своих передачах, хочется показать слушателям, что происходит в академической среде сегодня. Что делают и сочиняют люди, которые имеют профессию музыканта.

Мы видим, что сосуществуют тот же романтизм с более смелыми музыкальными формами, и новая опера, и традиционная… Все это есть, но к этому проявляется меньший интерес, так как раньше вся музыкальная культура ограничивалась композиторской сферой, сферой образованных профессиональных музыкантов, которые играли на традиционных инструментах и выступали в больших или камерных концертных залах. Сейчас все это заменила популярная музыка, она, по факту, вытеснила академический сегмент.

Ю.В.: Позволю себе не согласиться. Это историческая иллюзия. Сейчас в потребление, в том числе культурное потребление, вовлечено почти все население западного мира, а, например, в том же XIX веке и ранее потреблять систематически культурные блага мог сравнительно небольшой процент населения. Даже с начала XX века количество людей, слушающих классическую музыку, возросло и в абсолютном, и в относительном масштабах.

А.Л.: Безусловно, в XX веке классическая музыка приобрела массового слушателя, но все равно она не смогла тягаться с популярной музыкой.

Ю.В.:…она и не должна тягаться. Она выполняет другие функции. Для академической музыки не так важен слушатель, как для других форм, одна из ее задач — исследование границ и форм самого феномена музыкального, его сути. Мы же не будем судить о математическом трактате по количеству его читателей? Мы не скажем, что научный текст плох, если его читают только специалисты. Его и должны читать специалисты.

А.Л.: Однако как журналист я вижу в этом большой потенциал для популяризаторской работы. Быть может, миры популярной музыки и классической не должны тягаться друг с другом, но у музыки академической много возможностей, как мне кажется, прийти к слушателю. Это можно как раз делать с помощью радио, с помощью подкастов и так далее.

В оформлении использованы фотографии Антона Лемесева. За помощь в правке текста автор благодарит Лёлю Сальникову.