Филадельфийский проволочник
МИКА публикует вторую из серии бесед о гиперконцептуализме, связанных с проектом куратора Иваны Бабушкиной «Код Леопольда». С текстом первой беседы необходимо ознакомиться здесь.
Владимир Фёдоров. Беседа может быть оценена, потому что она всегда с
Виктор Осипов. Интересно, что в первом томе “Пустотного канона” постоянно подчёркивается, что вы являетесь ни кем иным, как специалистами в области становления эстетических категорий, и ты сейчас вновь эту тему поднимаешь.
В.Ф. Это не тема, это догмат, неоспоримое положение…
В.О. Причём не просто в области эстетических категорий, а области их становления, там это специально подчёркивается.
В.Ф. Становления и специфического зависания в процессе этого становления, потому что они воспроизводились, но до уровня продуманного использования дело не доходило.
В.О. Это и хорошо, это позволяет им не застывать, не превращаться в мешающие сущности.
В.Ф. Они остаются в эстетическом плане, на полпути к плану идеологическому.
В.О. Они не фиксируются, исследуется как они появляются, то есть момент возникновения, а не момент их пребывания, что очень важно ещё в связи с моими нынешними штудиями чань буддизма, там тоже возникла эта оппозиция возникновения — пребывания. Эстетические категории возникают, мы можем этот процесс исследовать, запускать, и так далее, но при этом они не существуют как нечто вне это разговора, например, или череды разговоров, посвящённых их возникновению.
В.Ф. Вот с пятнами как происходит, они вроде бы есть, они мерцают…
В.О. Можно это будет эстетической категорией, действительно? Пятно. Казалось бы, всё в этом слове готовит к этому.
В.Ф. Это не пятно, а конфигурация пятен, которая везде проявляется.
В.О. Но если есть конфигурация, то есть и пятно, правильно?
В.Ф. Как буква, как элемент.
В.О. Как буква. Если это язык, то есть пятно, а за ним идут структуры и конфигурации.
В.Ф. Но пятно же пустое, оно само по себе ничего не обозначает, только в комплексе.
В.О. Но и буква так же! С этим стыкуются темы, поднятые в первой беседе — провокативной симуляции, в смысле, что “ушки торчат”. Значения нет, это особым образом подчёркивается, но в то же время значение есть, оно выглядывает как ушки.
В.Ф. Оно отовсюду выглядывает, из любой части ландшафта городского. Это же феномен города, а не дикой природы, где из саванны выходит реальный леопард. Он появляется, наоборот, в условиях города, цивилизационного максимума.
В.О. Городской мир, и вообще мир, предельно насыщен смыслами, которые торчат как ушки. Отовсюду.
В.Ф. Такой частокол!
В.О. При чём один объект транслирует не один какой-то закреплённый за ним смысл, а каждый объект транслирует бесконечное, в зависимости от интерпретирующего, количество смыслов.
В.Ф. Это понятно, что всё в принципе может быть истолковано, но здесь, получается, толкование зависит от фокусировки на
В.О. Со стороны звучит так, будто это такой способ через пятна изложить некую теорию языка и знака.
В.Ф. Соположения знаков. Мы не рассматриваем это как орнамент со своими регуляциями, а что оно обозначает в одном сюжете, втором сюжете, третьем.
В.О. А гиперконцептуализм оказывается такой интерпретационной вспышкой, соединением ранее несоединимого. Вот что Марианна говорила в прошлый раз о совпадениях. То есть мы обсуждаем языковой мир, а гиперконцептуализм — это как способ действия в этом мире, ухватывания совпадений.
В.Ф. Организация смыслов, в которой мы фиксируем внимание на соположении участков, подлежащих смысловому заполнению, но смысловому заполнению они начинают подлежать тогда, когда рисунок достаточно сильно, чётко проявлен. Слово не имеет смысла, предложение не имеет смысла, а абзац — имеет. Требуется плотное покрытие, чтобы это воспринималось как знак.
В.О. Но первое же тоже может восприниматься, как сокращённое выражение второго, аббревиатура. Предложение, ты мне говоришь, смысла не имеет, а абзац имеет. Однако предложение может представительствовать за весь абзац, но абзац при этом будет разным. Как если бы тебе предложили по одному предложению восстановить весь абзац. Каждый восстановит по-своему.
В.Ф. Можно диктовать что-то не торопясь, так что человек каждой букве начальной приписывает слово. Получается слово или предложение, состоящее из начальных букв, аббревиатура, но каждый свои слова пишет уже “от балды”, и там появляется свой собственный сюжет. Заглавные буквы одни и те же, но повествования и наборы слов у всех разные. В принципе, чем-то структуру пятен это будет напоминать.
В.О. Чем менее конкретен знак, тем больше количество возможных интерпретаций. Предложения и начальные буквы — и есть торчащие ушки, а как они торчат и к чему они прицеплены, каждый интерпретирует по-своему.
В.Ф. У кого получится связный текст, у кого абсурдный, у кого — поток сознания…
Марианна Абовян. Можно назвать этот диктант гиперконцептуальным.
[…]
В.О. Марианна, а ты читала про Филадельфийского Проволочника?
М.А. Нет…
В.О. Володя, а ты прочитал про Филадельфийского Проволочника?
В.Ф. Нет!
В.О. В Филадельфии в 80-е годы нашли на свалке набор из десяти тысяч маленьких предметиков неизвестного назначения. Они представляли из себя ну просто вот всякую фигню, укутанную в целлофан и замотанную сверху проволокой. До сих пор неизвестно, кто это сделал и зачем, но нашедший их куратор свёз их в галерею и с тех пор продаёт, как часть коллекции Филадельфийского Проволочника. Поначалу они вообще по сто долларов стоили. Удивительная история! Почему это вообще было отнесено в подраздел искусства? Может быть, именно потому что все непонятные штуки и нужно к разделу искусства относить.
В.Ф. Я нашёл как-то в общежитии у друзей объект, который меня потряс до глубины души. Мне попался старинный эмалированный чайник, где-то на три четверти заполненный маленькими деревянными топориками. Стал строить версии, что это могло быть, пришёл к выводу, что топорики — от таких расхожих фигурок деревянных с медведями, которые производились сувенирной артелью какой-то. Но что меня поразило: топор же по-своему уникален, он занимает единичное положение в хозяйстве, всё вокруг него, не может быть, что у человека ведро топоров. А тут маленькие, в чайнике, с носиком!
В.О. Ушки торчат со страшной силой! А представляешь, как торчат ушки в ситуации с Филадельфийским Проволочником, сколько может быть разных интерпретаций. Там очень сдержанно выдвигалось предположение, что это талисманы или реликвии таинственного культа, которые должны были передаваться из рук в руки. Помимо искусства, это может быть отнесено к свободно определяемой религиозной области.
В.Ф. Это может быть просто шизо-рукоделие чьё-то.
В.О. Шизо-рукоделие это очень интересная версия, она мне в голову вообще не приходила, и Лёвкин её не затрагивает. Он обсуждает возможную религиозную интерпретацию, что это вроде африканских талисманов, но в современной форме, вплоть до того, что это традиционные африканские талисманы, сделанные из простых подручных средств, которые смог найти этот негр — там есть версия, что это сделал афроамериканец, потому что объекты были в чернокожем районе найдены. Целая конспирология возможна вокруг этого всего. Интересная история, да? Гиперконцептуальная такая.
М.А. Да, очень гиперконцептуально!
В.О. Мы прокладываем исторические параллели и можем объявить Филадельфийского Проволочника своим предшественником. Это очень хороший предшественник, потому что неизвестно, кто он такой. Первый гиперконцептуалист!
В.Ф. Мы развиваем не только тему персонажа Леопольда, советского идеологического паттерна миролюбия, который всё время предъявлялся, а ещё как бы…
В.О. …что-то ужасное, почти лавкрафтовское в Филадельфийском Проволочнике и всём, что за ним стоит. […]
Эти объекты были подготовлены и выброшены. В одну ночь в Филадельфии весь мусор выставляют на улицы, чтобы проезжающая машина подбирала и сгружала всё на свалку, и весь мусор лежит на улице в этот момент. Именно в этом мусоре некий куратор в последний момент перед приездом мусоровоза нашёл это сокровище. Какая драматическая история, всё соблюдено! Представьте, насколько невероятно, что куратор зашёл в негритянский район, среди ночи, в 80-е, и в самый последний момент, случайно, ничего не зная… Мне кажется, у него должна была быть какая-то наводка, иначе эту историю можно объяснить только совпадением, что тоже гиперконцептуально. История о чуде, чудесном обретении чудесной реликвии.
В.Ф. А гиперконцептуализм — это некий свод правил и понятий, настолько масштабный, как реалистическая картина мира, претендующий уже не на объяснение какого-то эффекта… Как панорамное видение.
М.А. Это гиперконцептуально ещё и потому, что пока мы предвидим гиперконцептуализм, он уже вовсю продаётся.
В.О. Поэтому так важно правильно выбрать своего предшественника!
В.Ф. В Одессе мы делали трогалки и нюхалки. Трогалки — это глиняные слепки различных конфигураций пальцев, которые делал Дмитрий Нужин, предполагалось, что их нужно держать и
В.О. Точно, самодельная коллекция — прекрасный оксюморон! Уникальная коллекция! Это ты сильно сказал. Смотрите, сколько способов интерпретировать появление этого таинственного клада. А это и есть происхождение гиперконцептуализма, как вихрь такой, водоворот закручивается.
В.Ф. Всё раскладывается по полочкам, предшественник найден.
В.О. Точка происхождения найдена.
М.А. Я бы не сказала, что это точка происхождения, скорее, намёк самого гиперконцептуализма, как бы его заявление о собственном происхождении.
В.Ф. Высказывание как система наведения на
В.О. Про Филадельфийского Проволочника должны быть комиксы, студии Marvel. У него такое название угрожающее, его можно изображать как чудовище или кошмар.
В.Ф. У нас ещё перед твоим приходом возникло такое сочетание слов, “чеснок и солидол”. Это основные наши требования — честность и солидность во всём.
В.О. Неожиданное заявление, как будто речь идёт о банке.
В.Ф. Да! Но банки уже скомпрометировали себя так, что можно издеваться сколько угодно. Если банки назывались “Мираж”, или “Калипсо”, самые подозрительные причём. А здесь — честность и солидность.
В.О. А главное, на Филадельфийского Проволочника, получается, нет авторских прав никаких, как и на наши конструкции, что хорошо их объединяет. Отсутсвие автора в обоих случаях разыграно великолепно. Буквально, ты не знаешь кто автор, и никогда не узнаешь. Нехитрая метафора мироздания, дающая свободу интерпретации.
В.Ф. В Одессе интересным образом возникло недоумение в ряду коллекционеров антиквариата. Как это произошло. В Одессе ведь очень много картин, которые везли-везли, да не довезли, обычно салонной живописи немецкой. Нам было лень реставрировать, дорого всё равно не продадим. И было много маленьких старинных рамок. Мы с товарищем брали рамку, и по большому холсту, пейзажу какому-нибудь с утратами, ездили этой рамкой как видоискателем, пока не находили композиционно завершённый кусочек. Потом вырезали, подсовывали на старую картонку, заклеивали старинными же газетами и несли это в комиссионку. Выглядело довольно убедительно. Все были удивлены тем, откуда в салонной живописи начала века взялась восточная композиционная манера — камушек, веточка. На полном серьёзе обсуждалось, что это восточное влияние, проникшее в салон из высокого искусства — только потому, что мы все комиссионные завалили кусочками, порезанными из больших стандартных пейзажных картин. Мы веселились с товарищем, когда до нас эти слухи дошли.
Про Филадельфийского Проволочника что ещё интересно, это же дополненная эстетическая реальность. Казалось, что художественные объекты имеют какую-то цель, они были сначала сакральными, потом какими-то ещё, а цель их изготовления болтается в воздухе, представляет собой просто план бытия, который, как и многие планы бытия, имеет смысл в себе самом. Как реальность — она имеет смысл в себе самой.
М.А. Можно я тоже расскажу историю гиперконцептуальную? Едут два человека в поезде. Один достаёт халву и начинает её есть. Второй никогда не видел халвы, удивляется: ой, а что это такое? Тот ему говорит: ну, халва. А где ты её взял? Ну, на станции купил. На следующей можешь выйти посмотреть, наверняка будет. Едут дальше. На станции второй, заинтересовавшийся, выбегает в поисках халвы, видит хозяйственное мыло. Как-то похоже выглядит, подумал — халва. Купил. Заходит в купе, они едут, он ест свою халву, ничего не понимает. Ночью у него начинает сильно болеть живот, он долго мучается, страдает, потеет, наконец встаёт в туалет, а поезд в этот момент встаёт на станции и туалет закрывается. Он в панике возвращается в купе, будит своего попутчика, говорит слушай, чувак, что делать, я съел эту твою халву, мне живот так крутит, в туалет надо, а он закрыт. Что делать?! А тот ему отвечает, да ладно, вон окошко открой да и всё. А правда, раннее утро, никого на станции нет, только дворник метёт, а рядом его маленький сынишка. Парень высовывает задницу в окно, а маленький сын это видит, но разглядеть не может и кричит, папа, папа, смотри, двуликий человек плюётся! А папа всё понял и прям с разбегу метлой ему по жопе! Тот влетает в купе с ошарашенными глазами, попутчик его спрашивает, что такое то, что случилось. А он ему: “Я не знаю, что это было, но у меня такое ощущение, что я свою задницу о почтовый ящик ободрал!”
В.О. Тогда я расскажу свой любимый анекдот, как люди сидят, им сказали, что сейчас придёт говорящий лохматый пёс, они сидят и обсуждают, как это будет чудесно, пёс, говорящий, такое удивительное событие, мы многое поймём, чего не знали раньше, столько представлений зоофобских будет опровергнуто. Так идёт разговор, тут входит говорящий лохматый пёс и говорит “Здравствуйте.” А один из участников обсуждения поворачивается и говорит: “А не такой уж он и лохматый!”
В.Ф. Да-да! Есть на эту тему версия, тоже со смещением смыслов. Продаётся говорящая собака, приходит покупатель, и собака начинает разговор. Щенком я попала в специальный щенячий приёмник, нас готовили для работы заграницей, требовалось знать несколько иностранных языков, навыки боевых приёмов, в наши цели входило несколько английских объектов, в которые мы должны были внедриться через собачье сообщество, а потом 90-е, кризис в войсках, наше подразделение расформировали, кто пошёл в охрану, кто в проводники, у всех по-разному сложилась судьба. Покупатель слушает в шоке, а хозяин собаки ему говорит: “Вы знаете, по-моему она всё п***ит”, — то есть отменяет сам факт говорения.
В.О. В такие мы погрузились дебри, чувствуете? Три этих анекдота… Может быть, вообще достаточно этих трёх анекдотов. А какие были? Про собаку, про халву, а третий?
В.Ф. Про часики был.
М.А. Какой анекдот про часики?
В.Ф. Сидят пацаны друг другу загадки по очереди загадывают. А загадка такая, вот угадай: циферблат, а по нему стрелочки бегают. Часы. Ты знал, ты знал!!!
(Все cмеются)
21 июля 2016, Москва.
