Расизм, привилегии, христианство, пытки и чувство вины, рабство и активизм, сэлфхарм, насилие и борьба со смертью: что мы узнали из книжек о мальчике, который выжил

1.

Как устроены ксенофобия и теория превосходства, сидящие в любой дорефлексивной общности? Что значит избранность? Соответствие строгим формальным критериям (расистский подход семьи потомков Слизерина, Блэков и Малфоев, Гриндевальда и молодого Дамблдора)? Способность замечать свои дары и понимать, к чему они обязывают (Дамблдор в зрелости, Гарри в последней книге)?

Проблему “нормы”, дискриминации и привилегий Роулинг раскрывает в классическом семикнижии через три оптики: трагическую, комическую и трагикомическую.

Трагическая — вопрос “чистоты крови”, консенсуса по которому внутри волшебного сообщества нет (было бы сильным упрощением сказать, что в мире поттерианы симпатии к идее “чистой крови” маркируют исключительно сторонников тёмных сил). Давно стало общим местом, что образ ключевого антагониста, одарённого психопата Волдеморта — как и его предшественника Гриндевальда — паралеллится с образом Гитлера.

Подобно нацистскому лидеру, представленному в массовой культуре как “неариец” (споры о происхождении диктатора ведутся до сих пор, и современные учёные не склонны считать, что предки Гитлера были евреями, — однако спекуляции на этот счёт велись так долго, что прочно вошли в обиход), Том Риддл не отвечает формальному критерию “чистоты крови”.

Ненависть к магловским корням имеет у Волдеморта личные основания: его отец-магл бросил происходившую из старинного волшебного рода мать ещё до его рождения. Первым убийством, совершённым будущим Тёмным лордом, стало убийство именно маглов: своих папы, бабушки и дедушки. Следующим, однако, стало убийство богатой пожилой волшебницы-“чистокровки”, чьей единственной “виной” перед Риддлом (Волдемортом) была наивная к нему симпатия и обладание понадобившимся ему предметом.

Личность психопатическая, Тёмный лорд (в отличие от некоторых своих последователей, например, Беллатрисы Лестрейндж), не выводится как “идейный фанатик”

— скорее, как очень властный, мстительный, расчётливый человек с садистическими наклонностями, не сочувствующий никому, но ловко ставящий себе на службу чужие (пред)убеждения. История его детства отчасти напоминает историю детства Ивана Грозного, в юном возрасте оказавшегося сиротой, ради потехи мучившего и убивавшего других людей ещё подростком.

Комическая оптика, как бы зеркалящая нарратив о “грязных маглах”, — отвращение вырастившей Гарри магловской семьи Дурслей ко всему “странному”, воплощённому в мире “фриков”, то есть волшебников. Трагикомическая — кампания Гермионы Грейнджер по “освобождению” домовых эльфов, столетиями служивших волшебникам де-факто в качестве рабов.

Роулинг, сама работавшая в Международной Амнистии, подшучивает над активистским пылом Гермионы, аббреввиируя её кампанию, Society for the Promotion of Elfish Welfare, как SPEW (spew — блевота). Она акцентирует внимание на сложности социального института рабства, подчёркивая, что подавляющее большинство вовлечённых в него акторов, как со стороны волшебников-“рабовладельцев”, так и со стороны эльфов-“рабов”, категорически не готово к его отмене, грозящей сломом жизненного уклада и тех, и других.

Роулинг показывает этическую и психологическую неоднозначность положения эльфов, большинство из которых воспринимает идею освобождения как оскорбление. Для многих “господ”-волшебников эльфы — не только и не столько “бесплатная прислуга”, сколько хранители тайн — конфиденты, помощники по важным поручениям и даже, как мы знаем из истории семьи Крауч, воспитатели, чьё слово в доме имеет заметный вес. Представление о собственном достоинстве у большинства эльфов выстраивается вокруг добросовестного служения семье, к которой они прикреплены.

Как и волшебники, эльфы не лишены предубеждений: домовый эльф Кикимер (Кричер), служащий древнему роду, из которого происходят Беллатриса Лестрейндж, Нарцисса Малфой и крёстный Поттера Сириус Блэк, по завещанию крёстного попадает во владение Гарри. Под действием магии, обязывающей эльфов беспрекословно слушаться “господ”, Кикимер выполняет поручения нового хозяина — но делает это нехотя, с демонстративным отвращением, постоянно бормоча себе под нос нечто “расистское”, называя друзей Блэка и Поттера “предателями крови, грязью”. Эльфы заколдованы таким образом, чтобы выполнять любые поручения своих хозяев; в то же время они не лишены свободы воли и собственных суждений.

2.

В 20 веке беспрецедентными решениями Нюрнбергского трибунала выполнение “преступных приказов” стало считаться преступным, а противодействие им было признано героизмом.

Этот мотив отражён в образе эльфа Добби, предупреждающего главного героя о грозящей ему опасности вопреки своему “долгу” перед владевшей им и замышлявшей неладное семьёй. С образом Добби связана и другая важнейшая тема: тема стыда и вины, парализующей тех, кто решается противостоять злу и несправедливости.

Совершив благородный, отважный поступок, не вписывавшийся, однако, в традиционную логику его взаимоотношений с хозяевами, Добби пытается “наказать себя”, прибегая к физическому насилию (сэлфхарму). Колоссальную вину испытывают и Гарри, Рон и Гермиона, когда, как им кажется, лишают Гриффиндор надежды на победу в межфакультетском соревновании, нарушив правила школьного распорядка ради помощи другу, Хагриду, и спасения живого существа, дракона.

Ярче всего лейтмотив вины — парализующей волю, почти стирающей личность — обнаруживается в сцене выпивания Дамблдором “чаши” (многих чаш) с жидкостью, заколдованной Волдемортом для защиты своего сокровища, крестража. По мере осушения этой “чаши” могущественный волшебник, человек незаурядного ума и безусловно великой воли, начинает, как бы в беспамятстве, ползать, рыдая, и восклицать “это всё я, я виноват”, умоляя незримого мучителя отпустить незримых заложников, прекратить пытку, наконец просто убить его.

Сцена пытки показана с леденящей достоверностью — проработав несколько лет со свидетельствами эпохи репрессий, а равно и пыток людей современными спецслужбами, невозможно не изумиться её абсолютной реалистичности, совпадающей с опытом, многократно описанным жертвами и свидетелями пыток в реальном мире. В частной беседе по дороге на суд к историку Юрию Дмитриеву писательница Людмила Улицкая делилась наблюдением: первое, чего добивается тоталитарная система, строящая, в прямом или переносном смысле, концлагеря — это убеждение своих жертв в их априорной “виновности”.

Ничто не может сломить человека так, как ломает нас беспросветное чувство вины.

Джоан Роулинг пишет об этом практически прямым текстом, отмечая, что выжить в Азкабане, страшнейшей тюрьме, невинно осуждённому крёстному Гарри Сириусу Блэку помогала прежде всего уверенность в том, что он ни в чём не виновен. Но может ли каждый из нас, заглянув к себе в душу, твёрдо сказать, что ни за что в своей жизни не чувствует никакой вины? Что, если мы и впрямь — в чём-нибудь виноваты?

3.

Потенциальная, да и реальная причастность злу, способность обращаться со своей “заражённостью” злом (в пределе переходящей в одержимость) — ещё одна из тем, без которых непредставим “Гарри Поттер”. Гарри “соличностен” Волдеморту(это напоминает концепцию первородного греха, с той разницей, что “повреждённость” имманентна юноше не с самого рождения). После мучительного труда и огромных ошибок, стоивших жизни его любимому крёстному, Гарри справляется с искушением позволить — не только Волдеморту, но и собственным “тёмным”, “волдемортовым” чертам — возобладать над своей личностью и поработить её.

Первая и вторая книга знакомят нас с двумя другими примерами “одержимости“: Квиреллом, профессором в чалме, и Джинни Уизли. Оба в определённый период выполняют волю тёмных сил, но один — поддавшись увещеваниям Волдеморта, передаёт свою личность, свой разум и своё тело “тёмному лорду“ сам (и погибает) — а вторая, даже и выполняя, “как бы в трансе“, сомнительные дела, изо всех сил борется за свою личность (пытается избавиться от влияния Волдеморта, выкидывает заколдованный им дневник), и потому совершённое при её участии не наносит никому смертельного вреда, а сама она, благодаря любви и защите близких, остаётся в живых и сохраняет себя как личность.

Этот сюжет утешителен для людей, знакомых с проблемой зависимости: освободиться, спастись, не нанеся смертельного вреда себе и окружающим, можно из любой одержимости, даже самой страшной, — при условии, что у тебя есть к этому воля.

В арсенале тёмных заклятий (названных “непростительными”, unforgivable, в том же значении, что и “смертные грехи”, unforgivable sins), одно из самых значимых — заклятие “imperius”, позволяющее волшебнику подчинить себе волю другого человека. Гарри оказывается одним из немногих, способных этому заклятию противостоять. Механизм работы imperius Роулинг описывает очень подробно.

Попав под порабощающие его волю чары, человек испытывает лёгкость и беззаботность. Все тревоги и попечения, вся лежавшая на нём ответственность уходит. Именно из этого безмятежного состояния человек начинает безропотно и бездумно выполнять всё, что требует от него наложивший заклятие человек. Если взглянуть на реальный мир, многие преступления против человечности совершались именно так: отдавая приказ, вышестоящие убеждали исполнителей, что они, исполнители, не несут никакой ответственности за свои действия, — и исполнители соглашались, выполняя приказы бездумно, нерефлексивно.

Даже глубокая рефлексивность, впрочем, не гарантирует способности человека противостоять порабощению своей воли, происходящему если не через “утешительные” распоряжения начальства, то, например, через не менее “утешительные” мнения “большинства” (“будь как мы!”, “личная ответственность? нет, не слышал”). Вспомним, как активисты флэшмоба “распни-распни Его” “сняли” с Пилата ответственность за неправосудную казнь, пообещав, что кровь Иисуса Христа “будет на них и их детях”.

Что же тогда противопоставить порабощающей чужой воле? По-видимому, только предельно развитую волю свою.

В мире поттерианы известно всего о трёх (четырёх) случаях, когда воля человека оказывалась сильнее воли наложившего заклятие. Помимо Гарри (и частично Джинни), это волшебники Крауч-младший и Крауч-старший. Первый показан человеком принципиальным, преданным Волдеморту и сильным достаточно, чтобы преодолеть imperius, наложенный на него отцом. Отец — отдавший сына за участие в преступлениях Тёмного лорда в тюрьму, но, по просьбе умирающей жены, его оттуда тайно спасший, — сумел противостоять заклятию imperius, наложенному на него самим Волдемортом, однако поплатился за это рассудком и жизнью.

Таким образом Гарри оказывается единственным известным нам персонажем, прошедшим через воздействие imperius, чья воля была достаточно крепкой, чтобы отразить заклятие совсем, без прямой внешней помощи и ущерба для своей психики. В тексте это косвенно объясняется тем, что воля мальчика была не просто экстраординарно сильной — но и последовательно, многократно выбиравшей любовь вместо ненависти, вопреки всему. Мераб Мамардашвили писал, что “запастись на все случаи жизни правилами невозможно, на все случаи жизни можно запастись только собственным содержанием”. “Собственное содержание” Гарри состояло, как постоянно подчёркивает Дамблдор, в его способности любить.

Не менее важна в образе Гарри и способность принимать, пусть через силу, любовь других — даже столь далёкую от идеала, как любовь тёти Петуньи, согласившейся, вопреки отвращению к миру “фриков“, на долгие годы забрать к себе сына всегда раздражавшей погибшей сестры, чтобы избавить его от смертельной опасности. Примечательно также, что находящийся с Поттером в крайне тяжёлых отношениях, но пекущийся о нём Снейп запрещает Гарри использовать насильственные “непростительные” заклятия даже в минуты предельной ярости.

На образе Снейпа стоит остановиться особо. Снейп, и этим он родственен Дамблдору, — это образ человека, не сломленного виной за реально совершённое зло, и всю свою жизнь превратившего в акт деятельного раскаяния (исправления того, что в земной логике представляется неисправимым).

Он неприятен, травмирован, сложен, высокомерен, задирист — но он живёт свою жизнь как праведник, и эта праведность — не напоказ. Снейп с детства обладает феноменальным интеллектом (об этом читатели узнают из тома о принце-полукровке), но в школе он неряха и изгой, объект жестокого буллинга со стороны будущих отца и крёстного Гарри.

Взрослея, Снейп увлекается тёмными искусствами и, движимый этой увлечённостью и желанием отомстить обидчикам, примыкает к последователям Тома Риддла. Его возлюбленная Лили Эванс, в будущем мама Гарри, не одобряет его выбор — но он до последнего не может этого понять, поглощенный своим увлечением и новой компанией. В одном из онлайн-обсуждений Роулинг признавалась:

Северус полагает, что, превратившись из забитого заучки в одного из впечатляющих “тёмных” волшебников, он станет нравиться Лили больше.

Но происходит ровно обратное. Лили и Северус отдаляются. Снейп продолжает горячо её любить, невзирая на то, что Лили предпочитает ему одного из его мучителей, Джеймса Поттера.

Годы спустя Снейп невольно становится соучастником убийства Лили. Потрясённый случившимся, Северус постепенно расстаётся со служением Тёмному лорду, но сохраняет дружбу с некоторыми из его последователей (семьёй Малфой) и начинает, по просьбе Дамблдора, выполнять роль двойного агента, чьей главной целью становится защита сына Лили, Гарри, “избранного”.

Профессор Снейп проявляет себя как блистательный окклюменц (волшебник, способный противостоять вторжению других магов в своё сознание и закрывать свои мысли от “чтения” третьими лицами) — и как не менее выдающийся шпион, невозмутимо противостоящий способности Тёмного лорда вторгаться в чужое сознание, подчинять и использовать его.

Снейп остроумно подогревает веру Волдеморта и его последователей в то, что он, Волдеморт, — сильнейший в мире легиллименс (волшебник, способный видеть чужие мысли), — обнажая тем самым одну из главнейших слабостей Тома Риддла: его необузданное тщеславие и ослеплённость собственным, до известной степени мнимым, могуществом и превосходством.

4.

Приближённые Волдеморта носят название “пожиратели смерти” (death eaters). Точного смысла этого термина Роулинг не раскрывает, однако именно он подводит к ключевой теме книги: теме стремления к бессмертию и победы над смертью.

Если борьба за “чистоту крови” не является центральной в биографии Тёмного лорда, одинаково равнодушно убивающего людей и существ любого происхождения, — то тема “победы над смертью” занимает Волдеморта как ничто другое.

Узнав, что один из его родителей был волшебником, десятилетний Риддл заключает, что это был отец — поскольку, в представлении Тома, если бы магическими способностями обладала мать, “она бы, конечно, не умерла”. Открыв со временем, что он ошибся, Волдеморт начинает искать возможности стать бессмертным. Его амбиции не лежат в плоскости получения “эликсира бессмертия” для людей или магов вообще — ничто не даёт оснований полагать, что Волдеморт планирует обеспечить бессмертием хотя бы своих последователей, — его интересует только и исключительно сохранение собственной жизни.

Для Волдеморта характерен модернистский, вновь отсылающий к теме нацизма (а также ранне-советским утопическим конструктам и вполне реальным репрессивным практикам, классовой сегрегации и дискриминации) пафос преодоления смерти “искусственным”, предполагающим насилие над другими путём. Фактически Волдеморт ищет способ гарантировать себе вечное “место под солнцем” за счёт аннигиляции других живых существ.

Проявлением высшей любви, по Евангелию и по Роулинг, является готовность отдать свою жизнь за других. Цель Волдеморта, любви никогда не знавшего, выглядит как перевёртыш: “Другие должны отдавать свои жизни, чтобы сохранить мою”. Смерть становится постоянным спутником, привычным “инструментом” Риддла. При этом именно страх смерти движет и им, и многими “пожирателями смерти” (так, младший Малфой и его мать боятся, что, если он не выполнит приказ, Волдеморт лишит всю семью жизни).

Эта парадоксальная ситуация — смерть постоянно без сожалений вершится теми, кто сам её боится сильнее всего, — не так уж редка для человеческой истории.

Вспомним параноидальных правителей вроде Сталина или Ирода Великого, чей страх перед возможным заговором и неизбежностью собственной смерти возрастал пропорционально количеству убитых по их приказу людей. Линия тёмных сил в эпопее отмечена этим страхом и “всем, что противоположно любви”, всем, исключающим способность чувствовать настоящую радость, дружить, веселиться, быть искренним, доверять и благодарить.

Контроль, насилие, бесцеремонность, жестокость, эгоцентризм, неспособность к состраданию (способность, напротив, испытывать наслаждение от чужих страданий) — не лишают, однако, Волдеморта и его последователей харизмы, способности испытывать боль и страх. Сквозь эти, очень человечные, черты Роулинг показывает, что человечность сохраняется даже в людях, выбравших воплощать собой “абсолютное зло”; показывает неабсолютность зла.

Единственный способ победить смерть, по Роулинг, как и по Евангелию, — это знать, что есть вещи важнее и страшнее смерти. Важнее — любовь, страшнее — жизнь без любви. Победителем смерти становится тот, кто способен принять её, встретиться с нею лицом к лицу, чтобы спасти других.

Дамблдор отдаёт свою жизнь — не только за мир в целом и Гарри в частности, которому, как старый маг знает заранее, предстоит совсем скоро поступить точно так же. Дамблдор отдаёт свою жизнь и за Драко Малфоя, своей добровольной смертью освобождая подростка от страшной необходимости совершить преступление, чтобы не быть убитым вместе с родителями.

За этих же людей Снейп многократно последовательно рискует — не только своей жизнью, но и своим именем, понимая, что почти неизбежно останется в истории — предателем и убийцей. “Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше”. “Последний же враг истребится — смерть”. Эти цитаты из Нового завета, высеченные на плитах в Годриковой Лощине, по словам Роулинг, суммируют её текст.

Нас созидают не наши способности и амбиции — нас созидает сделанный нами выбор.

Как и в реальном мире, в мире поттерианы не существует античного “рока”, предопределённости. Устами Дамблдора Роулинг объясняет, что пророчества могут сбываться и не сбываться: человек выбирает сам, “сбывать” их или “не сбывать”, — а выбор Гарри сразиться и, если нужно, пожертвовать жизнью — это именно выбор.

“Вся разница в том, втащили тебя на арену сражения со смертью — или ты сам туда вышел с высоко поднятой головой. Некоторые люди, наверное, скажут, что разница невелика — но Дамблдор знал, — и я знаю, — подумал Гарри с горячей гордостью, — и мои родители знали, — что это самая главная разница в мире”.