Перед вами любительский перевод с немецкого одной из глав книги Петера Слотердайка "Деррида — египтянин. О проблеме еврейской пирамиды". В книге проводится анализ семитско-египетских корней философии Деррида, в частности исследование феномена пирамиды. Каждая глава книги представляет из себя разбор отношений между Деррида и другими крупными фигурами мысли (Луман, Фрейд, Томас Манн, Франц Боркенау, Режи Дебре, Гегель, Борис Гройс). В настоящей главе Слотердайк исследует пересечения в творчестве Фрейда и Деррида. Приятного прочтения.

Вопросы, имеющие в действительности суггестивную природу, приводят в мечтательное состояние. В их внутреннем развитии, словно под давлением ассоциативной способности, восстанавливаются мотивы классической метафизики. В rêverie такого рода я непроизвольно вспоминаю поздние работы Фрейда. А именно, я думаю о его работе «Человек Моисей и монотеистическая религия», написанной им на пороге смерти и которая как после публикации первой версии 1937 года, так и после её переработки в 1939 году была перманентным яблоком раздора: у евреев она вызывала злость, европейцам она казалась глупостью. Известным образом в первой части книги с подзаголовком «Моисей — Египтиянин» (Moses, ein Ägypter) Фрейд развивает «ужасную идею», согласно которой «человек Моисей, который был освободителем, законодателем и основателем религии для еврейского народа» в действительности принадлежал к египетской культуре и был египтянином по национальности. Во второй главе с подвешенным подзаголовком «Если Моисей был египтянином…», одновременно безрассудно и осторожно взвешивая каждый аргумент, Фрейд развивает тезис, согласно которому благородный египтянин Моисей был последователем солярной и монотеистической религии бога Атона, введённой Эхнатоном в 14 веке до нашей эры. После реакции народа и служителей культа Амона, Моисей больше не видел возможности реализовать новую веру на родине. Поэтому, в надежде ещё раз повторить монотеистический эксперимент на новом весте и с новыми людьми, он присоединился к еврейскому народу и привез идею монотеистической религии из Египта. Он научил евреев египетской практике обрезания, обычаям религиозной гордости (Hochmut) и строгости по отношению к себе — всему тому, что монолатрическая религия требует от своих последователей, или лучше — от своих испытуемых.  Способность быть строгим по отношению к себе стала источником психологических изменений, которые Фрейд выразил в формуле «прогресс одухотворения» («Fortschritt in der Vergeisterung»).

В рамках rêverie мы имеем право вспомнить этот «чудовищный» пересмотр еврейской истории евреем Фрейдом, поскольку он представляет из себя своего рода предвосхищение того, что позже будет обозначать ключевое понятие философии Деррида — différance. Во фрейдистской интерпретации это «смещение» (Verschiebung) или искажение (Entstellung) изначально касается реальной перестановки ролей в монотеистической пьесе, но затем также касается и изменения описаний этой пьесы, которые всегда подчиняются тенденциозному требованию сделать события неузнаваемыми настолько, насколько это возможно. Фрейд пишет об этом:

«Искажение текста напоминает убийство. Сложность заключается не в том, как его осуществить, а в том, как скрыть следы. Само слово "искажение" (Entstellung) может толковаться двояко и такая трактовка вполне законна, хотя ныне уже не употребительна. Искажение может означать не только "изменение внешнего вида", но и "перенос на другое место, сдвиг (verschieben)"».

Принимая во внимание замечание Фрейда, différance, таким образом, обозначает не только и не просто разрыв с настоящим (как модусом времени), но главным образом сдвиг (Verschiebung) в пространстве и смену ролей в теологическом спектакле. Согласно Фрейду, настоящая египетская драма с этого момента никогда больше не разыгрывается действительными египтянами в настоящем времени. После интервенции Моисея Египет находится на другом месте. С точки зрения переселенцев действительный Египет означает всего лишь мертвую оболочку, которая служит исключительно для обозначения места, с которого началось бегство в собственную инаковость. Если теория Фрейда верна, то для того, чтобы стать новым египтянином-монотеистом в аутентичном эхнатоновском смысле, было необходимо стать в будущем частью еврейского религиозного эксперимента в том виде, в котором его разработал Моисей. Как следствие, этот народ, вовлеченный в травести, после исхода был занят проблемой своей неизвестной территориализации или, говоря словами Деррида, эта проблема «преследовала» (heimgesucht) еврейский народ. Таим образом, становится очевидным изначальное содержание хантологии — науки о преследовании незаконченным прошлым (эту гениальную игру слов можно найти в, вероятно, самой важной политической работе Деррида Призраки Маркса, где это понятие является двойной отсылкой к «онтологии» и к каламбурному понятию Лакана хонтология). Содержание хантологии не может состоять ни в чем другом, кроме как в исследовании навязчивых следов еврейско-египетских амбивалентностей. Их истоки следует искать в том, что, как говорил Фрейд, Моисей «хотел вывести евреев из Египта» и навязал им обычай обрезания, который «превратил их в известном смысле в египтян». Своим анализом хантологии Деррида формализует мысли Фрейда, согласно которым каждый еврей является в известном смысле египтянином или воплощает призрак Египта.

В поздней работе Фрейда интересен не только сдвиг к понятию «искажения». Ещё больше она впечатляет своей неумолимо последовательной «деконструкцией» мифа об исходе. В рамках Фрейдовской спекуляции выражение «исход» обозначает не отделение еврейства от чужеродной египетской власти, а осуществление самого радикального египтицизма еврейскими средствами. С этого момента история идей принимает форму насильственной игры смещений (Verschiebungsspiel), в которой мотивы египетского универсализма разыгрываются неегипетскими актерами.

Психологам может быть особенно заметно, что в своем последнем исследовании Фрейд почти не употребляет понятие бессознательного согласно его общепринятому определению — как если бы оно стало избыточным после введения понятия «искажение» (Entstellung). В определенном смысле можно читать Человек Моисей как самокоррекцию психоанализа в последний момент. Следовательно, послание позднего Фрейда звучало бы следующим образом: в конечном счете, главное значение для человеческих судеб имеет не бессознательное. Что действительно важно, так это инкогинто (Incognito), скрывающее источник доминирующих идей.  Так как искажение выходит за границы активного замалчивания (Verheimlichung) действительности, египетское инкогнито снято в нем с большей надежностью, чем оно могло бы быть в преднамеренно ложной теории заговора. Соответственно, Моисей был первым, кто был подвержен такому искажению. После работы искажения сам предводитель евреев был больше не в состоянии с точностью сказать, откуда он родом в действительности. В таком положении проекты становятся важнее, чем поиск начал. Перед видом обетованной земли озабоченность происхождением уходит на второй план.

Если продумать до конца размышления Фрейда о таинственном возникновении еврейской идентичности, то необратимый эффект исхода станет понятным: согласно Фрейду, после переселения из Египта Евреи стали гетероегипетским народом, который ни при каких обстоятельствах не мог вернуться на прежнее место жительства (Eigentum), даже если бы он этого захотел. В самом сердце еврейской идентичности (Eigenen) отпечатался нестираемый след Другого, который замалчивают и скрывают за новыми программами. Этот отпечаток Другого проник так глубоко, что даже знак самой главной составляющей еврейской идентичности (das Eigentümlichste des Eigenen) был перенят от посторонних: если обрезание обозначало избранность, что Фрейд неустанно подчеркивал, то этот знак был заимствован у тех, от кого в будущем евреи пытались любой ценой себя отличить.