вбегает мертвый господин

он так один

он так один никто не понимает

собака лает...

А. Скидан

Niemand

zeugt für den

Zeugen

П. Целан

I. Вместо эпилога

крыши хижин,

распахнутые наружу,

распаханные настежь —

как ветра вой, над головой свистит октавой

циркулярная пила Оккама:

:: облачно, пасмурно, возможны осадки, ожидаются кратковременные дожди, усиление ветра до 15 м/с ::

: очно урна осада жиды кременные вожди селитра 7,5 мм :

о ура о да жив сел

ускользающая внесобытийность овеществляется градом.

цитата как руина речи вцепляется в язык цикадой.

и вновь, вновь ты его обретаешь

в залог — всё иначе,

чем наблюдающее себя воображение,

обтирающее ноги перед

порогом вхождения

пунктиром карельских берёз, скифских скитаний,

выдохнутых былью степных шелковиц

на шершавые ладони Медной Хозяйки,

в-не-под

цезуру-сердце кириллицы.

ещё и ещё шире такающая капля

между слепыми небесами

человеком

камнем —

нащупываешь на отвесной петле

дыхания,

называемого канат.

по эту сторону набухших ям —

тому свидетельство языческий аббат —

пока палач изображает ангела,

изображающего палача

на пажитях немых в следах гиены,

баюкая Геенну в колыбели,

покойнее всего найти себя,

бензин вдыхая и судьбу кляня:

Россия, Лета, Логорея.

и выйти прочь.

II.

мимо чаши, мимо золота и хлеба

не единожды и не однажды

кто-то шёл,

ступая за

ветошь земли сырой.

светлые, светлые камни

в гужевой повозке,

то сплетаясь, то линяя, то выцарапывая друг на друге

римских цифр инициалы.

время искрится, стирая время,

из которого всё же не выйти,

поскольку — кожа.

я слышу — стоит в тебе камень,

шевелится вместе с речью,

междометиями извиваясь

над застывшей в ткани своего отражения

луне в процессе полураспада лавины света.

не говоря о том,

что, эти бесконечно знакомые алые кисти

в сотый раз отводя от лица, ты слышал:

"протыкаемый булавкой, мир

проливается звоном глины истории,

то есть зрачок, явленный в луже, вызывает оторопь".

светлые, светлые камни

в гужевой повозке магнитного поля ржавчины,

обрамляющей самость протяженности замещения:

коснуться их — это запустить колебание плиты "я",

крошащейся на осколки грамматики,

заполняющие междуречьем тьму,

по которому "я" изымается в тебя и произносит:

—разрежение тени в изваяние.

я всё ещё слышу камень,

обретающий опору в падении,

оползающий в роение формы подлежащего,

шествующего в обыденности.

и вот —

он произрастает в проективности поля,

в которое его закинули

птичьи хребты, изгибающиеся в поисках клетки,

самовысеченные унтер-офицерские вдовы,

собачьи всадники опричнины в малиновых пиджаках

с головой Малюты Скуратова на передней луке седла.

III. Инвариации

[Сцена первая]

влетает клетка в канарейку

и происходит склейка

на липкой ленте мухоедства

не избежать соседства

[Сцена вторая]

на лоне вод стоит Шильон

а воробьям не спится

воротят нос не жрут поп-корн

и призывают к свинству

[Сцена третья]

Мишель, пройдемте-с сценке

зерно посеем сделки

мы выражаем озабоченность

но ваше время кончилось

мишень, вставайте к стенке

и вот что — без истерик

[Сцена четвертая]

стоит в столовой на столе

труп мира в виде утки

имевшей склонность к хромоте

теперь она в желудке

мир потух мир потух

кто не скачет тот петух

его зарежем завтра

на суп и на флюгарку

нынче таков алгоритм экстренных мер

в доме, который построил Никколо М.

IV.

полюшко-поле,

полюшко, широко поле,

ты поешь мне эту песню снова,

как одна ждала родного,

предвкушая встречу у острога,

поливая слезами

три колоска,

а на их месте взрастала

бузина.

вырывала она им глаза?

вырывала.

знала, что несъедобно?

знала.

Машенька, так отчего же

ты так жестока была:

кости впивались в кожу,

в бокале - вин {о|а} - вой {на};

на блюдце - зе {фир | мля} - зме {я}.

...полынью полные, блестящие поля

в совместном сне пытаемся понять:

что там сверкает на потолке?

ласточки — колокол — лампочки — пыль.

я не один, от немого меня

"я" среди "мы" погружается в мык".

в заката час

на кровяной траве,

падая лёжа, очнуться,

читая псалом:

не убоишся от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни,

от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго.

мне не хватает рук к целому возвести

из сожженных страниц пепельный твой недуг.

приподнимаясь с кровати,

последним узлом дыхания

алжирский дей нащупывает под носом жребий,

брошенный с Востока,

и вырывает его с корнем,

падая навзничь.

вот небо клубится над хладною мглой,

вот скачет по небу ездок молодой

в германских лесах,

а вот и туман багровеет Галлеей,

и русские избы томятся в печах,

и воздух совместный редеет.

два всадника мчатся — разлука и стыд —

малютка тоскует, малютка кричит,

в кустах на рояле играет Цезар.

два всадника мчатся, кассеты свистят,

Кассиопея — ракетный снаряд.

два всадника мчатся — воздух, земля —

и сходятся в точке,

где мертвый младенец лежал.

дуб Гёте вновь и вновь переживает Бухенвальд.

это — халатно, но кто — в халатах?

сгрызшие дёснами рукава

на рубашке смирения и отчаяния.

это было недавно. это было давно.

да, поди уже, кто соберёт

этот домик, где стены — карты;

также в детстве, бывало,

эту песнь напевала

на забрале, молясь, Ярославна:

не плачь о младенце,

прежде прочих смертей не бывает первой.

о, не плачь о младенце над Темзой,

над великовоньем её сожаления твоему взгляду.

не оплакивай Сараево,

стоя в гуманитарном коридоре гиперреальной солидарности.

V. Danse macabre

невнятно и беззвучно.

тихо и опрятно.

чем смерть страшна,

поведал бы мертвец,

когда б воскрес,

даже так

не внять его уроку,

ибо нет у смерти иного

языка:

—подожди, подожди.

я тебе расскажу такое,

о чём ты не слыхал никогда.

только не уходи.

побудь немного со мною -

теперь или никогда.

—промолчи на языке отсутствия

то, что невозможно вымолвить,

вообразить и вспомнить.

немота - презумпция,

нулевая буква алфавитная.

—это — вечная игра в молчанку,

недолгядки и недогонялки

с прошлым. оглянись, но не задерживай

в рукаве холодные обрубки,

в вороте удушие повешенных.

—подожди, подожди.

потопчись, повертись на месте,

прежде чем уходить.

побудем немного вместе.

скоро, скоро услышишь ты,

то, что никогда не слышал.

а я тебя встречу заберу и прикрою —

грязью да травою грязью да травою

от несчастий и страхов укрою —

пожелтевшей сухой листвой

ты только не уходи

будь отныне со мною

VI.

—я знаю этот взгляд — я вижу.

—я знаю этот слух — я слышу.

—ты знаёшь счёт часам;

я знаю годы.

—я знаю эти строки.

стража, воры!

по площади плывут плакаты,

точно флаги.

раскатывает небо взрывы,

точно смерть

играет в буриме —

куда ж нам плыть?

теперь,

поговори с землей.

ты — сын её и змей,

семя её корней.

лёд прохрипит в гортани,

щелкнет пальцами, нырнёт в пламя —

следуй за ним, за ней.

тот лишь увидит душу свою

лицом к лицу,

кто отважится

в пламя войти без предварительных условий,

согласований с совестью,

условных знаков.

за воротами этого здания — ничего:

никаких зданий,

никаких открытий,

кроме тебя.

на фасаде —

фреска с часами.

на циферблате юноша дремлет,

хватаясь за гривы коней —

чёрного и белого,

разрывающих его на части.

под часами светится надпись:

"сегодня - уже не завтра;

завтра - уже вчера;

вчера - почти никогда"

время — взрывающий себя смертник внимания,

объект зрения которого — камень.

мы будем считать дни и огни,

дворцы и покои, мёртвых и пульс,

стоя у камня.

вытемняясь,

он выйдет с пеной, высыхая на уголках рта ангела,

превозмогая Вавилонский сглаз:

—в огороде — пашет дядька,

—а в Стамбуле — газ.

VII. Вместо пролога

в начале было Ничто

из Ничто выросла тьма

тьма порождает свет

свет оставляет тень

сомнения о Ничто

стоящего в стороне

стоит оно и стоит

ничего не впуская

ничего не выпуская

никого не упуская

Satanael,

дверь эту приоткрой -

так исторгается Всё

извне наружу

из страха перед Ничто,

из сомнения перед его "нет"