Я держусь подальше от себя.

То ли лозунг, то ли моностих. Мама моностиха — гнома, законченное семантически независимое произведение, в сингулярности которого сконденсирована сама мудрость. Папа же — отрывок, обрывок, осколок, последний след чего-то бо́льшего, целого. Генетически моностих абсорбировал две противоположные интенции: в себя и от себя. Едва ли удастся подобрать более удачный жанр для произведения, центральной темой которого является Я…

…держусь подальше от себя.

Визуальный нарратив понятен и мимикрирует под жанр видеодневника, гонзо журналистики и блогинга как различных модусов утверждения-потворствования собственной самости.

Снятое на цифровую камеру видео чем-то напоминает не дигитальный, а аналоговый носитель (недаром Маша Годованная любила работать именно с плёнкой). Аналоговое континуальное мышление фиксирует все паузы и экстернальные шумы. Прислушаемся к аудиоконтенту видео и различим посторонние звуки окружающего контекста. Так и на картинке в какой-то момент как будто также случайно, в пробеле пустоты, промелькнёт уже посторонний человек, который, однако, неспособен пробудить лирическую героиню от её солипсического сна, будучи всего лишь воспоминанием. Не будем проводить покадровую семантическую эксгумацию изображения — все образы контингентны, и точно так же за аналоговую случайность, за фон, а не фигуру можно принять в некоторый момент звучащий вздох или немые сцены плача.

Я держусь подальше от себя.

Эта мантра подобна жвачке, которая от перманентного жевания лишилась всех своих акциденций, и осталась лишь субстанциальная характеристика протяжённости.

Подобный метод отсылает к топике картезианского субъекта, манифестирующего собственную субстанциальность через когнитивный акт (прежде всего скепсиса). Кто держится подальше от себя? — Я. Как бы Я не убегало от себя, оно продолжает оставаться логическим подлежащим, ратифицируя себя собственной негацией. Поэтому во второй половине видео около 20 раз ритмическим эхом отскакивает местоимение Я, в то время как поезд "…держусь подальше от себя" мчится дальше под откос.

Я, но при этом от себя — так неужели Нас двое? Немыслимое расщепление себя, регистрация своей атомарности=индивидуальности, в которой Маша предлагает пройти через ордалию адвайты, но сказать не «тат твам аси», а Я=Я. Субъект и объект совпали. Весь мир потух, и ничего не осталось, кроме мерцания этого Я.

Я держусь подальше от себя.

Машино заклинание, промолвленное около восьмидесяти двух раз, походит на штирнерианскую апофатическую формулу отказа в определении себя через любые коллективные номинации языка и утверждения ядра самотождества. Но вместе с тем перед нами и динамическая структура, тщащаяся увильнуть от закостенелой повторяемости самого себя. Чтобы Я оставалось Я, Я должно держаться подальше от себя.

Негативная аффирмация механически повторяется с архаическим чаянием, что слово воздействует на реальность и Я элиминируется, но эффект обратный: обсессия дедуцирует тотальную асемантизированность, которая свойственна долгому повторению какой-либо языковой единицы, и остаётся лишь голая шелуха десигнатора (иными словами, Я становится нонсенсом, смысл которого аутоэротически подобен Уроборосу). Собственно, и сама Маша в видео в определённый момент обнажается, не боясь взора камеры, ибо знает, что истинный стыд вовсе не в нагом теле, а в сердцевине собственного Я, но мы, зрители, никогда до него не доберёмся. Трагедия в том, что не пробьётся к нему и сама Маша. Две интенции: ни от себя и ни к себе. И эта ироническая аффирмация, травестирующая токсичный оптимизм, оборачивается настоящей инструкцией по выживанию. С одной стороны, нашему эону присущ режим существования в ситуации тотального эксгибиционизма, паноптикума, гарантированного медиа; трансцендентальный субъект добровольно становится транспарентным. С другой, субъект, на самом деле, если прозрачен, то точно не для себя, и это нам доказали ещё философы подозрения, вскрывая ту тёмную часть мира вещей-в-себе, в которой могут почудиться кинжалы людей в плащах и клыкастые ноумены, а то, что скрыто, то потенциально опасно — урок с первобытных времён.

Все мы видели некое тёмное ядро в свете свечи…

Я держусь подальше от себя.

Французский оригинал фразы из–под пера Шарля Пенекена — je ne m’approche pas tant que ça de moi — дословно переводится как «Я не подхожу так близко ко мне» и существует в форме отрицательного предложения. Это интересный шаг: как при переводе с одного языка на другой негативный модус оборачивается позитивным. Наш русский Пеннекен — доппельгангер — в лице Годованной оказывается смелее и активнее, чем оригинал.

Je ne m’approche pas tant que ça de moi.

Видно, что Пенекен озабочен этой темой, и в другом его тексте можно прочитать:

«быть зачастую публикой всего кроме себя. «я» во всем. «я» рассеяно в публике, в публике готовой ко всему. «я» публично, то есть позабыто в общедоступности. ко всему ли мы готовы с самим собой? «я» — всегда всеобщее?»

Je ne m’approche pas tant que ça de moi.

Интересно помедитировать над вавилонской, трилингвистической структурой произведения. Первый слой — это феноменальная эксплицитная часть основного русского содержания. Второй — это французский ноуменальный оригинал, который девуализирует себя лишь в финале. И третий — английские субтитры, конвенциональные, заменяемые знаки при единичности референта, взламывающие плоскость экрана как интериоризация технически декодируемой инвазии трансцендентного, детерриторизирующей внутреннюю символическую сис…

… — вот поэтому ты никогда не был любимым…