Фанос Стафопулос и Барбье д'Оревильи: поэтика преступления
(Отрывок из статьи о Ф. Стафопулосе, полностью выйдет в научном журнале «Артикульт»)
Фанос Стафопулос (точнее, Θанъ Стаθопулъ — о, если бы можно было так записывать его имя!) — один из крупнейших современных греческих поэтов, включил в свою только что вышедшую книгу стихов “La folie” своеобразное стихотворение в прозе — размышление над одним из рассказов «дьявольского цикла» Жиля Барбье д'Оревильи. Этот рассказ из книги, послужившей поводом для судебного преследования автора, хорошо известен русскому читателю в старом (и хорошем) переводе А. Чеботаревской.
В «Счастье в преступлении» (1874) Жиля Барбье д'Оревильи тонкая, черноволосая красавица и фехтовальщица Готклер, несравненная в фехтовании, динамичная, надменная, неприступная и безупречной нравственности, исчезнет внезапно из маленького городка В (алонь) в Нормандии, и никто не может дать ни малейшего объяснения ее пропаже, и раскрыть тайну. Несколькими годами спустя мы находим ее работающей в качестве горничной в доме ее любовника, графа де Савиньи, который женат. Готклер между тем сменила свое имя на Евлалия и служит верой и правдой графине, которая тяжело больна. Длительное заболевание графини медленно ведет к смерти, которая, однако, произойдет не по естественным причинам, а от отравления, которое спровоцирует Евлалия при участии графа, когда вместо лекарства, которое она должна принимать, она даст ей выпить чернила. Графиня, умирая мучительно и, зная, что именно произошло, раскроет правду лечащему врачу своему Торти — который и рассказчик этой истории — и заклянет его, чтобы он не раскрыл абсолютно ничего, не из любви к мужу, но чтобы не запятнать свое имя и дворянский титул в престижных (букв.: аристократических) кругах города. Торти в самом деле ничего не откроет, сохранив тайну. Граф и Евлалия ответственности и наказания. Тогда они поженятся и будут жить остаток жизни абсолютно счастливо, когда воспроизведут (в смысле: передадут) ее смерть по неосторожности, исправив для Готклер возможность избежать любой абсолютной любви, которая не может быть потревожена ничем из того, что произошло.
Это размышление или стихотворение в прозе первоначально было частью рецензии на вышедший в 2013 г. перевод рассказа, в газете "Каθимерини". Остальная часть рецензии была восхищением мастерством автора, в скором перечислении эпитетов, и рассказом о судебных перипетиях. В этом эссе мы видим несколько странностей. Прежде всего, все изложение идет в будущем времени. Раскрытие места действия, Валонь, делается только по данным биографии Барбе д«Оревильи, что это его малая родина; а в выпущенной части рецензии как раз Стафопулос делает всё, чтобы объявить Барбе д»Оревильи не локальным автором, а представителем интернациональной моды. Наконец, исчезло главное в рассказе Барбе д'Оревильи — что героев не подозревали в преступлении не потому, что они жили счастливо, но потому что их мезальянс был скандален, и на фоне этого скандала никто не замечал преступления, а потом наглость героев, облекшись в светский блеск, сделала их неуязвимыми. Вся эта горестная и злая ирония автора не видна в изложении Стафопулоса, он превращает сатиру и гротеск в эпос.
Ключом оказывается несколько словоупотреблений Стафопулоса, неизвестных Барбе д'Оревильи, равно как и его переводчикам. Прежде всего, он никак не поясняет происхождение и имя Готклер (знаменитый средневековый меч), дочери фехтмейстера, а только восхищается ей самой. Слово «динамичная», как и выражение «безупречной нравственности» взяты из аристотелевского философского лексикона, принадлежа новогреческому аристотелианству, которое решило представить телеологию прежде всего как этическую задачу. Энтелехия уже у Феофила Коридаллевса в ΧVII в., переводчика и комментатора Аристотеля, понималась как нравственная завершенность вещи, поэтому и понятной нашим «нравам», а образование ΧVIII в. с его политическими надеждами на освобождение Греции сблизило этику, политику и завершенные формы вещей, чтобы всеми силами воображения оправдывать такие надежды. Тогда «динамичность», иначе говоря, «потенциальность» должна пониматься не как возможность действовать, но как возможность оказаться на месте, не опоздав.
Обозначения времени у Стафопулоса кажутся меланхоличными «несколькими годами спустя» или «между тем». Это никак не считается со сбивчивым и злым повествованием Торти в самом рассказе, но очень хорошо сочетается с тем, как Стафопулос понимает время в своих стихах. Мы постоянно запаздываем, мы постоянно начинаем судить о вещах слишком поздно, постоянно делаем выводы, опаздывая видеть сами вещи — этими замечаниями в стихах открывается книга. Такая медлительность оказывается введена в пересказ: «медленно ведет к смерти» героиня свою жертву, когда в самом рассказе медленно идут к смерти как раз Граф и Готклер — будучи бездетными. Равно как Графиня не «умирает мучительно», а изнемогает от боли, при этом мысля всегда ясно, не в агонии, а почти стоически. Этот стоицизм Стафопулос не передает, прежде всего потому, что понимает фигуру врача Торти своеобразно.
Торти в рассказе был врачом Валони, местным лекарем, циником и атеистом, который столкнулся с жизнью аристократии. Для Торти важно было наблюдать аристократическое самоубийство, и речи о том, что графиня может что-то делать «из любви» или «не из любви к мужу», даже не ставилось, явно, что аристократы любят друг друга, это часть аристократической этики. Тогда как Стафопулос, понимая «динамику» (как мы выяснили) не как возможность, а как уместность, на место устойчивых переживаний ставит топосы: ему важно, как бы аргументировала свою позицию Графиня из вечности, а не как она следует аристократическому кодексу, который оказался подорван изнутри преступлением, но в сохранении которого она полагает само свое самосознание.
И здесь главным оказывается то, что «аристократический» в новогреческом языке может означать просто «престижный». Если аристократ хорошо знает свои возможности, всегда находится на гране дуэльной ситуации, потому что может не все, то престижное требует достигать скорее целей престижа. Поэтому в конце соучастники преступления и оказываются не
