Кручковский, А. Сумма несовпадений. — СПб.: Порядок слов, 2015. — 48 с., илл.

Дебютная книга Алексея Кручковского, поэта и фотографа, редкий случай в наши дни поэтической книги, в которой жанры напевной поэзии и времена суток как большие времена жизни так до неразличимости переходят одно в другое, как на фотографии переходит сцена в само время существования сцены, в ее старение или обновление под внимательным взглядом. В книге 36 стихотворений, напоминающее о триаде возрастов (утро, день и вечер жизни) и о счете часов, как будто все происходит в течение полутора суток. Но и редчайший случай, когда колыбельная песня оказывается основной моделью стихотворного сюжета.

Колыбельная состоит всегда из четырех частей: (1) увещевание, просьба уснуть (2) дейксис — показывается что-то пугающее или наоборот, успокаивающее, (3) имитация сна, как пересказ страшного или успокаивающего сновидения или подробное описание засыпания, (4) номинация — конечное увещевание, еще раз называющее сон. Такова структура любой колыбельной, например:

Баю-баюшки, баю,
Не ложися на краю, (1)
Придёт серенький волчок,
И ухватит за бочок, (2)
И утащит во лесок,
Под ракитовый кусток (3)
Там пташки поют
тебе спать не дадут. (4)

Стихотворение Алексея Кручковского (29) на первый взгляд представляет собой простую вариацию «Середины жизни» Гёльдерлина:

Mit gelben Birnen hänget
Und voll mit wilden Rosen
Das Land in den See,
Ihr holden Schwäne,
Und trunken von Küssen
Tunkt ihr das Haupt
Ins heilignüchterne Wasser.
Weh mir, wo nehm ich, wenn
Es Winter ist, die Blumen, und wo
Den Sonnenschein,
Und Schatten der Erde?
Die Mauern stehn
Sprachlos und kalt, im Winde
Klirren die Fahnen.
В переводе наркома просвещения С.С.С.Р. Анатолия Вас. Луначарского:
В жёлтых грушах висит,
Пестрея шиповником,
В озере берег.
И милый лебедь,
Пьян поцелуем,
Голову клонит
В священно-трезвую воду.
Горе мне, горе, где же найду я
Горькой зимою цвет? Где найду
Солнечный луч
И тени земли?
Стены стоят
Хладны и немы.
Стонет ветер,
И дребезжат флюгера.
Стихотворение Алексея Кручковского:
Прозрачны подсолнухи.
Кольца дыма, змей
смежные реакции.
Ветер и разговор.
Фигуры на мосту, далеко.
Прямо перед собой
скользишь
в сумерки дней
той поры

Как и у Гёльдерлина, стихотворение распадается на первую часть, состоящую из наблюдений над интенсивно живущей природой, и вторую, представляющую собой обращение к себе с чувством одиночества. Но на самом деле конспект Гёльдерлина дополняется поэтикой колыбельной, и «середина жизни» становится засыпанием. Такая смена связана, вероятно, с тем, что во времена Гёльдерлина помнили о снах, которые могут быть и днем, и как раз днем, из–за усиленного кровообращения, и снились самые знаменательные и часто грозные сны. Тогда как современному поэту приходится смещать все сны на ночь.

Колыбельная начинается с конспекта желтых цветов Гёльдерлина, которые оказываются «прозрачны», иначе говоря, они гипнотизируют взгляд, они сразу же вводят в состояние, когда взгляд ослепляется своим собственным блеском.

Затем, в следующих двух строках, есть дейксис, описание земли, описание хтонической стихии, которая порождает дым и змей. В отличие от страха Гёльдерлина перед разбуженной холодом природой, здесь уже погружение в сон, и дейксис происходящего у Гёльдерлина превращен в рассказ о уже состоявшихся страхах.

Далее, «ветер и разговор» и «фигуры на мосту, далеко» — здесь гёльдерлиновское рассмотрение себя как бы издали, в самой глубине заброшенности, заменено на тот разговор, который поддерживает сам себя, как такая имитация сна, когда фигуры сразу локализуются, и когда любое телесное ощущение, как ветер, сразу отзывается сновидческими образами.

Наконец, путь Гёльдерлина в одиночество из собственной «дали» оказывается путем к прошедшему не-себе и к грядущему себе, столь же безмолвным и беззвучным у Кручковского, как у Гёльдерлина. Но эта беззвучность не оглушает даль поэта, а оказывается еще одним способом назвать сон, уже не как ослепление взгляда, вдруг увидевшего себя, как в начале, но как постоянный провал, падение, впадание в сон.

Поэтому там, где у Гёльдерлина было движение к собственной мысли, здесь происходит проживание собственного времени. Сон оказывается единственным непосредственным способом видеть, но и единственным непосредственным способом оказаться перед собой самим.